X — Зеленый — это новый розовый 6 страница

Воистину. Жасмин. До чего чарующий аромат.

— Доктор Алебастр Кометхуф.

 

Тридцатое апреля, год 6233 Гармонической Эры,

С тяжелейшим сердцем я расстался с тобою сегодня вечером. После практически недели обустройства апартаментов и знакомства с соседями, пришло уже время вернуться к Принцессе Луне, чтобы приступить к эпическому подвигу, в котором Ее Величество разрешила мне принять участие. Я радуюсь мысли, что ты не до конца будешь одинока, пока я буду отсутствовать в течение следующей недели, Пенумбра. Тебя ожидают твои растения, коими ты украсишь теплицу. В твоем распоряжении целый город, полный подворий, садов, торговых кварталов и кафе, ожидающих изучения. И более того, в твоем распоряжении моя вечная любовь и уважение. Я надеюсь, что последнего достаточно для того, чтобы дарить тебе радость в течение моего отсутствия, хотя меня жутко искушает подозрение, что радость эту дарить будут все-таки торговые кварталы.

Полет с сарозийскими стражниками во дворец Принцессы Луны прошел незаметно. Интересно, я когда-нибудь привыкну к тому, сколь незначительна сама поездка по сравнению с пунктом назначения? Сегодня был первый мой раз, когда я прибыл в покои Принцессы Луны в дневное время. Когда я вошел, она сияла жизнью как никогда. Вся неподвижность и торжественность предыдущих двух визитов ушла без остатка, сменившись энергичностью в ее шаге, когда она носилась, как жеребенок-переросток, из одного угла своей комнаты в другой. По-видимому, она потратила время с нашей последней встречи на то, чтобы извлечь из Королевских Архивов половину хранящихся там книг на тему музыкальной теории и перенести их в свои покои. Мне пришлось обойти целый лабиринт из гор книг, прежде чем я нашел место, где можно устроиться.

Когда Ее Величество заговорила со мной, речь ее выходила короткими, обрывистыми всплесками фраз. Я понял, что ритуал представлений и притворств остался позади. Пришло время для дела, исследований, время для того, чтобы воплотить ту музыку, что зародилась в ее разуме и записать ее на бумагу.

Я не слишком понимал, как нам поступить с выбором способа записи. Это ведь должен быть шедевр Принцессы Луны, в конце концов, а не мой. От меня ожидалась лишь скромная роль ассистента. Минуты переходили, хромая, в часы, и я начал понимать, что самое большее, чем я могу помочь ей, это проявить терпение. Принцесса Луна распутывала перепутанные нити материи в своем сознании, и ей нужна была образованная душа, подобная мне, чтобы сплести их в прекрасный гобелен.

Безусловно, Пенни, ты слышала те кошмарные прозвища, коими жители нашей страны время от времени наделяют Ее Величество, особенно в последние девять лет Эпохи Теней. Меня бросает в дрожь от самой идеи об их написании, ибо они кажутся богохульными от одной только мысли о них. Луну звали «Помраченная головой». Ее поминали как «Принцессу-лунатика». Даже в Вайнпеге пони шутят, что она «Хранительница Космической Пыли» и что ее сердце и разум не на земле, как Эквестрия, а снаружи, и сама Луна, тем самым, подлинная «Кобыла на Луне». Все эти прозвища кажутся личным оскорблением мне самому. И это не только из-за сарозийского наследия. Мне кажется, будто большинство жителей Эквестрии не понимают ни Ее Величество, ни причины, кроющиеся за ее искусственным безумием и десятилетним добровольным отшельничеством.

Увидев ее вблизи, оказавшись с ней в одной комнате, я осознал, что она — нечто большее, чем только лишь Богиня Теней. Она — отражение всех нас, одиноких душ, что пытаются сиять в темном мире. В большой схеме мироустройства, мы все так же одиноки, как и она. Извлечение смысла из черноты вечной ночи является самой сутью безумия. Тысячи и тысячи лет служение этому необходимому безумию было самоотверженной задачей Принцессы Луны, и так сложилось, что последние ее усилия включают в себя извлечение напева из глубочайших, темнейших глубин Вселенной.

