Одновременно с Жалованной грамотой было издано Ремесленное положение, определившее юридическое положение цехов. Последние по-прежнему считались необходимым условием для развития промыслов, что высказала имп. Екатерина в своем Наказе. "Бесспорно, - читаем в нем, - что для заведения мастерства цехи полезны, а бывают они вредны, когда число работающих определено, ибо сие самое препятствует размножению рукоделий. Во многих городах в Европе они сделаны свободными в том, что не ограничено число, а могут вписываться в оные по произволению, и примечено, что то служило в обогащение тех городов. В малолюдных городах полезны быть могут цехи, дабы иметь искусных людей в мастерствах". В том же направлении высказались и депутатские наказы. Так, петербургский наказ просил императрицу "повелеть все ремесленникам сделать обстоятельную перепись, учредить порядочные цехи и на оные их расписать с определением старшины каждому, також особых привилегий и правил". Кроме того, наказ ходатайствовал о запрещении ремесленникам, не записанным в цехи, "производить работу ремесла своего". По Ремесленному положению каждое ремесло образовывало особый цех или управу, и только в том городе, в котором не имелось, по крайней мере, пяти ремесленников одного ремесла, несколько ремесел могли образовать один цех. Поступать в цех мог каждый городской обыватель по представлении своей работы особой комиссии из мастеров и по признании ее со стороны последней удовлетворительной, причем он обязывался внести определенную сумму денег в цеховую кассу. Однако для некоторых лиц поступление в цех не было обязательно, чем екатерининские цехи отличались от петровских, имевших строго монопольный характер. Так, по положению "дневное пропитание работника управа никому запретить не могла"; точно так же казенные и помещичьи ремесленники имели право работать на продажу без всякой записи в цех. Последние, как и в петровское время, состояли из учеников, подмастерьев и мастеров. Ученики принимались в цех не иначе, как в присутствии двух свидетелей и с записью условий приема в особую книгу, причем на срок от трех и до пяти лет. Отношения учеников и хозяев были определены положением, а именно: первые должны были быть послушны, прилежны, верны и почтительны относительно вторых; вторые обязывались обходиться с первыми кротко, справедливо и человеколюбиво. Впрочем, хозяева пользовались правом наказывать своих учеников, хотя осуществлять это право не могли без причины, напр., в пьяном виде "в злости" и "в глупости". По окончании учения ученик получал письменное удостоверение в знании ремесла, что давало ему право на степень подмастерья. Отношения между последними и мастерами также устанавливались путем договора, причем размер платы мастерам определялся на ремесленном сходе на весь год. По окончании 3-летнего срока пребывания в подмастерьях и по достижении 24 лет, а также по исполнении так называемого "управного урока", свидетельствующего о знании ремесла, подмастерье производился в мастера и становился полноправным членом цеха. Последний по Ремесленному положению являлся юридическим лицом, символом чего была печать, а также ремесленный значок. В качестве юридического лица цех обладал собственностью, а именно: казной, источником которой были взносы при вступлении в цех, штрафы, налагавшиеся на членов цеха, и сборы, устанавливавшиеся ремесленным сходом, в силу права самообложения. Органами цеха были: управа и ремесленный сход. На сходе могли принимать участие только мастера, и он созывался три раза в год. Функциями его являлись: 1) избрание членов управы и 2) заведование приходом и расходом цеха, в силу чего сход имел право вотировать разные сборы, обязательные для членов цеха. Что касается до управы, то она состояла из старшины и двух его товарищей, избиравшихся сходом на год. Функции управы были судебные и административные. В качестве судебного учреждения управа разбирала все "ссоры и споры, не превосходящие 25 руб., касательно ремесла или доверия по ремеслу или поведения ремесленников в рассуждении ремесла". В качестве административного учреждения управа была обязана "стараться о благоуспешном состоянии ремесла, о приращении искусства в ремесле, о добром порядке и согласии ремесленников"; она, наконец, непосредственно заведовала казнью, но без согласия схода не могла расходовать ее, вела книги и созывала сход. Управа была связана отчетностью по управлению делами цеха перед сходом.
