К критике концепции Джемса

 

 

Приступая к критике концепции Джемса, я прежде всего должен отметить,

что она сосредоточивается почти исключительно на особенностях мышления

разных типов. От философского труда вряд ли можно ожидать чего-либо другого.

Однако такая, обусловленная рамкой, односторонность легко может повести к

путанице. Не трудно ведь обнаружить те или иные свойства или даже целый ряд

их у противоположного типа. Так, например, есть эмпирики догматичные,

религиозные, идеалистичные, интеллектуальные и рационалистические, и,

наоборот, бывают идеологи - материалистичные, пессимисты, детерминисты,

иррелигиозные. Возможность смешения не устранится даже и в том случае, если

мы укажем на то, что все эти выражения обозначают собою очень сложные

фактические данные, причем обнаруживаются еще очень различные оттенки.

Выражения Джемса, взятые отдельно, слишком широки и лишь в своей

совокупности дают приблизительную картину типической противоположности,

отнюдь не сводя ее, однако, к простой формуле. В целом типы Джемса являются

ценным дополнением общей картины типов, извлеченной нами из целого ряда

других источников. Джемсу принадлежит та большая заслуга, что он первый

показал с известной обстоятельностью, какое необычайное значение имеют

темпераменты при образовании философского мышления. Его прагматическая

концепция стремится охватить противоположности тех философских воззрений,

которые обусловлены различием темпераментов.

Известно, что прагматизм - широко распространенное философское течение,

вышедшее из английской философии (Ф.-К.-С. Шиллер), течение, признающее за

"истиной" ценность, ограниченную ее практической действенностью и пользой,

и, при известных обстоятельствах, пренебрегающее ее оспоримостью с той или

иной точки зрения. Характерно, что Джемс начинает изложение этого

философского воззрения именно с противоположности типов и этим, так сказать,

обосновывает необходимость прагматического воззрения. Это воспроизводит ту

картину, которую нам уже показало раньше Средневековье. Противоположность

того времени гласила: номинализм против реализма, и именно Абеляр искал

объединения в сермонизме или концептуализме. Но так как воззрению той эпохи

психологическая точка зрения была совершенно чужда, то и его попытка

разрешить проблему оказалась соответственно этому односторонней,

логически-интеллектуалистической. Джемс захватывает глубже, он понимает эту

противоположность психологически и пытается согласно этому найти

прагматическое разрешение. Конечно, не следует предаваться иллюзиям

относительно ценности этого размышления: прагматизм - это лишь

вспомогательное средство, которое может претендовать на значение лишь до тех

пор, пока, помимо познавательных способностей интеллекта, окрашенных

темпераментом, не открыты еще иные источники, которые могли бы присоединить

новые элементы к процессу образования философских воззрений. Бергсон,

правда, указал нам на интуицию и на возможность "интуитивного метода", но

это так и осталось лишь указанием. Раскрытия такого метода нет, и не так

легко будет дать его, хотя Бергсон имеет право указать на свои понятия

"жизненного порыва" ("elan vital") и "творческой длительности" ("duree

creatrice") как на результаты интуиции. Оставляя в стороне это интуитивно

уловленное основное воззрение, которое имеет свое психологическое оправдание

в том факте, что уже в древности, особенно в неоплатонизме, оно было вполне

распространенной комбинацией воззрений, - помимо этого, метод Бергсона

интеллектуалистичен, а не интуитивен. В несравненно большей мере использовал

интуитивный источник Ницше, который освободился этим в образовании своих

философских воззрений от чистого интеллекта, хотя и таким образом, и в такой

мере, что его интуиционизм вышел далеко за пределы философского

мировоззрения и привел его к художественному свершению, представляющему

собою величину, в значительной части своей недоступную для философской

критики. При этом я имею в виду, конечно, "Заратустру", а не сборники

философских афоризмов, доступные прежде всего психологической критике, и

притом именно вследствие их преимущественно интеллектуалистического метода.

Итак, если вообще позволительно говорить об "интуитивном" методе, то я

считаю, что "Заратустра" Ницше дает наилучший образчик его и вместе с тем

разительно доказывает возможность не интеллектуалистического, а все-таки

философского постижения проблемы. Предшественниками ницшевского

интуиционизма я считаю Шопенгауэра и Гегеля; первого - в силу той

чувствующей интуиции, которая имеет решающее влияние на его воззрение;

второго - в силу той идеальной интуиции, которая лежит в основе его системы.

У обоих этих предшественников интуиция находилась - если мне позволено так

выразиться - "под пятой" у интеллекта, у Ницше, напротив, над ним.

Противоположность обеих "истин" требует прежде всего прагматической

установки, если мы вообще хотим оценить по справедливости другую точку

зрения. Как ни необходим прагматический метод, однако он предполагает

слишком много резиньяций и вследствие этого он почти неизбежно связывает

себя с недостатком творческого формирования. Но конфликт противоположностей

не разрешается ни путем логико-интеллектуалистического компромисса, как в

концептуализме, ни путем прагматического измерения практической ценности

логически несоединимых воззрений, но исключительно путем положительного

творчества или свершения, которое прием лет в себя противоположности как

необходимые элементы координации, подобно тому как координированное движение

мускулов всегда включает в себя иннервацию мускульных групп-антагонистов.

Поэтому прагматизм не может быть не чем иным, как переходной установкой,

которая должна приготовить путь для творческого акта посредством устранения

предрассудков. Мне кажется, что на новый путь, подготовляемый прагматизмом и

указываемый Бергсоном, уже вступила немецкая - конечно, не академическая -

философия: именно Ницше, взломавший со свойственной ему насильственностью

эту запертую дверь. Его творение выводит за пределы того, что

неудовлетворительно в прагматическом разрешении проблемы, и притом делает

это с той же основательностью, с какой прагматическое признание жизненной

ценности истины преодолело - и еще должно преодолевать - сухую

односторонность бессознательного концептуализма в послеабеляровской

философии.