Я не знаю, какой цели будет служить эта симфония, и мне все равно. Если она помогает Принцессе Луне изгнать скопившиеся тени, сковывающие ее божественные мысли, то я рад ей в этом служить. В конце концов, она наша извечная Богиня Ночи — единственный сияющий маяк в непроглядной тьме. Невозможно обрести предназначение и смысл своей жизни, принижая себя до образа «Кобылы на Луне», ибо она кто угодно, но только не это. Она здесь. Она любит Эквестрию, и она готова привести нас в новую эпоху красоты.

Этой эпохе придется подождать еще несколько часов. После целого вечера работы мы смогли записать всего только несколько нот. Прямо сейчас она ушла поднимать луну, а я отдыхаю в гостевых покоях королевского дворца. Мне нужно обдумать то, что я узнал, но это непросто, когда все, что я делаю — это думаю о тебе.

— Доктор Алебастр Кометхуф.

 

Первое мая, год 6233 Гармонической Эры,

Дражайшая Пенни, мы сотворили нечто.

Это очень короткая композиция, гармоничная и диссонантная одновременно. Вступление было полно убывающих переборов струн, так что часть меня задается вопросом: Принцесса Луна только лишь экспериментировала с нотами, которые я должен был для нее записывать?

Вскоре, впрочем, композиция была закончена, и я понял ту чудесную красоту, которая и предполагалась для нее. Мне разрешили взять со стены покоев арфу и я исполнил половину произведения на ней. Я был восхищен ее красотой, и я хотел поклоняться Ее Величеству еще больше за то, что она способна преобразовывать мир песней, таким же образом, как она преобразовывает его лунным светом.

И затем ее решает исполнить сама Луна. И для этого она расположила несколько темных кристаллов по комнате. Я узнал в них звуковые камни — фрагменты Гармонической Скалы, что была когда-то использована для возведения эквестрийских баррикад во время древней войны с Дискордом. Более того, Луна решила играть на Вестнике Ночи. Я и представить себе не мог, что мне повезет присутствовать при божественном инструменте во время игры на нем. Каждое касание струны звучало так, будто целые континенты воздвигались у самых оснований моих ушей. Я наслаждался звуком самой жизни.

Но потом, когда мелодия подошла к концу, я испытал нечто, о возможности чего я никогда и не подозревал. Я уже бывал ранее под действием зачарования, Пенумбра. Помнишь, когда у Доктора Хафтрота вышло из-под контроля заклинание трансмутации и поразило все научное крыло Вайнпегского Университета? На этот раз эффект многократно превзошел тот прошлый опыт, равно как по силе воздействия, так и по характеру.

Мне показалось, будто стены сужаются вокруг меня. И в то же время, даже малейшие пятнышки света в комнате многократно усилились. Звуковые камни мерцали так, будто были ярко пылающими кострами. Я боялся за свою безопасность. Мне казалось, сияние прожжет мою бледную сарозийскую плоть насквозь. Тем не менее, меня затопила собой парализующая паранойя настолько, что я никак не мог собраться с духом и броситься к другому концу комнаты, чтобы схватить свой плащ лунного шелка. Я никогда прежде не ощущал такой тревоги и никогда не был столь парализован страхом за всю свою жизнь. Вскоре, впрочем, меня привели обратно в теплый мир безопасных теней.

Только тогда я осознал, где я в точности нахожусь, и кто рядом со мной, утешает меня. Сама Принцесса Луна заключила меня в материнские объятья. В ее божественном присутствии вся зловещая магия ушла из моего существа. Я столь рад был освободиться от подобной паранойи, что едва ли обратил внимание на тот факт, что она спустилась столь низко, прикоснувшись ко мне. Я выразил ей свою благодарность, хоть найти голос мне было нелегко.

Она успокоила меня и заговорила вместо меня за нас двоих. Она сказала, что знала о магических свойствах мелодии, и что все композиции, которые мы будем записывать, обладают схожими характеристиками. Я спросил ее, почему, и она сказала, что симфония эта служит великой цели. Она пишет ее ради безопасности мира. Побочные эффекты ее неизбежны, но ей нужно узнать, положительно ли или отрицательно их воздействие на смертных этого мира.

Я начинаю понимать, зачем я здесь. У меня уже есть опыт с зачарованиями. Если бы она выбрала просто какого-то обычного эксперта в музыке из залов искусств Кантерлота, то этот эксперт и даже близко не оказался бы готов перенести эффект первой композиции, а также других, что возможно последуют. Я не просто ее ассистент на пути создания музыки. Я ее скромный подопытный.

