Прямо- и криволинейные розетки (1—2.2.0), -прямолинейные сетки (1.3.0) 2 страница

Прерывистые бордюры, образованные набором фигур^ разной степени сложности, встречались на мансийской берестяной утва­ри, женских вышитых рубахах и на бисерных украшениях. Этот же круг предметов фигурирует и у хантов.

Симпатии мансийских и хантыйских исполнительниц оказа­лись сходными и при выборе орнаментальной соразмерности: on;s несет на себе печать двойной симметрии — а:т-т, симметрии,

сочетающейся с плоскостью скользящего отражения а:т-а. По симметрическим преобразованиям мансийские узоры ближе все­го, примыкают к северным хаптам, поскольку среди тех и других заметное положение занимали виды симметрии а • т и а.

Общехантыйский фонд элементов, наполняющих описанные композиционные схемы орнаментальной плотью, включает в себя ряды из ромбов, ромбы с уголками, решетчатые ромбы и ромбы

с прямыми отростками на сторонах; косой крест, косой крест с перекрестьями, крест из ромбов; зигзаг, простой или с отрост­ками на сторонах. Лишь шевроны олицетворяют собой иной вид симметрии — а • т. Весь ' этот архаичный элементный состав без исключения представлен и в мансийских бордюрах. Более того, t- здесь он предстает в своем исключительно первозданном виде, г так 'как мастерицы нечасто стремились разнообразить мотив за счет усложнения конфигурации основных элементов или введения дополнительных. Общность симметрических характеристик и кон-| кретных форм их воплощения обусловила и сходство композици­онного пространства мотивов. У хантов и манси в прерывистых бордюрах господствует ромбическо-треугольная и зигзагово-тре-' угольная структуры построения мотивов.

Далеко не равнозначное отражение орнаментального творче­ства манси'по этническим группам не позволяет ставить вопрос I об общем н особенном на этом уровне. Культура западных и юж-| ных манси не запечатлена в этнографических материалах. Тем не менее, имея на руках данные по северной и восточной группам народа, можно соотнести эти сведения со спецификой узоров у различных групп хантыйского этноса.

На примере прерывистых бордюров открывается особая бли­зость декоративного искусства северных групп обских угров. Она выражается в схожести усложненных форм мотивов, единых для обско-угорского орнаментального творчества. Ромб с уголками претерпевает следующие изменения.в выскобленных узорах на бе­ресте: ключевая фигура снабжается внутренними отростками, а уголки принимают очертания «заячьих ушей»; окаймляющие бордюры из вертикальных полос по мере развития дополняются элементом в виде приумноженного птичьего.следа. Самая замыс­ловатая конфигурация прерывистых бордюров наблюдается у обе­их групп па бересте и создается здесь за счет зигзаговой линии, ерошенной со сложными меандрообразными отростками. Правда,

у северных хантов бордюры подчиняются симметрии а-а, а у манси — а:2, но следует указать, что использование различных симметрических преобразований создает в данном случае сход­ный эффект. Общей является и оригинальная узорная структура, £ задаваемая усеченными сотовыми ячейками, а наполняющий ее элемент «лягушка» знаком и восточным хантам. Еще один мо­тив — сложнооформленный угол с продленной вершиной и заг­нутыми сторонами — подключает к; северным группам южных хантов. Основной сферой приложения прерывистых бордюров у северных групп хантов и манси служит береста.

Общие декоративные традиции манси и восточных хантов проходят через использование в бордюрах простых фигур: прямо-

угольников и квадратов, ф л аркообразных мотивов. При этом лишь в последнем случае совпадает декоративно-предметная сфера — профилировка краев у костяных пряжек. Квадраты н прямоугольники у восточных хантов зафиксированы па бисерных лентах, а у манси —на бересте и в вышивке.

Орнаментальное своеобразие северных манси в области про рывистых бордюров заключается в предельной простоте мотивов, порой доходящей до скудности. Обоко-угорский фонд несложных орнаментальных форм подвергался здесь нехитрой переработке, и одним из основных средств при этом являлось внедрение в мо­тив основополагающих непрерывных бордюров: «сухариков» н «заячьих ушей», что.характерно для выскабливания на бересте В узорах, нашиваемых из бисера, встречался иной прием: разно­цветный повтор мотива, за счет чего возникали многослойные зигзаг, ромбы, уголки. Этот способ разнообразия мотивов состав­лял мансийскую специфику.