Кроме названных должностей, существовала еще общецеховая должность ремесленного головы (одного на весь город), избиравшегося всеми цехами и утверждавшегося магистратом. В состав его юрисдикции входили споры между цехами, а также между должностными лицами и членами одного цеха. Затем он "предлагал о нуждах и недостатках" цехов думе и, наконец, ему были подчинены ("почтительны и послушны") все цеховые должностные лица.
В положении торгово-промышленного класса после смерти Екатерины II произошло сравнительно мало изменений. Так, в 1807 г. (1 янв.) были уничтожены именитые граждане*(248), и взамен их учреждено первостатейное купечество, члены которого вносились в особую "бархатную" книгу. Последняя делилась на две части, причем в первую часть вносились непрерывные колена, а во вторую - боковые колена тех родов, дед, отец и внук которых "без явной укоризны занимали места в высшей гильдии". Таким образом, в состав первостатейного купечества могли входить только купцы первой гильдии, притом христианского вероисповедания. В области городского самоуправления они пользовались правом быть избираемыми только на "почетнейшие места". Затем обладали "почестью" приезжать к императорскому двору и носить шпаги. Проект дополнительного закона о состояниях, составленный комитетом 6 дек. 1826 г., разделил все "гражданство", т.е. городских обывателей, на четыре разряда: граждан чиновных, именитых, почетных и мещан. Права первых трех разрядов приобретались выслугой (на военной и гражданской службе), получением известного ордена, "отличием" в науках и художествах, а также в торговле и промышленности. Купцы по проекту не составляли особого разряда, так как каждый "гражданин" (в том числе и мещане) мог записываться в гильдии и заниматься торговлей*(249). Однако, как известно, этот проект не получил законодательной санкции. 10 апреля 1832 г. первостатейное купечество было уничтожено и заменено сословием почетных граждан (потомственных и личных), существующих и по сие время. Мотивом названной реформы послужило желание правительства "новыми отличиями более привязать городских обывателей к состоянию их, от процветания коего зависят успехи торговли и промышленности"*(250).
Переходим к обзору прав и обязанностей членов торгово-промышленного класса. Основным правом последних было заниматься торговлей и промышленностью, что стало с изданием Жалованных грамот 1785 г. привилегией одних купцов и мещан, так как дворяне и в особенности крестьяне могли торговать только своими деревенскими продуктами*(251); право же дворян записываться в гильдии, как мы видели, продолжалось недолго. Купцы ревниво охраняли свои права в этом отношении и в своих наказах, поданных в законодательную комиссию 1767 г., требовали даже уничтожения торговли деревенскими продуктами со стороны дворян и крестьян, видя в ней нарушение своих интересов. "Купцам, - читаем в великолуцком наказе, - своего права не продавать и кредитов никому не давать, в отпуски с товарами не посылать и в лавки не сажать". "Благоучрежденный порядок во всех государствах, - гласит московский наказ, - узаконивает, чтоб всякий чин и звание известный промысел свой производил, в который бы другие чины не мешались; в уважение сего здешнее купечество всенижайше просит, чтоб им в купеческих их промыслах и торгах ни от кого никакого подрыва и помешательства не происходило". "Только купечеству, - заявляет архангельский наказ, - единственно пользоваться торгами, мануфактурами и фабриками с полной выключкой от сего права всех прочих чинов в государстве под конфискацией". Почти те же стремления мы встречаем и в проекте Елизаветинской комиссии, при обсуждении которого, как известно, присутствовали и купеческие депутаты. "Никому из разночинцев, - читаем в проекте, - без позволения купечества, и кто в оное не записан, никаких торгов и промыслов, лавок и амбаров не иметь". На той же точке зрения стояла и частная комиссия о государственных родах, составившая в 1767-1768 гг. свой проект о среднего рода государственных жителях, постановивший, что "торги, мастерства и по оным подряды по мещанским упражнениям никому принадлежать не могут, кроме мещан". Торговые права купцов по Жалованной грамоте