Пока е2 ли могу вернуться». 4 страница

– Позволь помочь тебе с Тоби.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи. Оставь нас в покое.

Он потер большим пальцем золотой браслет:

– Я беспокоюсь об этом парнишке.

– Уверена, твоему общественному имиджу идет на пользу такое притворство, мол, присматриваешь за бедным сиротами.

Он не выказал даже грамма стыда.

– Понимаю, что ты не раскатаешь передо мной красную дорожку, но, думаю, мы могли бы в этом деле действовать вместе.

– Ты неправильно думаешь.

Майк обвел взглядом заросший двор и пчелиный домик с облупившейся белой краской и провисшей тонкой крышей. Порыв ветра зашелестел в листве, но не встрепал дорогую стрижку Майка.

– За это место ты много не выручишь, если попытаешься продать его. Здесь нет вида на море, доступа к пляжу, да и коттедж нуждается в ремонте.

Он не сказал ей ничего, что Бри сама уже не знала бы. Невезенье в делах любовных и имущественных – это как раз в ее духе. Банк лишил их со Скоттом пятимиллионного дома, купленного в Блумфилд–Хиллс. По последним слухам, его стоимость снизили до трех миллионов и все еще не могут сбыть с рук.

Старый знакомый обошел запущенный огород Миры, где саженцы помидоров боролись за выживание с сорняками.

– Если ты увезешь Тоби с острова, то лишишь единственного убежища, которое у него имеется.

– Ты же не думаешь в самом деле, что я тут останусь? – произнесла она так, словно у нее имелась дюжина возможностей, когда в реальности не водилось ни одной.

Майк все еще умудрялся выглядеть невинным, когда вонзил нож:

– Слышал, ты мало что получила после развода.

Ей не досталось ничего. Никакой помощи от семьи. У братьев свои финансовые проблемы, да и не будь их, Бри все равно не стала бы просить у родственников денег, ведь когда-то она пропускала мимо ушей их предупреждения насчет Скотта. Что же касается наследства… Оно ушло в течение года после смерти матери.

– Вот, у тебя есть маломальский дом, – напомнил он. – Мира не отпускала от себя Тоби, поэтому у него не очень много друзей, но корни его здесь, и в его жизни и так довольно перемен. Думаю, Дэвид хотел бы, чтобы ты осталась.

Она не могла стоять здесь и слушать, как он произносит имя Дэвида. Даже после стольких лет.

– Больше не приходи сюда.

Повернулась на каблуках и оставила его стоять в одиночестве во дворе.

Тоби сидел за откидным столиком в кухне, поедая очередную миску хлопьев. Кухня, наряду со всем остальным коттеджем, была переделана в пору столярных работ с мореным дубом и сделанных под дерево столешниц и стоек. На парочке открытых полок выстроилась Мирина коллекция горшочков для меда и керамические пчелы. Через окно над раковиной Бри наблюдала, как Майк осматривает все вокруг, словно оценивает собственность. Наконец он ушел.

Дэвид написал ей лишь одно письмо.

«Я всегда буду любить тебя, Бри. Но это конец. Я не стану причиной разногласий между тобой и твоей семьей…»

Она была опустошена и душу отводила только в телефонных разговорах со Стар. Дочка Миры была ее лучшей подругой и единственным человеком, знавшим, как сильно Бри любила Дэвида, понимавшим, что их чувства выходили далеко за рамки курортного романа.

Шесть недель спустя, как она уехала, Стар забеременела от Дэвида, и тому пришлось бросить учебу и жениться на ней. Больше Бри никогда ни с одним из них не разговаривала.

Тоби поднял миску и захлюпал остатками молока. Потом поставил ее на стол.

– Бабуля говорила, что ты была богатая. Спорим, ты ей врала.

– Я была богатой. – Бри уставилась в окно. – А сейчас нет.

– Почему?

– Потому что полагалась на мужчин вместо того, чтобы сообразить, что нужно полагаться только на себя.

