– Это не экологически чистая пища.
– Ты выбросил их, потому что они не экологически чистые?
Вот теперь она по-настоящему разозлилась. Отлично. Пока он продолжает ее злить, она не будет стараться вовлечь его ни в какую задушевную болтовню, эти разговорчики, которые он притворяется, что терпеть не может. Он припечатал ладонь к стойке. Волосы чернющие, словно у мертвячки, нелепые крысиные фиолетовые дреды, а густо намазанные ресницы похожи на гусениц, которые заползли на веки и там и скончались. В одной брови серебряное колечко, другое торчит в ноздре. Панда чертовски надеялся, что пирсинг фальшивый. А мазать этот нежный рот уродующей коричневой помадой вообще преступление против человечества. Но больше всего его раздражали татуировки. Эта длинная тонкая шейка не для того предназначена, чтобы ее душить огнедышащим чудовищем, а терн на предплечье вообще мерзость, хотя, слава богу, несколько капель крови уже отлетело.
– Ты в самом деле хочешь травить свое тело пестицидами и химическими удобрениями?
– Да! – Она ткнула пальцем в сторону дверцы кладовой: – И отдай мне ключ.
– Разбежалась. Темпл надавит на тебя, и ты отдаешь его ей.
– Я справлюсь с Темпл Реншоу.
Когда хотел, он мог вести себя, как первостатейный хрен, вот как сейчас, когда пропала его керамическая свинья, а на голых плечиках Люси плясали эти кожаные бретельки.
– Ты не смогла справиться даже с Тедом Бодином. А ведь он самый распрекрасный парень на свете.
Когда приходилось иметь дело с негодяями, она была сущим младенцем: вздернула подбородок, сжала челюсти, но под этой бравадой Панда разглядел чувство вины, от которого она все еще не избавилась.
– Что ты имеешь в виду, что я не смогла с ним справиться?
Вот в точности тот самый переход на личности, который он давал себе зарок с ней не затевать, но теперь не знал, как увильнуть от разговора.
– Твое отвращение к браку осенило тебя не только в день свадьбы. Ты знала, что это гиблое дело задолго до того, но кишка оказалась тонка сказать ему.
– Я ничего такого не знала! – воскликнула Люси.
– Что-то ты с утра не с той ноги встала.
– Уж точно не яйца с беконом подняли.
Он послал ей свою обычную хамскую ухмылку, но не в пример прежнему эффект смазался, поскольку он не мог отвезти глаз от этих тоненьких ремешков. Только разок дернуть…
– Хочу обратно мою еду, – заявила Люси.
– Она в мусорном баке. – Он притворился, что проверяет сломанную ручку ящика, потом легко оттолкнулся от стойки. – Я открою кладовую, когда хочешь. Просто не ешь свое дерьмо, когда Темпл поблизости.
– Мое дерьмо? Да ты из тех, кто считает, что «Фростед флейкс» – это антиоксиданты! (Сухие завтраки – Прим.пер.)
Она была права. Он махнул головой в сторону холодильника:
– Угощайся чем-нибудь из того, что там есть. У нас доставка продуктов дважды в неделю. Овощи и фрукты привезут сегодня попозже.
– Я не хочу ее вшивую экологически чистую еду. Мне нужна моя собственная.
Как он ее понимал.
Над головой заработала беговая дорожка. Он говорил себе «не спрашивай», но…
– У тебя случайно нигде не припрятан какой-нибудь кусок твоего хлеба?
– Свежая булка с корицей и изюмом, и там, где ты точно не найдешь, – в ответ заявила Люси. – Грызи локти. О, погоди. Ты же не сможешь. Они у тебя ведь не экологически чистые.
И вышла наружу, громко хлопнув дверью.
Насчет хлеба Люси соврала. И дверью так не хлопала аж с четырнадцати лет. И то и другое отлично подняло ей настроение.