Орнамент южных хантов и восточных манси па первый взгляд кажется единым, но при более внимательном рассмотре­нии обнаруживает разночтения. Господство, вышивки среди тех­нических приемов орнаментации было связано у южных хантов с четырьмя видами шва: «продернутый», «хантыйский», «квад­ратный» и «плетеный», т. е\ крест. На мансийских изделиях при­сутствуют лишь два первых -способа—«продернутый» и «мансий­ский»,— а соответственно этому сужается и круг самих орнамен­тированных предметов, поскольку из него выпадают «татарские косынки», женская распашная одежда из сукна и мужские атри­буты одежды, украшенные «квадратной вышивкой» и крестом. Зато у манси хорошо представлены большие квадратные платки, поверхность которых сплошь покрыта вышивкой. У хантов по­добные предметы не зафиксированы, хотя нельзя исключать воз­можность их бытования в прошлом и у этого народа [см.: Vah-tcr Т., 1953]¹. Если в хантыйской вышивке превалирует бордюрным строй орнамента, то в мансийской сильны позиции и сетчатой структуры. Это единственная область обско-угорского орнамента, где орнаментальные сетки потеснили бордюры. Нет полного.сов падения и в мотивах: облик южнохантыйской вышивки опреде­лял орнитоморфный сюжет,.а у манен он не получил такого распространения. Достаточно-сказать, что из трех видов сим­метрии, в которых обильно представлен мотив из птиц и деревьеп у хантов, два практически не отражены в мансийском искусстве вышивки. Зато в мансийских вышитых узорах более ощутимы мотивы, построенные на основе ступенчатых фигур, прежде всего ромба, н именуемые «выемкой в берегу реки Пелымка».

Криволинейные очертания не привились в мансийских бор­дюрах. Их появление обусловлено внедрением в бордюрный строи

орнамента орнитоморфных мотивов, чья криво линейность была
хорошо знакома.мастерицам по стилизованным изображениям на
бересте, а также переработкой некоторых популярных прямоли­
нейных форм: декоративного уголка и непрерывного бордюра,
давшего аналогичные узоры у северных манси и казымских хан­
тов «сказочницы весло».

Таким образом, мансийские прерывистые бордюры в своей основной массе воспроизводят простые и архаичные обско-угор-ские формы, их развитие обнаруживает как сходство, так и не­совпадение с процессами орнаментального генезиса у отдельных групп хантов. Вышивка выбивается из общей массы прерывистых бордюров своими мотивами и их композиционным решением.

Прямолинейные формы розетчатых орнаментов отражают обско-угорское орнаментальное единство: фигуры из креста с уголками, нередко соединенными перемычками, выскабливавшие­ся па крышках берестяных коробок; крест с перекрестьями, ис­полненный мозаикой (аппликацией) из ткани на игольниках; ро-зетчатые структуры, созданные из мотивов непрерывных бордю­ров и украшающие мозаичные сумочки из меха или берестяные вместилища,— все это составляет ту меру общности, которая не позволяет расчленить без остатка своеобразное искусство двух родственных народов н их этнических групп.

К такого рода сквозным орнаментальным формам принадле­жит изображение «медведя», но при этом его декоративные ана­логи имели различные формы проявления и степень распростра­ненности в орнаментальном творчестве обских угров. Наиболее "'сильно указанная сторона представлена в мансийских материа­лах, где выявляются три варианта изображения. Следы первого проступают в орнаментальном искусстве на бересте почти у всех групп обских угров. Исключение составляли южные ханты и вос­точные манси, где по этнографическим данным узорная береста почти не фиксируется. Однако влияние медвежьей тематики ощу­щается в конфигурации и номинации вышитых бордюрных узо­ров. Подобная широта географии определенной канонизированной формы с устойчивым осмыслением позволяет поставить вопрос о глубокой архаике как собственно изображения, так и его се-. мантики. Очевидно, корни данного орнаментального сюжета ухо­дят в тот культурный пласт, который согласно концепции Черне-цова—Штейница был образован местным арктическим компонен­том рог и связан с почитанием медведя [см.: Steiniz W., 1938; •Чернецов В. Н., 1939]..Возможно также, что номинативная три­ада «медведь—выдра—бобр», отраженная в северомансийских материалах, отнюдь не является случайной я может быть объяс­нима не столько с точки зрения динамики в переосмыслении об­раза, сколько п свете фольклорных данных манси, рисующих

троичную структуру социальной организации обских угров на разных хронологических срезах их истории [см.: Соколо­ва 3. П. 1987"!.