– А я знаю, что у тебя вообще нет денег. – Это обвинение – еще одно напоминание, как сильно он ненавидел ее. Не то чтобы и она была от него без ума.

– Когда ты уедешь? – спросил Тоби.

Не в первый раз он задает ей этот вопрос, хотелось бы ей самой знать ответ.

– Я не знаю.

Он отодвинул стул от стола.

– Ты не можешь сидеть тут вечно, ничего не делая.

Мальчишка был прав, и ей требовалось показать ему, что у нее имеется план. Хоть какой-то. Что угодно.

– И не собираюсь. – Она отвернулась от окна. – Буду продавать мед Миры.

 

Люси не имела намерений присоединиться к Панде в посиделках за пиццей. Вместо того она надела кроссовки и отправилась на свежий воздух. Бегать она ненавидела, но бездельничать ненавидела еще больше, и ей нужно было освободиться от эмоций, скопившихся за этот жалкий отвратительный день.

С Гуз-коув–лейн она повернула на шоссе. По дороге миновала заброшенный сельский ларек. За ним увидела мельком маленький голубой коттедж. Она услышала, как ее догоняет другой бегун, и даже не обернулась, чтобы посмотреть, кто это.

– Ты больше не числишься в платежной ведомости моей семьи, – сказала Люси, когда он поравнялся с ней.

– Сила привычки.

– Я не люблю бегать, а особенно с тобой.

– Потерпишь. Дорога чертовски узкая. Держись обочины.

– Любую машину тут за версту можно услышать, а я вышла на пробежку, потому что хочу побыть одна.

– Притворись, что меня здесь нет. – Он замедлил ход, чтобы не обгонять ее. – Ты ведь на самом деле не собираешься обратно в Уайнетт?

– А до тебя только сейчас дошло?

– Раньше я бы поспорил на что угодно, что изменишь решение.

– Так вот, ты ошибался.

– Всегда есть первый раз.

– Ну ты и лузер. – Она перебежала дорогу, развернулась и направилась обратно к дому.

Он за ней не последовал.

Вернувшись, Люси взяла велосипед и поехала на пляж на южную оконечность острова, уселась там на вершине какой-то дюны и стала наблюдать, как садится над озером солнце. Наконец, она отправилась обратно домой, где обнаружила Панду, сидевшего на одном из шести разномастных стульев, окружавших стол–подделку под викторианский стиль. Стол, который она все больше ненавидела не только за дешевую зеленую краску и уродливые чересчур массивные ножки, одну из которых подперли сложенным куском картона, а потому что он символизировал все, что требовало ухода в этом когда-то обжитом доме.

Перед Пандой лежала открытая коробка с пиццей, однако отсутствовала лишь пара кусков. Он поднял на Люси взгляд, когда она вошла, и желтый свет от абажура висевшей над столом лампы под Тиффани обозначил резче тени на его уже загорелой коже. Люси отчужденно обратилось к нему, словно они были лишь едва знакомы:

– Я устроилась в твоей спальне, и раз ты завтра уезжаешь, на одну ночь я не буду переселяться.

Он поставил локоть на спинку стула:

– Это моя комната.

Это была также единственная спальня на первом этаже, представлявшая собой убежище, в котором можно было чувствовать себя в безопасности от хозяина.

– С удовольствием устрою тебе одну из других постелей, – предложила Люси.

– А если я возражаю?

– Тогда я перееду, и спи на моих грязных простынях.

Он одарил ее хамоватой усмешкой:

– Позволь уж мне подумать.

Она холодно парировала:

– Я бы предпочла, чтобы ты думал быстрее. У меня был длинный день, и я хочу спать.

Панда пожал плечами, перестав ухмыляться.

– Спи, где хочешь. Мне все равно. Как-нибудь сам устрою себе постель. – Он повернул к двери, но замешкался: – Еще кое-что. Оставь дом в покое. Пусть все останется, как есть.

Это мы еще посмотрим.

Но он еще не закончил досаждать ей. Только она выключила свет в спальне, как услышала стук.