Ты наверняка догадываешься, что произошло следом. Она спросила, не слишком ли я был раздавлен опытом, и не хотел бы я вовсе покинуть проект. Любезность Ее Величества не уступает ее силе. Я так ей и сказал. Я также сказал ей, что предан желанию помочь ей на всем пути создания этой симфонии. Целеустремленность моя не уступает ее.

Она приняла мой ответ, и впервые я увидел ее улыбку. Тогда она сказала мне, над чем именно мы работаем. Она назвала симфонию «Ноктюрн Небесных Твердей», и первая ее часть должна быть названа «Прелюдия к Теням».

Я не знаю, что произойдет на следующих стадиях нашего процесса открытия. Но я знаю одно. Я наконец-то получил название для этого фолианта, и посему такой заголовок он и должен отныне носить.

— Доктор Алебастр Кометхуф.

 

Третье мая, год 6233 Гармонической Эры,

Мы сконструировали вторую часть «Ноктюрна Небесных Твердей». Эта композиция куда живее, чем «Прелюдия к Теням». Темп ее восходящий, а посему я предложил обильное использование ударных для оркестровой версии, и с этим предложением Луна согласилась сию же секунду. Чувствуется некоторая срочность в этом проекте, выраженная Ее Величеством лично. Она будто бы желает записать эти мелодии так быстро, как это только возможно. Я бы не стал описывать ее мотивы как признаки нетерпеливости. Скорее, есть некая праведная решимость, что заставляет ее двигаться вперед, таща меня за собой с головокружительной скоростью. Я нахожу ее энтузиазм положительно заразительным, и мне кажется, будто я выкладываюсь без остатка только лишь для того, чтобы не отставать.

Новая композиция — самое воплощение подобного духа. Я раздумывал над тем, чтобы наречь ее самостоятельно, но Принцесса Луна заговорила раньше меня и тут же объявила название — «Закатное Болеро». Я не могу и представить более говорящего имени. Оно воплощает в себе то капризное чувство, что ощущают пони, спешащие достичь бесчисленных вещей, пока солнце не растаяло окончательно за западным горизонтом.

Когда Луна исполнила записанную мелодию на Вестнике Ночи, я ощутил, как сердце мое начинает биться быстрее и быстрее. Ты знаешь, Пенни, что обычно я достаточно сдержанный и неспортивный единорог. Но услышав эту музыку со струн древнего инструмента, я захотел носиться галопом по кругу и делать сальто назад. Подобные действия неподобающи и для юного жеребчика, не говоря уж о состоявшемся ученом, таком, как я. Я не могу сдержать смех от могучей волны беззаботной радости, поднимающейся из глубин моего тела. Я не знаю, займет ли «Закатное Болеро» пророческую роль в великой симфонии, что станет «Ноктюрном Небесных Твердей», но в одном я уверен точно: я рад как никогда, что участвую в этом проекте.

— Доктор Алебастр Кометхуф.

 

Четвертое мая, год 6233 Гармонической Эры,

Я не спал уже около двенадцати часов. Да и как я могу спать? Ритм «Закатного Болеро» по-прежнему удерживает мой дух. Мне тяжело даже сидеть долго на одном месте. Как бы мне найти способ отдохнуть и поспать, наконец, днем, прежде чем меня позовут к Ее Величеству для работы над следующей композицией?

Нет. Сон ко мне не придет. Не сейчас. Не во время величайшего момента, полного открытий и магии. Мне нужно заняться чем-то, чтобы сосредоточиться, привести в порядок мысли.
Пожалуй, лучшего времени и не найти, чтобы рассказать о магии самой мелодии. Ты знаешь все, что можно об этом знать, Пенумбра. В конце концов, ты достаточно долго прожила со мной. Ты слышала каждую легенду о Творении, рассказанную и пересказанную до умопомрачения. И все равно, если этим записям суждено стать официальной статьей, посвященной «Ноктюрну Небесных Твердей», то мне необходимо собрать все свои наблюдения и открытия в диссертацию о силе мелодии, для того, чтобы у меня было достойное введение к тому моменту, когда я сведу эти записи в окончательную версию черновика статьи.

