Прямо- и криволинейные розетки (1—2.2.0), -прямолинейные сетки (1.3.0) 5 страница

Наиболее уверенно в берестяном декоре обских угров заяв­ляет о себе серия асимметричных бордюров, построенных на ос­нове зигзага. Многообразие форм ее проявления определено раз­личной конфигурацией отростков, присоединяемых к сторонам зигзага. Однако распределение мотивов по принципу эволюцион­ной цепочки выявляет их упорядоченность, отражающую длитель­ную историю становления (ил. 26).

Начальное звено эволюционной цепочки охватывает асиммет­ричную зигзагообразную структуру из взаимопроникающих тре­угольников, связанную с отступающе-накольчатой (отступающей прочерченной) орнаментацией на керамике. Эта традиция уходит в глубь неолитического времени, когда она фиксировалась на обширной территории от Украины до Енисея, захватывая на юге Арал и Каспий. Она автохтонна для Западной Сибири, где в это время существует орнаментальная общность, включающая в се­бя помимо технического единства и сходные мотивы; волну, псевдоплетенку и взаимопроникающие треугольные зоны. С рас­падом неолитической общности, отступающе-прочерченная орна­ментация накануне эпохи металла локализуется в восточном, самусьско-нарымском ареале. На основе местных традиций в Том-ско-Нарымском Приобье во второй половине II тыс. до н. э. фор­мируется самусьская культура. В её керамическом декоре наибо­лее репрезентативны мотивы, восходящие к неолитической орна­ментальной общности, в том числе и взаимопроникающие треу­гольники [Косарев М. Ф., 1972, 1973, 1991]. Фиксируются они в указанном хронологическом диапазоне и в Сургутском Приобье [Чемякин Ю. П., 1989]. То есть к началу бронзового века Сред­нее Приобье фокусирует в себе отступающе-накольчатую тради-

Ил. 26. Асимметричные мотивы, выскобленные на бересте (2—7), и соот­ветствующие им узоры на керамике (1 — Мец Ф. И., 1992. Рис.!, 4, 2 — МАЭ, № 5823-9; 3 — ГЭМ ЭССР, № BUG: 22с, 4 — Sirelius U. Т., 1904. Taf. 38, 10; 5, 6 — Лукина Н. В., 1979. Рис. 183, За, 150, 2; 7 —МЭЭ ТГУ, 1988;" 8. 9 — Косарев М. Ф., 1991. Рис. 40, /, 9)

дню, сопряженную с асимметричной зигзаговой структурой. В эпоху бронзы на территории Сургутского Приобья бытует ке­рамика, украшенная бордюрами, которые развились на основе взаимопроникающих треугольников [см.: Кокшаров С. Ф, Ерма­кова Н. Н., 1992. Рис. 1]."

Узоры эпохи бронзы прекрасно наложимы на обско-угорские берестяные орнаменты: зигзаг с прямым отростком, раздвоенным, многократно раздвоенным — косичкообразным. Описанные бордю­ры лучше всего представлены в творчестве северных групп об­ских угров, проступают у южных, но практически отсутствуют у восточных хантов. Возникает противоречивая ситуация: асим­метричные узоры, конструируемые па основе зигзага и прямого

отростка, не сохраняются там, где они предположительно заро­дились, т. е. в северной части Среднего Приобья.

