В семантике естественных языков запечатлена в основном та картина мира, которая была доступна человеческому сознанию во время формирования грамматического строя языка и его древнейших лексических пластов. Вот как об этой картине мира писал Эдвард Сепир: «Дело как будто бы обстоит так, что в какую-то давнопрошедшую эпоху несознательный ум племени наспех проинвентаризировал свой опыт, доверился этой скороспелой классификации, не допускающей пересмотра, и наделил наследников своего языка наукой, в которую они перестали всецело верить, но которую не в силах опрокинуть. Категории языка образуют систему пережившей себя догмы, догмы бессознательного.
Картина мира, запечатленная в естественных языках, увидена глазами человека, услышана его слухом, осмыслена его еще дописьменным и поэтому наивным сознанием. Человеческое зрение, слух, обоняние уже не были так остры, как у зверей и птиц, однако еще и не были усилены приборами. Сознание еще не осложнялось требованиями логики, математическими представлениями о точности и мере; еще не была так развита способность человеческого ума к саморефлексии. В эпоху формирования языка сознание человека в значительной степени носило мифологический характер: оно легко отождествляло часть и целое, предмет и имя предмета; смешивало предшествование во времени и причину, причину и следствие, цель и средство, похожее и тождественное, живое и неживое.
Мифопоэтические представления древнего человека основывались на архетипических смысловых структурах, составлявших «коллективное бессознательное» социума (К.Г.Юнг). Вполне вероятно, что. архетипы имеют врожденный и общечеловеческий характер. Вот почему в семантических стуктурах самых разных языков так много схожего.
Ярким примером антропоморфного видения мира могут служить обозначения частей рельефа: в самых разных языках соответствующие названия восходят к названиям частей тела человека, ср: горный хребет, устье и рукав реки, подошва и подножие горы, перешеек, губа 'название морских далеко вдающихся в сушу заливов и бухт на севере' (напр., Обская губа, Онежская губа), бровка 'край канавы, кювета или обочины дороги', жерло (родственно слову горло) вулкана, обочина (от бок), нос (обозначение мыса в географических названиях на севере Евразии, например, Канин нос); ср. также в географических названиях: Лысая Гора, Морское Око (польск. Morskie Око — озеро в Татрах); англ. ridge —гребень горы и хребет; mouth — рот, уста; устье (реки); вход (в гавань, пещеру, шахту); foot — ступня, нога; основание, опора, подножие, подошва; arm — рука, arm of a river — рукав реки; eye — глаз, око; устье шахты; neck — шея; перешеек, коса, узкий пролив; head —голова; мыс; исток реки; head of a mountain — вершина горы; back — спина; гребень (волны, холма); throat — горло, глотка; узкий проход, узкое отверстие, жерло вулкана; brow — бровь; выступ (скалы), кромка уступа, бровка.
Рассмотренная метафоричность— явление не только широко распространенное, но и живое, продуктивное. Например, относительно недавно в разных языках слова со значением 'легкое (орган дыхания)' развили значение 'массивы зеленых насаждений; парки, скверы', ср. русск. легкие города, англ. the lungs of London и т.п.
Наблюдая подобные антропоморфные метафоры, один итальянский автор XVIII в. заметил: «Невежественный человек делает себя мерилом Вселенной». Для современного слуха эти сближения, скорее, трогательны и человечны — как сказки детства или бабушкины поговорки.
Первоисточник рассмотренной антропоморфной топографии лежит в космогонической мифологии. Согласно древнейшим индоевропейским мифам, творение мира происходило по воле (слову) Бога-демиурга Брахмы: разделялись земля и небо, первоначально слитые в мировом яйце; мир создавался из огромного тела первочеловека и первожертвы Пуруши, с множеством глаз, голов, рук, ног. Части тела Пуруши становятся основными элементами мироздания: его дух стал луной, глаз— солнцем, дыхание— ветром, пуп — воздушным пространством, голова —- небом, ноги — землей, уста — священной рекой Индрой и огнем... Таким образом, мифологическая картина творения представляла собой цепь уподоблений: элементы макрокосмоса (небо, земля, вода, ветер, солнце, горы, реки...) осознавались как элементы микрокосмоса — тела мифологического существа («первожертвы»), из частей которого и был создан мир (Елизаренкова, Топоров). По-видимому, образно-метафорическое уподобление мира телу человека формировалось одновременно и в мифопоэтических представлениях древности и в семантике языка.