Говорят, мир начался с напева. Я всегда так считал, и после того, как оказался слушателем игры на Вестнике Ночи, я верю в это еще больше. Считается, что Вселенский Матриарх наткнулась на облако хаоса, плывущее в космосе. Это препятствие на ее пути было в ее глазах изъяном на незыблемом спокойствии вселенной. Непредсказуемость этого туманностного пятна в космосе подсказала ей, что есть возможность переформировать энергетические лейлинии облака хаоса так, чтобы отразить в нем порядок и предназначение. И потому она оставила свой отпечаток на облаке. Она сделала это с песней, давая рождение гармонии одной только могучей силой своего священного голоса.

Ибо, в конце концов, что может быть более гармонично, чем сама музыка? Шум — не более чем только лишь помеха на теле статичного пространства. Только когда с осмысленным предназначением возникают ритмы, двигаясь к порядку и гармонии тональностей, гром обращается перезвоном колокольчиков. Все мы сформированы музыкой, приведены ей в движение. В глотках смертных музыка становится одой всему, что было сотворено, во многом так же, как мы способны записывать и иллюстрировать все, что являет нам жизнь. В легких же богинь музыка становится чем-то неизменным, ложащимся в основы мира. Земля тверда, ибо композиция, что сотворила ее, нерушима.

Вселенский Матриарх сковала мир из хаоса напевом, но этого не было достаточно, чтобы сохранить Эквестрию навсегда. В конце концов, какую силу может нести песня, если существует возможность, что она более не будет петься?

А потому Матриарх сотворила Небесные Тверди. Тверди стали барьерами, необходимыми щитами против хаоса и холода Вселенной, что вечно окружают пузырек жизни, называемый Эквестрией. Тверди, впрочем, не могут существовать самостоятельно. Им нужны смотрители, вечные стражи, чье предназначение — вечность поддерживать рефрен.

И тогда Матриарх принесла величайшую жертву. Она разделила свою песнь на две отдельные части. И в то же время она разделила саму себя на две отдельные части. И тем самым она породила Принцессу Селестию и Принцессу Луну. Принцессе Селестии назначено было править Небесными Твердями Земли: солнечным светом и сезонами, что управляют циклами роста и жизни. Принцессе же Луне было назначено править Небесными Твердями Звезд [1] и защищать мир от внеземных сил.

Под сферами обеих Земных Небес и Звезд рождены были смертные, чтобы нести красоту и воздавать честь песням Материарха и двум ее святым дочерям. И когда труды ее подошли к концу, Вселенский Матриарх вернулась к звездным просторам, ибо дела ее в Эквестрии были завершены. Небесные Тверди выполняли свои задачи, равно как и две их хранительницы, и гармонии ее песни суждено быть под защитой на вечные времена.

После ухода Вселенского Матриарха, Селестия и Луна бдительно приглядывали за полями Эквестрии, напитанные энергией всемогущего напева, что не только сотворил их, но и дал им магическую силу. Очень редко им доводилось ломать печать их небесного рефрена. В конце концов, напев может быть разбит на меньшие части. Но не существует известного способа собрать меньшие части вновь воедино, по крайней мере, без почти невозможного возвращения Вселенского Матриарха для того, чтобы она дала нам новую музыку, которой можно перестраивать мир.

Когда монстры, порожденные хаосом, объединились между собой, чтобы нести разорение землям Эквестрии, сестры-аликорны разбили напев, для того, чтобы сотворить «Балладу Титанов». Их новый священный рефрен, что они создали вместе, сотворил Тартар, ставший вечной тюрьмой для самых свирепых и омерзительных чудовищ. Когда в этом измерении появился Дискорд и попытался разорвать в клочья Тверди, сестры вновь разобрали дар их матери, породив тем самым «Элементы Гармонии». Музыка преобразовалась в материальные ожерелья и эти особенные магические предметы были использованы для того, чтобы заключить Дискорда в камень.

Песнь Матриарха становилась хрупкой и истертой, и вот появилась необходимость направить энергию Творения в нечто постоянное, нечто, что возможно сохранить. Ибо если безвременная песнь будет разбита на слишком великое множество частей ради блага живущих, вся Эквестрия рискует раствориться в том же хаотическом тлене, что изначально обнаружила Матриарх, когда озарила своим божественным присутствием этот сокрытый туманностью участок космоса.

И тогда обе сестры-аликорна решили преобразовать напев в сам инструмент. Они сотворили сосуд, что будет вечность воплощать в себе мощь Творения, бритвенно-острый край, на котором вечно качается равновесие меж светом и тьмой. Этот сосуд позже назван будет Вестником Ночи, и он столь же внушает трепет глядящему на него, сколь и всегда был головокружительно великолепен в мечтах о нем.