– Я забыл зубную пасту, – заявил Панда через дверь.

Люси вылезла из кровати, нашла в аптечном шкафчике зубную пасту, отомкнула дверь и сунула тюбик в щель.

По гневно сжатым челюстям Панды можно было подумать, что у нее в руке нож с выкидным лезвием.

– Ты закрыла дверь на замок? – сказал он похожим на дымящийся сухой лед голосом.

– Привычка, – с тревогой ответила она.

– Ты закрыла дверь?

Люси не хотелось показаться ребенком, упомяни она, как жутко в доме по ночам, поэтому просто пожала плечами.

Он свел вместе брови и поднял презрительно уголок рта:

– Милочка, если бы я захотел зайти в эту комнату, замок бы меня не удержал. Впрочем, какое мне до тебя дело? В любом случае, не так уж ты и хороша.

Она втянула воздух и захлопнула перед ним дверь.

 

 

Панде хотелось врезать кому-нибудь. Вообще-то, себе. Доколе это будет продолжаться? Он опять облажался с ней. Но она его так разозлила!

«Сука это заслужила. Если бы она так меня не бесила, я бы ее не ударил».

В точности то же самое он сотни раз слышал, когда их вызывали по какому-нибудь случаю бытового насилия, где очередной козел пытался оправдаться за то, что выбил дерьмо из какой-нибудь женщины, извиняясь теми же самыми словами. То, что Панда использовал слова вместо кулаков, вряд ли придавало ему благородства.

Он запустил пятерню в волосы. «Будь лучшим в том, в чем ты хорош». Но все, связанное с Люси Джорик, прямо с самого начала оказалось большим провалом. Все эти игры, которые он устраивал, чтобы запугать ее, ничего не принесли, кроме того, что заставили чувствовать себя колоссальным придурком. Одна ошибка за другой, и каждая вела к самой огромной ошибке из всех. К той последней ночи.

И так трудно было держать от нее руки подальше, когда они были на Каддо, но в последнюю ночь в мотеле его самообладание полетело к чертям собачьим. Слишком много часов он провел с ней на мотоцикле, когда она прижималась к его спине, чересчур много дней смотрел в эти карие глаза со вспыхивающими в них зелеными искорками, служившими ему сигналами смерча всякий раз, когда Люси чувствовала себя уязвимой.

Панда поднял кулак, чтобы постучать в дверь, но потом передумал. За что ему извиняться? Последнее, что она хочет сейчас, это видеть его.

Он пошел по запущенному коридору и поднялся по лестнице этого населенного привидениями дома. Дома, который он купил, не сумев удержаться. Прожитая жизнь оставила Панде достаточно эмоционального дерьма, с которым приходится иметь дело. И еще больше дерьма ему не нужно, особенно связанного с дочкой бывшего президента Соединенных Штатов.

Не мог он достаточно быстро убраться с этого острова.

 

На следующее утро Люси избежала встречи с Пандой, выскользнув через раздвижные двери в спальне на настил, который вел на задний двор. Прокатилась на велосипеде до городка и выпила кофе с маффином за столиком летнего кафе «Пейнтид Фрог». Кроме оценивающих взглядов, брошенных парочкой девчонок–подростков на ее татуировку и прическу, никто не обращал на приезжую готку внимания. У нее возникло головокружительное чувство, что Люси Джорик осталась позади.

Позавтракав, она отправилась на велосипеде на северную оконечность острова. Люси нравились его запущенные уголки. Не было здесь игровой площадки для богатых и знаменитых. Сюда приезжали сантехники и продавцы обуви. Подростки, посещавшие государственные колледжи, семьи, возившие в магазинных тележках малышей в супермаркете. Если бы Мэт и Нили не вошли в ее жизнь, то она бы просто мечтала провести отпуск в месте подобном этому.