были различны и зависели от принадлежности к той или другой гильдии, как об этом было уже сказано выше. Кроме того, именитым гражданам и купцам двух первых гильдий разрешалось заводить фабрики, заводы и морские и речные суда; купцы же 3-й гильдии и посадские имели право только на заведение станов, трактиров, бань и постоялых дворов. Затем, члены торгово-промышленного класса пользовались известными льготами в области уголовного права. Так, Жалованная грамота городам 1785 г. освободила от телесного наказания купцов двух первых гильдий и именитых граждан*(252). Далее, купцы, владевшие фабриками, пользовались правом приобретать к ним населенные имения на так называемом посессионном праве и, таким образом, эксплуатировать труд крепостных (посессионных) крестьян. Впрочем, это право было уничтожено Екатериной II. Вообще члены торгово-промышленного класса пользовались правом на владение недвижимой собственностью. Еще наказы хлопотали о даровании горожанам прав на владение сенными покосами, выгонами, лесными угодьями и пахотными землями вблизи городов. Однако комиссия о государственных родах в своем проекте постановила только, что мещане "имеют право владеть городскими и загородными домами и ими пользоваться", забыв о других видах недвижимого имущества, на что указывали наказы. Напротив, Жалованная грамота в этом вопросе стала на точку зрения наказов, разрешив горожанам "ненарушимо иметь и пользоваться мирно и вечно", "как внутри города, так и вне оного", землями, садами, полями, пастбищами, лугами, реками, рыбными ловлями, лесами, рощами, кустарниками, пустопорожними землями и мельницами. Всем этим недвижимым имуществом горожане владели как члены городской общины, которой, в сущности говоря, и принадлежало право собственности на них. Но и сами по себе члены торгово-промышленного класса могли владеть домами, лавками, амбарами, фабриками и заводами, а именитые граждане - еще загородными дворами, т.е. дачами и садами. В 1801 году купцы и мещане получили право приобретать ненаселенные имения, а в 1822 г. и дома в деревнях. С издания манифеста 1775 г. купцы были освобождены от подушной подати и рекрутской повинности, взамен чего, по указу 1776 года и по Жалованной грамоте городам, обязаны были платить особый процент с объявленного ими капитала и по 500 рублей за рекрута. Эта льгота не распространялась на ремесленников и на "посадских", которые с этого времени, будучи отделены от купцов в юридическом отношении, образовали мещанское сословие в современном смысле этого слова. Наконец, купцам принадлежали некоторые почетные права, так, купцы 1-й гильдии имели право ездить в каретах, запряженных парой, купцы 2-й гильдии - в колясках парой и купцы 3-й гильдии - в экипажах в одну лошадь. По проекту нового Уложения Елизаветинской комиссии гости и купцы 1-й гильдии получили право носить шпаги, но законодательной санкции это право не получило*(253).
Заканчивая изложение прав, принадлежавших членам торгово-промышленного класса, мы считаем необходимым сказать еще несколько слов об охране законом купеческой чести и достоинства. Об этом очень много хлопотали наказы, жалуясь на постоянное поругание купеческой чести. Вот что читаем, например, в вологодском наказе по этому поводу: "бесчестье положено править посадским людям самое малое, почему не токмо имеющие офицерские чины, но и самые подлые люди посадских людей, по бессовестью своему, явно всякими ругательными и бранными словами поносят и бранят с таковым еще выговором, что де не диковинка и лучшему за побои и бесчестье заплатить, и с того купцы претерпевают себе великий стыд, а другие и побои напрасно приемлют". На "презрение" от высших сословий жалуется и кронштадтский наказ, свидетельствуя, что купцам нередко приходится сносить разные "поносительные" слова, вроде следующих: "пошел, мужик, покуда не бит, ведь тебя и убить, так сорок алтын бесчестья заплатить". Жалованная грамота приняла во внимание эти жалобы и запретила "мещанам учинять бесчестье; а кто учинит мещанину бесчестье словом или письмом, то повинен платить, сколько обиженный как казне, так и городу платит тот год; за единый же удар рукой без иного орудия обидчик обиженному повинен платить вдвое".