К сожалению, она не захватила с собой свой желтый блокнот, а ведь обещала, что начнет писать сегодня по-настоящему. Но возвращаться обратно через кухню – увольте. Тогда Люси зашла за дом и поднялась на три ступеньки, которые вели на настил снаружи ее спальни. Она оставила скользящие двери открытыми, чтобы впустить в комнату прохладный бриз. Проход загораживала гардина. Люси отвела ее локтем и зашла внутрь.
Панда был уже там.
– Я хочу назад свою спальню, – заявил он, выходя из ее гардеробной и неся в руках кроссовки двенадцатого размера, как ей довелось случайно узнать.
– Я сняла этот дом на все лето, – возразила Люси. – А ты нарушаешь договор, так что я не уйду отсюда.
Он подошел к комоду:
– Эта комната моя. Можешь спать наверху.
И потерять отдельный вход? Ну уж нет.
– Я останусь только здесь.
Он вытянул ящик, в котором обычно хранилось его нижнее белье, а сейчас там лежали ее трусики. Сунул туда нос и вытащил стринги цвета полуночи.
– Твои вещи в самом нижнем ящике, – поспешно просветила Люси.
Панда провел большим пальцем по шелковой промежности. Люси ненароком встретилась с наглецом взглядом, и ее словно ударил разряд сексуального электричества, что лишний раз доказывало, насколько тело у женщин не в ладу с мозгами.
– Одно я никак не возьму в толк. – Большой кулак поглотил трусики. – Учитывая, как ты ко мне относишься, почему ты еще здесь?
– Привязанность к твоему дому перекрывает мое полное безразличие к тебе, – с поразительным самообладанием произнесла она.
– Дом-то мой, а не твой, – напомнил он, кося взглядом на ее правое плечо. И что он там увидел? – И если ты еще что-нибудь здесь поменяешь, то вылетишь отсюда, несмотря на то, что говорит Темпл.
Как зрелому человеку, ей бы смолчать, и пусть за ним останется последнее слово, но он все еще держал ее стринги, и Люси не чувствовала себя обязанной поступать по–взрослому.
– А ты предоставляешь ей полный комплекс услуг?
И снова его взгляд прошелся по ее плечам.
– А ты как считаешь?
Она не знала, что и думать, поэтому устремилась через комнату и вырвала у него стринги.
– Думаю, Темпл из тех женщин, которыми нелегко управлять.
– Вот он и ответ на твой вопрос.
Который ей абсолютно ничего не прояснил.
– Так я и думала.
Люси кинула трусики обратно в ящик, взяла письменные принадлежности и вышла тем же путем, как и вошла.
Моя мама … – Столько всего, что трудно выбрать.
Моя мама общеизвестный труженик.
Или может…
Моя мама верила в упорный труд…
Люси пощелкала ручкой.
Соединенные Штаты построились на упорном труде.
Она устроилась поудобнее.
И моя мама тоже.
Люси скомкала лист. Ее жалкие попытки писать еще хуже, чем стычки с Пандой, но на сей раз она винила во всем пустой желудок. Посему отбросила блокнот и отправилась на велосипеде в город, где проглотила два «чили–дога» и большую порцию жареной картошки в «Догс-н–Мэлтс», самое большое количество еды за долгие месяцы, но кто знает, когда в следующий раз доведется поесть?
Вернувшись в дом, Люси обнаружила, что в почти пустой гостиной босая Темпл просматривает по телевизору парочку дисков с «Жирным островом». Коричнево–золотистый диванчик, на котором та сидела, был одним из немногих оставшихся предметов мебели, поскольку Люси лучшую мебель перетащила в солярий взамен той, что выкинула оттуда.
Темпл схватила пульт и остановила шоу на собственном изображении.
– У меня просто перерыв минут на пятнадцать. – Она вела себя так, словно Люси застала ее чавкающей шоколадным батончиком. – Пахала три часа.
В переполненном животе Люси заворочались «чили–доги».
– Вы не обязаны передо мной отчитываться.