Указанное противоречие снимают асимметричные бордюры, включающие в себя отростки иной конфигурации: крючковидные и в виде меандровых фигур сложного строения. Их ближайшие аналоги бытовали в эпоху бронзы в рамках андроновской орна­ментальной традиции. Мотив в виде крючка, опущенного из се­редины сторон зигзага, лежит в основе многих андроновских узо­ров, объединенных в тип В [см.: Зотова С. В., 1965. Рис. 1]. По­добные орнаменты фиксируются и в Сургутском Прнобье в конце бронзы [Кокшаров С. Ф., Ермакова Н. Н., 1992. Рис. 1, 7]. У восточных хантов, населяющих территорию Сургутско-Нарым-ского Приобья, орнаменты из зигзага и крючковидных элемен­тов определяют облик современных асимметричных бордюров на бересте и коре. Естественно, что за время, измеряемое не одним тысячелетием, они претерпели существенную творческую коррек­тировку и в наши дни предстают в облике сложнейших орнамен­тальных построений. Однако изредка все же встречаются на бе­ресте лаконичные прототипы, роднящие творчество современных мастериц с керамическим декором конца I тыс. до н. э. Очевидно, творческой переработкой орнаментальных сюжетов, характерных для андроновских традиций, с учетом местных стереотипов и соз­данием симбиозных вариантов и объясняется приглушенность ис­ходных форм в творчестве восточных хантов.

Возможно, этой же причиной обусловлены выявленные рас­хождения в сургутской и андроновской керамике. На это указы: вают С. Ф. Кокшаров и Н. Н. Ермакова (1992) и ставят под сом­нение роль андроновскнх орнаментов в формировании «меандро­вых* узоров на территории Зауралья и Западной-Сибири. Зигзаги с прямыми отростками выводятся из взаимопроникающих тре­угольников, зигзага с уголками или точками в его изломах. Как легко можно заметить, здесь наши позиции сходятся. Правда, со­гласно моим реконструкциям, прототипом послужили именно взаимопроникающие треугольники, а зигзаг с уголками и точка­ми дает иную, симметричную зигзаговую структуру. Но выведе­ние из указанного круга исходных мотивов зигзага с крючковид-ным элементом, на мой взгляд, недостаточно аргументировано.

Прием воссоздания исходных бордюрных форм путем рассе­чения гипотетически реконструируемых сеток, которым пользуют­ся исследователи, не нов [см.: Иванов С. В., 1963]. Однако пра­вомерен вопрос о его закономерности: к чему умозрительные по­строения, если существующий орнамент содержит в себе ответ, воспроизводя исходные формы наряду с производными модифи­кациями? Орнаментальная реальность такова, что сетки не свой­ственны обским уграм, зигзагообразные бордюры с прямыми от-

Я49

ростками выводимы эволюционным путем из бордюров же, но зигзаг с крючковндным элементом не имеет более лаконичного прототипа ни на бересте, ни на других материалах. Данный бор­дюр и производные от пего варианты фиксируются ограниченно, и территория их локализации входит в зону контактов лесных племен с носителями андроно.идных традиций. Последние в ка­честве органичной составной включают в себя зигзаг с крючко-видными отростками.

В творчестве северных групп обских угров также заметны параллели с андрононднымн узорами. Они проступают в мотивах, построенных на зигзаге в сочетании со сложной меандровой фи­гурой. Подобные формы отсутствуют в типологии андроновских орнаментов [см.: Зотова С. В.,1965], но отражены в западноси­бирской андроноидной керамике [см.: Матющенко В. И., 1974 а. Рис. 72, 1; Косарев М. Ф., 1991. Рис. 40, 9].

Таким образом, вряд ли оправдано исключение-воздействия андроновской орнаментики на становление обско-угорской. Вмес­те с тем следует согласиться с мнением С. Ф. Кокшарова и Н. Н. Ермаковой (1992) о том, что не следует преувеличивать ее роль. При знакомстве с андроноидной орнаментикой произошло не зарождение, а обогащение уже бытовавших узоров, создавае­мых на основе зигзага с асимметричными отростками. Более под­робное рассмотрение взаимодействия автохтонных и андроноид-иых традиции в творчестве обских угров будет приведено ниже, с учетом специфики орнаментального развития не только на бере­сте, но и на других материалах.