До Дня Независимости было почти две недели, но лодочники уже выбрались на воду. Люси миновала какую-то ферму, потом деревянную лачугу с написанной от руки вывеской «ЛУЧШАЯ КОПЧЕНАЯ РЯПУШКА НА ОСТРОВЕ». Небольшое озерцо с торчавшим рогозом лежало слева от нее, справа простиралось какое-то болото, за которым виднелись просторы озера Мичиган. Мало–помалу лиственный лес уступил место соснам, а потом деревья и вовсе исчезли, когда дорога сузилась и побежала по открытой части острова.

На скале, которую в давние времена обнажил ледник, возвышался маяк. Люси оставила велосипед и пошла по тропинке. Кивнула смотрителю маяка, ухаживавшему за какими-то оранжевыми растениями в деревянных кадках у дверей. За зданием в воду вдавался пирс. Сегодня на озере было спокойно, но Люси вообразила это место в шторм, когда о скалы бьются волны.

Среди валунов она нашла уже согретое утренним солнышком местечко, где посидеть. Движущейся точкой на воде виднелся паром, приближавшийся к материковому берегу. Люси страстно надеялась, что Панда уплыл на этом пароме, потому что если он еще в доме, то ей придется уехать самой, а покидать остров она не хотела более чем когда–либо. Ее все еще жгли мерзкие слова, которые он бросил ей прошлым вечером. Никто никогда не был с ней безжалостен, но Панда намеренно причинил ей зло.

Ей было все равно, почему он набросился на нее или верит ли он в то, что сказал. Его слова разрушили все остатки ностальгии по их великому приключению. В конечном итоге, оно и к лучшему.

К тому времени как Люси вернулась к велосипеду, она твердо решила составить себе четкое расписание. По утрам, когда было прохладнее, она будет выходить на озеро или исследовать остров. А днем начнет писать главы, обещанные отцу.

Уже почти на повороте на Гуз-коув-лейн промелькнул все тот же ярко–голубой домик, замеченный ею вчера. Волнистая береговая линия делала расстояние на острове обманчивым, но, должно быть, здесь жили Тоби и его бабушка – по прямой не очень далеко от дома Ремингтонов.

Почтовый ящик накренился под опасным углом по одну сторону подъездной дороги с заброшенным сельским лотком по другой стороне. Хотя дом находился в нескольких милях от городка, место для продажи летом продуктов здесь было подходящее, поскольку с южного, самого крупного на острове, пляжа проходило шоссе. Именно на этом пляже прошлым вечером она гуляла почти до захода солнца. Выцветшая вывеска, косо болтавшаяся на цепи, гласила: «Свежий мед на продажу».

Поддавшись порыву, Люси свернула на подъездную дорожку.

 

 

Глава 10

 

Бри завизжала и отпрыгнула от улья.

– О, боже… о, боже, боже…

Она застонала, ссутулила плечи и затряслась. Кучка, которую Бри увидела на дне ящика, оказалась вовсе не каким-то обычным скопившимся мусором. О нет. То была мышь. Точнее, мертвая мышь, застывшая внутри клейкой массы – защитного слоя из прополиса, который нанесли пчелы.

Содрогнувшись, Бри сдернула жесткие кожаные перчатки, которые надевают пчеловоды, и отступила в противоположный конец двора. По словам Тоби, в прошлом месяце мистер Вентцель давал пчелам густой сахарный сироп, и сейчас ульям нужны были новые ящики для расплода – гнездовые корпуса. Она открыла только третий по счету улей. А что еще там обнаружится в остальных?

Может, в конечном счете, правильно поступала Стар. Она терпеть не могла работать с пчелами матери. Но Бри не Стар, и, что уж говорить, с самого начала пчелы завораживали ее. Каждое лето она помогала Мире возиться с ульями. Бри любила легкий дух опасности, превосходство над братьями, что умела делать что-то, чего им и не снилось. Ей нравился порядок в рое, четкие правила, по которым жило сообщество пчел, идея пчелиной матки. Однако, главным образом и потому, что ей хотелось бы жить с Мирой, такой спокойной и нелюдимой, и так отличавшейся от безумной, сосредоточенной на себе матери Бри.