– Я и не отчитываюсь. Я… – С изнуренным видом Темпл откинулась на спинку дивана. – Не знаю. Может, и отчитываюсь. – Она показала на свое застывшее на экране изображение: – Взгляните на это тело, – произнесла она с таким самоотвращением, что Люси отпрянула. – Я его профукала. – Темпл нажала кнопку проигрывания и поймала свой блестящий экранный образ в середине яростной обличительной речи, которую обрушила на миловидную вспотевшую женщину средних лет, еле сдерживающую слезы.
«Хотите уйти? Вон дверь! Вперед! Если вам наплевать, то мне тем более. – Вены на стройной шее Темпл вздулись, а ее идеальный накрашенный рот издал рык: – Ступайте на корабль и отчаливайте на остров. Пусть все видят, какая вы неудачница».
Женщина уже откровенно рыдала, но Темпл продолжала бранить ее. Душераздирающее зрелище. Даже еще более душераздирающее, когда представишь, до какой степени отчаяния нужно дойти, чтобы по доброй воле стать объектом таких оскорблений.
Но слезы женщины только подогревали презрение Темпл.
«Фу. Вы только это и делали всю жизнь. Распускали нюни, вместо того чтобы справляться со своими проблемами. Вон! Отчаливайте на остров! Тысячи людей ждут, что вы займете свое место».
«Нет! – плакала женщина. – Я могу справиться. Я могу это сделать».
«Так делайте!»
Темпл нажала на паузу, когда женщина начала избивать боксерскую грушу. Люси сроду не верила, что самобичевание наилучшая форма мотивации, но Темпл считала по–другому.
– Ирен пробежала свой первый полумарафон четыре месяца спустя после съемок этого эпизода, – гордо заявила она. – К тому времени, как я с ней закончила, она потеряла больше ста фунтов.
Люси задумалась, сколько из этих ста фунтов Ирен способна была сбросить без того, чтобы Темпл прилюдно наорала на нее.
– Боже, она поразительно выглядела. – Темпл выключила телевизор и встала, чуть поморщившись, когда выпрямилась. – Критики всегда осуждали меня. Они сравнивали меня с тренерами вроде Джиллиан Майклз, говорили, что у нее есть сердце, а я бессердечная стерва. У меня тоже есть сердце. Огромное. Но людям не поможешь, если с ними нянчиться, и как-нибудь я сравню свои результаты с ее. – Темпл махнула головой в сторону лестницы. – Собираюсь немного поработать над торсом. Судя по вашим мускулам на руках, вам стоит присоединиться.
Перед мысленным взором Люси вспыхнуло лицо всхлипывающей женщины.
– Время сейчас неподходящее.
– У вас вечно время неподходящее, так ведь, Люси? Вы всегда отыщете отговорки, лишь бы не заботиться о себе, – скривила губы Темпл.
– Я о себе забочусь. – Может, виноват был устрашающий взгляд в упор или лишний «чили–дог», но вышло неубедительно. – Я делаю упражнения, – заявила Люси более твердым голосом. – Не люблю, но все равно делаю.
Темпл скрестила на груди руки, как тюремная надзирательница:
– И какие такие упражнения?
– Отжимания. Немного качаю пресс. Много гуляю. Иногда бегаю.
– Иногда – не считается.
– Зимой хожу в тренажерный зал.
Три раза в неделю, если везло. Чаще два. Но редко проходила неделя, когда она не побывала там хоть раз.
Темпл выбросила руку и показала на Люси, словно у нее было не тело, а кусок испорченного мяса в мясном магазине.
– Вы в самом деле удовлетворены достигнутыми результатами?
Люси задумалась:
– Типа того.
– Вы себе лжете.
– Вряд ли. Хотелось бы мне быть чуточку крепче? Да какой женщине не захочется? Но форму поддерживаю. Чуток здесь, чуток там. Одержима ли я? Вообще-то, нет.
– Всякая женщина в этой стране одержима своей фигурой. Без одержимости в нашем обществе не проживешь.