Второй вариант изображения «медведя» предстает как ло­кальный путь орнаментальной трансформации первого. Этот пуп, прошло искусство северных манси и казымских хантов.

Третий вариант стилизованного изображения несет в себе черты зоо, и антропоморфного осмысления, и это выглядит впол­не закономерным, если учесть религиозно-мифологические основы обско-угорского общества. Тотемный предок у манси принимал об­лик как животного, так и человека, что, по Штейницу, свидетель­ствует о совмещении двух различных культурных ступеней: бо­лее ранней, связанной с тотемными животными, и более поздней, когда особое развитие получило почитание предков и героев [Steiniz W., 1938]. Несколько раньше, чем Штейниц, к подобному выводу на хантыйских материалах пришел Б. Н. Чернецов: вер­ховное божество Ну ми-Торум, несмотря па свое высокое положе­ние, является никем иным, как медведем (1939). О более позд­нем возникновении изображения медведя-человека свидетельст­вует и его слабое присутствие в хантыйском искусстве: данное стилизованное изображение чуждо восточным хантам. Не удалось выявить ни начальные, ни более поздние стадии изобра­жения и у северных хантов, исключая жителей реки Казым. Лишь в вышивке у южной группы этноса улавливаются слабые отзвуки, связанные даже не столько с самим стилизованным изображени­ем, сколько с его орнаментальными модификациями.

Уже на примере «медведя» обнаруживается особенно з.амет-ное сходство северных манси с северными хантами, что проявля­лось в создании сходных орнаментальных форм на базе указан­ного стилизованного изображения (рис. 17, 4, 6, 13, 14), а также в широком использовании мотивов непрерывных бордюров для образования розетчатых структур (рис. 17, 18, 19). Мозаичные орнаменты на стенках женских меховых сумочек имеют у север­ных- манси и северных хантов описанную природу..Если же сопо­ставить орнаментальное искусство хантов реки Казым с север­ными манси, то количество и природа общих точек соприкоснове­ния позволит вести речь о тождественности. Уже само преобла­дание в берестяном декоре стилизованных изображений в раз­личной стадии их орнаментальной эволюции роднит узоры обеих групп. К аналогичным формам, производным от «медведя», здесь добавляются фигуры птиц, оленя и «всадника на лошади». Две первые характерны для выскабливания на бересте, а последняя—­для сакрального комплекса вещей, выполненных в технике мозаи­ки (аппликации) ио сукну. При этом следует учесть, что тожде­ственность не предполагает полного совпадения. Так, у хантов

Казыма основной акцент среди стилизованных изображений при­ходится па птиц, выскобленных на бересте, а у северных манси большее внимание уделялось художественной обработке «мед­вежьих» форм в меховой мозаике и антропоморфному сюжету в аналогичной технике по сукну.

'В области розеток у манси наметилась весьма любопытная тенденция соотношения прямо- и криволинейностн. Берестяные изображения «медведя», даже обильно снабженные отростками, тяготеют к первой, а тс же самые орнаментальные формы, пере­несенные в суконную мозаику наволочек, приобретали округление 0 изломах. Стилистика, птиц неизменна и за исключением «кор­шуна» описывается плавными изгибами орнаментальной линии как на бересте, так и па сукне.