Пользуясь известными правами, купцы и мещане в то же время несли и известные повинности, как денежные, так и натуральные. К числу этих последних относились разные обязательные службы у казенных сборов, например, у продажи питей, казенной соли, гербовой бумаги и др., полицейская служба, т.е. избрание из своей среды низших полицейских органов и следующие повинности: постойная, подводная, почтовая, фуражная и рекрутская, а также и подушная подать (последние две до 1775 г.). Тяжесть этих повинностей была очень велика и невыгодно отражалась на материальном положении купечества. Об этом мы знаем благодаря наказам, поданным в законодательную комиссию в 1767 году. Так, в наказе главного магистрата читаем: "купцам от выбора к кабацким, соляным и прочим службам происходит несносное отягощение и, можно сказать, совсем разорение и в торгах помешательство, а в коммерции подрыв; в купецких делах управляться им уже и время не дозволяет, и через то недовольно своей коммерции, но и капитала своего лишаются". Из архангельского наказа*(254) мы знаем, что из 342 годных к службе купцов 141 служили, что, конечно, отражалось самым неблагоприятным образом на материальном благосостоянии архангельского купечества. Много данных о непосильной тяжести повинностей, ложившихся на купцов, приведено на основании архивных документов проф. Кизеветтером в его исследовании о посадской общине в России в XVIII ст. С изданием Жалованной грамоты большинство указанных повинностей было уничтожено.
§ 4. Крестьяне*(255)
В рассматриваемую эпоху крестьяне делились на несколько разрядов. Так, были крестьяне черносошные, жившие как на своих землях, так и на чужих на условиях половничества, однодворцы, экономические крестьяне, дворцовые, посессионные и, наконец, крепостные.
А. Государственные черносошные крестьяне*(256), являясь потомками черносошных Московского государства, в изучаемую эпоху находились только на севере России (в Архангельской, Вологодской, Олонецкой, Вятской, Пермской и Казанской губ.) и в Сибири, где, вследствие отдаленности от центра государства, успели сохранить свою независимость. В 1763 году их было до 600 тысяч душ мужского пола. Среди них, как теперь точно установлено в науке, господствовало общинное землевладение, но без переделов, как в остальной России, причем одновременно с общинами-деревнями существовали и общины-волости, пользовавшиеся общинными выгонами, лесами и рыбными ловлями, а иногда и пахотными и сенокосными землями. "Которые наши земли пахотные и сенокосные, - читаем, например, в наказе Ленской волости Яренского уезда, поданном в комиссию 1767 года, - находятся в смежности Наволоцкой волости крестьян с землями ж, тем быть, как издревле, в общем владении". Однако общинное землевладение не исключало частной собственности, объектом которой являлись пашни и части покосов, так называемые повытки, по отношению к которым крестьяне пользовались правом распоряжения, т.е. могли их продавать, отдавать в приданое, закладывать и т.п. Результатом такого порядка вещей было большое имущественное неравенство среди крестьян и появление так называемых "деревенских владельцев" из купцов, приказных служителей и духовенства, в качестве собственников крестьянских участков*(257). Об этом свидетельствует, например, архангельский губернатор Головцын в своем заявлении от 1767 года. "Купцы, - гласит заявление, - имеют в уездах за собой во владении немалое число государственных черносошных земель", так что "мысли их купеческие больше деревенским обрядам, нежели к распространению коммерции, подвижны бывают"; многие из них, "оставя город, живут по деревням своим и, покинув купецкую торговлю, упражняются в земледельчестве". На подобное положение дел обратила внимание еще межевая инструкция 1754 года, воспретив продажу крестьянских участков всем лицам, не положенным в подушный оклад, и предписав отобрать обратно земли у "деревенских владельцев". Точно так же и межевая инструкция 1766 года запретила продажу крестьянских участков как посторонним лицам, так и между крестьянами, лишив последних вообще права распоряжения своими землями ("крестьянам имеющихся за ними недвижимых имений никому, как посторонним, так и между собою, не продавать, и не закладывать, и в иски, также по векселям и за долги не отдавать"). Однако эти две меры явно радикального характера не были приведены в исполнение, по всей вероятности, вследствие своего радикализма. Тогда, желая уничтожить имущественное неравенство, правительство указом 1781 года ввело переделы, предписав "между крестьянами земли и все угодья смешав, разделить порядочно на тяглы по душам и по имуществу, а с того уже быть как раскладкам подушного платежа, так всем службам и работам". Переделы, равно как и раскладка податей и повинностей, сделались функцией "мира", причем правительство требовало только, чтоб "общее мирское уравнение делалось всегда правильно, без малейшего друг друга отягощения". Одновременно с этим правительство подтвердило постановления межевых инструкций о воспрещении крестьянам распоряжаться своими землями и об отобрании у деревенских владельцев крестьянских земель*(258). Однако на практике многое осталось по-прежнему, и переделы далеко не повсюду были осуществлены, в силу чего явилась необходимость в новом распоряжении правительства в 1829 году об обязательном введении переделов среди крестьян Архангельской губ*(259).
