X — Зеленый — это новый розовый 9 страница

Ничего из этого, кажется, не работает. Все, что я делал за последние два дня, — это вился вокруг тебя; беспомощный призрак, пытающийся исцелить кобылу, которую он столь любяще преследует.

Именно потому я понимаю, что должен совершить рискованный шаг. Раз Селестия не может помочь мне, а Луна стала фантомом неистовых разрушений, я должен нащупать выход из этого проклятья собственными копытами. Если я смогу подчинить себе ядовитую мощь Ноктюрна, воспользовавшись силой этих несыгранных элегий, то тогда, быть может, всего лишь быть может, я смогу смыть пятно порчи, что сделало меня невидимым, и что превратило тебя в калеку.

И я ни за что, ни на мгновенье, не брошу писать. Пусть этот дневник невидим для всех, но я верю, что так будет не всегда. Эквестрия должна знать, что на самом деле здесь произошло. Если вина в обращении Принцессы Луны в Найтмэр Мун лежит на мне, то пусть будет так. Мне все равно, что случится со мной, если ты тем самым выздоровеешь, моя возлюбленная Пенни. Я верну тебя назад. Я верну все назад. Это я обещаю.

— Доктор Алебастр Кометхуф

 

Двадцать первое июня, год 6233 Гармонической Эры,

Потребовалось великое усилие, равно как физическое, так и душевное, но я вновь прибыл во Дворец. Я воспользовался той же тактикой, которую я планировал использовать в своей первой попытке достичь Селестии. Я только лишь надеюсь, что взрыв не прогремит вновь прямо перед моим носом. Конечно же, судьба не может быть настолько отчаянно жестокой.

Я незаметно проник в Лунное Крыло. Всего десять минут назад я прибыл в покои Принцессы Луны. Я поражен тем, что все так и осталось совершенно нетронутым. Вещи лежат в том же беспорядке, что и в прошлый раз, когда я был здесь. Те же самые книги лежат раскрытыми на полу и на столах. Те же самые свитки и записи свешиваются с рабочего стола Принцессы. Осталось даже пятно на полу в коридоре, где я пробудился в мистической луже воды одиннадцать дней назад.

Детали моего окружения неважны. Важно то, что я вернулся. Здесь, в центре моей проклятой тюрьмы, поразительно тепло. Я нашел свежий набор звуковых камней и разложил их по кругу. Я готов закончить элегии. И вот, с Вестником Ночи в копыте я готовлюсь продолжить с того места, где я был прерван. Мелодия «Реквиема по Сумраку» уже несется сквозь мой осажденный разум. После целой недели ужаса я пришел туда, где все началось.

Пусть история покажет, что мои усилия того стоили.

— Доктор Алебастр Кометхуф

 

???

Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем Пой мою песнь и становись ничем

 

???

Я очнулся два часа назад со лбом, покрытым кровью. Голова моя, казалось, раскалывалась пополам. Я поднял копыто к рогу и завопил от обжигающего касания. Кажется будто магические лейлинии разожгли факел над моим черепом. Я бросил взгляд на дневник и увидел, что яростно исписал две страницы строками, повторяющими одну и ту же фразу раз за разом. Неудивительно, что мой рог практически выгорел. Как быстро я написал эти слова и с какой целью? Я опять впал в транс?

Мне потребовалось несколько минут на отдых и медитацию, прежде чем я смог вновь призвать телекинез и начать писать. И все равно, я не знаю, о чем. Я сыграл «Реквием по Сумраку». Это я знаю точно. Что произошло потом — все как в тумане. Все, что я помню, — это внезапная и неостановимая мигрень и…

Надо перестать писать ненадолго.

— Кометхуф

 

???

Невероятно. Все книги вокруг меня, древние и таинственные фолианты, что Принцесса Луна собрала со всей Эквестрии, более не пустуют. В них записаны слова. Я не знаю, почему я не видел их раньше. Они мерцают неземным сиянием. Язык старше начального эквинского, но я все равно могу их читать, как будто меня учили его синтаксису с самого детства. Они говорят о тенях, о душах и песнях меж Небесных Твердей. Они также говорят о певице, столь же прекрасной, сколь она ужасна. Она хранит покой забытых. Она оплакивает своего возлюбленного, который не вернется к ней никогда. И более того, когда я гляжу на те предыдущие две страницы своего собственного дневника, я вижу, как эти повторяющиеся фразы, что я написал, сияют тем же самым сверхъестественным образом, как и слова в фолиантах Луны.

Погодите. Может ли это быть?…

Нет времени писать. Я должен читать.

— Кометхуф

 

???