Сетчатые орнаменты имели в мансийском декоративном ис­кусстве тройственное проявление. -Две первые формы: шахматное расположение квадратиков меха на женских сумках и ромбиче­ское переплетение бисеринок в женских украшениях, просты и присущи хантыйским узорам. Третья разновидность сетчатых ор­наментов строилась на основе ромбических ячеек, заполненных сложными мотивами из птиц и деревьев, ступенчатых ромбов и других фигур. Эти конфигурационно насыщенные сетки придава­ли своеобразие облику мансийской в'ышивки по сравнению с хан­тыйской. Вместе с тем формирование отличительных черт у дан­ных сеток может быть понято лишь в обско-угорском орнамен­тальном контексте. Сплошное, без пропусков заполнение мотива­ми орнаментальной поверхности, во-первых, согласуется с жестко детерминированным правилом построения непрерывных бордюров, где понятия фона и узора относительны вследствие равнозначно­сти их конфигурации, а во-вторых, прекрасно сопоставимо с бор­дюрами, построенными на основе зигзага, в каждом изломе ко­торого размещается мотив. Будучи состыкованными, несколько рядов подобных бордюров дают точное воспроизведение мансий­ских сеток. Симметрические несоответствия между мотивом и параметрами ячейки также объяснимы при обращении к квадрат­ным сеткам, имеющим обско-угорскую привязку. Подробнее об этом речь шла выше.

Итак, мансийское орнаментальное искусство сохранило в себе следы тех же самых исходных позиций, что и хантыйское. Непре­рывные и прерывистые бордюры, розетки и сетчатые орнаменты у обоих этносов обнаруживают внушительный общий запас, воб­равший в себя изначальную простоту узоров. Однако стартовые позиции, восходящие к общей обско-угорской основе, реализова­лись далеко не равнозначно на орнаментальном финише, зафик­сированном этнографическими материалами XIX—XX вв. Если у хантов пышно расцвели почти все ответвления от основного ор-

наментального ствола и межгрупповые различия были во многом обусловлены различной сферой приложения -орнамента, то ман­сийские узоры сохранили в себе больший запас архаики; оказа­лись законсервированными во многих своих изначальных фор­мах. В ряде случаев история конкретных орнаментальных форм восстанавливается лишь с привлечением мансийских данных, так как в хантыйском творчестве более ранние эволюционные фазы подчас вытеснены или скрыты сложными итоговыми формами. Большее число «генов угорского этноса» обнаруживается и в дру­гих областях мансийской культуры, а объяснение этому усмат­ривается в особенностях этногенеза их предков [Соколова 3. П., 1979]. 'Пути развития орнаментального наследия выявили тяго­тение хантыйской и мансийской культур друг к другу на уровне крупных этнических групп. Так, северные группы обских угров имеют в своем декоративном арсенале целый ряд общих черт, включающих в себя конфигурацию мотивов, технику их испол­нения и сферу приложения. То же самое можно сказать и об ор­наментальном творчестве восточных манси и южных хантов. По­добная ситуация, обнаруживаемая в декоративном творчестве, не удивительна в свете этнической истории самих носителей орна­ментальных традиций. Северные и восточные манси сформирова­лись при активнейшем участии хантыйского компонента, тесные культурные контакты сохранились и в последующем [см.: Минеп-ко Н. А., 1975; Берет Петер, 1978; Соколова 3. П., 1979Q. Ведя речь о большом сходстве хантыйских и мансийских орнаментов, нельзя забывать и о своеобразии последнего, которое наиболее наглядно воплотилось в сетчатой структуре вышитых орнамен­тов и в развитии зоо- и антропоморфных сюжетов на мозаичных изделиях из сукна. Видимо, активное усвоение и переработка указанных орнаментальных направлений способствовали замора­живанию и переводу в декоративный пассив обско-угорских тра­диций.

РАЗДЕЛ 3

ГЕНЕЗИС ОБСКО-УГОРСКОГО ОРНАМЕНТА

При рассмотрении орнаментации конкретных вещей у х-антов и манси можно было заметить, что ее приемы охватывают не одно, а несколько предметных категорий. Ознакомление с кон­кретными мотивами также показало их «кочующий» характер: узор одной и той же конфигурации равновозможен для несколь­ких техник и сопряженных с ними материалов. Вместе "с тем нельзя не обратить внимания и на противоположную тенденцию: отдельные виды орнаментов тяготеют к определенным предмет­ным областям. Наиболее наглядным подтверждением тому явля­ется превалирующая форма реализации непрерывных бордюров— мозаика на меховой женской одежде и утвари. Очевидно, декора­тивные каноны зарождаются в каком-то определенном материаль­но-предметном центре, имеют свою историю развития, но не за­мыкаются в первоначальной области, а постепенно охватывают иные сферы. Соединение таких центров в рамках единой орнамен­тальной культуры народа обусловливает многогранность п вариа­бельность ее проявлении. Попытаемся выявить закономерности в развитии декоративного искусства обских угров с учетом мате­риала и техники, а также соотнести эти закономерности с исто­рией самого народа.