Большую часть ночи Бри не спала, изучая скудную библиотечку Миры по пчеловодству. Но никакие книги или опыт, накопившийся, когда она помогала каждое лето Мире, не подготовили Бри к вот такой огромной ответственности. Несколько лет назад она даже ходила на занятия по пчеловодству, но Скотт отказался установить во дворе улей, поэтому ей так и не довелось самой иметь с пчелами дело. И вот она теперь не с одним ульем, который нужно охранять от грызунов, паразитов и перенаселения, а с целыми пятнадцатью.

Бри потерла лодыжку пяткой кроссовки. Хотя ей подошла куртка с прилагавшимися шляпой и сеткой, рабочий комбинезон не был рассчитан на такую высокую и худую особу, как она, поэтому пришлось натянуть собственные брюки–хаки. Пчел успокаивает одежда светлых тонов, а вот темные цвета напоминают им о хищниках вроде енотов и скунсов. К несчастью, Бри забыла заправить брюки в носки, чем и объяснялась зудевшая от укусов лодыжка.

Горе–пчеловодка подумывала было привлечь Тоби, чтобы он убрал мертвую мышь, но тот от своей матери унаследовал неприязнь к пчелам, так что такая вероятность исключалась. После вчерашнего шпионского инцидента Бри старалась лучше приглядывать за ним, но его нигде не было видно. Зато она увидела вышедшую из–за угла дома девушку–подростка с крашенными черными волосами и беспорядочно заплетенными дредами. На ней были черная майка, шорты и уродливые ботинки. Ростом ниже Бри, может, чуть больше ста шестидесяти сантиметров, миловидные, тонкие черты и пухлый рот. Не будь этой отвратительной прически и толстого слоя макияжа, девушка могла быть хорошенькой. К тому же что-то в ней проглядывало смутно знакомое, хотя совершенно точно Бри с ней никогда не встречалась.

Она задрала сетку на верх шляпы. От появления нежданной гостьи Бри стало не по себе, не только из–за татуировки и кольца в носу малолетки, но и потому что до вчерашнего дня никто не беспокоил затворницу. Ей нравилось чувствовать себя незаметной и хотелось, чтобы такой порядок вещей сохранялся.

– Полагаю, вы не бабушка Тоби, – утвердительно сказала девушка.

Несмотря на хулиганский вид, она не казалась опасной. Бри бросила перчатки рядом с дымарем, который использовала для окуривания пчел. Мира обычно работала с ульями без перчаток, но ее преемница даже близко не была готова к такому.

– Бабушка Тоби скончалась в начале мая.

– Правда? Очень интересно. – Незнакомка протянула руку. Необычный жест для юной девушки–подростка. – Я Гадюка.

Гадюка? Бри ответила на рукопожатие, хотя чувствовала себя при этом странно. В кругах, которым она когда-то принадлежала, было принято обмениваться поцелуями даже с малознакомыми женщинами.

– Бри Уэст.

– Рада познакомиться, Бри. Тоби случайно нет поблизости?

Откуда эта девушка знает Тоби? И снова в который раз Бри почувствовала свое бессилие. Она понятия не имела, где болтался парнишка или чем занимался, когда скрывался с глаз долой.

– Тоби!

Никто не отозвался.

– Наверно, он в лесу, – предположила гостья с доброжелательностью, позволившей Бри понять, что та вышла из подросткового возраста. – Вы мама Тоби?

Из–за бледной рыжей внешности Бри заработала от братьев кличку «Труп», а учитывая расовую принадлежность Тоби, она подумала, что собеседница просто иронизирует. Но та казалась искренней.

– Нет. Я… его опекунша.

– Ясно. – Что-то в ее пристальном взгляде давало Бри ощущение, что этой особе действительно ясно, может быть, даже больше, чем желала Бри.

– Чем могу помочь? – Она чувствовала, что говорит грубовато, но ей хотелось, чтобы девушка ушла и дала ей спокойно заняться пчелами. Еще одно неотложное дело – страстно хотелось курить.