Грубо говоря, Вестник Ночи — это струнный инструмент нормального размера. Он напоминает собой лиру, только больше размером, и наделен изяществом и красотой королевской арфы. Но он чересчур свят и чист, чтобы его можно было сравнить с любым обыденным рабочим инструментом музыканта. Когда вибрируют его струны, самая сущность слушателя как будто раскрывается и соединяется вновь. Стоять с ним в одной комнате сродни нахождению на краю небытия. Он, быть может, не столь могущественен, как изначальная песнь Матриарха, но сила его и эффект от его присутствия по-прежнему ошеломительны для любого смертного, включая меня.

Тот факт, что Вестник Ночи используется для привнесения «Ноктюрна Небесных Твердей» в реальность наполняет меня в равной степени трепетом и восторгом. Безусловно, Принцесса не собирается вновь разбивать песнь. Если бы такова была ее цель, то Селестия тогда бы тоже участвовала в проекте. В данной ситуации инструмент служит Луне только лишь средством передачи того, что возникло в ее голове, в нечто материальное. И осознав это, я чувствую, как меня наполняет невероятная эйфория.

Может ли так быть, что впервые за века рождается новая песня? Возможно ли это вообще для Стража Небесных Твердей Звезд? Неужели Луна внезапно стала могущественнее за последние девять с половиной лет?

Только время сможет ответить на эти вопросы. Боюсь, что для смертного, как, например, для меня, ответ этот лежит вне досягаемости. Посему я расскажу тебе только то, что я знаю, дражайшая Пенни, чтобы, когда все будет закончено, мы с тобой смогли бы поведать и другим пони. Когда придет время для Эквестрии услышать Ноктюрн, смертные пони, возможно, станут свидетелями и наших слов, и мы все станем единым небесным хором, сущностью, рожденной во тьме и одаренной достаточной мерой гармонии для того, чтобы придать новых сил Небесным Твердям.

— Доктор Алебастр Кометхуф.

 

Шестое мая, год 6233 Гармонической Эры,

Принцесса Луна зовет ее «Маршем Приливов». Я зову ее одной из самых странных композиций, которую я когда-либо имел удовольствие слышать, не говоря уж о том, чтобы претворять ее пером по бумаге в реальность. Звучание ее на слух и вид ее на нотном листе ощущается во многом как «Закатное Болеро», только задом наперед и в замедленном темпе. Вполне ожидаемо было бы предположить, что звуки этой странной мелодии способны проклясть меня тем же беспокойством и паранойей, которыми наделила меня «Прелюдия к Теням». Но на деле все не так. Вместо этих темных эмоций меня наполняет величайшее чувство восхищения и восторга. Я чувствую, будто отправляюсь в путешествие, и «Ноктюрн Небесных Твердей» — это моя тропинка, ведущая в осиянные звездами просторы тайны.

Все это время я неотрывно смотрел на святой лик Принцессы Луны. В какой-то момент в процессе нашей научной работы я почувствовал необходимость оценить прогресс не только симфонии, но и ее самой. Выражение ее лица поменялось мало. Улыбка, которой одарила она меня днем ранее, ушла. Я задаюсь вопросом: сколько же деталей составляют собой целеустремленную холодность маски, которую она поддерживает ради быстрого завершения своей священной музыкальной обязанности? Ни единого слова не было сказано о Селестии или о том, поддерживает ли она или нет этот проект и ту роль, что играет Вестник Ночи в сотворении Ноктюрна из ничего.

Я практически возненавидел себя за то, что слишком углубился в подобные мысли. Две сестры-аликорна прожили бок о бок друг с другом многие тысячелетия, исполняя свой священный долг перед Небесными Твердями, связанные узами абсолютного доверия. Возможно, мне слишком рано считать, что Луна создает совершенно новую «священную песнь» в своем предприятии. В конце концов, Селестия сочиняла собственные композиции для королевского оркестра. Просила ли она когда-либо внимания Луны для подобных личных хобби?

