С подлинным верно. Судебный Следователь Н. Соколов 14 страница

Что касается предъявленных мне Вами рубинов, то я могу сказать, что у НИХ было много таких вещей. У Ольги Николаевны была брошь с такими рубинами. ЕЕ подарила ЕЙ наша Королева Виктория.

Сапфиры же весьма похожи на осколки камня в перстне ГОСУДАРЯ. Также кабошон и совершенно такого же цвета, как и эти. Я думаю, что здесь полнейшее сходство. ГОСУДАРЬ носил этот перстень на одном пальце с обручальным кольцом и говорил, что снять его не может. Возможно, что осколки от флакона – это осколки от флакона с солями аммония. В таких бутылочках они продается у нас в Англии. Лично про каждого в отдельности из ОСОБ АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬИ я могу сказать следующее.

Ольга Николаевна имела, кажется, 23 года. Блондинка, самая светлая из всех.

После болезни Она сильно похудела. У Нее были чудные глаза: голубые и Она вся была видна в Ее глазах. Она была справедливая, прямая, честная, простая, добрая, откровенная. Она была вспыльчива и имела несколько жесткие манеры. В Ней чувствовался честный человек. Она была отличный музыкант. В этом Она имела способности. Она импровизировала. Я не думаю, чтобы Она писала стихи. Стихи, как мне кажется, писала Гендрикова, имевшая к этому способности. Ольга Николаевна была очень скромная. Она любила скромность и в костюмах и не занималась собой, или мало занималась. Душой Она больше походила на ОТЦА. Она была очень религиозна. Она, как мне кажется, больше любила ОТЦА.

Татьяна была очень худенькая, как редко видишь, 21 года, высокая, темнее всех, элегантная. Глаза ее были темно-серые. Своими глазами Она отличалась от всех своих сестер. У тех вся душа была видна в глазах. У Нее – нет. Она была замкнутая, гордая, не откровенная. Но Она была самая обстоятельная. Она была также религиозна. Но у Ольги Николаевны религия была в душе, а у Татьяны Николаевны: так надо, от чувства долга. Она была всегда озабоченная и задумчивая. Но нельзя было понять, о чем Она думала. Она играла на пианино. И Она играла лучше всех, но лучше технически, а не душой. В ее игре был слышен техник, но не Ее душа. Она хорошо рисовала и вышивала. Она была самой доверенной дочерью у МАТЕРИ, и МАТЬ, вероятно, любила Ее больше других, как и ОНА больше всего /так!, у Лыковой – “всех”/ любила МАТЬ. Если нужно добиваться чего-либо, то тогда нужно было делать это через Татьяну Николаевну.

Марья Николаевна была сложена из широкой кости. Она была очень сильная и меня, например, Она поднимала с земли. Она была светлее Татьяны и темнее Ольги /у Ольги Николаевны волосы были коричневые с золотистым оттенком, а у Марии Николаевны – с светлым/. У Нее были очень красивые, светло-серые глаза. Она была очень красивая, но сильно похудела после болезни. Она имела большой талант к рисованию и всегда рисовала. Играла Она на пианино, но плохо. Она была менее способная, чем Ольга и Татьяна. Она была нетребовательная, простая. Это была бы хорошая жена и мать. Она очень любила детей. Она была несколько с ленцой. В Тобольске Ей нравилось и Она мне говорила, что в Тобольске Она с удовольствием бы осталась. Я затрудняюсь сказать, кого Она больше любила: ОТЦА или МАТЬ.

Анастасия Николаевна имела 16-17 лет была низенькая, полная и, одна из всех, не грациозная. Она была немного светлее Марии Николаевны, но волосы Ее не были волнистыми и мягкими, а прямыми и спереди несколько как бы стояли. Ее глаза были серые, красивые, нос не имел никакой горбинки. Если бы Она выросла и похудела, Она была бы самая красивая. Она была очень тонкая, удивительно остроумная, весьма сдержанная. Она была настоящий комик. Всех Она смешила. Сама никогда не смеется. Только глаза блестят. Болезнь на Н ей нехорошо отразилась. Она как бы остановилась в развитии и Ее способности несколько потускнели. Она играла на пианино и рисовала. Но Она находилась в периоде обучения. Немножко Она была с ленцой.