Люси невольно подумала, что она и так запуталась в куче вещей: обязана своей семье, должна себе, и как бы ей умудриться уравновесить одно с другим. И у нее нет времени серьезно заняться еще и своим телом.
– Тяжело тренироваться не умею. Полагаю, у меня своя философия насчет упражнений. Что-то типа «вполне сойдет». – Темпл посмотрела на Люси, как на ползущего по ноге таракана, и хотя та знала, что объяснять бесполезно, все равно попыталась: – Я верю, что упражнения вещь важная, но не тренируюсь для троеборья, а только чтобы сохранить форму. И когда простые упражнения становятся нудной работой, я тут же бросаю.
– Вам следует себя заставить.
– Я совершенно счастлива в роли слабохарактерной личности.
Люси пришло в голову, что Темпл могла бы вполне не быть такой несчастной, если бы не пыталась достичь немного больше, чем «вполне сойдет». Не случайно Королева–Дьяволица набрала вес, и дремавшему внутри Люси социальному работнику было любопытно, что случилось с Темпл, из–за чего она потеряла свой железный контроль.
Но Темпл не могла взять в толк равнодушную позицию Люси, а та воспользовалась, что звезда похудения на время замолкла, и сменила тему:
– У меня есть двенадцатилетний приятель, который имеет привычку заявляться сюда нежданно-негаданно.
Темпл тревожно распахнула глаза:
– Этого нельзя допустить.
– Его трудно удержать, разве что обнести место забором и пропустить электрический ток. Я ему сказала, что ко мне приехала подруга, так что если он заявится, то не удивится, что вы здесь.
– Вы не понимаете! Никто не должен видеть меня!
– Сомневаюсь, что он из лагеря ваших поклонников.
– Панда! – заорала пронзительно Темпл. – Панда, ну-ка иди сюда.
Надсмотрщик изо всех сил тянул время, но появился.
Темпл ткнула пальцем в сторону Люси:
– Сейчас мне некогда с этим разбираться. Разберись сам! – Вихрем вылетела и громко топая взбежала наверх, перепрыгивая через две ступеньки.
Вместо того чтобы следовать приказу, Панда начал озираться в гостиной:
– Что случилось с моей мебелью?
– Какой мебелью?
– Мебелью, которая здесь обычно стояла.
– Опиши ее.
– Как это «опиши ее»?
Она посмотрела на него, прищурив глаза:
– Опиши мебель, которая здесь обычно стояла.
– Диван. Какие-то кресла. Где это?
– Какого цвета диван?
Он скрипнул зубами:
– Обычный диван. Цвета дивана. Что ты с ним сделала?
– Если ты скажешь, как он выглядел, я, может быть, и вспомню, – с преувеличенной терпеливостью заявила она.
– Он выглядел как диван! – рявкнул Панда.
– Да ты даже не помнишь, – триумфально заявила Люси. – Ты понятия не имеешь, как выглядела эта комната. Вообще, как выглядело все в этом доме. Ничего в нем для тебя не имеет значения.
На щеке его задергался мускул.
– Я знаю, что тут был диван. И сейчас он исчез.
– Не исчез. Он в солярии. А с ним несколько кресел и парочка вещей, которые тебе не распознать. Тебе на этот дом наплевать, ты его не заслуживаешь.
– Тяжелый случай. Он мой. И я хочу назад свою свинью.
Люси запнулась:
– Твою свинью?
– Свинью, которая была на кухне.
– Эту уродливую свинью в фартуке официанта и без уха?
– Ухо есть. Оно только отколото.
Люси застыла.
– Ты помнишь скол на этой глупой свинье, зато не знаешь, какого цвета диван?
– Я больше понимаю в искусстве керамики.
– Панда! – раздался сверху вопль Темпл. – Иди подстрахуй меня.
Гадюка посмотрела в сторону лестницы:
– Очаровательно. Как здорово ты приспособился к роли собачки Темпл Реншоу.