Метафорический строй мифологии надолго закреплял и делал более частым, продуктивным древний способ осознания действительности человеком: на основе образного видения предметов и естественной свободы переносно-образного употребления слов. В итоге складывались, во-первых, универсальные модели семантического развития слов (метафора, метонимия, синекдоха м т.п.) и, во-вторых, одинаковое или сходное смысловое наполнение образных структур мышления. Так, в разных языках наблюдается метафорическое или метонимическое уподобление молодости и любви весне и цветению, смерти — сну или покою, битвы — пиру или жатве, неба — шатру или крыше, речи — течению реки, ума — голове, речи — гортани или горлу, начала — семени или корню, знания или разума — свету, книги — засеянному полю, наставника — сеятелю, поэта — пророку и т.д. Ср. также распространенные в разных языках зооморфные символы мифопоэтического происхождения: змея как символ мудрости или коварства, волк — свирепости, ягненок — кротости, лиса — хитрости или мудрости, пчелы и муравьи — трудолюбия и т.д.
Вопрос 12. Основные понятия лингвистической типологии: языковой тип, языковые параметры, языковые универсалии и фреквенталии, пространство типологических возможностей.
Типологические сходства языков не только многочисленны, но и разнообразны. В основу их систематизации могут быть положены два дифференцирующих признака:
1) степень распространенности данного явления в языках мира
2) атомарный или системный характер наблюдаемого сходства.
В зависимости от степени распространенности различаются несколько видов типологических сходств. Типологическая закономерность — это сходство (негенеалогического и неареального происхождения), которое наблюдается хотя бы в двух языках. Но обычно к типологическим закономерностям относят сходства более широкого распространения, т.е. наблюдаемые в целом ряде языков. Интересным примером широкой типологической закономерности могут служить обозначения зрачка. По данным Ч.Тальявини, во многих языках, в том числе в 20 очень далеких неиндоевропейских языках (например, в суахили, саами, китайском, японском, коми, самоанском, древнеегипетском, древнееврейском), а также во многих индоевропейских (включая древние языки — санскрит, древнегреческий, латынь) обозначение зрачка восходит к слову со значением 'человечек' или 'женщина, девочка'. Ср.: словенск. puncica — 'девочка, зрачок'; англ. pupil — 'ученик, воспитанник, малолетний; зрачок' и т.д. Если в английском, немецком, словенском данный перенос, возможно, связан с влиянием других языков (ср. лат. pupilla— 'девочка/куколка; зрачок, зеница'), то отмеченное в Словаре Даля значение 'зрачок'; в словах человечек и мальчик, по-видимому, возникло «само собой» — в силу типологической возможности вот так обозначить зрачок.
В отличие от типологических закономерностей, для лингвистических универсалий характерна максимальная степень представленности соответствующего явления в языках мира — в принципе, во всех языках. Впрочем, рядом с универсалиями иногда выделяют еще два близких класса типологических сходств: почти - универсалии (или статистические универсалии) — это универсалии, для которых известно один или два языка-исключения.
Под фреквенталиями (от nar.frequens — частый) понимают типологические явления, широко распространенные по языкам мира: фреквенталии встречаются в меньшем числе языков, чем это характерно для универсалий, но все же чаще, чем просто типологические закономерности. Таким образом, различия между четырьмя классами типологических сходств носят градуальный характер.
В познавательном плане различия в распространенности типологических сходств представляют большую ценность. Очень существенна для понимания языка относительная, или сравнительная частотность сопоставимых явлений. Так, из двух видов ассимиляции — прогрессивной (звук уподобляетсясвоему левому соседу, например, палатализация заднеязычных в праславянском под влиянием предшествующих передних гласных) и регрессивной (уподобление правому соседу, например, произнесение русск. ладно как [ланна]) — в языках мира значительно чаще встречается именно регрессивное уподобление. Это связано с неосознаваемым стремлением говорящего как бы забегать вперед, опережая или предвосхищая развертываемую речь; в результате артикуляция «следующего» звука начинается слишком рано, «не дожидаясь своей очереди», и тем самым влияет на артикуляцию звука, произносимого в данный момент. Таким образом, факты, говорящие о разной частотности двух звуковых явлений, проливают дополнительный свет на закономерности фонации.
К типологическим сходствам рассмотренных трех видов (типологические закономерности, универсалии и фреквенталии) относятся языковые факты или черты, которые носят преимущественно атомарный, изолированный характер. В отличие от них, для понятия языковой тип существенны именно системно связанные типологические закономерности, позволяющие строить типологические классификации языков. Понятно, что сама идея классификации языков предполагает не универсальный, но групповой характер тех закономерностей, которые являются основанием для выделения языковых типов и групп языков.