Среди черносошных крестьян, как результат безоземеления, возникшего вследствие права распоряжения крестьянскими участками, образовался особый общественный класс, получивший название половников*(260). К категории последних причислялись крестьяне, лишившиеся своих участков и поселившиеся на землях "деревенских владельцев" (у некоторых было от 20 до 70 и более половников) или в духовных вотчинах. Отношения их между собой были договорные. "Владельцы" платили за половников подати, ссужали их семенами, а иногда оказывали им вспомоществование при первом обзаведении. Взамен этого половники отдавали владельцам половину своего урожая (отсюда и название: "половник") и исполняли на них разные работы, например, косили и убирали сено, рубили лес, доставляли дрова, занимались постройкой разных строений, пасли скот, служили в доме и т.п. Половники пользовались правом перехода от одного владельца к другому, но только в пределах одного уезда и по уплате владельцу "пожилых денег". Положение рассматриваемого класса было крайне тяжелое, о чем свидетельствуют его наказы, а также вышеупомянутое заявление губернатора Головцына. По словам последнего, "купцы над половниками во всем власть свою распространяют, и как мужеск, так и женск пол на них купцов всякую работу исправляют, отчего для своего пропитания лишаются удобного к посеву, также и к сенокосу и к жатве времени", что, конечно, в высшей степени вредно отражается на их материальном благосостоянии. По словам наказов, владельцы половников неоднократно "безвинно бьют, стегают без указанного суда и увечат занапрасно самоуправством своим"; также "который половник против прихоти владельца, хотя мало в чем не услужит, того в рекруты и отдает, не рассуждая и не сожалея, очередь ли ему или нет". Ввиду такого положения вещей правительство указом 1827 г. решило до известной степени урегулировать отношения между половниками и владельцами, предписав им заключать между собой договоры сроком от шести до 20 лет с обязательством предупреждать друг друга за год о своем намерении прекращать договорные отношения.
Б. Другим разрядом крестьян являлись однодворцы*(261). Они были потомками московских служилых людей, поселенных на окраине (преимущественно южной) государства с целью защиты последнего от набегов татар и других инородцев. Приравнение их к крестьянам совершилось при Петре, главным образом, двумя мерами: введением подушной подати, уплата которой была также возложена и на однодворцев, и установлением четырехгривенного сбора, получившего впоследствии название оброчной подати. Указ 4 апреля 1723 г., вводя этот сбор, прямо мотивирует необходимость его тем фактом, что и "прочие крестьяне", сверх подушных денег, "платят - дворцовые во дворец, синодального ведения в Синод, помещиковы своим помещикам". А год спустя в полковничьей инструкции 26 июня 1724 г. однодворцы уже прямо названы крестьянами ("понеже на однодворцев... и на других им подобных государственных крестьян"). В 1713 году Петр учредил из них так называемую "ландмилицию", разделенную на полки (пешие и конные), пополнявшиеся набором однодворческих молодых людей от 15 до 30 лет, причем треть новобранцев поступала в регулярное войско, а остальные в нерегулярное. С 1764 года наборы стали производиться через каждые пять лет, а срок службы в ландмилиции был определен в 15 лет. В 1783 году Екатерина II уничтожила ландмилицию, и с того времени однодворцы в отношении рекрутской повинности были сравнены с остальными крестьянами. Изучаемый разряд крестьян не знал общинного землевладения, владея землей на так называемом четвертном праве*(262). До 1727 года однодворцы имели право распоряжаться своими участками, но в этом году правительство воспретило им продажу земель, что подтвердила и межевая инструкция 1766 г.