– Мы соседи, – пояснила новая знакомая. – Я снимаю дом Ремингтонов.

Дом Ремингтонов? Ее дом. Не за этой ли девушкой шпионил Тоби? Бри притворилась несведущей:

– Дом Ремингтонов? Я здесь … всего лишь пару недель как живу.

– Он по другую сторону леса. Тут есть тропинка.

Тропинка, по которой Бри со Стар носились тысячу раз.

Гостья окинула взглядом ульи:

– Вы пчел разводите.

– Пчел разводила бабушка Тоби. Я же просто пытаюсь не дать им погибнуть.

– А опыт у вас есть?

Бри рассмеялась, с трудом узнав собственный смех, прозвучавший как скрежет заржавленного механизма.

– Едва–едва. Я как-то имела дело с пчелами в детстве, но то было так давно. На мое счастье, колонии здесь здоровые, стабильные, а холодная зима не дала им роиться. Если я не провалю дело, то с ними все будет хорошо.

– Это же здорово! – Казалось, гостья и в самом деле была впечатлена. – Вы не возражаете, если я завтра позаимствую Тоби на время? Мне нужно передвинуть кое-какую мебель. Он навещал меня несколько раз, и думаю, мог бы немного подсобить.

Он не навещал. Просто шпионил.

– Я… надеюсь, он не доставил вам хлопот?

– Такой ангелочек, как Тоби? – и собеседница иронически подняла бровь, к удивлению Бри. И снова она поймала себя на том, что смеется.

– Он весь к вашим услугам.

Девушка, назвавшаяся Гадюкой, повернулась лицом к лесу и, сложив ладони рупором, прокричала:

– Тоби! Завтра мне нужна помощь по дому. Если хочешь подзаработать, приходи.

Ответа не последовало, впрочем, ей, кажется, было все равно. Она снова обратила внимание на ульи.

– Пчелы меня всегда интересовали, только я про них ничего не знаю. Не будет ли с моей стороны бесцеремонностью попросить вас позволить мне время от времени понаблюдать за тем, что вы делаете?

Ее словарный запас и манеры настолько не вязались с внешностью, что застали Бри врасплох. Может, потому неожиданно для себя она отрывисто кивнула:

– Если хотите.

– Отлично. До скорой встречи.

И, улыбнувшись, направилась той же дорогой, что и пришла.

Бри повернулась к ульям, и тут вдруг ее осенило.

– Как вы относитесь к мышам? – крикнула она.

– К мышам? – Новая знакомая остановилась. – Не сказать, чтобы очень люблю. А что?

Бри поколебалась, потом показала на последний в ряду улей.

– Если так уж интересуетесь пчеловодством, вон там есть кое-что занимательное посмотреть. Слышали когда-нибудь о прополисе?

– Нет. А что это?

– Густая клейкая субстанция, которую собирают пчелы, чтобы запечатывать щели. Она обладает антибактериальными свойствами, некоторые пчеловоды даже собирают ее на продажу. – Бри старалась выглядеть профессионалом. – Заодно пчелы используют ее в качестве гигиенической пломбы, запечатывая любого проникшего захватчика, чтобы защитить семью от инфекций. Можете пойти взглянуть.

Новая знакомая прогулялась до улья, покорно подойдя к мышиной плахе. Остановилась перед мерзким комом и всмотрелась в него.

– Ну и гадость!

Однако же не отпрянула. А продолжала пялиться. Бри подхватила лопатку, прислоненную к ступеньке:

– Если хотите, сами подберите и бросьте в канаву…

Невольная участница оглянулась через плечо.

Прилагая все силы, Бри продолжала радостное щебетать, посвящая в детали:

– Прополис почти мумифицировал мышь. Здорово, правда?

– Вы меня разыгрываете.

Под этим прямым взглядом Бри сникла:

– Я… могу... и сама. Ничего не поделаешь. Но я терпеть не могу мышей, а вы мне кажетесь смелым человеком, которому все нипочем.