Алексей Николаевич для своего возраста был высокий, очень худенький, болезненный, много страдавший мальчик. Болезнь Его – известная болезнь гессенская. В Тобольске Ему было хуже, потому что не было тех способов лечения, как в Царском. Он был веселого нрава, резвый мальчик. Он очень любил животных и имел доброе сердце. На Н его можно было действовать, действуя, главным образом, на Е го сердце. Требования мало на Н его действовали. Он подчинялся только ИМПЕРАТОРУ. Он был умный мальчик, но не особенно любил книги. МАТЬ любила Его безумно. Она старалась быть с Ним строгой, но не могла, и Он большую часть своих желаний проводил через МАТЬ. Неприятные вещи Он переносил молча, без ропота. Он был добрый и в последнее время один из всех любил дарить что-либо. Имел некоторые фантазии: собирал в Тобольске старые гвозди: пригодится на что-нибудь.

Княжны знали хорошо английский язык и французский, плохо немецкий. Алексей Николаевич по немецки с о всем ничего не знал. Его не учили немецкому языку. Отец говорил с Ними по-русски. Мать – по английски, по французски.

ГОСУДАРЫНЯ была раньше очень красивая, грациозная. Но ОНА имела большие /так!, у Лыковой – “больные”/ ноги. Я очень удивился, когда увидел ЕЕ в Тобольске: ОНА сильно постарела и у НЕЕ было очень мн о го внизу головы седых волос. У НЕЕ были замечательно мягкие, серые глаза. ОНА была умная. Но ОНА издали казалась умнее, чем вблизи. ОНА была самоуверенная. ОНА не была гордая, в грубом значении этого слова, но ОНА постоянно сознавала и никогда не забывала своего положения. Поэтому ОНА всегда казалась ИМПЕРАТРИЦЕЙ. С НЕЙ я никогда не мог чувствовать себя просто, без стеснения. Но я очень любил быть с НЕЙ и говорить. ОНА была добрая и любила добрые дела. Без цели ОНА никогда не работала. ОНА любила “домашние тайны”: что-нибудь приготовить в виде подарка, но чтобы раньше этого не знали. Немку в НЕЙ я чувствовал: ОНА была более бережлива, чем англичанка. ОНА любила Россию и считала себя рсусской /так!/. Больше всего ОНА боялась потерять Россию. Сколько раз за царствование ИМПЕРАТОРА ОНА была в Германии? Про Императора Вильгельма я от НЕЕ не слышал отзывов. ОНА была искренне рел и гиозна по православному и искренно веровала. Для НЕЕ самое д о рогое было – семья, а потом православная церковь. Религиозность ЕЕ была вообще нормальна, а не питалась истеричность ЕЕ /так!/. Характер у НЕЕ был более властный и твердый, чем у ИМПЕРАТОРА, и ОНА Его подчиняла. Но ОНА так сильно и глубоко ЕГО любила, что, если только ОНА заранее знала, что ЕГО желание иное, ОНА всегда подчинялась. Я никогда не видел борьбы между НИМИ. Очевидно было, что ОНА была против отречения ЕГО от П рестола, но ОНА никогда ЕГО за это не упрекала. ОНА любила ЕГО, как мужа и отца и любила только одного ЕГО. Это совершенно ясно было каждому, кто был близок к НИМ. И в голову никому не могло прийти, чтобы ОНА способна была стать ЕМУ неверной женой. Это была идеальная пара супругов. ОНИ никогда не расставались и редко встретишь, особенно в России, такую пару супругов, которые бы так скучали друг по друге, когда ИМ приходилось расставаться. ГОСУДАРЬ поэтому и брал с собой Алексея Николаевича в ставку: это было заменой ЖЕНЫ и вообще семьи.