Он пошел по коридору:
– Когда в следующий раз зайду на кухню, чтоб свинья была на месте, иначе никогда не увидишь свою еду.
– Твоя свинья – мерзкая уродина! – крикнула Люси вслед.
– Как родившая тебя мамочка, – не остался он в долгу, чем привел ее в ярость. Только злилась она в действительности не на него. Больше на себя. Потому что чуть не засмеялась.
Бри закрывала на ночь ларек, когда медленно подъехал и остановился белый пикап. Поперек его двери шла надпись «Травы Дженсена».
Почти стемнело. Бри только что закончила паковать последний непроданный мед в картонную коробку, которую погрузила в тачку. С шести утра на ногах, стараясь закончить прополку заросшего сорняками садика Миры, она забыла поесть и устала до мозга костей. И все-таки день прожит не напрасно. Она продала восемнадцать горшочков меда, заодно и землянику со спаржей, выживших среди сорной травы. У нее почти появилась подруга: не то чтобы Бри поверила, что такая знаменитая личность, как Люси, станет когда-нибудь настоящим другом, но все равно приятно.
Тоби совершил свой привычный акт исчезновения, но лишь открылась дверца пикапа, как мальчик невесть откуда выбежал на подъездную дорогу.
– Большой Майк!
Бри чуть не уронила горшки, когда вылез Майк Муди. После такого изматывающего дня это было уже чересчур. Она все еще никак не могла соотнести его теперешнюю привлекательную внешность с толстым угреватым подростком, которого помнила. Не знай она лучше, то отнесла бы его к дружелюбным папочкам, любителям футбола, вместо тупого крикливого доносчика.
Майк усмехнулся и помахал Тоби:
– Привет, парень. Я кое-что тебе привез.
– Что? – закричал Тоби, когда Майк подошел сзади к кузову пикапа.
– А как ты думаешь?
Майк окинул задний борт грузовичка и одним легким движением достал сверкающий серебристый горный велосипед.
Типичный Майк Муди. Она точно представляла, чем это закончится.
Тоби во все глаза таращился на велосипед, словно боясь, что тот исчезнет, если он отведет взгляд. Бри хотела запретить ему брать велосипед, но, разумеется, не смогла. Майк устроил засаду, которой невозможно избежать.
Тоби почти прошептал, неуверенно, не в силах постичь, что с ним может приключиться вот такое удивительное чудо:
– Это мне?
Бри заморгала: глаза обожгли подступившие слезы. Он получал подарок, за который ему не нужно было бороться. Дар, который она не могла ему дать.
Пока Тоби трогал руль велосипеда, Бри поняла то, чего не мог понять парнишка. Велосипед не был даром, предложенным по доброте душевной, а способом Майка встрять туда, где ему было не место. Он точно также поступал с ними в юности. Появлялся с пакетами «Скиттлс» и лимонных конфет – входным билетом в компанию, в которую его не пускали.
– Совершенно новехонький, – сказал Майк. – Увидел его, когда вчера был на материке, и подумал про себя, кому бы мог пригодиться такой отличный байк? Только одно имя пришло в голову.
– Мое, – с долгим выдохом тихо произнес Тоби. Раскрыв рот, он уставился на велосипед, словно ничего больше в мире не существовало. И смотрел в точности как Дэвид, когда тот рассматривал по его мнению нечто выдающееся. Ей стало больно от мучительных воспоминаний.
Майк вытащил какие-то инструменты из кузова пикапа, и они стали работать вместе – мужчина с мужчиной – отлаживая высоту седла. Бри так рассердилась, что ей стало дурно. Она сама бы хотела, и только она, подарить сыну Дэвида велосипед. Она хотела быть единственной, кто сделает мир Тоби краше, а не этот мастер манипулирования с его резким одеколоном, дизайнерскими логотипами и скользким шармом.