Голова опять болит. Я вернулся к нескольким последним моим записям. Я прочитал ту часть, где я описывал бомбу, что взорвалась перед тем, как я успел встретиться с Принцессой Селестией. Именно тогда произошло нечто. Я узнал слова, что я написал, или, по крайней мере, подумал, что написал. Но затем я начал видеть сквозь них, по ту сторону их, как будто мое зрение утянуло в воронку льда, цепей и молний.

Я оказался не готов к потопу воспоминаний, что нахлынул на меня. Я упал на пол, комната озарилась сиянием моего горящего рога, когда истина, как кровь, потекла по моим лейлиниям. Не было никакого взрыва. Не было никакой бомбы. Я встретился с Принцессой Селестией. Я это знаю. Я это знаю, потому что это произошло. Я прокрался мимо охраны. Я проник сквозь сраженную амнезией линию обороны Богини Солнца. Я стоял перед ней и перед всем ее военным кабинетом с Вестником Ночи в копытах. Я сказал ей правду. Я сказал ей о Ноктюрне. И более того, когда она спросила меня о том, что произошло, я почувствовал необходимость показать ей. В итоге, по какой-то причине что-то побудило меня вновь исполнить симфонию, в присутствии ее, а не Луны.

И это послужило причиной разрушения того крыла Дворца. Виной тому была не сарозийская бомба. Скорее, это была сама Принцесса Селестия. Я пишу здесь чистейшую правду, и я знаю это ясно, как день. Прежде, чем я даже успел достичь Плача, нечто, таящееся глубоко в душе Принцессы Селестии, ответило на звуки Ноктюрна с сокрушительной силой, и чистая солнечная энергия излилась из ее существа, как будто она желала уничтожить все, что видит перед собой. Я был слишком поражен ее жаждой разрушения, чтобы даже кричать. Когда я пришел в себя, я уверился, что это все из-за сарозийской бомбы, и именно это я написал в своем дневнике… или, думал, что я написал.

Но, очевидно, я не одинок в этом заблуждении. Все пони в Кантерлоте и за его пределами, включая свидетелей, что собственными глазами видели Селестию и умирающих вокруг нее генералов, поверили, что это бомба уничтожила ту часть Дворца. Изменена была не только моя собственная память, но память всех пони. История была переписана точно так же, как был воплощен в жизнь Ноктюрн. Но что-то не сходится и в этом тоже. Почему же эти воспоминания возвращаются ко мне? Это как-то связано с сияющими буквами, что я теперь вижу? Это вызвано «Реквиемом по Сумраку»?

Есть только один способ узнать. Я должен продолжать читать. И что особенно важно — прочитать мою запись о первом исполнении «Ноктюрна Небесных Твердей». Интересно, что еще будет изменено?

— Доктор Алебастр Кометхуф

 

???

Каждый раз, когда я пытаюсь дышать, я хочу только блевать. Не могу писать. Не могу думать. Надо переждать. Надо восстановиться. Я напишу. Но не сейчас. Не сейчас.

Благословенный Матриарх, защити нас, защити нас всех.

— Я

 

???

Я только что проснулся. Хотел бы, что бы я продолжал спать. Хотел бы я, чтобы кошмар был лишь сном, но не реальностью. Но он реален. Он выжжен в моем мозгу, как клеймо. Теперь его не убрать. Невозможно забыть истину, не мне, по крайней мере. У меня уши лишенных песни, у меня глаза лишенных благословений, копыта душ, порабощенных навечно забытым сейчас.

Когда я написал о том, что после исполнения Ноктюрна я проснулся в луже воды, хотел бы я, чтобы это было единственной правдой. Реальность куда темнее, чем все тени, смешанные воедино.

Я был где-то. Я был где-то, где без предела властвуют холод и ужас.

Я был там одинок и при этом нет. Там были тела, пустые оболочки, когда-то содержавшие в себе души, и они были развешаны группами на ржавых цепях, тянущимся в бесконечность. Моря ледяной воды носятся, вращаясь, как смерчи, меж неземных громов, и вспышек молний, и несокрушимых металлических платформ. На этих чистилищных машинах лежат прикованные пони, и они все слишком заняты пением в призрачном хоре, чтобы даже осознавать меру своей пытки.

И еще там была она. Она всегда была там. Она всегда наблюдала за нами. Ее возлюбленный пришел и ушел, но она все равно осталась там, в лимбе меж Небесных Твердей, воя свою бесконечную песнь.

Ибо это есть ее песнь. «Ноктюрн Небесных Твердей» — это ее песнь. Он всегда был ее песнью. Он был написан для нее, чтобы защитить ее, чтобы заключить ее в тюрьму, чтобы защитить нас от нее. И когда Принцесса Луна и я вытащили эту забытую симфонию из забытых глубин, мы не писали ее. Мы ее открывали.

