Двадцать восьмое сентября две тысячи восемнадцатого. Москва. Спортивный комплекс имени Иванова.

Многофункциональный спортивно-зрелищный объект столицы к осени превратился в боксерский клуб. В основном, туда приходили тренироваться закаленные любители бокса, иногда кто-то подваливал за компанию, не принимая участия в спарринге.

Находясь в рабочей командировке, Владимир “зависал” там вечерами. Бывало так, что не везло – ребята получали сильные тумаки, попадали под раздачу. Но, спустя какой-то промежуток, восстанавливались и снова шли драться. Каких-то трагических инцидентов со смертью или комой, от чего не застрахован ни один фанат бокса, не наблюдалось…

Понять, почему Парошину так сильно полюбился клуб, почему спорткомплекс стал для него фактически вторым домом, несложно, если хотя бы изредка следить за тем, что происходило с ним вне семьи и вне работы. Распознав в себе способности ведения двойной личной жизни, Парошин потянулся в женскую раздевалку, и именно там он впервые встретил Альбину. Вначале девушка слабо улыбнулась ему, собираясь уходить. Тот, не теряя надежд на развитие “пока еще дружбы”, поплелся за ней хвостиком. Подловив блондинку на улице, он предложил ей сходить в ресторан, естественно, за его счет…

Уже через полгода общения с ней, после шести месяцев тайных встреч и беспокойных ночей, Владимир сделал ей предложение руки и сердца, что поставило свободолюбивую любовницу в тупик (про её работу в ОПБ Владимир тогда еще не знал):

Что скажешь, а? Ты согласна? Возможно, с самого начала, с того момента, когда я к тебе прикоснулся, что, заметь, произошло в первый же день нашего знакомства, все шло именно к этому!

Не хочу тебя обламывать. Ты сейчас смешнее, чем обычно… - изучая пальцами карманы спортивного костюма, Альбина нашла старую резинку для волос. Вытащив её, она убрала волосы в хвост, - Но ничего не остается! У тебя есть жена, есть ребенок. Зачем тебе кто-то еще?

Парошин чувствовал, что упускает свой шанс, и, сняв с головы мокрое душевое полотенце, подсел поближе к даме, приобнял:

Считаю нецелесообразным упоминать тех, кто в наших отношениях никак не фигурирует. Развод не за горами, только хотя бы намекни, что не попытаешься сбежать при первой удобной возможности, оставив меня с носом.

Агентесса, вымотанная после тренажера, прилегла на колени своего бой-френда, она высоко закатила глаза, выдавив из себя нервный смешок, а потом с весьма серьезным выражением подробно растолковала ход своих мыслей:

- Подписавшись на это, мы только все усложним, и лучше точно не будет. К тому же у тебя недавно родился ребенок, а мне, как и, наверное, любой девушке не хочется становиться причиной раздора. Подумай, что хорошего твой сын скажет о тебе, когда вырастит? Что отец отказался от него и свалил из семьи ради какой-то белобрысой потаскухи? – она лежала, рассматривая кольцо, втайне мечтая принять его, но не решаясь по уже озвученным причинам, - И эта обида никогда не пройдет…

Ну… ладно, как скажешь - Владимир надул щеки при закрытом рте. В нем клокотало неудовольствие вследствие неудачи, - Хотя бы коробочку с бриллиантовым подарком оставь себе. Храни её у себя до тех пор, пока мы встречаемся.

За проявленную грандиозную щедрость Альбина расплатилась скользящим прикосновением губ по щеке и обещанием о максимальной продолжительности их альковной эпопеи.

Октябрь две тысячи двадцать четвертого.

Покойно взрыдая и шепча что-то очень быстро об её бесконечной любви к нему, расходуя максимум сил на элементарную работу лицевых мышц, одинаково сложно поддающихся контролю, целуя и поцеловывая, пока сводимые судорогой охладевшие губы не перестали подчиняться, Альбина произнесла последнее:

- Прости…

Теперь она лежала неподвижно, застывшая, точно труп, отвернув голову вправо, в сторону выбитой двери. Она обрадовалась, что перед смертью получилось увидеться с ним, но… “замерзшая” мимика не смогла передать эту радость.

Альби, Альби, очнись, ну, же, Альб! Подмога уже в пути, давай, просыпайся! - прозрев всю горечь случившейся трагедии, вспомнив заезженную истину о навсегда ушедшем, не склонном к возвращению, Владимир, истошно взвыл, стуча лбом об M16, - О, боже, любовь моя, блядь! – и заплакал до покраснения кожи, до возникновения пронзающих колик.

Нет, нет, нет, нет, нет! Дыши, ну, же! Ты должна дышать! – даже тогда, когда она была уже мертва, пускала кровавые слюни, он не терял веры и не переставал пытаться её оживить. Время текло незаметно, - Ну, нет, пожалуйста, дыши! – а когда её смерть стала выглядеть неопровержимым фактом, агент решил повторить старую задумку. Увы, данный сюжетный поворот не из тех, когда какое-нибудь резонансное событие только начинает оказывать влияние на судьбу, как все обнуляется до некоторой константы. Это из тех случаев, когда ты знаешь, что придется вечно сетовать, но отрицаешь правду до последнего звука в собственных матерных фразах.