Тоби установил велосипед. Когда парнишка поставил тонкие ноги на педали, Майк показал на подъездную дорогу со словами:
– Сегодня уже слишком темно, чтобы кататься на большой дороге. Попробуй круг на подъездной, потом – вон на той тропинке в лесу.
– Спасибо, Майк. Огромное спасибо!
И укатил.
Майк все еще делал вид, что не видит ее, и только хлопнув бортом, посмотрел в ее сторону. Бри отвернулась и поставила последний мед в коробку.
– Я тебе тоже кое-что привез, Бри, – раздался позади нее его голос. – Подсобит твоему бизнесу.
– Я ничего не хочу.
Она схватилась за тачку и начала толкать ее по чахлой траве. Бри нужно было починить двери на кладовой за лотком, чтобы ей не приходилось таскаться туда–сюда дважды за день.
– Ты же не знаешь, что это.
– А мне все равно.
Переднее колесо попало в выбоину, горшки загрохотали, и она едва их все не опрокинула.
– Ты не веришь во второй шанс, а, Бри?
В юности он всегда переходил на жалобный тон, когда кто-то бросал ему вызов, но теперь голос его обрел невозмутимость, которая ей не нравилась.
– Я верю лишь в то, что горбатого могила исправит. – Она сражалась с выбоиной, пытаясь вытащить колесо. – Прекрати использовать Тоби, чтобы добраться до меня.
Он отодвинул ее в сторону, взялся за ручки и вывел тачку на подъездную дорогу.
– Мира говорила, что твой бывший бросил тебя ради восемнадцатилетки.
Предполагаемой «родственной душе» Скотта девятнадцать, но поправляя Майка, вряд ли Бри сохранит лицо.
– Вот что случается, когда выходишь замуж не за того парня, – только и сказала она.
Он остановил тачку.
– Не веришь же ты до сих пор, что твой единственный и неповторимый – это Дэвид?
Он выказывал гораздо большую проницательность, чем обычно, и ее охватил гнев.
– Я не стану говорить с тобой о Дэвиде.
– Он никогда бы на тебе не женился. Ты его пугала.
Несмотря на внешний лоск, каким он был тупым, таким и остался. Дэвид, с его блестящим интеллектом и безграничной самоуверенностью, никогда бы не стал никого бояться, не говоря уже о такой обычной девчонке, как она.
– Принцесса из «белой кости» и парнишка из гетто… – Он потер большим пальцем золотой браслет на запястье. Или Майк забыл вылить на себя одеколон, или принял серьезно к сведенью ее критику, потому что пах как мятная жевательная резинка. – Ты завораживала Дэвида, но только и всего.
У нее дернулась рука от желания дать ему пощечину.
– Прекрати вести себя так, словно ты знал его.
– С кем, как ты думаешь, он разговаривал после того, как женился на Стар и осел на острове?
– Хочешь, чтобы я поверила, будто ты стал наперсником Дэвида? После того, что ты натворил?
– Жить в прошлом – не такая уж отличная идея, – произнес он с таким оттенком сострадания, что она какое-то мгновение поверить не могла. – Это осложняет жизнь больше, чем нужно. Я могу тебе помочь.
– Единственное, что ты можешь – оставить меня в покое.
Она бросила тачку и пошагала к дому.
– Ты просто упорствуешь, – не повышая голоса, сказал он. – Что ты собираешься делать, когда туристы покинут остров?
– Уеду с острова, как и все.
– И куда отправишься?
Никуда. Братья ее любили, но не хотели, чтобы она жила с ними – ни она сама, и уж тем более ни она с притащенным двенадцатилетним мальчишкой. Ей некуда идти, и, похоже, Майк это знал.
Бри услышала, что он ее догоняет: даже шагал он куда уверенней, чем она со своей спешной взбешенной походкой.
– Тебе здесь нужны друзья, – сказал Муди, когда Бри дошла до крыльца. – Мира скончалась. Дэвид и Стар покоятся с миром. А с виду у тебя не имеется длинного списка закадычных подруг.
