Массовое сознание как объект деятельности массовой коммуникации

Определив субъектов массово-коммуникативной деятельности, сле­дующим логическим шагом предположим рассмотрение ее объекта.

Любое исследование, связанное с анализом духовно-практических разновидностей социальной деятельности, рано или поздно вынужде­но обратиться к рассмотрению проблемы массового сознания. Слой сознания общества, в котором функционируют знания, превращенные в убеждения, традиции и т. д., то есть сознание, непосредственно включенное в практическую деятельность, называется массовым со­знанием.

Проблема массового сознания является весьма сложной и актуаль­ной, о чем свидетельствует солидный объем публикаций, посвящен­ных этой тематике. «Вопрос этот был и остается одним из самых труд­ных для мыслителей всех веков и народов. Какого-либо четкого ответа на вопрос, что же такое масса и массовое сознание, можно с уверенно­стью сказать, нет и по сей день»[118].

Поиски решения этой задачи велись учеными всегда. Можно выде­лить несколько направлений, в которых велись данные исследования.

1. Религиозное. В этом направлении за основу массового сознания принималась господствующая в данном обществе религия, составля­ющая основной мировоззренческий стержень. Соответственно, под массой понималась вся совокупность верующих, а структура соответ­ствовала иерархической организации церкви.

2. Национальное, где для классификации и выделения массового
сознания используется национальный признак. Нация — это масса,
национальное сознание есть массовое сознание.

3. Государственное, опирающееся на понимание того, что в основе
массового сознания — принадлежность граждан к одному государству.

[114]

 

4. Классовый подход, распространенный марксизмом. Класс является массой, классовое сознание есть массовое.

5. Во всех вышеуказанных подходах прослеживается примерно одинаковая структура массового сознания: вожди, руководители, признанные авторитеты плюс масса. Такая структура послужила причиной для выделения еще одного подхода, названного элитарным. В его основе лежал тезис о том, что понятие «масса» надо искать в сопоставлении с понятием элиты, и понятие «массовое сознание» сопоставимо с понятием «элитарное сознание». Именно распространенность этого подхода лежит в основе выделения так называемой массовой культуры как чего-то второстепенного.

Существуют и другие подходы и попытки определить и структурировать массовое сознание. Условно их можно разделить на два типа.

Первый — определение массового сознания по субъекту отражения. В качестве такового выделяется масса, которая и является основным звеном исследования. Представителями этого подхода являются Б. А. Трушин, Н. П. Кириллов и др.

Второй тип — основанием для классификации служит объект массового сознания[119].

Внутри этого типа тоже существуют два направления. Одно из них предлагает структурировать массовое сознание по различным ориентациям людей: социально-культурным, повседневным и социально-институционным (А. И. Вишняк, Л. И. Чечело и др.). Второе предлагает структурировать массовое сознание, приняв за основу внутреннюю структуру психических процессов личности и исходить из того, что существующие в массовом сознании установки соединяют в себе когнитивный (рассудочный), аффективный (эмоциональный) и конативный (поведенческий) уровни (М. Смит, Д. Креч, Р. Крачфилд и др.).

Разнообразие подходов обычно для науки, но оно не вносит никакой ясности и не дает ответов на сложные вопросы, возникающие по поводу массового сознания. Единственное, что кажется совершенно очевидным, так это на редкость единодушное мнение исследователей массового сознания о том, что этот феномен является чрезвычайно сложным и, конечно же, требующим дальнейшего изучения. Несомненно, что для внесения некоторой определенности в понимание этой проблемы необходимо обратиться к рассмотрению феномена сознания вообще.

 

[115]

 

Социальная деятельность, как уже было отмечено, есть целенаправленное и, более того, целеполагающее изменение действительности. Таковой она является в силу своего сознательного характера. В самом деле, мир существует для человека только субъективно, то есть только в форме сознания, отражающего мир. Сознательность есть имманентная характеристика социальной деятельности. Более того, сама деятельность возможна только как сознательная, ибо специфика деятельности как активности заключается, в частности, в том, что отражение реального мира в форме чувств и идей предвосхищает действия конкретного субъекта, чем и придает им не только целенаправленный, но и целеполагающий характер. С другой стороны, сознание, как момент социальной деятельности, вне и помимо социальной деятельности не существует вообще, выступая в качестве ее внутреннего опосредования.

Многоаспектность сознания является основанием многоаспектности его анализа различными науками. Нас в данном случае интересует теоретико-социологическая сторона дела, поэтому мы отвлекаемся от собственно социально-философских и гносеологических аспектов проблемы сознания, связанных с рассмотрением субординационно-координационных связей социальной материи и общественного сознания, отмечая только, что сознание как один из моментов способа бытия социума, то есть как один из его атрибутов, неотъемлемых свойств, является отображением последнего в голове субъектов, его рефлексией, и в качестве таковой — одной из форм социальной деятельности.

Для анализа сознания наукой выработан целый ряд парных категорий, характеризующих ту или иную сторону этого явления:

♦ общественное сознание и сознание общества;

♦ обыденное и теоретическое (научное);

♦ эмпирическое и теоретическое;

♦ чувственное и рациональное;

♦ специализированное и массовое сознание;

♦ идеология и общественная психология и т. д.

Все эти категории описывают и объясняют феномен сознания с разных сторон и в разных аспектах. Исследователю, использующему эти категории, важно не впасть в методологическую крайность, когда совокупность, точнее система, категорий строится исключительно в зависимости от тех или иных познавательных задач. Безусловно, автор волен выбирать и использовать ту или иную систему понятий для адекватного описания и объяснения исследуемого объекта, однако

 

[116]

 

этот выбор — отнюдь не самодовлеющ, он обязан учитывать логику самого объекта и именно ей подчинять логику исследования. В этой связи встает методологическая проблема, связанная с необходимостью определиться с вопросом о моноструктурности-полиструктурности объекта.

В самом деле, одну или несколько структур имеет тот или иной объект, а, стало быть, одну или несколько систем понятий необходимо (и возможно) строить, чтобы воспроизвести данный объект в теории?

В данном случае представляется методологически правильным со­гласиться с учеными, считающими, что качественная определенность объекта исключает возможность его полиструктурности, а значит, и система категорий, теоретически реконструирующих его, тоже дол­жна быть одна — учитывающая логику самого объекта. Очевидно, только такую систему категорий можно считать научной.

Возвращаясь к проблеме структурирования сознания, необходимо отметить, что система категорий, предлагаемая наукой для объясне­ния сознания, только тогда будет «работающей» в методологическом и содержательном плане, когда категории и понятия будут суборди­нированы согласно логике самого исследуемого объекта, то есть, в на­шем случае, — сознания.

Как представляется, основные положения такой логики могут за­ключаться в следующем.