Вывод об асимметрии вообще и зигзага в частности, как из­начальном состоянии орнаментальной системы сделан Т. А. Мол-дановой (1993) на основе анализа северохантыйскнх материалов. Его можно распространить на обских угров в целом, но лишь при­менительно к серии асимметричных зигзагообразных бордюров, которые связаны с выскабливанием на бересте. Более широкое толкование указанного положения наталкивается на фактологи­ческое несоответствие. Так, исходные формы мозаичных орна­ментов характеризуются симметричностью, а нарастание асим­метрии возникает здесь за счет подключения берестяных узоров к конструированию новых форм. Само выскабливание на бересте содержит весомую обско-угорскуга орнаментальную общность, изначально сопряженную с симметрией. Речь идет о бордюрах нр ромбов. Они вариативны, но единство все же проступает в от­делке ромбов отростками и в снабжении их уголками. Правда, это единство затушевывается различной стилистикой исполнения мотивов — прямолинейной на севере н криволинейной на востоке. Здесь мы вплотную подошли к проблеме соотношения прямо- и криволннейности в обско-угорском берестяном декоре. 350

Криволинейные орнаменты обских угров теснее всего связа­ны с выскобленным декором берестяных изделий. Поэтому при определении места криволинейных форм в общей орнаментальной картине именно береста оказывается в центре внимания исследо­вателей. В литературе уже указывалось на неодинаковую частоту встречаемости у обских угров узоров с криволинейными очерта­ниями: их уделъный вес нарастает по "мере движения на восток и достигает наивысшего значения у восточных хантов, точнее у васюганско-ваховских [Чернецов В. Н., 1948; Лукина Н. В.. Рындина О. М., 1985]. В определении причин столь неравномер­ного проявления тенденции к «закруглению углов» нет единого мнения. В. Н. Чернецов (1948) считал возможным вести речь о кетском и селькупском влиянии. Позиция С. В. Иванова по дан­ной проблеме двусмысленна: с одной стороны, в «гвоздеобразном» орнаменте он видел результат саморазвития обско-угорских узо­ров н отрицал кетскос воздействие (1961 а), с другой,—усматри­вал здесь последствия контактов южных групп хантов, селькупов и кетов с тюркскими пародами Западной Сибири (1964). Н. В. Лу- Ь кина (1985 а, 1993) привела аргументы в пользу положения о криволинейных выскобленных узорах на бересте как древней местной черте, сохранившейся у восточных хантов.

Анализ орнаментального искусства, предпринятый в настоя­щей работе, вновь высветил проблему соотношения прямо- и кри-

- волинейных фор'м в узорах хантов и манси. И поскольку ни одна из вышеизложенных точек зрения не исчерпывает тех возможно­стей, что сокрыты в накопленном этнографическом материале по декоративному творчеству указанных народов, возникла необхо-

. димость вновь вернуться к вопросу о генезисе криволинейных узоров, выскабливаемых на бересте. Для его решения, однако, нельзя оставаться в рамках только криволинейных форм и толь­ко бересты как орнаментируемого материала. Следует, с одной стороны, выявить стилистически разнородные напластования в берестяных узорах и определить среди них место криволинейной традиции, сопоставив ее с таковой у соседних народов, а с дру­гой стороны, сравнить плавные изгибы орнаментальной линии на бересте с аналогичными формами, бытовавшими на других ма­териалах. Пересечение этих направлений поиска позволило авто­ру дать собственную трактовку истоков криволинейной манеры в орнаментальном искусстве хантов и манси.

Если попытаться обрисовать наиболее характерные черты орнаментированной бересты обских угров для XX в., то получится следующая картина. Основным объектом декорирования являют­ся р'азпого рода сосуды, коробки, а у северных хантов также дневные колыбели, на поверхности которых ножом выскаблива­ются узоры. Сначала острым концом предмета наносятся контуры