ГОСУДАРЬ был очень хорошо воспитан. ОН говорил правильно по английски /и писал, по французски и по /зачеркн. в док./, не могу судить, как, хорошо или плохо, по немецки. ОН был очень аккуратен и терпеть не мог, чтобы у НЕГО переставляли ЕГО вещи.

У НЕГО была великолепная память. ОН не особенно любил легкие книги и много читал по общественным наукам, в особенности по истории. ОН производил по своей сущности впечатление человека:- глубоко честного. ОН был очень добрый и сердце ЕГО было жалостливое. ОН любил животных и они ЕГО. ОН был очень простой, но сдержанный. Фамильярности ОН не любил. Характером ОН был веселый и любил разные игры. Любил ОН побеседовать и заходил для беседы с солдатами в дежурную комнату, где просто сидел с солдатами и разговаривал. ОН глубоко любил Родину и страдал за нее в период революции. После большевитского переворота ясно чувств о валось, что ОН страдает не за СЕБЯ лично, а за Россию. ОН был охотник и любил охоту, но я не знаю, какие ее виды. Э т о была идеальная в отношении друг к другу семья, совершенно редкая. ОНИ не нуждались в других и были довольны быть вмес т е. Наиболее близкими к НИМ были: из флигель-адъютантов Дмитрий Павлович, Мордвинов и Саблин. К ГОСУДАРЫНЕ ближе всех была Анна Александровна Вырубова.

Что касается Распутина, то ГОСУДАРЫНЯ верила в его праведность, в его душевные силы, что его молитва помогает. Вот только так ОНА к нему и относилась. Распутин вовсе не так часто бывал во дворце, как об этом кричали. Его появление, кажется, объясняется болезнью Алексея Николаевича. Сам я видел его один раз. Он был понят мною вот как: умный, хитрый, добрый мужик.

Больше показать я ничего не могу. Показание мое, мною прочитанное, записано правильно.

АВГУСТЕЙШАЯ СЕМЬЯ три раза пила чай. Третий чай был около 11 часов вечера в гостиной ИМПЕРАТРИЦЫ.

Судебный Следователь Н. Соколов

С подлинным верно:

Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов

ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 6 /реально, по описи значится под № 5/, л. 145 – 153

К о п и я

П Р О Т О К О Л

 

1919 года июля 2 дня. Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном суде Н. А. Соколов в г. Екатеринбурге в порядке 705 ст. уст. угол. суд. допрашивал нижепоименованную в качестве свидетельницы, и она показала:

 

Вера Николаевна Карнаухова, 27 лет, мещанка г. Чер-

дыни, Пермской губернии, постоянное местожительство име-

ла в г. Перми, православная, грамотная, Федору Лукояно-

ву родная сестра, не судилась.

 