1. Деятельность как способ бытия социальной реальности имеет в ка­
честве своих противоречивых сторон познание и практику. Результатом
познавательной деятельности (познания) является знание, включа­
ющееся в практику в форме деятельности со знанием, то есть в форме
сознательной деятельности. Иначе говоря, сознание есть осознанное
знание и в качестве такового является формой деятельности. Созна­
ние не существует вне знания, знание есть способ существования со­
знания, материализованный в языке.

2. Категории чувственное и рациональное характеризуют процесс
познания с точки зрения структуры, выступая как его формы. Стало
быть, данная пара категорий характеризует не собственно сознание,
как осознанное знание, а процесс получения, возникновения знания,
то есть процесс познания.

3. Категории эмпирическое и теоретическое, в свою очередь, харак­
теризуют не структуру познания, а структуру знания, то есть содержа­
ние познания.

4. Относительно категорий обыденное и теоретическое (научное)
необходимо заметить, что данная пара категорий характеризует созна-

 

[117]

 

 

ние с точки зрения методов получения знания, являющегося спосо­бом его существования. Один из исследователей, придерживающихся данной точки зрения, так определяет эту категорию: «Обыденное со­знание — это такое сознание, которое направлено на круг явлений, не обязательно требующих для своего практического использования на­учного подхода, которое основано на житейско-эмпирических знани­ях и навыках, добытых вненаучным путем»[120].

Автор данной цитаты приводит в качестве иллюстрации следующий пример: «Домашняя хозяйка покупает на рынке товары, нужные семье, не руководствуясь экономическими законами стоимости и законами спроса и предложения, а исходя из чисто эмпирически наблюдаемых колебаний в рыночных ценах. Качество пищевых продуктов эта хозяйка определяет не путем химических анализов, а по внешним признакам. Готовит обед она на основе "рецептов" и "технологии", которым ее обу­чили мать и соседки»[121].

На первый взгляд может показаться, что пример опровергает теоре­тическое положение, иллюстрацией которого он, по мнению автора, является, ибо в примере речь идет как раз не о сознании, обыденном или каком-либо другом, а о знании, полученном нашей хозяйкой вне-научным способом и применяемом ею в своей практической дея­тельности по обеспечению семьи средствами существования (в дан­ном случае — продуктами питания).

А если бы наша хозяйка для тех же целей применяла научные мето­ды, например, при покупке продуктов исходила непосредственно из закона стоимости, а при определении их качества использовала не вне­шние признаки, а, скажем, спектральный анализ или еще что-нибудь из арсенала органической химии, биохимии, — в этом случае могла бы идти речь о научном сознании нашей героини? Ответ, казалось бы, вполне очевиден и однозначен: нет, не могла. Ведь речь снова должна идти о научном знании, применяемом хозяйкой в своей сугубо практи­ческой деятельности. Поэтому когда тот или иной автор говорит о та­ких разновидностях общественного сознания, как обыденное и науч­ное, то не ведет ли он речь об уровнях знания (в данном случае об эмпирическом и теоретическом), а не о разновидностях сознания?

Присмотримся к ситуации внимательнее. С одной стороны, это дей­ствительно так, ибо знание есть способ, которым существует сознание, и способ, которым что-либо существует для самого сознания. С дру-

 

[118]

 

гой стороны, сознание определяется не только лежащим в его основа­нии знанием. Важными компонентами сознания (как индивидуального, так и группового) являются социальные установки субъектов (носите­лей сознания), существующие как состояния готовности, предраспо­ложенности субъектов к определенной активности в определенной ситуации,[122] иначе говоря, имеющиеся у людей определенные взгляды, позиции, убеждения, вера и т. п.

5. Некоторые авторы считают, что формой существования соци­альных установок являются стереотипы, например, этнические стерео­типы поведения, описанные Л. Н. Гумилевым [123].

То есть речь идет о сознании, вплетенном непосредственно в прак­тическую деятельность людей, сознании, являющемся моментом, сто­роной, аспектом собственно практической деятельности, отдельных ее актов, сознанием, в основе которого лежат знания, полученные обы­денным путем. И в качестве такового, вплетенного непосредственно в практику сознания, обыденное сознание (знание) является практи­ческим сознанием, противостоящим (категориально) сознанию (зна­нию) теоретическому. В этом аспекте рассмотрения обыденное созна­ние предстает как массовое сознание (знание), а теоретическое — как специализированное сознание (знание).

Следует отметить, что в основе массового (практического) созна­ния, лежат знания, полученные как обыденным путем, так и внедрен­ные, перенесенные, адаптированные с уровня специализированного сознания и превращенные в социальные установки, убеждения, соци­альные мифы и т. д. «Для соотнесения сознания, функционирующе­го в системах практической и духовной деятельности, может быть использовано представление об уровнях. Тогда сознание, живущее в системе практики, выступает как практическое (массовое), а соз­нание в системе духовной деятельности выступает как специализированное»[124].

Деление сознания на массовое (практическое) и специализирован­ное (теоретическое) есть, таким образом, деление, связанное с разли­чением практической и духовной деятельности, где «с точки зре­ния целого материальные компоненты функционально преобладают

 

[119]

 

в практической деятельности (практике), поскольку ее целью является преобразование действительности, а в духовной деятельности, наобо­рот, функционально преобладают духовные компоненты, поскольку ее цель — отражение действительности»[125].

Именно понимание массового сознания как сознания практиче­ского, «где связь практического действия и мышления имеет непос­редственный характер»[126], является адекватным пониманием этого объекта, снимающим теоретические и методологические трудности, связанные с объяснением этого феномена, возникающие у многих ав­торов, исследующих его.

Большинство трудностей в определении массового сознания возни­кает при попытке вскрыть сущность массового сознания, принимая в качестве исходного пункта анализа терминологическое допущение, что центральным понятием, лежащим в основе выделения (определе­ния) массового сознания, является понятие «масса»[127].

Принятие «массы» за исходный пункт исследования массового со­знания вынуждает авторов проводить, в конечном счете, бесплодный поиск места массы среди других социальных общностей (групп) и, ста­ло быть, нахождения ее специфицирующих свойств, закономерным результатом которого появляется вывод о том, что массовое сознание является «эксгрупповым», «разрушающим границы» всех существу­ющих вобществе групп[128].

Невозможность определить понятие массы с неизбежностью при­водит авторов к выводу о невозможности определения понятия массы логическими и теоретическими средствами.

Иного результата и быть, очевидно, не может, ибо категория, соот­носительная «массовому сознанию» есть не «групповое сознание» или «индивидуальное сознание», а «специализированное сознание», и, со­ответственно, деление сознания на массовое и специализированное — это деление не по субъектам сознания, а по его уровням, а именно по уровням его вовлеченности в практику — непосредственному (массо­вое сознание) и опосредованному (специализированное сознание).