мотива, а затем соскабливается верхний слон бересты с узорных частей, в результате чего они приобретают желто-оранжевый от­тенок па темно-коричневом фоне орнаментируемой поверхности. Как следствие описанной технологии возникает ширококонтурная узорная линия, а мотивы хорошо выделяются на предмете благо­даря как своим размерам, так и цветовому контрасту с поверх-•ностью изделия. Узоры заполняют собой всю орнаментируемую поверхность предмета: стенки и крышку берестяных вместилищ, стенки и спинку у колыбелей. При этом явное предпочтение от­дается одному, ведущему мотиву, который окаймляется более простыми. На стенках предметов исполняются бордюры, а крыш­ки вместилищ и спинки колыбелей покрыты узорами розетчатого строения. Среди бордюров встречаются как строгие прямолиней­ные формы, так и более раскрепощенные по исполнительской ма­нере криволинейные очертания. Конфигурация мотивов богата и разнообразна. Здесь присутствуют сложные формы непрерывных бордюров, хорошо известные по мозаичным узорам, и не менее замысловатые орнаментальные построения, базирующиеся но простых геометрических фигурах. Началом, упорядочивающим прямо- и криволинейное многообразие форм, служит организация бордюрной полосы в виде зигзага или ромбического ряда. Единст­венным сквозным мотивом розетчатого строения в берестяных орнаментах обских угров являются крестообразно сгруппирован­ные параллельные уголки. Свободные орнаментальные компози­ции отличаются локальной избирательностью.

Можно еще более лаконично определить декоративную ма­неру хантов и манси, представленную на бересте в XX в.,— как сплав следующих доминирующих черт: сплошное заполнение ор­наментом декорируемой поверхности предмета, при этом основная часть поверхности отводится под ведущий мотив; выскабливание; ширококонтурность орнаментальной линии; прямо- и криволи­нейные очертания мотивов; зигзагово-треугольная н ромбическо-треугольная структуры бордюров. Вместе с тем орнаментиро­ванная береста хантов и манси содержит в себе некоторые черты, не укладывающиеся в описанные рамки, и по мере удаления от современности значимость этих черт возрастает настолько, что в декоративной ситуации рубежа XIX—XX вв. они предстают со всей очевидностью. Создается впечатление, что именно эти не вписывающиеся в общий контекст XX в. признаки ранее во мно­гом определяли облик берестяного декора обских угров, а затем оказались в рецессивном состоянии, и в паши дни сила их прояв­ления минимальна. Эти признаки касаются разных сторон орнамен­тации на бересте,

Сведения об орнаментированных предметах свидетельствуют о незначительных по сравнению с концом XIX в. изменениях, так

как берестяные вместилища и в этот период вбирали в себя все многообразие узоров. Наиболее существенный пробел в декора­тивном искусстве XX в. возник вследствие исчезновения низких берестяных «чашек» или «корытец» с крышками, сплошь покры­тых орнаментом. Последний обильно заполнял внутреннюю по­верхность вместилища, так что декоративная значимость вещи приходила в несоответствие с ее утилитарной функциональностью. В орнаментальную традицию XX вв. не оказались вовлеченными и берестяные черпаки также с декоративной внутренней поверх­ностью. Забвению перечисленных предметов, несомненно, способ­ствовало внедрение в традиционную культуру народа фабричных эквивалентов. Покупная металлическая посуда не требовала фи­зических и временных затрат на ее изготовление, экономя энер­гетические ресурсы этноса. Однако ее внедрение обеднило пред­метное окружение человека в эстетическом плане. Сохранение в активной, действующей форме больших коробов для хранения одежды, туесов, набирок для сбора ягод, коробок для швейных принадлежностей и других емкостей из бересты не в последнюю очередь обусловлено отсутствием равноценного заменителя в той фабрично-городской культуре, которая активно внедрялась в тра­диционную на протяжении всего XX в.