Принцесса Луна… подумать только, я поклонялся ей и Селестии как единственным двум священным аликорнам, что когда-либо знал этот мир. Все это служение им отныне кажется пустым, лишенным значения и смысла, что является самой сутью моего текущего отчаянного положения.

Истина в том, что не всегда было два аликорна. Их было три. Когда Вселенский Матриарх расколола себя, она стала четырьмя сущностями.

Существует третий аликорн. Есть вторая дочь, средняя сестра. Принцесса Селестия хранит землю. Принцесса Луна хранит небеса. А она …

Она хранит неспетых. Она — великая Королева Небесных Твердей, лежащих меж Небесных Твердей. Она держит целостность Вселенной, разрывая ее на части. Я не знаю, собиралась ли когда-либо Принцесса Луна это делать, но за десять лет своего отшельничества — Эпоху Теней — она медитировала слишком тщательно и наткнулась на этот магический барьер между мирами. Я не знаю, что дало ей сил осмотически впитать запретное знание об этом месте. Возможно, виной тому та самая связь, что она хранит с материей самого существа Вселенского Матриарха. Но она достигла своей сестры и то, что достигло ее в ответ, отравило ей дух.

Я был частью того моста, что дал ей связь. С Вестником Ночи в качестве ключа, я открыл ворота в мир забытого страдания. Принцесса Луна, душа, живущая силой магии, не могла позволить себе разрушиться без остатка под сокрушительной силой Царства Неспетых. Я так понимаю, именно в этом причина того, что она раскололась пополам. Богини Теней, которой я когда-то поклонялся, более не существует. Семя ее разрушения было посеяно задолго до того, как она призвала меня, но «Ноктюрн Небесных Твердей» окончательно вытолкнул ее через край. Она превратилась в Найтмэр Мун, и теперь она сеет разрушение по всей земле Эквестрии. Я не знаю, какую цель она преследует. Быть может, разрушая земли, она пытается написать картину, что повторит собой ландшафт земли неспетых. Быть может, накрыв мир вечной ночью, она желает обратить Эквестрию в чистый холст, на котором она сможет написать раз и навсегда иллюстрацию к забытой песне.

Все, что я знаю, — это то, что Луна, должно быть, отправилась в эту экспедицию с благими намереньями, с желанием восстановить связь с тем, что когда-то было утеряно и забыто. Но едва даже малейшая частичка истины была открыта Селестии, когда ее уши заполнились неспетой симфонией, ее реакция была по-необходимому жестокой: инстинктивное желание заглушить композицию и сохранить барьер меж Небесных Твердей запечатанным.

И тогда она сделала все остальное. Она перепела реальность в иную форму, чтобы зашить рану, оставленную мной. Если бы то же самое случилось и с Луной, то, быть может, я не был бы здесь, проклятый тем же мистическим воздействием, что держит неспетых за пределами коллективной памяти всех пони. Но уже слишком поздно. Урон уже нанесен. Луна преобразована силой той ужасной скорби, что должна обитать лишь в ее царстве, на земле меж Небесных Твердей. В этом мире она обратилась в ужасную Найтмэр Мун.

Кто знает, какие еще ужасы кружат в глубинах? Но я боюсь, оно не стоит дальнейшего изучения. Я, быть может, не бессмертный аликорн, но я владею Вестником Ночи. И более того, я храню забытое знание, что никогда не должно было быть раскрыто разумом пони. И в результате я — живой дверной проем, невидимый и неосязаемый, мимолетная мысль, проносящаяся в голове случайного пони и исчезающая затем, как пепел на ветру. Трещина меж Небесных Твердей лежит теперь внутри меня, ибо «Реквием по Сумраку» раскрыл истину моим глазам, и больше ничьим. И до тех пор, пока я — перекресток всего, что существует, и всего, что забыто, я — лишь бестелесный дух, обреченный блуждать по проницаемым Твердям, вечно безымянный и неспетый.

Какой еще выбор у меня есть? Я мог бы снова исполнить «Плач Ночи». Но что это даст? Это лишь только вновь отправит меня в ее владения. Я стану ее марионеткой, как и любой другой пони, прикованный к платформам в мире грома и хаоса. Откуда же эти окованные пони там взялись? Были ли это души вроде меня, что оказались столь ужасающе прокляты в прошлом? Не они ли писали все эти мириады книг, окружающих меня в кабинете Луны? Неужели я — лишь очередная обреченная душа в длинном ряду парий, скованных вместе забытыми мыслями как ржавыми цепями, на которых мир висит над забвением?