В определении массового сознания посредством выделения поня­тия «масса» теория, на наш взгляд, имеет два недостатка методологи-

 

[120]

 

ческого характера. Стремление совместить в понятии «массовое со­знание» и онтологический и гносеологический аспекты массового сознания заранее обречено на неудачу. Совершенно очевидно, что в научный обиход должно быть введено еще одно понятие, отражающее онтологический аспект массового сознания, так как соотнесение по­нятия массового сознания со специализированным, а не с групповым или индивидуальным (что, собственно, и является, на наш взгляд, уст­ранением второго методологического недостатка существующих тео­рий) представляет собой гносеологический срез исследуемой проблемы.

В этой связи необходимо добавить также, что специализированное, теоретико-научное сознание (знание) связано с практикой опосредо­ванно. «Массовое сознание, таким образом, соотносительно со специ­ализированным сознанием. Различие между ними состоит в том, что первое непосредственно определяет действия и поступки больших масс людей, выступая в качестве "сознательного побуждения", а вто­рое, прежде чем выполнять такую функцию, должно еще стать мас­совым»[129].

Собственно отсюда возникает общественная потребность в транс­ляции, передаче специализированного сознания в массовое, то есть непосредственно в практику. Этот процесс осуществляется массовой коммуникацией и журналистикой как одной из ее сторон.

Причем именно МК и журналистикой, но вовсе не наукой о журна­листике, как утверждает, например, Е. П. Прохоров: «Журналистская наука обращена к массовой (притом не только по количеству, но и по характеру) аудитории, она затрагивает вопросы общественной жизни в широком и разнообразном спектре ее актуальных для массоёого со­знания проблем и явлений, благодаря чему в изданиях и программах создается панорама текущей жизни общества, образ современности» [130].

Ясно, что какие бы вопросы ни затрагивала та или иная наука, она, принадлежа к сфере специализированного знания, обращена к специа­лизированному, а не массовому сознанию, даже если эти вопросы и про­блемы актуальны, в том числе и для массового сознания. Для того что­бы «обратиться» к массовому сознанию и, что самое главное, быть им адекватно воспринятой, науке (и наука о журналистике в этом отно­шении исключения отнюдь не представляет) необходимо трансфор­мировать свои результаты в форму, адекватную массовому сознанию.

Не все объективированные знания могут сразу осознаваться, осваи­ваться субъектом и, тем более, участвовать в процессе формирования

 

[121]

 

 

различных духовных образований. Часть знаний очень долгое время может не выступать объектом массового сознания. На этом этапе очень важна роль массовых коммуникаций, популяризирующих продукты деятельности специализированного сознания. В свою очередь, для того чтобы быть переведенными, транслированными с уровня специализированного сознания в массовое, продукты специализированного сознания должны быть адаптированы к восприятию массовым сознанием, то есть они должны принять такие формы, которые бы могли быть усвоены массовым сознанием. Массово-коммуникативный процесс, а именно журналистика, как одна из его сторон, является одним из тех видов деятельности, который занимается по преимуществу адаптированием для массового сознания тех продуктов специализированного сознания, которые признаны актуальными. Но она (не СМК, а именно журналистика) не является, в то же время, механическим «адаптером» идеологически актуальных продуктов. В этом отношении журналистика как творческая сторона деятельности массовой коммуникации является средством в руках субъекта, осуществляющего целеполагающую и целенаправленную идеологическую и политическую деятельность. Именно поэтому те продукты, которые актуальны для массового сознания (массовой аудитории), массовая коммуникация не просто транслирует в неизменном виде, а еще более актуализирует под углом зрения, необходимым субъекту деятельности.

6. Рассмотрим далее еще одну пару категорий, характеризующих сферу сознания и имеющих непосредственное отношение к интересующему нас массовому сознанию. Эта пара — «идеология» и «общественная психология».

Литература, посвященная этой проблематике, поистине огромна, что, отчасти, свидетельствует о ее научной и особенно социальной значимости. В нашу задачу не входит подробный анализ всех аспектов данной проблематики[131], равно как и теоретическая дискуссия с целым веером точек зрения на каждый из ее аспектов; нас интересует в данном случае только связь указанных явлений духовной жизни с массовым сознанием как объектом массово-коммуникативного воздействия.

Для того чтобы уточнить смысл этих категорий, необходимо обратиться к такому феномену сознания, как мировоззрение, общепринятой трактовки которого в науке тоже пока не выработано, несмотря на

 

[122]

 

всю важность и актуальность данного понятия для социальной науки и практики.

Внимательный анализ этого явления позволяет заключить, что мировоззрение как феномен духовной жизни есть функция специализированного сознания (знания), в частности такой его составляющей, как наука. Именно теоретическое знание в целом выполняет функцию мировоззрения, то есть вооружает человека системой взглядов на мир в целом, на мироздание и на место самого человека в нем. Ядром мировоззрения, как известно, выступает, в частности, философия как теория всеобщего, как предельный вид теоретизирования.

Мировоззрение не есть, как иногда полагают, сумма или даже система взглядов на отношение человека к миру, рядоположенная теории и, таким образом, содержательно отличная от последней. Оно есть теория, взятая с функциональной стороны, функция теории, то есть роль теории в социуме. Эта роль заключается в необходимости дать человеку (человечеству) целостное представление о мире, чтобы определить ориентиры для деятельности и поведения в этом мире.

Именно в этом плане мы говорим о функциях теории (в частности философии), важнейшими из которых являются мировоззренческая и методологическая[132].

При этом важно отметить, что специализированное сознание (знание) не обязательно может быть научным знанием, научной теорией. Теории могут быть и ненаучными, частным случаем которых являются антинаучные (религия) и вненаучные (когда-то выступавшие как донаучные, а ныне сосуществующие с собственно наукой как вненаучные). Примером вненаучной теории может служить так называемая народная наука. «Наука необязательно должна быть специализированной. Ее могут развивать, например, такие группы общества, для которых познание не является основной целью деятельности. Наука может быть делом всего общества (неспециализированная «народная наука») или же, наоборот, личным делом человека в том смысле, что каждый вправе создавать свою собственную науку»[133].

Специализированное знание, будучи транслировано в массовое сознание, приобретает статус миросозерцания. Иначе говоря, массовое

 

[123]

 

сознание имеет функцию миросозерцания, то есть миросозерцание — есть функция массового сознания, подобно тому, как мировоззрение — есть функция специализированного сознания.

Разумеется, различие между понятиями мировоззрение и миросозер­цание — весьма относительно, это, скорее, — терминологическое раз­личение между мировоззрением, возникающим на базе научной теории, и мировоззрением, существующим как функция донаучного знания и ненаучной теории, для обозначения последнего.