Композиционное своеобразие орнаментированной бересты рубежа веков заключается в ярусном членении декорируемой по­верхности при нанесении узора штампом или оттиском ножа, Кричем мотивы, наполняющие ярусы, декоративно равнозначны ил. 27. 3}. По мере движения к современности уменьшается до-я бордюров, где мотивы помещены в зоны-секции, и соответст-енно возрастает частота встречаемости бордюров в виде неде-имой орнаментальной ленты. Изредка фиксировалась информа­ня о том, что орнамент заполнял собой лишь часть декорируемой овсрхностц предмета, в основном речь шла о простых узорах, шедших «по краю чашки» [см.: Sirelius-U. Т., 1904]. На некоторых крышках конца XIX в. декоративное убранство заключалось лишь в узких орнаментах из вертикальных и наклонных полос, рас­положенных вдоль краев. Эти бордюры по своим размерам зна­чительно превосходят аналогичные окаймляющие узоры па изде­лиях XX в. Кроме того, центральная часть крышки иногда оста­валась неорнаментированной либо заполнялась простейшей фи-¹ гурой (ил. 27, 2). Перечисленные факты служат слабым, но псе же дошедшим до нас свидетельством тех времен, когда орнамен­тация ограничивалась частичным декорированием поверхности предмета. Здесь уместно напомнить, что малочисленные резные узоры на деревянной посуде также замкнуты в рамках полосы и сосредоточены на части боковой поверхности вещи.

Применительно к технике можно утверждать, что на рубеже

23. Закал 2006. «Очерки культурогенеза народов Западной Сибири». 353

-

веков выскабливание являлось лишь одним из способов орнамен­тации бересты. Наряду с ним бытовали еще восемь приемов деко­ративной отделки данного природного материала [см.: Ива­нов С. В., Ш63], и весьма.распространенной среди них являлась аппликация по зачерненной бересте. В роли аппликативпого узо­ра здесь выступала желтая полоса.бересты, оформленная точно так же, как и мозаичные непрерывные бордюры. Строгий и чет­кий аппликативный орнамент украшал низкие стенки берестяных чашек и стенки крышек к ним. Встречался он и на стенках кры­шек для кузовов или опоясывал устье сосуда. Декоративное оформ­ление изделий с помощью аппликативных узоров, помещаемых поверх зачерненной берестяной полосы, в XX в. не входит в тех­нический арсенал мастериц. Исчезают узоры, нанесенные штам­пом, наколом. тиснением, практически сходит на ист ажурная резьба с подкладным фоном, локально встречается раскраска. Речь, таким образом, идет о вытеснении выскабливанием прочих технических приемов орнаментации бересты, и на смену их мно­гообразия приходит унификация.

В связи с выскабливанием следует обратить внимание еше на один момент. В литературе оно отождествляется с процарапы­ванием [см.: Иванов С..В., 1963], н для этого есть основания. Опи­санная технология выскабливания предполагает процарапывание как начальный этап декоративной обработки, следующей опера­цией является собственно выскабливание. О том, что при данной технике доминирует именно последняя стадия, свидетельствуют языковые данные². 'Северные ханты говорят о самом процессе исполнения узоров описываемой техникой так: тупты элты хансы усыял — «на бересте узор скоблит». При этом употребляется тот же глагол, что характеризует обработку кожи: сусл ятлоЛщаш хощь усыял — «скребком кожу соскабливает», Налицо отожде­ствление операций, осуществляемых на различных материалах и в различных целях: на бересте — для ее орнаментации и на ко­же—для ее выделки. Возможно, что здесь кроется разгадка происхождения одной из наиболее популярных техник, художест­венной обработки бересты. Однако при этом в тени оказывается процарапывание - - неотъемлемая составная выскабливания. А между тем обско-угорская орнаментированная береста рубежа веков содержит недвусмысленные намеки па то, что в более ран­ние времена процатгаттывание играло немалую роль: с ним связан целый композиционный стиль, а также отдельные мотивы и сю жеты. Поэтому возникает необходимость уточнить содержание терминов. Под процарапыванием понимается линейное исполне­ние узора ножом на бересте, а под выскабливанием— создание

а Сведения получены в ходе устной беседы с А. М. Сязи.