Ни одной, на которую можно рассчитывать. После ухода Скотта вся так называемая поддержка от подруг сводилась лишь к едва замаскированным попыткам посмаковать сочные подробности ее с мужем разрыва. Бри развернулась и встала к Майку лицом:
– Надеюсь, ты упиваешься своей местью. У тебя есть деньги и успешный бизнес. У меня ничего этого нет. Уверена, ты от этого невероятно счастлив.
Он натянул серьезное выражение:
– А что, ты бы прыгала от счастья, видя, что кто-то когда-то тебе небезразличный попал в неприятности?
Она подумала о Дэвиде и Стар, как они причинили ей боль, как сильно она их ненавидела и как отчаянно скучала по ним. Отогнав их образы, Бри сосредоточилась на Скотте и его девятнадцатилетней сексапильной цыпочке.
– Можешь не сомневаться!
К ее удивлению, Майк рассмеялся:
– Хочешь ты это признавать или нет, но я тебе нужен, поэтому лучше смени гнев на милость. В воскресенье я возьму вас с Тоби в церковь. В девять тридцать.
– В церковь?
– Самое лучшее место, чтобы свести знакомства с местными. Но давай условимся о некоторых основных правилах. На людях не выказывай мне неуважение. – Твердость в его веселых глазах встревожила ее. – Не вздумай насмехаться над кем-нибудь из паствы, даже если кто-то начнет бормотать на неведомом языке в приступе религиозного экстаза. И если Нэд Блейкли появился со своей змеей и начнет цитировать Библию, будь вежливой. Церковь – не твой Блумфилд–Хилл, здесь Чарити–Айленд, и люди предаются религиозным обрядам всей душой.
Неведомые языки? Змеи?
Майк улыбнулся, не той неприятной притворной улыбкой, которую она помнила, а от всей души. Узрев ее ошеломленный вид.
– Мне нужно вернуть грузовик Ханку Дженкинсу. Увидимся в воскресенье. Да, и если ты решишь не идти, я передам, что ты хочешь остаться совершенно одна.
– Именно так и хочу, – с нажимом заметила она.
– Точно? – Он все еще улыбался, по–родственному. – Зимы здесь долгие, и люди зависят друг от друга, съедут ли в кювет или у них кончится масло для жарки. Или их детишки – детишки вроде Тоби – заболеют, и понадобится увезти их с острова. – Он поскреб подбородок. – Будь осторожней в своих желаниях, Бри.
Шантаж. Ей хотелось швырнуть что-нибудь, только бы он ушел, но она никогда не устраивала скандалы, не бросали ничего, не визжала. Она была лишь посредственной студенткой и чирлидершей Скотта. И ничего больше.
После ухода Майка Бри вернулась за тачкой и одеялом, которым укрывала прилавок. Только потом она увидела оставленный ей Майком подарок, тот, что, по его словам, мог помочь ей в бизнесе. Не «Скиттлс» и не лимонные конфетки. Майк Муди вступил в высшую лигу. Теперешняя его взятка приобрела вид ноутбука «Макинтош».
Глава 13
Люси обернула вокруг талии пляжное полотенце с мутантами Черепашками-ниндзя и вышла из летнего душа. Она ходила понырять с пристани, но вода в озере была еще холодной, потому купанье не затянулось. Пока Люси закрывала на защелку покосившуюся деревянную дверь, с веранды по лестнице спустился Панда. Судя по промокшей от пота футболке и всклокоченным волосам, он только что отмотал одну из тренировок в компании Темпл.
– Хочу обратно свою спальню, – заявил в очередной раз он, попутно пялясь на влажные плечи Люси и чересчур тонкий верх дешевого черного купальника.
Та подтянула под мышками полотенце:
– Ты охраняешь Темпл. Тебе нужно торчать возле нее.
– Темпл спит, как бревно, а еда под замком. – Он подошел ближе, выйдя из тени на солнце. – Наверху три пустые спальни. Выбирай, какая понравится. Черт, можешь спать во всех трех, если хочешь.