Мировоззрение и миросозерцание — понятия, связанные с категори­ей общественное сознание, то есть с социально-философским уровнем рассмотрения сознания. В социологическом аспекте рассмотрения, то есть на уровне рассмотрения, связанном с анализом конкретных форм бытия и функционирования сознания, где понятие общественное со­знание выступает как сознание общества (общества вообще или от­дельного конкретного социального организма), понятия, в которых специализированное сознание (знание) и массовое сознание не толь­ко отражает бытие, но и выступает выражением потребностей данного общества, точнее потребностей социальных общностей, групп, состав­ляющих его, понятия мировоззрение и миросозерцание конкретизиру­ются до понятий идеология и общественная психология. Поэтому по­нятия мировоззрение и идеология — разноуровневые, разноаспектные и, стало быть, — не тождественные. Идеология есть конкретизация ми­ровоззрения, его особая форма, существующая в обществе с неодно­родным составом, то есть в обществе, разделенном на группы, облада­ющие различными интересами.

Иначе говоря, идеология — есть функция специализированного созна­ния (знания) в социально неоднородном обществе. Она есть мировоззре­ние, дающее знание о мире в целом, но с точки зрения интересов той социальной группы, мировоззрением которой она является и интере­сы которой она с необходимостью выражает. «Продукты духовной де­ятельности используются в случае, когда они являются эффективным средством реализации интереса и, наоборот, отвергаются, когда инте­ресу не соответствуют. Поэтому каждый класс создает свои специали­зированные системы деятельности там и постольку, где и поскольку интересы различных классов оказываются несовместимыми. Так воз­никает идеология как особый тип специализированной духовной дея­тельности, опосредующей реализацию классовых интересов»[134].

 

[124]

 

Точно так же, как и мировоззрение, идеология не есть нечто содержательно отличное от специализированного знания. Различие специализированного знания (теории) и идеологии — функциональное. Теория, выполняющая функцию мирообъяснения, является мировоззрением. Мировоззрение, преломленное сквозь «призму» групповых интересов, конкретизированное оценками и отстаиванием миропонимания (особенно понимания социальной реальности) с точки зрения интересов данной группы, выступает как ее идеология.

Когда мы говорим, например, о буржуазной идеологии, имеем ли мы в виду нечто содержательно отличное от теории (по преимуществу социальной теории — экономической, политической и т. д.), выражающей в систематизированной форме интересы именно буржуазии как социальной группы, социального класса, в отличие от класса феодалов или пролетариата?

Очевидно, нет. Буржуазная идеология есть функция социальной теории, заключающаяся в осмыслении социальной действительности, обосновании и оценке ее с точки зрения интересов именно этой социальной группы и никакой другой и защите этих интересов средствами теории.

Поэтому, когда говорят, например, что либерализм есть одна из разновидностей типично буржуазной идеологии, имеют в виду экономические, политические и иные либеральные теории, объясняющие и оценивающие социальную действительность, обосновывающие соответствующие изменения в этой действительности и теоретически отстаивающие необходимость таких изменений в полемике с иными взглядами, иными оценками, иными подходами к этим вопросам, а не что-либо иное, специально идеологическое, в отличие от вышеперечисленного.

Мы неспроста оговариваем роль именно социальных теорий, функционирующих как идеологии. Относительно естественнонаучных теорий можно говорить лишь об их мировоззренческом значении, не имеющем непосредственного выраженного отношения к интересам той или иной социальной группы. Поэтому мы не можем говорить о групповой (классовой) физике, химии или геометрии.

Идеология возникает как функция специализированного сознания (знания), разумеется, только тогда, когда возникает само специализированное знание. Специализированное знание возникает тогда и только тогда, когда общество, вследствие разделения труда, само делится на группы, получая возможность предоставлять отдельным группам людей заниматься теоретической деятельностью, выделенной из потока

 

[125]

 

 

синкретичной практической деятельности, где теория была встроена в практику как ее момент, в специализированный вид — деятельность теоретическую, которая, хотя, как и прежде, сориентирована, в конечном счете, на практику, тем не менее связана с нею не непосредственно, как момент ее самой, но опосредованно, и следовательно, вызывает необходимость в специальном опосредовании, в духовно-практической деятельности.

Выше уже шла речь о том, что важнейшей дифференциацией социальной деятельности вообще и любой ее конкретной разновидности, в частности, является ее дихотомия на практическую и духовную (теоретическую), где «духовная деятельность представляет собой рефлексию по поводу соответствующей (под)системы практической деятельности. Так в системе экономических отношений над экономической практикой возникает специализированная духовная экономическая деятельность, а например, в системе политических отношений можно выделить сферы практической и духовной (идеологической) деятельности.

Практическая политическая деятельность осуществляется массой класса, специализированная духовная политическая деятельность — особым слоем, идеологами класса. Первая состоит в практической борьбе за захват, удержание и использование власти, вторая — в идейном обеспечении этой борьбы»[135].

Именно в этом смысле говорят:

♦ идеология является сердцевиной, теоретическим ядром сознания той или иной социальной группы, ее самосознанием;

♦ выработкой идеологии занимается специальная группа людей — идеологов, которые, впрочем, не представляют собой некую специальную, отдельную от теоретиков группу людей, создающих идеологию, содержательно отличную от теоретических концепций социальной науки.

Таким образом, специализированное знание, взятое с функциональной стороны, как средство сознательной ориентации субъекта в мире, выступает, в частности, в виде мировоззрения, принимающего в социально неоднородном обществе форму идеологии.

Однако для того чтобы это знание функционировало в практической деятельности, оно должно быть транслировано, перенесено из спе-

 

[126]

 

циализированного знания в знание практическое, то есть функциони­рующее в рамках самой практики. Такая трансляция, повторим, про­исходит в рамках духовно-практической деятельности, деятельности по переводу специализированного сознания в массовое, где мировоз­зрение принимает форму миросозерцания, а идеология, превращенная в убеждения и готовность действовать соответственно им, принимает форму общественной психологии. «Особенность общественной психо­логии состоит также в том, что она есть проявление массового обще­ственного сознания. Специализированное и массовое сознание явля­ются структурными образованиями общественного сознания. Массовое сознание — это широко распространенное сознание. Идеологические концепции, выступая в форме специализированного сознания, перво­начально являются, как правило, достоянием немногих. Иное дело — общественно-психологические образования»[136].

Отметим сразу недостатки самого термина общественная психоло­гия, на что, кстати, неоднократно обращалось внимание в соответству­ющей литературе[137].

В самом деле, понятие психология означает науку о психике, поня­тие социальная психология — науку об общественной психике. Поэ­тому объектом социальной психологии как науки является именно социальная психика, а не общественная психология, и именно о соци­альной психике, по сути, идет речь, когда говорят об объекте, который является предметом нашего рассмотрения.

Именно так понимает общественную психологию ряд ученых, ис­следующих данную сферу сознания[138]. Так будем понимать ее и мы, хотя и, сугубо для удобства читателя, будем пользоваться традицион­ным, устоявшимся термином общественная психология.