Глаза новой знакомой засияли:

– Правда?

Бри кивнула.

– Что ж, превосходно. – С этими словами гостья взяла лопатку, подхватила мышиный трупик и выбросила в канаву.

Прошла целая вечность с тех пор, как кто-то делал для Бри что-то хорошее, пусть даже и под ее нажимом, и она вспомнить не могла, когда последний раз была так тронута.

 

Люси заставило задержаться у коттеджа любопытство: ей захотелось увидеть Тоби с бабушкой. Или, возможно, она просто тянула время, потому что если внедорожник Панды еще у дома, то ей придется собрать вещички и уехать. И все же какой бы напряженной она ни была, куда ей сравняться с нервозной опекуншей Тоби.

Красивая женщина эта Бри, несмотря на то, что худая как соломинка. В ее резких чертах и полупрозрачном сложении чувствовалась старомодная хрупкость. Люси могла представить ее в викторианском платье, с выступающей из высокого кружевного воротничка длинной шеей. С забранными вверх темно–рыжими волосами. Что-то подсказывало Люси, что эта женщина несла тяжелый груз забот на своих тонких плечиках. Как же в эту картину вписывался Тоби?

Дело, разумеется, не ее, и, в общем, не стоило поддаваться минутному настроению и приглашать Тоби в дом, но как только она услышала, что бабушка Тоби умерла, Люси ничего не смогла с собой поделать. Дерзкие, отчаянные дети были ее слабостью. Прямо наряду с бросанием на первого встречного после того достопамятного побега.

Люси нарезала последний круг, задержала дыхание и повернула к подъездной дороге.

Машины этого первого встречного не было. Слава богу, никогда не придется с ним встретиться снова.

Прислоняя велосипед к стене сбоку дома, Люси все размышляла: то, что она прыгнула в постель с Пандой, не являлось ли это неким окольным путем, чтобы оправдать побег со свадьбы? Она не могла бы найти лучшего способа доказать себе, что не заслужила брак с таким человеком, как Тед. Удобная и в то же время возмутительная мысль. Это бы объяснило, почему она поступила так вопреки своей натуре, но едва ли это положительно отразилось на ее характере.

Решив навсегда перелистнуть эту короткую тягостную главу своей жизни, Люси вступила в дом, открыв дверь ключом, откопанным в поврежденной плетеной корзине, где он был похоронен под просроченными купонами на пиццу, старыми расписаниями парома, севшими батарейками от фонарика и телефонной книгой десятилетней давности. Вошла в кухню и обнаружила Тоби, сидевшего за столом и уплетавшего миску хлопьев.

– Чувствуй себя как дома, – растягивая слова, произнесла Люси. Немецкая кофеварка была вымыта, и Люси сомневалась, что это дело рук Тоби. С другой стороны, она не видела никаких следов пребывания здесь Панды.

Мальчик одарил ее привычно недружелюбным взглядом:

– Сколько вы собираетесь мне платить?

– А сколько запросишь?

Он зачавкал очередной порцией «Читос»:

– Много.

– Буду платить за сделанную работу. А сейчас отдай ключ, которым ты открываешь дом.

– Мне не нужен ключ, чтобы войти сюда, – хвастливо расхрабрился он.

– Ага. Ты Человек–паук и пользуешься своей силой.

Люси решительно подошла к нему и протянула ладонь.

Он почесал комариный укус на руке. Она видела, что он пытается решить, юлить или нет, но, наконец, порылся в кармане шортов. Отдав ей ключ, парнишка повозил ложкой в хлопьях:

– Почему вы не рассердились из–за бабушки?

– А кто говорит, что я не рассердилась?

– Да с виду не похоже.

– Я здорово могу скрывать свои чувства. Научилась у серийных убийц.

– Вы серийная убийца?

– Пока нет. Но подумываю, не стать ли. Типа, может, прямо сегодня.