Федор Николаевич Лукоянов - мой родной брат. Он был большевик. На него было возложено организовать Уральскую областную чрезвычайную следственную комиссию по борьбе с контреволюцией /так!, прим. мое/, саботажем, спекуляцией и преступлениями по должности, что им и было сделано. Потом он был председателем этой комиссии. Я знаю, что эта комиссия делилась на отделы, но кто входил в ее состав, я не знаю. Я слышала фамилию Юровского, но я не знаю, какое отношение он имел к этой комиссии. Или за несколько дней до взятия Екатеринбурга чехами или вскоре после взятия его Федор приехал в Пермь. Еще до его приезда, когда в Екатеринбурге были большевики, я читала в газетах сообщение о “расстреле” ГОСУДАРЯ. Было употреблено именно это выражение. В сообщении говорилось, что ГОСУДАРЬ расстрелян по постановлению областного совета. Про ЕГО СЕМЬЮ сообщалось, что ОНА вывезена из Екатеринбурга в безопасное место. Я тогда этому сообщению поверила, но оно оставило у меня в душе чувство горечи. Какое же имеет право “областной” совет убивать ГОСУДАРЯ? Если это было нужно, если большевики действительно были властью “народной”, это мог сделать только какой нибудь “высший совет”, чтобы видно было, что действительно этого захотел и так решил ЕГО судьбу народ. Почему же ЕГО нужно было убивать? Ведь ОН же и так от всего отказался и все отдал. За что же ЕГО убивать? Но я была доверчива. Я этому поверила. Когда приехал брат Федор и я пришла в нашу родную семью /я живу при муже/, я спросила его при всех, правда ли убит ГОСУДАРЬ и что осталось /так!/ с СЕМЬЕЙ? Брат при всех стал рассказывать, что ГОСУДАРЬ убит, а Семья была вывезена в Пермь. Я его опять стала спрашивать, как же ЕЕ увезли? Он сказал мне, что из Екатеринбурга были вывезены вещи ЦАРСКОЙ СЕМЬИ под усиленной охраной и в числе вагонов, в которых были эти вещи, был один, в котором находилась СЕМЬЯ. Заметно было, что брат не желал продолжать этого разговора и “смял” его: заговорил о другом. У меня осталось чувство некоторого недоверия к словам его потому именно, что он уклонился от разговора. Я поняла, что он не хочет говорить при матери, что он щадит ее. Спустя некоторое время, я спросила его одного, правда ли что убит ГОСУДАРЬ и что сталось с СЕМЬЕЙ? Федор мне коротко ответил, что ГОСУДАРЬ убит, а СЕМЬЯ жива. Но тут же он мне сказал: “Вера, мне тяжело говорить об этом”. Больше говорить мы не стали. Я затрудняюсь сказать, почему именно тяжело было брату: потому ли, что расстреляна и СЕМЬЯ, или потому, что расстрелян хоть один ГОСУДАРЬ. Я затрудняюсь ответить на этот вопрос потому, что у нас дружная была семья, и я могу ошибиться в оценке брата, так как я люблю его. И мне кажется, что он все равно должен был бы страдать, хотя бы и от казни одного ГОСУДАРЯ. Я должна сказать, что действительно многие тогда говорили так, как говорил брат, т. е. рассказывали, что на станции Пермь II стоит поезд, который усиленно охраняется, и что в нем ЦАРСКАЯ СЕМЬЯ и ЕЕ вещи. Но я не знаю ни одного человека; который бы ИХ видел. Это неправда, что ОНИ жили в самом городе. Вот Михаил Александрович жил и это все знали. Потом, спустя некоторое время, когда не стало этого поезда, пошли иные слухи в Перми: говорили, что вся СЕМЬЯ убита. В Сентябре месяце Федор женился. У него на свадьбе был некто Дмитрий Михайлович Полушин. Он сын купца, родом из Красноуфимска. Он состоял при Уральской областной чрезвычайной следственной комиссии. Какую он там роль играл, я не знаю. Но потом, когда Екатеринбург был взят, как раз в это время, когда была свадьба Федора, этот Полушин был свидетелем на свадьбе брата. /Федор женился на дочери диакона из женского Пермского монастыря Клавдии и венчался с нею в церкви/. В это время он состоял в Вятке также при чрезвычайной следственной комиссии, остававшейся сначала и в Вятке областной /эвакуированной из Екатеринбурга/, но потом расформированной в губернскую. Состав комиссии в Вятке в первое время и в то, когда брат женился, был прежний. Так вот в это-то время, т. е. во время свадьбы брата, этот Полушин и был в Вятке начальником отряда при следственной комиссии, который производил расстрелы. Был ли он таким начальником в Екатеринбурге, я не знаю, в Вятке же во время свадьбы брата он именно был таким начальником. Брата вскоре после свадьбы сместили: признали неподходящим. Ушел тогда и Полушин и сделался адъютантом при военном комиссаре Окулове. На другой день после свадьбы, когда я пришла к своим, я застала у нас Полушина. Мы с ним сидели вдвоем. Я его спросила, правда ли, что убит ГОСУДАРЬ, что сделали с ЕГО СЕМЬЕЙ? Полушин мне ответил, что ОНИ убиты все. Я его спросила, как же это произошло? Он мне сказал, что ИХ свели в подвал дома или же в подвальное помещение и там “встретили залпами”. Он мне сказал, что все это было на его глазах. Я отнеслась к его словам с доверием: я знала, что он состоял при следственной комиссии. Я поверила ему, а не брату. Вы спрашиваете почему? Потому что брат, говоря про это дело, как мне казалось, щадил мать /когда говорил при матери/ и меня /когда говорил со мной/. Дело было так. Тогда писалось, что расстрелян один ГОСУДАРЬ, а СЕМЬЯ увезена, так и говорили в Перми. А потом стали говорить, что ОНИ все расстреляны. Я и перестала верить тому, что мне говорит брат, ко времени его женитьбы и мне стало казаться, что он не хочет сказать мне об этом, что ему тяжело. Тогда я спросила об этом Полушина, зная его положение, как большевика. Он мне ответил на мой вопрос. Я ему поверила и верю теперь, что ОНИ убиты все. Я больше ничего не спрашивала Полушина. Поверьте, мне было тяжело. Я действительно сделала плохо, что не расспросила его, как следует. Если бы я знала, что случится потом, я бы это сделала и Вам я бы сказала всю правду.