*(263) Однако, по свидетельству наказов, продажа продолжалась на практике, вследствие чего огромное количество однодворческих земель перешло в руки членов других сословий. Вот что читаем по этому поводу в воронежском наказе: "дворяне и других разных чинов люди, бывшие воеводы, секретари, подьячие и приказные служители, и находящиеся в воинских командах штаб- и обер-офицеры, презрев именные запретительные указы, у нас, у однодворцев, жен наших и детей из земель немалое число четвертей на свои и посторонние имена покупили, именуя тех однодворцев, у которых покупку чинили, помещиками". То же самое, по словам тамбовского наказа, делали и купцы. Результат получился аналогичный с тем, что мы видели у черносошных крестьян, а именно: малоземелие и обезземеление, в силу чего немало однодворцев должно было поступать в батраки к собственникам их прежних земель. Наказы ходатайствуют перед императрицей об отобрании последних и об установлении пределов в целях "уравнительного содержания" земли, "отчего всякий может быть безобиден и в платежах состоятелен". На ту же точку зрения стал и курский директор экономии, приславший в комиссию 1767 года свое "мнение". "Настоит немалая надобность, - писал он, - чтоб между рода сего людьми (т.е. однодворцами) последовало во владении земель уравнение, наподобие прочих всех государственных крестьян, делящих земли в дачах селений своих, в каждом особо, поровну, т.е. по числу в тех селениях положенных душ". Однако правительство не исполнило желания наказов, в силу чего на практике во многих местах поселения однодворцев последние сами перешли к общинному землевладению с переделами. По закону 19 февраля 1868 г. однодворцы перестали существовать как особый разряд крестьян и вошли в "общий состав сельских обывателей"*(264).
В. Третьим разрядом являлись экономические крестьяне, бывшие прежде крестьянами духовных вотчин*(265), т.е. принадлежавших архиерейским домам, монастырям, соборам и церквям. Уже в 1701 г. правительство, учредив Монастырский приказ, передало в его ведение управление названными вотчинами, равно как и сбор с них доходов, часть которых должна была идти на церковные, а часть на государственные нужды*(266). Разрешив столь радикально вопрос о секуляризации церковных имуществ, Петр I мотивировал необходимость его не желанием разорения монастырей, но "ради лучшего исполнения монашеского обещания". "Нынешние монахи, - гласил указ 30 декабря 1701 г., - не только не питают нищих от трудов своих, но сами чужие труды поедают"; кроме того, "начальники впали в роскошь, и из-за вотчин происходят ссоры, убийства и обиды многие". Однако новый порядок вещей крайне не нравился духовенству, почему одним из первых актов Св. Синода было представление доклада государю о необходимости подчинения вотчин ему, "ибо от гражданских правителей вотчины пришли в скудость и нищету"*(267). Петр согласился с точкой зрения Синода, и в 1720 году управление духовными землями перешло в его ведение.
Число крестьян, прикрепленных к духовным вотчинам, равнялось по третьей ревизии 991 700, причем часть их была на барщине, часть на оброке. Барщина выражалась в различных земледельческих работах, в косьбе сена, в постройке домов, в постановке подвод, в ловле рыбы и т.п. Оброк платился или деньгами, или натурой, т.е. хлебом, сеном, дровами, ягодами, грибами, яйцами, маслом и т.п. Повинности названных крестьян были очень тяжелы, что неоднократно возбуждало среди них волнения, подавлявшиеся военной силой. Вообще, положение церковных крестьян как в материальном, так и в моральном отношении было печально, тем более что они, в сущности, являлись такими же крепостными, как и помещичьи крестьяне. До нас дошло немало жалоб крестьян на свое духовное начальство, из которых видно, как это последнее жестоко расправлялось с ними в случае каких-либо провинностей с их стороны, а нередко и без всякой причины. "Архимандрит (такой-то), - читаем в одной жалобе, - завсегда мужеский пол в цепи сажает, мучит и плетьми бьет безвинно". "Управитель (такой-то), - читаем в другой, - держит нас в цепях и железах недель по пяти и больше и, держав, бьет плетьми, палками, пинками, смертными побои и, бив паки, бросив в тюрьму, мучит голодною и студеною смертью". "Архимандрит (такой-то), - гласит третья жалоба, - повелел нас всякими муками мучить, немилостиво плетьми бил, в студеные чуланы садил и многих крестьян бил, давая ударов ста по три и по пяти сот плетьми" и т.