Начавшаяся было складываться улыбка натянула уголок рта Тоби. Он тут же обуздал ее.

– Думаете, что вы забавная, а вовсе нет.

– Это как посмотреть.

Она говорила себе, что не стоило бы вмешиваться, тем не менее не устояла перед соблазном. Типично для тех, кто не знает, как справиться с собственными проблемами. Они суют нос в проблемы других, от того лучше себя чувствуют. Люси положила ключ в карман.

– Бри с виду хороший человек.

Тоби фыркнул:

– Она будет со мной, пока не вернется домой папа. Он монтажник–высотник. Это такие парни, которые строят всякую всячину вроде сотовых вышек. Самая опасная профессия в мире.

Он лгал – сироту она могла распознать в два счета. Люси налила из крана воды и выпила половину. Пока сливала остаток в раковину, то думала, как сильно ей нравилось работать с такими вот детьми, как Тоби. Ей это очень хорошо давалось, и она отказалась от любимой работы скрепя сердце. Впрочем, как социальный работник, она могла помочь лишь нескольким таким детям, а в качестве лоббиста помогала тысячам, о чем всегда приходилось напоминать себе, когда возникало сильное желание бросить все.

– Тут такое дело, Тоби. У меня брат и три сестренки, поэтому я знаю, когда дети говорят неправду. Если ты так будешь себя вести со мной, то дело твое. Тогда, значит, я не смогу по-настоящему тебе помочь, если тебе, конечно, нужна какая-то помощь. – Он открыл было рот, чтобы заявить, что ему не нужна никакая помощь. Она оборвала его. – А еще значит, что я никогда не попрошу помощи у тебя, когда она мне потребуется. Из–за лжи. Видишь, как обстоят дела?

– А кого волнует?

– Очевидно не тебя.

В раковине отсутствовали грязные тарелки. Либо Панда не ел, либо вымыл за собой. Люси взяла из чашки на столе банан.

– Мой папа и в самом деле был монтажником–высотником, – раздался позади нее тихий голос Тоби. – Он умер, когда мне было четыре года. Спасал другого парня, который застрял, и это точно правда.

Люси чистила банан, умышленно продолжая стоять к нему спиной.

– Мне жаль. А я даже не знаю, кто был мой отец.

– А ваша мама?

– Умерла, когда мне было четырнадцать. Хорошей мамой ее не назовешь. – Она сосредоточилась на банане, по–прежнему не глядя на мальчика. – Хотя мне повезло – я привыкла.

– А моя мама умерла почти сразу же, когда я родился.

– Похоже, ее тоже не назовешь отличной мамой.

– Зато у меня была классная бабушка.

– И ты скучаешь по ней. – Она отложила в сторону банан и наконец-то повернулась к нему лицом, только чтобы увидеть собравшиеся в больших карих глазах слезы. Слезы, которые он бы предпочел ей не показывать.

– У нас много дел. – Люси оживленно направилась в солярий. – Давай приступим.

В последующие несколько часов Тоби помогал ей сносить поломанную мебель, потертые подушки и траченные молью шторы в кучу в конце подъездной дороги. Оттуда Люси собиралась увезти все куда-нибудь с чьей–либо помощью. Панда, может, и не имел почтение к этому дому, зато она уважала, и если хозяину что не понравится, пусть подает на нее в суд.

Недостаток мускульной силы Тоби восполнял целеустремленным отношением к делу, что трогало Люси до глубины души. Ей сроду не доводилось работать один на один с детьми, кроме своих родственников.

Вместе они с трудом выволокли из дома древний уже не работающий телевизор. Тоби наполнил мусорные мешки журналами десятилетней давности и порванными книжками в мягких обложках, которые вручила ему Люси, вытащив из книжных шкафов в солярии. Потом протерла полки и переставила то, что осталось. Сколько Люси с Тоби не старались, а отвратительный зеленый кухонный стол оказался слишком тяжелым, чтобы его сдвинуть с места. Кончилось дело тем, что оба заработали ужасные занозы за свои труды.