Глава 1 МОЗАИКА ПО МЕХУ

Вопросы происхождения непрерывных бордюров, в значитель­ной степени определивших облик хантыйских и мансийских мо­заичных узоров на меху, а также их соотношение с вышивкой на­ходились в поле зрения исследователей угорского орнамента на протяжении всего XX в. Мнения при этом разделились. Авторы работы «Изделия остяков...» (1911), а также Т. Вахтер [Vah-ter Т., 1953] рассматривали непрерывные бордюры как более

ранний орнаментальный пласт в декоративном угорском искус­стве, нежели вышитые прерывистые узоры. Их суждения, однако, во многом носили априорный характер. Оппонентом данной точ­ке зрения выступил С. В. Иванов (1963), создавший наиболее аргументированную концепцию происхождения непрерывных бордюров. Исследователь видел в них более поздний вариант южноугорского вышитого орнамента, обособившийся вследствие перехода на другой материал — мех. Положение о более позднем появлении непрерывных бордюров доказывалось их возникновени­ем от вышитых сетчатых орнаментов. Группировка непрерывных бордюров, осуществленная в рамках настоящего исследования, предоставила возможность еще раз вернуться к проблеме истоков данного орнаментального стиля в плане сопоставления с южно­угорской вышивкой.

Простейшие из непрерывных бордюров — полоса пз треуголь­ников и «головки»,— отнесенные в первую группу (1.1.1.1) и не учитываемые при "вторичной систематизации материала, принад­лежат к числу древнейших, возникших с неолита и бронзы у раз­ных народов Сибири [Иванов С. В., 1961]. Широко представлены они и в орнаментальном творчестве обских угров на протяжении всего XX столетия. Оба бордюра занимают особое положение среди непрерывных бордюров в силу правил построения послед­них. Эти правила таковы: во-первых, непрерывность орнамен­тальной линии, создающей узор; во-вторых, ее изгиб лишь под прямым углом; в-третьих, соразмерность всех изломов орнамен­тальной линии и, в-четвертых, наклонное, под углом в 45°, распо­ложение к осп переносов ломаных, отрезков орнаментальной линии.

Первые три правила объяснимы особенностями техники мо­заики, с которой теснее всего связаны непрерывные узоры; они обеспечивают безотходность технологии благодаря сплошной ор­наментальной полосе и равенству площадей фона и узора, а также удобную для сшивания стыковку двух частей орнамен­тальной полосы. Четвертое правило технически не детермини­ровано, но именно оно придает характерный облик хантыйским непрерывным бордюрам.,В силу наклонного расположения изло­мов орнаментальной линии бордюр получается составленным из ромбиков, а в основе узора лежит треугольный ряд, от которого начинается изгиб орнаментальной линии и к которому она воз­вращается, описав мотив. Нетрудно заметить, что при данных изобразительных постулатах «головки» и бордюры пз треуголь­ников можно вычленить в каждой из групп при всем разнообра­зии их элементов и композиционных схем. Видимо, этим обстоя­тельством объясняется исследовательская избирательность в пользу «щучьих зубов» и «головок» при определении истокбв

для обско-угорских непрерывных бордюров [см.: Иванов С. В., 1963; Федорова Н. Н., 1992].

Полученные мною результаты анализа не согласуются с такой точкой зрения. Во-первых, выяснено, что в основе подавляющего большинства непрерывных узоров находятся не рассматриваемые, а иные элементы: полоса с отростком, крест, Г- и крючкообраз­ный элемент, а также их усложненные варианты. Замечу, что ни один из них не включен в монографии С. В. Иванова в число тех, что, по его мнению,.образовали базу для дальнейшего раз­вития многих обско-угорских орнаментальных мотивов (1963, рис. 82). Во-вторых, усложненных вариантов, непосредственно связанных с «щучьими зубами» и «головками», очень мало; псе зафиксиро­ванные и изложенные направления в их развитии представлены, как правило, одним или двумя мотивами (см. рис. 7}. В-треть­их, при участии обоих бордюров в развитии достаточно сложных мотивов они мало задействованы в тех симметрических преобра­зованиях, которые предполагает композиционная схема узора, а служат лишь простым дополнением.