Итак, чтобы быть переведенными в область массового сознания, то есть практического сознания, функционирующего непосредственно в системе практики, и, стало быть, являющегося побудительной силой для практически действующего субъекта, теоретические идеи должны принять соответствующие общественной психике формы и быть реа­лизованы посредством соответствующих же механизмов такого пере­вода.

 

[127]

 

Возможности распространения в массовом сознании теоретических, художественных и иных идей, возникающих на специализированном уровне, всегда имеют конкретно-исторический характер. Они более или менее адекватно усваиваются массой и используются в практической деятельности. Механизмы трансляции идей со специализированного уровня различны и также имеют конкретно-исторический характер: от церковных проповедей, оглашения манифестов и указов на площадях вплоть до современных средств массовой коммуникации, таких, как радио и телевидение.

В обществе должна быть обеспечена взаимосвязь идеологии и общественной психологии (социальной психики). Такая взаимосвязь осуществляется, в частности, посредством пропаганды.

Мы употребляем термин пропаганда в категориальном, теоретико-социологическом смысле слова, не несущем собственно оценочной характеристики содержания этого явления социальной жизни, хотя в реальной практике пропагандистской деятельности сам термин пропаганда порой приобретает выраженный негативный оттенок. «На Западе это отчасти связано с тем, что там понятие самой пропаганды обычно носит "ругательный" характер, так как ассоциируется с представлениями об обмане, "промывке мозгов", манипуляции сознанием и т. д. Поэтому не только практики, но и некоторые теоретики на Западе предпочитают этим понятием не пользоваться, когда речь идет о деятельности собственных пропагандистов. Тем не менее пропаганда как метод влияния на сознание и поведение людей существует и будет существовать»[139].

Исходя из целей настоящего пособия, в данный момент мы отвлекаемся также от рассмотрения технологии пропаганды, методов, применяемых в этой деятельности, определении факторов ее эффективности и т. д.[140] и вернемся к ним позже.

В данный момент наша задача — определить место пропаганды в системе сознания общества, ее роль в функционировании массового сознания.

Итак, пропаганда — есть метод, обеспечивающий процесс трансляции, перевода, продвижения специализированного знания (в форме

 

[128]

 

 

мировоззрений отдельных социальных групп — идеологий) в массовое сознание. Формой же трансляции специализированного знания, не являющегося собственно идеологией, например, специализированного естествознания, выступает научная популяризация, которую иногда в средствах массовой информации совершенно справедливо квалифицируют именно как пропаганду научных знаний.

Как представляется, духовно-практическая деятельность, посредством которой обеспечивается трансляция специализированных знаний в форме мировоззренческих установок на уровень массового сознания, выступает своеобразным промежуточным звеном между системой духовной деятельности и системой практики, элементом, моментом которой является массовое сознание. Такой процесс движения знаний происходит, как минимум, двумя потоками: как пропаганда, отражающая групповое мировоззрение и как движение знаний из сферы специализированного, научного естествознания в сферу производственно-трудовой деятельности, частным случаем которого являются научные популяризации.

В процессе перевода со специализированного уровня на уровень массового сознания, чтобы функционировать непосредственно в системе практической деятельности, знания могут принимать соответствующие общественной психике формы, превращаясь в соответствующих случаях из знаний-описаний в знания-предписания. «Обслуживая социальную деятельность, сознание познает (отображает) действительность, обеспечивая субъекта той или иной совокупностью знаний-описаний... На основе знаний-описаний вырабатываются знания-предписания, составляющие в своем единстве программу, которая непосредственно направляет действия субъекта»[141].

Программа есть описание перечня действий, необходимых для достижения цели. В сфере практического сознания знания-предписания играют ведущую роль, хотя, разумеется, и не исчерпывают всю совокупность знания, функционирующего непосредственно в практике. Когда мы говорим, что сознание выполняет двоякую роль в системе социальной деятельности, или что функция сознания в обществе заключается в выполнении двух взаимообусловленных подфункций — познавательной и регулятивной, то речь как раз идет о том, что первую из них реализуют знания-описания, вторую — знания-предписания.

 

[129]

 

 

Субъект, используя знания в своих интересах (зачастую — противоположных интересам других субъектов, поскольку они — другие субъекты), трансформирует знание-описание в знание-предписание, то есть теорию — в доктрину (идеологию), и прилагает все усилия по массовому тиражированию последней в целях индоктринации ее в сознание по возможности более широких слоев населения, иначе говоря, в целях пропаганды и агитации.

Однако при всей очевидности механизма функционирования знания на различных уровнях сознания сама проблема определения массового сознания, его структуры является для многих трудноразрешимой. «Проблема структурирования массового сознания является сегодня наименее разработанной....Решение проблемы структурирования массового сознания сегодня чрезвычайно актуально, поскольку, зная структуру и понимая механизмы функционирования массового сознания, можно регулировать процесс внедрения в массовое сознание ценностей и представлений»[142].

Решить же проблему со структурированием массового сознания совершенно невозможно, пока не решен вопрос о том, что же есть это самое массовое сознание, какое место занимает эта категория в системе рядоположенных ей.

Проанализировав результаты попыток ученых-социологов определить феномен массового сознания, мы приходим к заключению, что выводы ученых о том, что объект их исследования практически невозможно однозначно определить, являются следствием недостаточной разработанности категориального аппарата той теории, которая являлась методологической базой исследования. С одной стороны, вроде бы понятно, что массовое сознание имеет «эксгрупповой характер», то есть является чем-то абстрактным. Но, с другой стороны, совершенно очевидна необходимость определения практических границ, позволяющих вести конкретные исследования данного феномена. Из этого следует, что речь идет о двух совершенно разных уровнях исследования объекта и, следовательно, должно быть два различных понятия, отражающие эти уровни.

Очевидно, необходимо различать массовое сознание и сознание масс, соответственно применяя к их анализу адекватные методологические средства. Именно так, например, подошел к анализу сходной (по структуре) проблемы соотношения общественного сознания и со-

 

[130]

 

 

знания общества А. К. Уледов в работе «Духовная жизнь общества», где он различает эти два понятия[143].

Сознание общества характеризуется как сознание (во всех формах его проявления) конкретного социально-исторического организма.

Как было изложено выше, массовое и специализированное сознание характеризуются уровнем проникновения в практику. Категории, отражающие их, представляют собой гносеологический срез проблемы. «Сознание масс» является категорией онтологической. Границы ее содержания задаются исследователем или субъектом воздействия. Понятие «сознание масс» по своему содержанию очень близко социологическому понятию «генеральная совокупность», в эмпирических исследованиях под понятием «сознание масс» может быть понята также и выборочная совокупность, предполагающая исследование сознания определенной, заданной программой исследования, общности людей. «Сознание масс» рядоположено категории «сознание общества». При определенных условиях их объемы могут даже совпадать.

