Христология свт. Кирилла Александрийского

Проповеди Нестория и его последователей вызвали резкое противодействие ему, прежде всего со стороны святителя Кирилла, архиепископа Александрийского († 444). В этом учении он увидел реальную опасность рассечения единого Христа на двоих сынов. Свои христологические взгляды св. Кирилл Александрийский формулировал главным образом в полемике с Несторием и богословием, которое тот олицетворял. Богословский интерес Кирилла сфокусирован в первую очередь на единстве Христа как Сына (он говорит: Христос «остался одним Сыном»; «человечество стало собственным <человечеством> Слова, и мы помышляем единого Сына вместе с ним (человечеством)») и единого живого существа (ἓνζῷον) (К Суксенсию). Следуя свт. Афанасию, свт. Кирилл подчеркивает, что Слово стало человеком, а не вселилось в человека.

В свое время единство Христа, хотя и неудачно, пытался защищать Аполлинарий Лаодикийский. Кирилл вынужден возвращаться к его наработкам и языку, дистиллируя их от заблуждений и давая новую интерпретацию некоторым его формулам. Ученики Аполлинария, желая спасти эти книги от уничтожения, надписывали их именами уважаемых отцов Церкви, в частности свт. Афанасия Великого. Но, пользуясь наработками Аполлинария, свт. Кирилл вряд ли заблуждался об их авторстве. Важнейшей из этих формул была единая воплотившаяся природа Бога Слова (μίαφύσιςτοῦΘεοῦΛόγουσεσαρκωμένη). Кирилл часто использует также ее сокращенный вариант: одна природа Христа. При этом он избегает говорить о двух природах во Христе, даже когда его активно к этому побуждают (Суксенсий).

Тем не менее, он использует формулы одной природы в ином смысле, чем Аполлинарий. Разница заключается, прежде всего, в том, что человечество Христа, составляющее вместе с божеством эту «единую природу», включает в себя не только плоть, но и душу: «Тело, соединившееся со Словом, было одушевлено умной душой». Душа Христа способна к страданиям наряду с телом: «Когда же боговдохновенное Писание говорит, что Он пострадал плотью, то и мы должны говорить точно так же, то есть – человеческой природой» (К Суксенсию). Обобщая данную мысль, можно сказать, что если для Аполлинария человечество Христа было пассивным и лишенным собственной жизни и энергии, то для Кирилла оно активно и имеет собственную жизнь. Именно этот динамический фактор человечества, наличие в нем собственной энергии позволяет полагать, что Кирилл считал человечество полноценной природой – в позднейшем халкидонском смысле.

При этом субъектом всех действий человечества, а равно и божества, остается один и тот же Христос: «Мы разумеем Христа, страдающего плотью от иудеев и остающегося бесстрастным по божеству» (Толкование на псалмы). Образ Христа, являющегося единым субъектом страданий по человечеству и бесстрастности (или чудес) по божеству получит широкое распространение после Кирилла.

Лишь в контексте способности человечества страдать и, говоря более широко, иметь свою собственную активность (энергию), Кирилл называет его природой (когда он говорит, что Христос пострадал человеческой природой (τῇ φύσει τῆς ἀνθρωπότητος) (К Суксенсию)). В иных контекстах он этого делать не решается. Объяснение этому факту может быть найдено в том, что ко времени Кирилла под влиянием аполлинаризма и несторианства сложилась традиция, в рамках которой понятие природы по отношению ко Христу не было тождественным понятию сущности применительно к Святой Троице, то есть категории общей сущности в Аристотелевом смысле. Природа рассматривалась скорее как сущность, имеющая свое самостоятельное и частное бытие. В этом смысле данное понятие было близким к каппадокийскому понятию ипостаси, то есть частной сущности. Это, по всей видимости, стало главной причиной нерешительности Кирилла использовать формулу две природы. Хотя Кирилл различает божество и человечество во Христе, делает он это крайне осторожно, чтобы не привнести никакого разделения. В частности, человечество и божество для него различаются лишь умозрительно (τῇ θεωρίᾳ μόνῃ).

При этом они соединены по ипостаси (ипостасно, ипостасное соединение) (καθ’ ὑπόστασιν) (К Несторию II), то есть значительно более тесно, чем при несторианском относительном соединении по благоволению. Во втором послании к Несторию, он пишет, что Слово, соединив собой ипостасно плоть, одушевленную разумной душой, неизреченно и непостижимо для нашего ума стало человеком и наименовало Себя Сыном Человеческим.

Хотя интуиция свт Кирилла была правильной, у него также не хватало терминов для выражения образа соединения природ, он вынужден пользоваться конкретными примерами и образами. Чаще всего он использует антропологический пример, т.е. приводит пример человека, который представляет собой единое существо, единую ипостась, единое лицо, состоящую из двух реально различных природ, души и тела. Согласно святителю Кириллу, Божество и человечество во Христе соединились ипостасно, подобно тому, как ипостасно соединяются душа и тело в человеке. Это есть особый вид единства, предполагающий не внешнее подлеположение природ, как у Нестория, но их взаимное общение и взаимное проникновение внутри единой Ипостаси.