д. Немало терпели крестьяне и от управителей и приказчиков, назначавшихся духовными властями для непосредственного управления и суда над ними. Правда, управители снабжались особыми инструкциями, ограничивавшими их власть (например, они могли наказывать крестьян не иначе, как в присутствии старост и выборных, а также с записью, за что такой-то наказан, причем, разбирая дела, касающиеся "брани, боя, займов между собой и прочих тому подобных", должны были применять Уложение 1649 года и указы). Но на практике в большинстве случаев инструкции не соблюдались, и ничем не сдерживаемый произвол управителей отражался крайне тягостно на положении крестьян, побуждая их к периодически повторяющимся волнениям, из которых некоторые принимали характер настоящих бунтов. Если же крестьяне обращались с жалобой на своих властей, то таковые оставлялись без последствий. Об этом свидетельствует указ Петра III 26 марта 1762 г.*(268) "Уже с давнего времени, - читаем в нем, - к нашему неудовольствию и к общему соблазну, примечено, что приходящие в Синод за своих властей или епархиальных архиереев челобитчики, по долговременной сперва здесь волоките, обыкновенно без всякого решения к тем же архиереям отсылаются на рассмотрение, на которых была жалоба, и потому в Синоде или не исполняется существительная его должность, или же и того хуже, делается одна токмо потачка епархиальным начальникам, так что в сем пункте Синод походит больше на опекуна знатного духовенства, нежели на строгого наблюдателя истины и защитника бедных и неповинных". Ввиду всего сказанного указ предписал изъять управление крестьянами из духовного ведомства и передать его в ведение коллегии экономии с обязательством со стороны последней выдавать на церковные нужды часть доходов, получаемых с духовных вотчин. "Что же касается до последних, то часть их была отдана крестьянам (та, которую они пахали на духовных властей), часть предназначена к отдаче в аренду. Однако со вступлением на престол Екатерины II духовные вотчины опять перешли в руки духовенства, причем последнее получило предписание "с крестьянами поступать благоумеренно и никакими излишними сборами и ненужными или только к одному увеселению властей служащими работами и строениями не изнурять". Восстановив старый порядок вещей, императрица, однако, на этом не остановилась и 29 ноября 1762 г. организовала особую комиссию о церковных имениях из 8 лиц: трех духовных и пяти светских, поручив ей, во-1-х, привести в известность доходы, получаемые церковью с недвижимой собственности и с поселенных на ней крестьян, и, во-2-х, выработать проект управления духовными вотчинами*(269). Пока комиссия занималась над порученным ей делом, императрица указом 1763 г. передала в ведение коллегии экономии половину всех духовных вотчин, оставив остальную половину в ведении духовенства "в его полное правление на его собственное довольство и экономию для содержания домов и монастырей". Однако оставление за духовенством половины его недвижимой собственности вызвало крайнее недовольство крестьян, проявившееся в сильных волнениях, что побудило императрицу окончательно секуляризовать церковные имущества, за что и высказалась в своем докладе комиссия о церковных имениях*(270). 26 февр. 1764 г. появился знаменитый указ, завершивший собой процесс секуляризации церковных земель, начатый еще в эпоху Московского государства при Иванах III и IV*(271). Согласно указу, все духовные вотчины "со всеми казенными в них наличностями" перешли в исключительное "ведение и управление" коллегии экономии. Исключение составили небольшое количество земель, городских домов и подворий, оставленных за церковью. Одновременно с этим маловотчинные монастыри были упразднены (таких оказалось 418), а все остальные получили по особым штатам содержание от казны, на что ежегодно ассигновывалась сумма в 500 тысяч с лишком рублей*(272). Что касается до крестьян, то, перейдя в ведение коллегии экономии, они получили право собственности на земли и сенокосы, "какие на дома архиерейские и монастыри пахали и косили, исключая только тех, кои более 20 верст от их поселений отстоят и, за дальностью, к пахоте и сенокосу им неподручны". Коллегия экономии должна была управлять крестьянами через посредство экономических правлений (их было четыре) и особых должностных лиц - казначеев, зависимых от правлений. Впрочем, в 1786 г. коллегия экономии была упраздена*(273), и экономические крестьяне во всем были сравнены с государственными.