В сознание масс как конкретных образований (как и в сознание общества) входят все функционирующие духовные реальности: теоретическое сознание, индивидуальное сознание, обыденное сознание, включающее в себя традиции, привычки, предрассудки и т. д. В итоге в сознании масс легко определяется структура и содержание, так как оно характеризует духовные образования по социальным субъектам отражения. Сознание масс — это продукт отражения действительности, его содержанием выступает вся совокупность социальных и естественнонаучных знаний (то есть теорий — научных, ненаучных и всех других), взятых со стороны их субъектов, а также вся сфера практического сознания.

Структурой является, на наш взгляд, соотношение этих компонентов внутри конкретно заданных границ в сознании масс. Если категории «общественное сознание», «массовое сознание», «специализированное сознание» являются гносеологическими и применяются для социально-философского и общесоциологического анализа феномена сознания с целью выявления его сущности, то категории «сознание общества» и «сознание масс» являются онтологическими, характеризующими сознание со стороны содержания и форм его проявления.

Однако сознание общества по своему содержанию шире сознания масс. Сознание общества любого исторического периода включает в себя

[131]

 

различные уровни и формы сознания всех народов, наций, классов и других социальных образований.

В отличие от сознания общества, сознание масс дает возможность социологического исследования не только сознания конкретного социально-исторического организма в целом, но и его отдельно взятых структур — сфер, групп, уровней и т. д. Сознание масс можно исследовать по субъектам различных видов деятельности, по социальным нормам, партийным идеологиям, экономическим уровням, религиозным тенденциям и т. д.

Так как рамки объекта исследования, то есть носителя сознания масс, задаются субъектом исследования или субъектом воздействия, то это могут быть жители какого-нибудь населенного пункта. Может быть взят возрастной срез, национальный и т. д. Понятие сознания масс дает возможность выделения объекта социологического исследования социальных явлений и процессов как по качественным, так и по количественным критериям.

Понятие массы может совпадать с понятием группы, аудитории, класса, электората и любыми другими социальными совокупностями, выделенными социологами для исследования или субъектами массово-коммуникативной деятельности с целью воздействия на формы поведения и проявления социальной активности. В то время как массовое сознание, повторим еще раз, есть практическое сознание, то есть сознание любого социального образования, рассмотренного со стороны практического уровня его функционирования, то есть непосредственно вплетенного в практику.

Фактом последних лет, характеризующихся изменением политической ситуации в стране, стал резко усилившийся интерес нашего общества к осмыслению и переосмыслению своего исторического прошлого. Одним из показателей этого интереса является заметное увеличение количества материалов, посвященных тем или иным фрагментам истории нашего общества, в средствах массовой коммуникации. Актуализация данной проблематики в массовой коммуникации порождает мысли о том, что в структуре массового сознания присутствует как компонент так называемое историческое сознание. Проблема использования исторической тематики при воздействии на массовое сознание чрезвычайно важна, именно поэтому мы сочли необходимым более подробное рассмотрение этой проблемы, которая как нельзя лучше демонстрирует необходимость разграничения уровней массового и специализированного сознания.

 

[132]

 

 

Что стоит за феноменом повышающегося интереса к исторической проблематике в деятельности массовой коммуникации?

Каковы причины актуализации подобной тематики в сознании об­щества? Является ли в какой-то мере следствием этого феномена из­вестный всплеск теоретических исследований по проблемам так назы­ваемого исторического сознания?

Что в действительности обозначает это понятие, каковы его объем, содержание и эвристическая ценность?

При ответе на эти вопросы необходимо учесть, как минимум, следующие обстоятельства.

Во-первых, представляется бесспорным тот факт, что актуали­зация этой проблематики и, стало быть, увеличение объема публикаций на эту тему, как в средствах массовой информации, так и в соответству­ющих научных изданиях, в известной мере связаны с радикальными изменениями в социальной жизни нашей страны. «Переломные мо­менты в жизни народов, войны и революции, переходы от экономи­ческих подъемов к депрессии и упадку, радикальные изменения в спо­собах производства, религиозные движения и т. д. всегда порождали повышенный интерес к истории»[144].

Изменения кардинального характера в способе производства наше­го социального организма в очередной раз поставили на повестку дня вопросы, связанные с проблемой выбора дальнейших путей развития, а, стало быть, методов, форм и принципов как оценки пройденного пути, так и выработки программ на будущее. Именно поэтому обще­ство логикой собственного развития было вынуждено обратиться к по­иску новых ответов на старые, «проклятые» вопросы социального бы­тия: «кто виноват?», «что делать?» и «с чего начать?» Именно поэтому эти заголовки материалов вызвали в сознании нашего общества ско­рее сочувственное понимание или резкое неприятие (в зависимости от политической позиции), чем иронический скепсис по поводу яв­ных реминисценций из сравнительно недавнего прошлого.

Во-вторых, ответы на подобные вопросы, равно как и на со­вокупность рядоположенных им, с необходимостью подвигают лю­бое общество в лице каждого нового поколения к переосмыслению причин, приводящих к существующему положению дел. Такое обра­щение к прошлому необходимо потому, что, строго говоря, ответы на вызов будущего искать практически больше негде, кроме как в про-

[133]

 

шлом. Прогнозирование как попытка познания будущего, в отличие от предсказаний иррационального свойства, базируется, так или иначе, на анализе прошлого и настоящего, на выявлении в них закономерностей, законосообразностей с целью экстраполяции обнаруженных тенденций на вероятное будущее.

В чем смысл анализа прошлого?

Перед субъектом в любом случае, в ряду других задач, стоит задача осмыслить, понять условия собственной деятельности, то есть поле, ареал, где он собирается действовать, добиваясь реализации собственных целей. Ведь условия суть важнейшая предпосылка всякой деятельности, так как они, в определенном смысле, ставят пределы деятельности, являются ее рамками, выйти за которые субъект не в состоянии по объективным причинам. Среди них важное место занимают социальные условия, то есть такие, которые связаны с деятельностью других социальных субъектов. В социальных условиях в снятом виде содержатся и природные условия деятельности.

Одним из важнейших способов теоретического овладения, то есть постижения этих условий является анализ их становления в пространстве-времени, иначе говоря, их исторический анализ.

В периоды эволюционного развития социальных организмов исторический анализ результатов прошлой деятельности базируется, как правило, на основе господствующей в данном обществе доктрины и как правило же, не вызывает политического акцентирования на ее основаниях (за исключением, разумеется, специализированных форм общественного сознания, сориентированных на выработку соответствующих концепций, то есть за исключением исторической науки). Дискуссии специалистов редко достигают уровня массового сознания.

В периоды же развития, носящие характер революционных изменений, кризисов, катаклизмов, когда процессу социальных (во всем их объеме) перемен предшествует (или идет параллельно ему) процесс ломки парадигм исторической науки, пересмотр их оснований, данная проблематика резко политизируется, так как начинает непосредственно затрагивать интересы социальных групп — как тех, которые заинтересованы в смене парадигмы, так и тех, которые заинтересованы в ее сохранении, консервации. Историческая проблематика в такие периоды в объемах гораздо больших, чем обычно, «выплескивается» в массовое сознание, становится его элементом.