Правда была на его стороне, и вообще-то Люси верила в игру по правилам. Но не в этом случае.
– Сейчас это моя комната. И я ее не уступлю.
– Точно? – Он наклонился ближе, обдавая ее запахом свежего пота и опасности, исходящей от мужчины. – Выселить тебя мне не составит труда. Вспомни, что я больше тебя, сильнее, и у меня отсутствуют моральные принципы.
Не совсем, но близко к правде. Нервная дрожь в животе не пришлась по вкусу Люси, и она скрестила на груди руки.
– Ты не можешь так поступить… тебе ведь тогда придется объясняться с Темпл.
Он все еще выглядел зловеще, но при этом чуточку… надулся?
– На этой кровати наиновейший матрас.
– Ага, наконец-то мы добрались до сути дела. – Матрас и впрямь был райским. Не слишком мягким, в меру твердым, в верхней части с перьевой набивкой. И занимал по значимости второе место после отдельного входа. – Кажется, это единственная мебель в доме, которой ты не пренебрег.
Свирепый взгляд Панды выглядел не очень убедительным.
– Если мне приходится отказываться от своей спальни, то хочу что-нибудь взамен. – Его глаза задержались на ее выступающих ключицах. – Что ты можешь предложить?
Действительно, что?
– Советы по интерьеру.
– Забудь.
– Отмытые до блеска окна.
– Оно мне надо?
Она судорожно шевелила мозгами… Бах, тут ее осенило.
– Хлеб.
Протикало несколько томительных секунд. Панда медленно отстранился, подняв голову:
– Я весь внимание.
– Если ты на час задержишь в бухте Темпл завтра днем, то в кустах на веранде тебя наверняка будет ждать припрятанный каравай свежего хлеба.
Он задумался:
– Она учует его в ту же минуту, как подойдет к дому.
– Я сожгу несколько свечей. Буду печь с открытыми окнами. Распылю освежитель воздуха. Да тебе не все ли равно?
– Думаешь, сможешь провернуть?
– Уверена.
– Идет. Свежий хлеб, когда захочу, и ты остаешься в этой комнате.
Он развернулся и направился к воде.
Только когда он скрылся из виду, к Люси пришло запоздалое озарение. Никто лучше ее не знает, как серьезно Панда относится к своей работе. В самом ли деле он оставил бы Темпл одну на втором этаже на всю ночь ради сколь угодно великолепного матраса? Такого Люси не могла представить.
Чем дольше она размышляла, тем больше убеждалась, что угроза Панды отобрать спальню – просто пустой звон и устроена исключительно с целью заставить Люси пойти на уступки с хлебом. Очевидно, не она одна страдала от недоедания. Люси сердито протопала в дом.
Панда ее надул, а она попалась.
Панда вынырнул на поверхность, потом снова ушел под воду. Когда он уже извинится за то, что сказал Люси той ночью? Словно ему недостаточно преследующих его грехов, так еще и эти слова превратились в навязчивый словесный речитатив, от которого Панда никак не мог избавиться. «В любом случае, не так уж ты и хороша». Ему нужно было тогда попросить прощения, но он уже чувствовал, как пошла на убыль его защита, и, извинись он, их отношения могли бы стать куда душевнее. А он этого не желал. «Будь лучшим, в чем ты хорош».
Он поплыл назад к пристани. Проклятье, как же хочется есть. И еще он ненавидел свою роль надзирателя Темпл. Вот почему он чувствует себя выбитым из колеи: потерянная сосредоточенность, старый зуд надраться, вцепившись, стаскивает его с пути истинного. Свежеиспеченный хлеб Люси поправил бы дело. Со сносной кормежкой в животе у надсмотрщика хватило бы сил тянуть эту лямку. А пока такое ощущение, что ни конца ей нет ни краю. И что куда важнее, он лучше управился бы с этой девушкой с поддельной татуировкой дракона.