Полушину будет года 23-24, роста среднего, светлый блондин, волосы на голове причесывал прямым рядом, а потом стал носить ершик, серые глаза, тонкий, небольшой, прямой нос, лоб прямой, невысокий, губы довольно толстые, лицо скорее круглое, плотный, широкоплечий, не имеет первого сустава указательного пальца на которой-то руке. Он солдат действительной службы и участвовал в войне с Германией. Был ли он в плену, я не знаю. Человек это – приспосабливающийся. Про Михаила Александровича я могу сказать следующее. За несколько, кажется, дней до взятия Екатеринбурга, или, может быть, несколько более в июне, кажется, месяце я пришла в комитет партии большевиков. Там я застала председателя партии Ляка. Он был, кажется, строительный техник и участвовал при постройке Пермского Университета. Он сказал мне, что ему не пришлось спать ночь. Я его спросила, в чем дело, и он мне сказал, что ночью был увезен Михаил. Я спросила его, как же это произошло? Он мне сказал, что в Королевские номера, где жил Михаил Александрович, кто-то приехал на автомобиле, предъявил мандат от чрезвычайной следственной комиссии и увез Михаила Александровича. После этого содержатель номеров или кто другой позвонил о случившемся в чрезвычайную следственную комиссию по телефону. Ляк говорил, что погоня по разным направлениям ничего не дала. Было после этого объявлено в газетах, что Михаила Александровича увезли его “единомышленники”. Однако было некоторое сомнение в этом. Сам Ляк впоследствии говорил, что в чрезвычайной следственной комиссии как-то странно встретили известие об увозе Михаила Александровича: не особенно взволновались /он был там как раз в то время, когда там было получено телефонное сообщение об увозе Михаила Александровича/. Он сам подозревал, что его увезли не единомышленники, а из чрезвычайной комиссии посланные и расстреляли где-либо. После этого, я не помню числа и месяца, пришел как-то в комитет входивший в состав чрезвычайной следственной комиссии большевик Мясников, человек кровожадный, озлобленный, вряд ли нормальный. Он с кем-то разговаривал и до меня донеслась его фраза: “дали бы мне Николая, я бы с Ним сумел расправиться, как и с Михаилом”. Мне самой казалось более вероятным, что Михаила Александровича они тоже убили. Когда Мясников говорил это про Михаила Александровича и про ГОСУДАРЯ, в то время еще ничего не было известно про убийство ГОСУДАРЯ. Больше показать я ничего не могу. Показание мое, мне прочитанное, записано правильно. Я слышу содержание телеграммы, которую Вы мне прочитали /прочитана телеграмма, описанная в пункте 1-м протокола 23 февраля сего года, лист дела 71 об., том 3-й/. Я могу только сказать, что Сыромолотов был комиссар финансов, а Матвеев, сын Пермского присяжного поверенного, студент, был каким-то начальником или комиссаром. Что означает содержание этой телеграммы, я не знаю. Показание мое, мне прочитанное, записано правильно. Только в одном Вы ошиблись: брат говорил не про вещи ЦАРСКОЙ СЕМЬИ, а про “ценности”, которые были вывезены большевиками из Екатеринбурга. Прочитано. Вера Николаевна Карнаухова.