В-третьих, не менее важен ответ и на вопрос о механизмах функционирования общественного сознания по осмыслению, то есть духовному овладению вышеозначенными условиями. Социальная наука вы-

 

[134]

 

 

работала известные концептуальные подходы, позволяющие объяснять подобные механизмы. Речь идет о попытках фиксации в рамках общественного сознания такой его формы, как историческое сознание[145].

Наряду с выделением в составе общественного сознания «классических» форм, типа политического, правового, художественного, нравственного, религиозного и т. д., связанных с дифференциацией видов социальной деятельности, некоторые исследователи полагают возможным различать и историческое сознание, вычленяемое в отдельный вид (форму) на том основании, что оно «фиксирует не особенные качественно различные институты, структуры и виды деятельности, но аспекты стабильности и изменчивости в их временном бытии. В силу этого целесообразно выделение и тщательный анализ исторического сознания как особой формы общественного сознания»[146].

«Историческое сознание есть осмысление обществом, классом, социальной группой своего положения во времени, связи своего настоящего с прошлым и будущим»[147].

Попытаемся проследить логику данного подхода и проанализировать как содержание самого понятия «историческое сознание», так и аспекта действительности, им отражаемого.

В литературе по данной проблематике различают, как правило, шесть значений термина «история»:

1) история как повествование;

2) история как происшествие;

3) история как процесс развития;

4) история как жизнь общества;

5) история как прошлое;

6) история как наука, изучающая прошлое.

При этом понятие «историческое сознание» связывается с пятым значением термина «история», то есть историческое сознание является памятью, знанием, пониманием, переживанием, иначе говоря, осознанием прошлого, осуществляющим связь времен, выступающим ретроспективой, необходимой для перспективы[148].

 

[135]

 

В таком же ключе определяют данное понятие и авторы книги «Историческая наука. Проблемы методологии», по мнению которых оно является «совокупностью представлений, присущих обществу в целом, и составляющим его социальным группам в отдельности, о своем прошлом и о прошлом всего человечества»[149].

Более внимательный взгляд на структуру исторического сознания, как она представлена в упомянутых и некоторых других работах, показывает, что, в любом случае, так или иначе, речь идет о результатах специализированной формы познавательной деятельности — исторической науки и о той или иной степени распространения результатов этой познавательной деятельности, в основном посредством пропаганды в обыденное сознание, то есть в сознание масс.

В подтверждение данного вывода сошлемся на цитировавшиеся уже работы, где этот вывод содержится в неявной форме.

Так, Б. Г. Могильницкий считает, что на всех уровнях историческое сознание базируется на определенном круге исторических знаний, добываемых исторической наукой. На первой его ступени самые общие и расплывчатые представления об отдельных исторических событиях, почерпнутые из художественных произведений, кинофильмов и других аналогичных источников, основываются на данных исторической науки, представляя собой вошедший в сознание широких масс результат ее исследовательских усилий. Так, пушкинская трактовка образа Бориса Годунова оказала огромное влияние на многие поколения читателей, войдя в историческое сознание русского народа. Но не следует при этом забывать, что сам А. С. Пушкин в своих оценках Годунова опирался на концепцию Н. М. Карамзина, развитую в книге «История государства Российского», при чтении которой и возник замысел знаменитой трагедии[150].

А. В. Гулыга, в свою очередь, полагает, что для того, чтобы историческое сознание заняло подобающее ему место в духовной жизни общества, нужны такие формы социальной памяти, как наука и искусство, опирающиеся на современные средства массовой коммуникации. Первым из них была книга. В наши дни эту функцию выполняет уже не столько книга, сколько периодическая печать, радио, телевидение[151].

На научно-историческое знание как важнейшую компоненту исторического сознания указывают Е. П. Прохоров [152] и А И. Ракитов [153].

Однако признание того факта, что своеобразным ядром исторического сознания, понятого как элемент в структуре массового сознания, являются результаты научной деятельности, полученные в историче-

 

[136]

 

 

ской науке, ядром, удельный вес которого с течением времени увеличивается в общем объеме исторического сознания, есть, на наш взгляд, некоторая логическая некорректность. Следуя этой логике, мы должны будем, очевидно, признать наличие в обществе также физического, химического, медицинского и так далее сознания на том основании, что в обществе институализировались такие виды духовного производства, как различные теоретические дисциплины (науки), которые продуцируют те или иные духовные продукты — знания, а затем распространяют их, пропагандируют посредством научных популяризации в средствах массовой информации в широкие слои населения, то есть в массовое сознание.

Нетрудно будет показать, что структура, например, «физического» сознания могла бы быть, в принципе, такова же, как и исторического сознания, то есть что это «физическое» сознание состоит не только из научных представлений, транслированных в обыденное сознание, что формирование его, так же как и исторического сознания, тоже поначалу было стихийным по характеру, что было время, когда этой научной составляющей не было вовсе, а имели место только мифологические представления о физических явлениях (типа бога-громовержца на колеснице или без нее, объясняющие такие реалии, как молния, гром и т. д.). Точно так же (то есть в виде «формы сознания») можно было бы представить результаты и других форм теоретического познания и их освоение обыденным (массовым) сознанием.

Логическая некорректность таких построений относительно исторического сознания уже отмечалась в философско-социологической литературе. При этом были сделаны попытки все-таки найти место «историческому сознанию» в системе философско-социологических категорий, не отказываясь от самого понятия и термина: «Историческое сознание не есть особая форма общественного сознания. Оно — неотъемлемая часть всех форм общественного сознания. Изучение любой формы общественного сознания так или иначе предполагает и изучение исторического сознания. Анализ философского сознания, например, немыслим в отрыве от исследования исторического сознания, поскольку возникновение философии связано с размышлением человека о природе, обществе и самом себе. Он задумывается над вопросами о происхождении окружающего его мира и дает ответы на них (здесь не важно, что эти ответы первоначально имели форму мифа). Это в свою очередь пробуждало интерес к прошлому»[154].

Однако, на наш взгляд, такие попытки не могут спасти положение дел с логической некорректностью, связанной с введением понятия

 

[137]

 

 

«историческое сознание» в сложившуюся систему понятий, характеризующих строение (структуру и состав) общественного сознания, в том числе и массового. В действительности, как представляется, никакого «исторического» сознания (ни рядоположенного другим формам общественного сознания, ни как «особой формы общественного сознания», ни как «неотъемлемой части всех форм общественного сознания») не существует. Историческое сознание является, как мы уже упоминали, важнейшим видом специализированного научного сознания, актуализирующегося в научной деятельности историков и служащего развитию и функционированию самой исторической науки в исследовании ею истории как процесса развития и жизни общества на всех этапах его существования. Разумеется, в известном смысле, все общественное сознание в целом, как и его отдельные формы и виды, исторично, то есть, во-первых, зафиксировано в пространстве-времени (в третьем значении термина «история»), а во-вторых, социально, то есть не- и внеприродно (в четвертом значении термина «история»). Но и только.