шнрококонтурных фигур. Художественный эффект этих двух ви­дов орнаментов настолько различен, что несмотря на их техни­ческое единство, связанное со снятием верхнего слоя бересты, Си-рслиус, например, вел речь о разных технических приемах: «про­черчивании» и «выскабливании» [Sirelius U. Т., 1904].

Ширококонтурная манера исполнения, характерная для об-ско-угорской бересты XX в., тесно связана с техникой выскабли­вания. Процарапывание, которое предполагает контурность узорной линии, едва различимо на предмете, поскольку им выполняются узенькие окаймляющие бордюры из мотивов в виде параллельных вертикальных и наклонных полос, {ил. 27, 1). Однако в конце XIX в. контурные узоры занимали достойное место среди орнамен­тированной бересты. Во-первых, узоры из вертикальных полос | выполняли функцию основных мотивов, располагаясь по краям

- берестяных чашек и крышек. Даже при наличии иного, централь­
ного мотива, они не всегда уступали ему в декоративных правах
(ил. 27, 2). Эти нехитрые орнаментальные мотивы достойны само­
го пристального внимания, ведь они входят составной частью в
древнейший орнаментальный тип, выделенный на территории Си-
бпрн С. В, Ивановым (1952, 1961)—северосибирский —и бази­
рующийся на квадратно-прямоугольной композиции. Древность
узоров из вертикальных линий, прочерчиваемых па бересте, по- '
зволяет поставить вопрос о них как о первичной форме художест­
венной обработки бересты. На эту мысль наталкивают и техно­
логические узоры, создаваемые стежками нитей на ободках у бе-
рестяных вместилищ. Для придания изделию формы и опоры
к верхнему или верхнему и нижнему краям пришиваются сухо­
жильными нитками обручи из корневых волокон или черемуховых
прутьев. Стежки нитей, располагаясь строго вертикальными или
наклонными штрихами, создают ритмичный ряд из простейших
фигур. Очевидно, эту зародышевую узорную форму воспроизвела

•'позднее в виде прочерчивания на бересте рука мастерицы, руко-, водствуясь не утилитарными, а эстетическими соображениями. Расположение прочерченного бордюра под ободком также под­тверждает его генетическое родство с ниточным «рисунком». Стрем­ление к новаторству, новизне, неразрывно связанное с созида-

• тельным процессом, дало тот богатый набор разнообразных форм,
базирующихся на изначальной простоте, что донесли вплоть до

р. Рубеж а XIX^-ХХ вв. окаймляющие бордюры па бересте у север­ных 'манси. У прочих групп сохранились лишь наиболее лаконич­ные образцы.

Во-вторых, наиболее архаичный п устойчивый вид розетки

:. на берестяных крышках в виде крестообразно расположенных

уголков также зафиксирован на рубеже веков в технике проца-

Крапывания (рис. 16, 7). Это единственный сквозной вид розетки

в орнаментальном творчестве обских угров. Более поздние об­разцы розеток из уголков образованы ширококонтурной линией. В-третьих, наиболее яркими образцами контурного выскаб­ливания были изображения медведя, помещаемые чаще на внут­ренней поверхности дна берестяных черпаков и низких сосудов овальной или подпрямоугольной формы, заключенные в прямо­угольную рамку. Из всего разнообразия стилизованных изображе­ний хантов и манси лишь медведь обладает обско-угорской ха­рактеристикой, поскольку прочие сюжеты отсутствуют в бе­рестяном декоре восточной группы хантов. Для прочерчивания в данном случае был показателен двойной контур, иногда с допол­нительной прорисовкой, канонизированная конфигурация (I ва­риант), прямолинейность в исполнении как основных линий ри­сунка, так и декоративных отростков, наращиваемых вокруг мед­вежьих лап (28, 1, 7).