Но каждый раз, когда я слышу в воздухе покоев Луны могучие вибрации перебираемых струн Вестника Ночи, я ощущаю, как часть меня горит, будто я был воспламенен изнутри. Нечто поистине удивительное и магическое происходит здесь. Я чувствую себя невообразимо благословленным правом быть частью этого. Я только лишь хотел бы, чтобы невозмутимое лицо Луны отражало те же эмоции, что ощущал я. Я бы чувствовал себя гораздо легче, если бы видел в ее глазах, что для нее значит эта симфония, вместо вечной и неизменной торжественности, окутавшей черты царственного лица.

Увы, наши труды пока завершены. Меня выслали домой. Я смакую мысль о том, что вскоре вновь увижу тебя, Пенни. Когда я прибуду в наши апартаменты, я не желаю в кои-то веки слышать о музыке решительно ничего. Я только лишь желаю, чтобы твои передние ноги обняли меня и дали мне утонуть в твоем аромате жасмина, в твоем голосе и в твоем совершенстве.

Конечно, ты, быть может, слишком нагружена заботой о твоей новой теплице, чтобы потворствовать любовной тоске этого жеребца. Но это не страшно. Ты была терпелива ради меня, и посему я вечно буду терпелив ради тебя, моя дорогая жена.

— Доктор Алебастр Кометхуф.

 

Восьмое мая, год 6233 Гармонической Эры,

Сегодня — самый лучший день с момента моего прибытия в Кантерлот, и это потому, что я провел его целиком с тобой. Ты даже представить себе не можешь, насколько я счастлив одной лишь только возможности быть рядом с тобой, после целой недели без отдыха, проведенной за изучением музыки и записью мелодии на бумагу. Для меня не имело никакого значения, куда мы идем, если эти места приносят тебе радость. В итоге, ты выбрала прогуляться по кантерлотским садам; я не могу представить себе большего счастья.

Я знал, что ты будешь очарована видом столь великого множества редких и исчезающих растений, которые царственные сестры выращивают в своей столице. Я специально предложил тебе прогулку по садам при свете дня. Мне было все равно, сколь отягощающим может быть плащ лунного шелка. Слыша, как ты смеешься как школьница при виде всех этих удивительных, залитых солнцем растений вокруг, я понимаю, что ради этого стоит надевать его. Я усмехнулся в ответ на твой вопрос, что не пользуюсь ли я, случаем, фавором Принцессы Луны, который бы позволил тебе безнаказанно забрать растение домой, в теплицу. К сожалению, моя любовь, мое влияние на Принцессу Ночи начинается и заканчивается исключительно в пределах Ноктюрна.

Я рад, что ты выбрала открытую рыночную площадь для нашего обеда. Я бы не хотел, чтобы ты чувствовала, будто должна прятать меня в тенях. Мне нравится знать, что ты не стыдишься быть земной пони, вышедшей замуж за сарозийца, что ты хочешь позволить всем жителям Кантерлота видеть нас вместе.

Что напоминает мне о наших первых годах, проведенных вместе в университете Вайнпега. Таких единорогов, как я, не было более во всем заведении. В дневное время я напоминал мумифицированного пони, плетущегося по коридорам. По ночам студенты сворачивали с моего пути в страхе, что я вдруг отращу клыки и прыгну внезапно на них в лучах лунного света.

Ты увидела истинного меня за всей этой мишурой. Ты увидела нечто во мне, что очаровало тебя. Поначалу я думал, что тебя привлекли мои особенности, мои жизненные странности. Ты — первая пони, что не дрогнула перед видом моей сарозийской диеты. И по сей день, с тех самых пор, как я впервые ел мясо в твоем присутствии, я не представляю, как ты умудряешься удерживать в себе свой обед. Но я более не должен ни о чем волноваться, ни о чем думать.

Я оказался поглощен без остатка твоей доброй улыбкой, твоим мелодичным смехом, тем, как ты любишь играть с моими ушами, пока никто не смотрит. Я хотел знать о тебе все, и я узнал столько чудес, что их хватит на целую энциклопедию. Ты всегда была очарована без оглядки наукой о растениях. Ты рассказала мне, как природа развивается и поддерживает себя. А мне потребовалось немало поэтической словесной путаницы, чтобы объяснить тебе, что под всей нашей реальностью лежит магия, связующая все воедино. Вместе мы образовали баланс, гармоничный дуэт, что соединил в себе прагматическую и эфирную реальности воедино в неземной хор. Мы стали принцем и принцессой Вайнпегского университета, и когда все пони смотрели на нас, они понимали, что такое истинная любовь. Она могла зародиться только от полной неопределенности, как зародилась давным-давно первая песнь Вселенского Матриарха.