Исходя из вышеизложенного представляется правомерным ограничить роль бордюров из треугольников и «головок» в гене­зисе непрерывного орнамента у об'скнх угров. На каком-то из его этапов, очевидно раннем, оба бордюра оказались законсервиро­ванными (что, однако, не повлияло на широту их распростране­ния) н в таком виде дошли до наших дней. Таким образом, они, скорее, сыграли роль одного из средств в развитии непрерывного орнамента, нежели его основы. Текущее столетне обнаружило тенденцию к уменьшению декоративной роли описываемых мо­тивов в орнаменте. Функция «щучьих зубов» н «головок» как декоративной доминанты на орнаментированном предмете сошла па нет, и в настоящее время они присутствуют в качестве окайм­ления к более сложным мотивам.

Уменьшение значимости треугольного ряда связано еще и с исчезновением резной орнаментации на костяных и деревянных изделиях —наиболее показательной области приложения для дан­ного узора. О том, что ряды из треугольников прочно связаны с резьбой, свидетельствуют фор-мы их воплощения на коробках из бересты и кор'ы. Окаймляющий бордюр из треугольников ис­полняется здесь резьбой по коре на черемуховых обручах; прини­мает вид аппликативиой полосы с резным краем, вставляемой под обруч; выскабливается сверху и снизу от основного узора. Оче­видно, перечисленные приемы исполнения орнамента отражают технические этапы его внедрения в берестяную утварь. «Головки» характерны для мозаики пз мягких материалов, которая не померкла в декоративном творчестве обских угров, так что со­временное приглушенное звучание данного мотива в общем ор-

наментальном хоре не сопряжено с техническими моментами. Как окаймляющие бордюры ряды из треугольников и «головки» бы­ли известны и в южноугорской вышивке. На кукольной меховой одежде у этой группы также зафиксированы мозаичные «го­ловки».

Одним из самых популярных среди непрерывных бордюров манси и хантов являются «заячьи уши», служащие одновременно самым типичным образцом I разряда (ил. 18, 10). По мнению С. В. Иванова, этот бордюр произошел от сетчатого южноугор­ского орнамента путем рассечения последнего. Однако первич­ность сетчатых орнаментов но отношению к бордюрам не под­тверждается обско-угорскими материалами. Для хантыйского декоративного искусства сетка не характерна и не встречается даже там, где орнаментируемая поверхность благоприятствует ее структуре. Это касается и вышивки: вертикально. разросшиеся бордюры часто заменяли собой сетчатые орнаменты на верхних полотнищах рукавов у женских рубах. Бордюрное строение узо­ров господствует и в мансийском орнаменте за исключением вы­шивки. В последней превалировали сетки. Таким образом, вряд ли правомерно в основу развития общераспространенного мозаич­ного бордюра обских угров, давшего целую серию усложненных модификаций, класть сетчатую структуру орнамента, не свойст­венную искусству хзнтов и манси. Собственно говоря, нуждается в разъяснении сам факт ограниченного распространения сетча­того орнамента, главным образом в мансийской вышивке. Тем более что приверженность к определенной орнаментальной структуре отличается устойчивостью, в чем убеждает рассмотре­ние орнаментированных предметов.

Исходная, по мнению С. В. Иванова, орнаментальная южно­угорская сетка состоит из мотивов (крест из квадратиков) и ром­бической рамки с отростками по обе стороны. Но именно такого вида сетчатые орнаменты практически отсутствуют в южнохан­тыйских материалах и в ограниченном количестве встречаются лишь на мансийских вышитых платках. Далее, если опирать­ся на мнение С. В. Иванова, то вторичный мотив «заячьи уши» — оказался образованным из половины квадратной рамки (ил. 18. /). При этом неясно, почему рассечение произошло именно таким образом и почему мотив не мог образоваться из всей ячейки квадратной рамки. Следует отметить, что в обско-угорском непрерывном орнаменте, вплоть до недавнего времени, не встречался и мотив креста из квад-ратиков. Появление его связано с новейшей тенденцией в развитии орнамента — превра­щением фона в узор после утраты соотношения между ними в виде зеркального равенства. То есть переработка сетчатого ор­намента в бордюрный произошла таким образом, что собственно

Ил. 18. Узоры вышивки и соответствующие им мозаичные бордюры I разряда

мотив сетки оказался полиостью из нее исключенным. Данная из­бирательность также требует объяснений, которых нет в моно­графии С. В. Иванова (1963).