Изображение медведя («находящегося в лесу», «старика-хо­зяина лесной избушки»), по-видимому, являлось центрообразую-щим началом при развитии контурного выскабливания (прочер­чивания) на берестяных сосудах обских угров. Об этом свиде­тельствует не только декоративная приоритетность изображения (по сравнению с другими орнаментальными средствами в рамках разбираемой технологии), но и глубокая семантичность берестя­ного образа. Табуированные названия частей тела животного эк­вивалентны номинации берестяных сосудов. Так, например, у восточых хантов берестяная набирка, на которой бытуют вы­скобленные орнаменты, называются киль. И этот же термин вхо­дит в состав табелированного выражения, обозначающего «желу­док медведя» [см.: Терешкин Н. И., 1981]. И в медвежьей песне северных манси от лица главного персонажа повествуется сле­дующее:

Проживаю я, священный зверь,

Жаркое длинное лето,

Созданное моим батюшкой, Нум-Торумом...

Хоть оно и бедно лесной ягодой,

Хоть оно и бедно кедровыми шишками,

Но наполняю я свой ненаполненный кузовок,

Наполняю я свою ненаполненную посудину...

(Мифы..., 1990. С. 322).

Обрядовой кульминации почитание медведя достигает во время проведения медвежьего праздника, и одной из важных сюжетно-семантических линий здесь является поедание медвежьего мяса. В этом свете становится понятным избирательное нанесение изо­бражения на берестяные емкости, выполняющие роль столовых приборов (черпаки и корытца-чашки). По воззрениям обских уг-

ров медведь выступает в роли культуртрегера: от него ханты и манси получили огонь и лук. Медведь же, точнее медведица,^име­ет прямое отношение н к возникновению орнаментированной бе­ресты, что запечатлено в поэтической памяти этносов. Медведица «родила хантыйскую девушку, небесную девушку», «шло время, и она воспитывала ее... Когда девочка подросла, то надрала бересты и сшила из нее такую узорную берестяную коробочку, что просто чудо!» (Мифы..., 1990. С. 87). И эта узорная берестяная коро­бочка явилась своего рода культурным маркером, показателем выделения человека из животного мира.

Таким образом, функцию декоративного и семантического центра в контурном выскабливании на бересте выполняло изобра­жение медведя. Позднее изобразительные сюжеты все более от­далялись от своих реалистических прототипов, превращались в абстрактно оформленные мотивы, и.это сопровождалось сменой исполнительской манеры: процарапывание уступило место вы­скабливанию и соответственно контурная манера изображения— ширококонтурной.

Очевидно, превалирующей чертой берестяных орнаментов XX в. не всегда была криволинейность. В конце XIX в. в прямо­линейной манере исполнялись те орнаментальные формы, что имеют криволинейные очертания 'в XX в. Прежде всего речь идет о стилизованных контурных изображениях (ил. 28; /, 7). Декора­тивные отростки, как и фигура, вокруг которой они наращивают­ся, имели ярко выраженную прямолинейность, что не удивитель­но, поскольку многие реалистичные прототипы также обладали I углообразным изломом изобразительной линии: медведь, бобр, выдра, татуированное изображение трясогузки. Лишь изобрази-~ тельный аналог тетери обладает овальным контуром. Свободные орнаментальные композиции — важная составная криволинейных узоров восточных хантов — также зафиксированы на рубеже ве­ков в подчеркнуто зигзагообразном виде (ил. 28, 2). Если к ска­занному добавить, что в таких способах художественной отделки бересты, как аппликация по зачерненной бересте и ажурная резь­ба с подкладным фоном, что представлены в материалах рубежа веков, всецело господствовали прямолинейные узоры, то становит­ся очевидным уменьшение доли криволинейных орнаментов в поль­зу прямолинейных по мере удаления от современности.