Все эти годы, что я провел, восходя по ступеням ученого мастерства, ты была рядом со мной. Я был твоим ночным существом, и ты присоединилась ко мне пред лицом этой пугающей тьмы. Ты научилась оставлять позади день, чтобы мы оба могли не спать под светом луны. Какой еще уважающий себя эквестрийский ботаник когда-либо приносил подобную жертву? Я больше всего в жизни хочу восполнить ее, но ты всегда заглушаешь мои беспокойства поцелуем, позволяя мне обнимать тебя крепче, пока звезды нашептывают нам наше будущее.

Я люблю тебя, моя дражайшая Пенни. И не желаю меньшего для тебя, чем всех драгоценностей мира. Но тогда я понимаю, что все прекрасные вещи в Эквестрии уже в пределах досягаемости, ибо меня одарили тобой. Этим дням в Кантерлоте суждено стать лучшими днями моей жизни, потому что я знаю, что наконец-то обрел шанс вернуть тебе все то, чем ты когда-либо пожертвовала ради меня. Я жалею только, что причина нашего пришествия сюда так часто меня отвлекает. Я презираю тот факт, что она силой отделяет меня от тебя, бросает меня в глубины магические вместо глубин теплоты твоего любящего голоса.

Однажды мы создадим семью. У нас будут дети и они будут нашей песней, что сохранит нашу любовь меж Твердей Творения. То, что мы есть, то, что мы сковали в наши краткие, бледные и при этом прекрасные жизни, суть нечто бесценное, что никогда не должно остаться неспетым.

А до тех пор, у нас у обоих есть работа. И я жду с нетерпением момента, когда все наши службы останутся позади, ибо они растворятся столь же решительно, сколь и наши страхи в тот день, когда мы с тобой встретились.

— Доктор Алебастр Кометхуф.

 

Десятое мая, год 6233 Гармонической Эры,

Я пишу прямо сейчас эту запись, хотя у меня нет никакой конкретной причины этого делать. Я только что прибыл в покои Принцессы Луны еще на одну или две недели ученых трудов. Мы еще пока не начали запись. И все же, мне кажется, мне стоит записать одно наблюдение, прежде чем работа всенепременно сотрет его из моей памяти.

Мне кажется, будто популяция сарозийцев в Кантерлоте значительно возросла со дня моего прибытия сюда. Я заметил это в тот день, когда мы вышли вместе на прогулку, Пенумбра. Ночные пегасы блуждали по улицам, закутанные в лунный шелк или теневую броню. И на глаза они попадались не только в пределах Полуночного Квартала. Куда бы я ни посмотрел, кругом виднелись множества и множества моих кожистокрылых братьев и сестер с вертикальными зрачками. И более того, они, похоже, чувствовали себя столь же непривычно и неопытно на улицах Кантерлота, как и я, когда впервые здесь оказался. Я практически искушен мыслью, что началось какое-то неофициальное паломничество. Получается, уже широко распространился слух о том, что Принцесса Луна выходит на публику, и что Эпоха Теней подходит к концу? Что еще может объяснить такое количество ночных пони, прибывших к порогу дома, где обитает их повелительница-аликорн?

Я спросил об этом Кресцент Шайна. У него не было ответа, по крайней мере, достаточно твердого. Он выглядел занятым. Копыта его нервно шаркали, а глаза его были дважды бледнее обычного. Я знаю этот взгляд очень хорошо: это знак того, что сарозиец повидал слишком много солнечного света. Сколь же Принцесса Луна загоняет капитана своей Ночной Стражи? Спал ли вообще мой кузин последние несколько недель?

Возможно, я слишком вдаюсь в детали. Признаю, сердце мое беспокойно. Однозначно и бесспорно то, что я вновь вынужден расстаться с тобой. Идя по дворцовым коридорам Лунного крыла, я чувствовал, будто что-то наблюдает за мной из теней. Мои уши дрогнули, и на мгновенье мне показалось, что я слышу призрачный звук металла, лязгающего по металлу.

Не думаю, что Кресцен Шайн — единственный не высыпающийся сарозиец. Мне нужно держать свое внимание на деле, если я хочу быть сколь бы то ни было полезной помощью для Ее Величества. Я, безусловно, надеюсь, что следующая композиция Ноктюрна — это нечто многообещающее.

— Доктор Алебастр Кометхуф.