На его позициях по данному вопросу трудно оставаться еще и потому, что они не раскрывают истоков для иных мотивов: квадрат, крест и Г-образные элементы из южнохантыйского сет­чатого орнамента не выводимы путем его рассечения. Однако почти все простейшие формы мотивов, созданные перечисленны­ми элементами, присутствовали в южноугорской вышивке (ил. 18, 2, 5, 8 —Я 11, 13). Правда, здесь они играли явно под­чиненную роль — в качестве лишь окаймляющих бордюров — и почти не заметны на о'бщем фоне орнаментируемой поверхности. Единственное исключение составляли «заячьи уши», которые не только образовывали окаймляющие бордюры, но и активно во­шли в состав основных узоров из птиц и деревьев (ил. 18, 9). Следует отметить, что в вышивке фиксируются не исходные ф.ор-мы непрерывных бордюров, а их видоизмененные варианты, что естественно при ином техническом исполнении орнамента. Между тем варианты южноугорской трансформации мотивов в ряде слу­чаев оказались тождественны вариантам северной, западной и восточной групп этносов (ил. 18, 2, 4, 11, 13).

Итак, гипотеза возникновения основополагающего мозаичного мотива «заячьи уши» из гожноугорской вышивки, во-первых, не учитывает характерные черты структурной организации обско-угорского орнамента и новацпонные процессы в области собствен­но мозаичных бордюров, а во-вторых, неприменима к целому ря­ду мозаичных орнаментов, построенных по тем же композицион­ным правилам, что и «заячьи уши». Образование этих мотивов, объединенных мною в I разряд, не рассматривается в работе С. В. Иванова (1963). Для определения возможного пути.их воз­никновения нужно попытаться объяснить композиционную схему н состав элементов, ее наполняющих. В построении мотивов дан­ного разряда участвуют, как отмечалось выше, ромб, полоса с отростком, крест, Г-образный элемент и их усложненные ва­рианты. Основу композиции составляют боковые оси и централь­ная плоскость симметрии, а зигзаг организует пространство при формировании мотива.

Оставаясь в рамках За па дно-Сибирского региона, с постав­ленной задачей не справиться, поэтому возникает необходимость сопоставить имеющиеся орнаментальные данные по обским угра.\: с сибирскими материалами в целом. Меховая мозаика широки представлена у обитателей Севера: самодийцам, палеоазиатам, эскимосам н звспам хорошо знакомы простейшие узоры, сшитые из шахматных квадратиков — «сухариков» (ил. 19, /). Корпи этого орнамента, очевидно, уходят в столь же широко предстон-

ленную традицию сборного меха. Маленькие кусочки чаще под-прямоугольной формы, сообразно эстетическим нормам, сшива­лись шахматио и содержали в себе все основные свойства «су­хариков». Возникнув на стыке утилитарной потребности, продик­тованной необходимостью безотходной технологии, и чувстве прекрасного, мозаичные узоры постепенно оформились в само­стоятельную систему с собственными закономерностями внутрен­него развития. Стержнем орнаментальной эволюции в рамках этой системы являлись «сухарики»: линия из квадратиков подни­малась над горизонтальной полосой, лежащей в основании, от­ражалась в вертикальной плоскости симметрии, создавая полосу с отростками на одной иди обеих сторонах, F- и Г-образные мо­тивы, вильчатые (ил. 19, 2). Этот этап развития мозаичных ор­наментов из меха прослеживается у энцев и нганасан [см.: Ива­нов С.,В., 1962; Симченко Ю. Б.. 1963; Kortt Ij R., Simcenko Ju. В., 19'88], а также у обских угров. В виде слабых отголосков далеко­го прошлого подобные узоры встречались на бересте ваховских хантов, и несколько сильнее они звучат в орнаментах северных мапсы. Следовательно, весь набор элементов, представленных в I разряде непрерывных обско-угорских бордюров, можно рас­сматривать как результат саморазвития орнаментальной систе­мы, выработанной на основе архаичной сибирской традиции.