Те явления общественного сознания, которые принимаются за историческое сознание, суть способы существования политического сознания, реализуемого на материале истории как познания прошлого. Попытаемся обосновать этот предварительный вывод путем рассмотрения (анализа) функционирования средств массовой информации, участвующих, по мнению некоторых авторов, «в формировании исторического сознания масс»[155].

Субъект деятельности, ставящий перед собой ту или иную задачу, то есть осуществляя акт целеполагания, вынужден ориентироваться на социальные условия осуществления своей деятельности, которые представляют собой опредмеченную прошедшую деятельность (в том числе — собственную). Такая деятельность воздействует на живую деятельность субъектов, отражается в ней. Сознание и есть форма отражения, о чем мы уже упоминали. Способ, которым существует сознание, равно как и способ, которым нечто существует для самого сознания, есть знание. Знание об опредмеченной деятельности и есть историческое знание, то есть знание о прошлом. Как и любое знание, оно структурируется по разным основаниям, в том числе дихотомически делится на два уровня: обыденное и теоретическое (научное).

Субъект, используя знание в своих интересах (зачастую противоположных интересам других субъектов), трансформирует его из зна-

[138]

 

ния-описания в знания-предписания, то есть теорию — в доктрину (идеологию) и прилагает все усилия по массовому тиражированию последней в целях внедрения ее в сознание по возможности более широких слоев населения, иначе говоря, в целях пропаганды и агитации.

Поскольку субъектами социальной деятельности выступают, как правило, группы людей, постольку интересы, преследуемые ими, носят групповой характер. При этом группа прилагает усилия к тому, чтобы представить свой частный групповой интерес как общий (национальный, общечеловеческий и т. д.) в зависимости от конкретного социального организма, в котором функционирует данная группа.

Важнейшим каналом и, соответственно, средством пропаганды, агитации и организаторских усилий со времен изобретения печатного станка являются средства массовой коммуникации (газеты, журналы, а затем — радио, телевидение, а вскоре, возможно, появятся и иные технические каналы).

Именно средством, каналом для пропагандистской деятельности социальных субъектов являются, в конечном счете, средства массовой коммуникации. В этом заключается их основная функция в системе социальной деятельности.

Освещение исторической тематики, особенно в художественном изложении, по каналам массовых коммуникаций теоретики журналистики относят к реализации так называемой культурно-рекреативной функции средств массовой информации. Однако эта деятельность есть не что иное, как превращенная форма все той же функции средств пропагандистской деятельности субъектов, ибо как бы ни представляли эту деятельность как «несение культуры в массы», мы должны иметь в виду, по крайней мере, два обстоятельства:

♦ большая часть периодики (научная периодика) не является массовой ни по тиражу, ни по стилю изложения материала и предназначена для узкого круга специалистов в той или иной области деятельности;

♦ распространение информации, которая обеспечивает приятное и полезное проведение свободного времени и т. д., зависит от групповых преференций субъекта, которые, в свою очередь, являются лишь более или менее ясным выражением групповых интересов тех субъектов, органами (средствами) которых, так или иначе, являются те или иные СМК. Сама процедура отбора информации для программ общего характера уже представляет собой тенденцию, восходящую к групповым ценностям как ее критерию.

 

[139]

 

Не представляет исключения в этом плане и деятельность средств массовой информации по формированию «исторического сознания». История как прошлое — есть лишь фон, ареал, точнее один из ареалов функционирования политического сознания, на котором (ареале) разворачивается политическая деятельность социальных субъектов, представляющая собой по преимуществу противоборство, в том числе идейное, по вопросам, связанным с функционированием власти в данном обществе. Более того, вся или почти вся общественная жизнь оказывается вовлеченной в это противоборство.

Отношения тех или иных групп по поводу завоевания и использования власти, то есть политические отношения, могут развертываться, как известно, в различных сферах общественной жизни. В орбиту политической борьбы попадают все формы общественного сознания, отражающие те или иные аспекты общественного бытия. Исключением не является и наука как специализированная форма сознания, в первую очередь общественная наука, непосредственно связанная с групповыми интересами и, в силу этого, являющаяся полем борьбы социальных групп.

Политизироваться (то есть актуализироваться) может, в принципе, любое знание, любая информация — как специально-научного, так и любого другого характера.

Например, после катастрофы в Чернобыле резко актуализировались до степени политизации научная информация из области ядерной физики и медицины, высокий уровень актуализации «пережили» в недавнем прошлом научные знания об азотистых соединениях — нитритах и нитратах. При этом никому не пришла (и совершенно справедливо, надо отметить) в голову мысль констатировать наличие «физического», «химического» и т. д. сознания, функционирующего вне сферы специализированного сознания. По какой же логике такая разновидность научного знания как историческое, выпадает из этого принципа, который формулируется следующим образом: любой вопрос становится политическим тогда, когда он начинает непосредственно затрагивать интересы групп людей?

История как прошлое всегда была предметом дискуссий не только в самой исторической науке, но и в политическом сознании. Политическая идеология привлекала и привлекает данные исторической науки (идеологизируя их) для обоснования интересов тех социальных сил, идеологией которых она является.

Ярким примером вовлечения исторической науки и, соответственно, научного исторического знания в идеологическую и, соответственно, политическую борьбу может служить историческая теория о норманнском происхождении русского государства. Как известно, ее автором был немецкий историк Готлиб Байер, приглашенный в 1725 г. в Россию для работы в Академии наук. Практически сразу эта теория стала

 

[140]

 

 

объектом не только научных дискуссий, но и была вовлечена в идеологические доктрины недружественных России сил. В течение последующих двух с половиной веков эта теория не раз реанимировалась, стимулируя историков на новые витки дискуссий и, соответственно, на новые попытки использовать их в идеологических (политических) целях. Есть основания полагать, что в научных дискуссиях на эту тему, равно как и в идеологических спекуляциях по этому поводу окончательная точка пока не поставлена.

Социальные силы, формулирующие свои идеологии как системно-рационализированные выражения собственных интересов, не могут ограничиться выработкой лишь идеологических конструкций. Идеология есть проявление специализированного общественного сознания. Чтобы стать побудительной силой для больших групп людей, она должна из специализированного сознания транслироваться в массовое сознание, трансформируясь в формы такого явления, как общественная психология, которая становится такой силой. Поэтому идеологические концепции, системы взглядов с необходимостью должны быть превращены в форму убеждений, верований, установок на соответствующее восприятие действительности и отношение к ней как внутренний элемент жизнедеятельности людей, как активную общественную силу, необходимый компонент практической деятельнос