Материалы рубежа веков позволяют вести речь и об исто­ричности такой характеристики берестяных узоров, как ромби­чески-треугольная и зигзагово-треугольная структура бордюров. В указанный период еще ощущалось влияние иной композиции, определявшей порядок построения узора, — квадратно-прямо­угольной. Она была тесным образом связана с процарапывани­ем по бересте, а ее наглядным воплощением служили бордюры из

-

вертикальных полос, удвоенных, утроенных, редко — учетверенных (ил. 27, 1—2). Этой же структуре подчинялось членение декора­тивной'поверхности предмета при нанесении узора с помощью от­тиска ножа или штампа (нл. 27, 3). Среди ширококонтурных выскобленных узоров квадратно-прямоугольная структура замет­но проявляла себя вплоть до середины XX в. через прочерченные зоны-секции, в которых располагались основные мотивы (ил. 27, 4—5). Последние уходили в небытие, на их месте возникали но­вые, а квадратно-прямоугольная зональность сохранялась. И на более ранних изделиях, и на относящихся к середине века пере­городки между секциями часто оформлялись в виде двух-трех вертикальных полос, что позволяет предположить перерождение простейших бордюров из вертикальных черточек в композицион­ный каркас, в значительной степени определивший облик обско-угорских берестяных бордюров. Более сложное оформление пере­городок (узорчатое) следует, очевидно, признать более поздним декоративным приемом, чем две-три вертикальные полосы. Во второй половине текущего столетия зональность присутствует в качестве художественного рудимента. В это время получает раз­витие слияние мотивов в неразрывную орнаментальную ленту. Последними отголосками иной орнаментальной структуры при этом стали узенькие окаймляющие бордюры из процарапанных вертикальных и наклонных полос, да, очевидно, контурные пере­мычки, в которые трансформировались эти бордюры в рамках современного васюганско-ваховского берестяного декора

(ил. 27, 6).

Особенности орнаментированной бересты рубежа веков су­ществуют не изолированно друг от друга, а обнаруживают взаи­мообусловленность, что отражено в их описании выше. Составные этого декоративного своеобразия могут быть выстроены в виде следующей последовательности признаков: процарапывание пред­полагает контурную манеру при создании узоров, контурность проявляется в обско-угорских орнаментах на бересте через не­сложные окаймляющие бордюры из вертикальных полос и основ­ные бордюры, построенные с учетом секционности; для тех и дру­гих характерна квадратно-прямоугольная структура, организую­щая пространство бордюрной полосы. Кроме того, бордюры нз вертикальных полос хранят в себе информацию и о композиции узоров на предмете: расположение по краю изделия. Подобную взаимосвязь признаков логично объяснить их бытованием в рам­ках единого орнаментального стиля, выработанного на бересте. Данный стиль предшествовал тому, что преобладал в XX в., и был в значительной мере поглощен-последним.

Между двумя указанными подходами к орнаментации бересты гораздо больше различий, нежели общего. Роднит их круг деко-

рируемых предметов — всевозможные берестяные вместилища, что, несомненно, свидетельствует о глубоко укоренившейся в об-ско-угорском.прикладном искусстве традиции художественной обработки изделий из бересты, предназначенных для хранения самых разных вещей. Среди черт, разъединяющих оба стиля, сле­дует особо остановиться на характере организации узорной поло­сы. Этот признак наиболее точно разграничивает оба стиля на фоне сибирского орнамента. Последний подробнейшим образом представлен в работах С. В. Иванова (1952, 1961, 1963) на ти­повом уровне. При рассмотрении типового, состава орнамента с учетом указанного признака обнаруживается, что квадратно-прямоугольное пространство, в котором идет формирование мо­тива, наиболее наглядно выражено в декоре народов севера Си­бири — северосибирский тип, восходящий к неолиту. Ромбическо-зигзаговое членение бордюрной полосы образует костяк узоров у народов главным образом Саяно-Алтайского нагорья — саяно-алтайскнй тип, сформировавшийся позднее, чем северосибирский. Таким образом, два разновременных стиля в обско-угорской бере­сте связаны с различными этническими компонентами и террито­риями. Наиболее наглядными оппозиционными чертами этих сти­лей, помимо рассмотренной, также служат контурность — широ-коконтурно-сть, прямолинейность — криволинейность.