Судебный Следователь Н. Соколов.

С подлинным верно:

Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов

ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 6 /реально, по описи значится под № 4 или 5/, л. 153 – 155

 

К о п и я

П О С Т А Н О В Л Е Н И Е

1919 года июля 2 дня. Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколов, рассмотрев настоящее дело об убийстве АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬИ и имея в виду:-

1/ что данными дознания и предварительного следствия не добыто материала, изобличающего задержанного Александра Семенова Стрежнева в участии в убийстве АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬИ;

2/ что, буде и им оставлены в доме Ипатьева надписи своей фамилии, этого одного обстоятельства не достаточно для предъявления ему вышеуказанного обвинения, ибо в данных следствия нет никаких указаний на принадлежность его к составу красноармейской охраны в этом доме в момент убийства АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬИ, на основании 264 и 396 ст. уст. угол. суд., ПОСТАНОВИЛ: задержанного Александра Семенова Стрежнева допросить по делу в качестве свидетеля в порядке 722 ст. уст. угол. суд. и от задержания освободить.

Судебный Следователь Н. Соколов

С подлинным верно:

Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов

Справка: 2 июля за № 111 сообщено Коменданту г. Екатеринбурга об освобождении Стрежнева.

Судебный Следователь Н. Соколов

С подлинным верно:

Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов

ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 6 /реально, по описи значится под № 5/, л. 156

 

К о п и я

П Р О Т О К О Л

1919 года июля 2 дня. Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном суде Н. А. Соколов в г. Екатеринбурге в порядке 722 ст. уст. угол. суд. допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, и он показал:

Александр Семенович Стрежнев, 24 лет,

чиновник военного времени, состою на службе в

1-м Егерском полку, православный, грамотный,

в деле чужой, не судился.

Мой отец слесарь железнодорожных мастерских при станции Екатеринбург I /был раньше слесарем/. Я учился в Екатеринбургском железнодорожном городском училище, но курса не кончил: не было средств. По выходе из училища, я поступил в управление Верх-Исетских заводов, где занимал должность счетовода. В 1915 году я был мобилизован и участвовал в Европейской войне, бывал в боях имею штыковую рану, 29 октября 1917 года я бежал с фронта на Дон и дрался с большевиками в войсках Генерала Каледина. Однако скоро нас подавили, и я уехал в Екатеринбург. Нужно было кормиться, так как у меня своя семья: жена и ребенок. Я снова поступил в управление Верх-Исетских заводов, в коммерческий отдел, на должность счетовода. Отсюда я ушел, потому что я получал 130 рублей, и поступил на железную дорогу на должность конторщика в контору 8 участка службы пути в Екатеринбурге. Это было 1 апреля. Между 4 и 6 июля по новому стилю я был мобилизован красными и зачислен в 4 Екатеринбургский пехотный полк, куда я явился 9 июля. Был я зачислен писарем в строевую канцелярию полка и 21 июля был отправлен в Верхотурье, куда был отправлен 1-й эшелон полка. Здесь мы стали подготовлять восстание, но красные это заметили и мы все разбежались, как овцы. В Кушве поймали меня и прапорщика Молокова и отправили в Пермь, откуда мы с ним бежали из-под ареста и 28 сентября по старому стилю прибыли в Верхотурье. Оно было еще в руках большевиков. Я скрывался у священника о. Леонида Славнина до занятия Верхотурья. 30 сентября Верхотурье было занято. Я сейчас же явился к штабс-капитану Козагранди и рассказал ему все про себя. Он меня зачислил в 16 Ишимский Сибирский стрелковый полк. Арестовали меня теперь на фронте в составе 1-го Егерского полка. По настоящему делу я ничего не знаю. Никогда я в доме Ипатьева не был и никогда там никаких надписей на стенах и рисунков не делал. Больше я ничего показать не могу. Показание мое мне прочитано.

А. Стрежнев – А. Стрежнев

А. Стрежнев

Судебный Следователь Н. Соколов.

С подлинным верно:

Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов

ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 6 /реально, по описи значится под № 4 или 5/, л. 157 – 158

К о п и я

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Т е л е г р а ф Т е л е г р а м м а

Ектб Судебному Следователю особо

В------------------------ важным делам

10- 20

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Из Н Ту ы № 20

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Принята 3/VII 1919 г.

От Врх Счет слов 13

Принял Стар Подана 3-го 9 ч. 8 м.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Алексей Комендантов не содержится

Начальник Николаевского Смирнов

На телеграмме имеется штамп: Военный Контроль № 5 Екатеринбург.

С подлинным верно:

Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов

ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 6 /реально, по описи значится под № 4 или 5/, л. 158

 

К о п и я

П Р О Т О К О Л

1919 года июля 5-6 дня. Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколов в г. Екатеринбурге в порядке 443 ст. уст. угол. суд. допрашивал нижепоименованную в качестве свидетельницы, и она показала:

Александра Александровна Теглева, 35 лет, потом-

ственная дворянка Петроградской губернии, живу в на- стоящее время в г. Тюмени, Тобольской губернии, по Тобольской улице, в доме № 4, православная, грамотная,

в деле чужая, не судилась.

Я служила при АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬЕ 17 лет в должности няни при Детях. Состояла я при всех Детях. Когда я поступила на службу, Ольге Николаевне было 6 лет, Татьяне Николаевне – 4 года, Марии Николаевне – 2 года и Анастасии Николаевне – несколько месяцев, приблизительно, месяца 4.

Мы жили в Царском, когда произошел переворот в Петрограде. ГОСУДАРЬ находился в Ставке. Я не знаю, кто и каким образом известил ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО о событиях в Петрограде. Мне думается, что ОНА не придавала серьезного значения этим событиям и не ждала того, что произошло. Когда около дворца появились солдаты, городовые, охранявшие нас, ГОСУДАРЫНЯ говорила нам: “не беспокойтесь. Это в Петрограде “бунт”. Это пройдет”. Видимо, ОНА думала, что это обыкновенные беспорядки. Я не могу Вам вообще рассказать в подробностях о событиях, которые происходили во дворце до прибытия ГОСУДАРЯ из Ставки, так как мы всецело были поглощены одним: болезнью Детей. Все Дети тогда болели корью, а у Анастасии Николаевны и Марии Николаевны тогда было еще воспаление легких. Я не могу Вам также сказать, каким образом узнала ИМПЕРАТРИЦА об отречении ГОСУДАРЯ. Мне помнится, что до обнародования еще Манифеста слухи об этом были во дворце. Слухи были неопределенные. Но, конечно, они создавали тревогу. Потом был объявлен манифест ГОСУДАРЯ, где ОН отрекался за СЕБЯ и за СЫНА. ГОСУДАРЫНЯ этого, видимо, не ожидала. Весьма выдержанная, страшно собой владевшая, ОНА плакала. Однако ОНА и тогда не впадала в отчаяние. ОНА говорила Елизавете Николаевне Эрсберг, когда та плакала по поводу отречения ГОСУДАРЯ, что “народ одумается и будет просить на царство Алексея Николаевича”. Потом приехал Генерал Корнилов и объявил ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВУ об аресте ЕЕ и всех остальных, кто останется при ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВЕ. ГОСУДАРЫНЯ объявила об этом нам сама. ОНА была взволнована арестом ЕЕ, но ОНА не впадала в отчаяние, держала СЕБЯ в руках, хотя и плакала временами, и не теряла, видимо, надежды на лучшее. Сообщая нам об аресте, ОНА сообщила только о самом факте. Никаких враждебных ноток лично к Генералу Корнилову я у НЕЕ не заметила.

Потом приехал ГОСУДАРЬ. ОН виделся сначала с ИМПЕРАТРИЦЕЙ в ЕЕ комнатах внизу дворца. После этого ОН прошел к Детям. Здесь я тогда впервые и увидела ГОСУДАРЯ после отречения. Меня поразило ЕГО спокойствие. Но Анна Степановна Демидова, когда я высказала ей это свое удивление, мне ответила, что это не так. Она сказала, что сцена ИХ встречи была потрясающая: ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО плакала, ГОСУДАРЬ был очень потрясен, когда происходило это ИХ свидание.

После посещения дворца Корниловым мы были действительно арестованы. Дворец был оцеплен солдатами. Мы могли выходить только в парк. АВГУСТЕЙШАЯ СЕМЬЯ могла выходить в парк только в определенные часы и гулять можно было не по всему парку, а только в определенных местах его. По пятам СЕМЬИ следовал офицер и солдат. Если СЕМЬЯ работала в парке, стража стояла недалеко. Все корреспонденция, которая получалась и которая отправлялась, проходила через цензуру коменданта.

Во всем остальном наша жизнь после переворота текла так же, как и раньше.

Первым комендантом дворца был Коцебу, потом Коровиченко, потом Кобылинский, он же и Начальник гарнизона. Коцебу был недолго и я про него ничего не могу сказать. Коровиченко ОНИ не любили. Он был невоспитанный и не умел себя держать. Мне кажется, что он был грубоватый. Спросите Волкова, камердинера ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА. Он Вам расскажет, как не воспитанно однажды он приветствовал ГОСУДАРЫНЮ. Просто он, должно быть, не бывал в высоком обществе и не умел себя держать. Кобылинский хорошо, душевно относился к АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬЕ, и ОНИ к нему относились также хорошо. Но ему, конечно, было трудно: солдаты тогда были распущены и ему, вероятно, приходилось тяжело с ними. Иногда приходилось слышать, что он, вероятно, выходя из себя “кричал” на солдат. Я была невольной свидетельницей первого прибытия к нам Керенского и его первого приема ГОСУДАРЕМ. Он был принят тогда ИХ ВЕЛИЧЕСТВАМИ в классной комнате в присутствии Алексея Николаевича, Ольги Николаевны и Татьяны Николаевны. Я как раз застряла тогда в ванной и мне нельзя было пройти в первое время. Я видела лицо Керенского, когда он один шел к ИХ ВЕЛИЧЕСТВАМ: препротивное лицо: бледно-зеленое, надменное. Голос искусственный: металлический. ГОСУДАРЬ ему сказал первый: “вот моя СЕМЬЯ. Вот М ой С ын и две старшие Д очери. Остальные больны: в постели. Если Вы хотите, И х можно видеть”. Керенский ответил: “нет, нет. Я не хочу беспокоить”. До меня донеслась сказанная дальше им фраза: “Английская Королева справляется о здоровье бывшей ГОСУДАРЫНИ”. Дальнейшего разговора я не слышала, так как я удалилась. Я видела лицо Керенского, когда он уходил: важности нет, сконфуженный, красный; он шел и вытирал пот с лица. Целью его первой поездки к нам, было, между прочим, назначение комендантом Коровиченко. Он приезжал потом. Дети высказывали мне их общее впечатление о приездах Керенского. Они говорили, что Керенский изменился в обращении с НИМИ. Он стал относиться к НИМ гораздо мягче, чем в первый раз, проще. Он справлялся у НИХ, не терпят ли ОНИ каких притеснений, оскорблений от солдат, высказывая готовность все это устранить.