Благословенный Матриарх, я не могу думать. Я не могу даже дышать. Я должен пойти куда-то, куда угодно, только лишь прочь из этой комнаты, прочь от этих книг, прочь от сияющих слов, что светятся ее бесцветным цветом. Я видел судьбы хуже смерти и знание это медленно грызет меня зубами, холодными, как лед.

Я должен пойти куда-то. Я должен пойти. Я должен…

— Доктор Алебастр Кометхуф

 

???

Благие небеса. Они повсюду. Я теперь их вижу. Они начали таять поначалу, но затем я взял Вестник Ночи и вновь исполнил «Реквием по Сумраку», не таясь, посреди улицы, и они вновь вернулись в фокус.

Здесь кругом тела. Здесь кругом слова. Здесь кругом пятна крови, имена, разбросанные с обломками разрушенного города. Их не было здесь до того, как я исполнил Реквием, но теперь они здесь. Они везде вокруг меня, вокруг нас. Прямо сейчас, когда я пишу это, прямо надо мной в петле висит пони. Он сияет той же самой аурой, что и перезаписанные слова в моем дневнике, или слова, разлитые по пустым фолиантам в кабинете Луны. Его тело уже сильно разложилось. Я могу видеть его скелет; из него истекает густой туман — холодный и клубящийся. Никто больше его видеть не в состоянии. Как давно он уже здесь? И что важнее, сколько времени пройдет, прежде чем она найдет его и утащит в глубины, где ему суждено висеть на цепях под ее вечным надзором?

Когда она найдет меня? Будет ли это после того, как я умру, или когда я упаду без сил, буду слишком слаб, чтобы убежать от нее?

При мне есть Вестник Ночи. При мне мои знания. Я существую и должен найти выход отсюда. Может, мне стоит рискнуть сыграть «Элегию Запустения» и «Пришествие Рассвета». Может, все будет иначе, если я действительно смогу доиграть Ноктюрн целиком и до конца. Может, я по-прежнему…

Погодите, какой сейчас день?

— Кометхуф

 

Двадцать шестое июня, год 6233 Гармонической Эры,

Прошло пять дней. Благословенный Матриарх, пять дней осталось позади. Как я мог быть столь глуп, что поддался трансу на столь долгий срок?

Дражайшая Пенни, я иду к тебе.

— Алебастр

 

Двадцать шестое июня, год 6233 Гармонической Эры,

Тебя нет дома, Пенумбра. Квартира пуста. Куда ты могла уйти в мое отсутствие? Я знаю, что судьба потребовала узнать то, что отныне знаю я, но ничто не в состоянии оправдать мою небрежность по отношению к тебе.

Ты была больна. Я волнуюсь, Пенни. Я не знаю, где ты. Я должен отыскать тебя. Я должен…

Только что мимо пролетел стражник. Я смог подманить его к себе. Он сказал, что бывший житель этого здания взят в госпиталь в центре города, два дня тому назад. Благословлена будь Селестия. Я иду, Пенни. Пожалуйста, подожди меня. Пожалуйста, подожди меня, как я всегда ждал, и всегда буду ждать тебя.

— Алебастр

 

Двадцать шестое июня, год 6233 Гармонической Эры,

Нет. В этом нет никакого смысла. Ни в чем этом нет никакого смысла. У магии есть законы. Магию невозможно сломать. Мне плевать, что она может перепеть реальность в лоскутную мозаику того, чему всегда суждено было случиться. Это не по-настоящему. Все мои годы изучений и исследований…

Я кричал. Я кричал громче, чем те, что населяют Царство Неспетых. И все равно никто не может меня слышать, равно как не можешь меня слышать ты.

Будь проклята Принцесса Луна. Мне плевать, что Вселенский Матриарх может убить меня на месте. Будь проклята Найтмэр Мун. Будь проклята и пеплом сгори в безднах Тартара.

В этом нет никакого смысла. Его нет. Его нет. Его…

 

Двадцать седьмое июня, год 6233 Гармонической Эры,

Я держал твои копыта последние двадцать четыре часа и они так и не шевельнулись. Раз за разом мимо проходит медсестра, бросает единственный взгляд и натягивает простыню поверх твоих золотистых черт лица. Я устал с ними бороться. Нет смысла устраивать скандалы. Я просто жду, когда она уйдет и вновь стягиваю простыню. Я люблю тебя. Я никогда не хочу переставать смотреть на тебя. Я никогда не хочу переставать держать тебя. Я никогда…

Два месяца, говорили медсестры. Два месяца с жеребенком. Дражайшая Пенумбра, почему ты мне не сказала? Был ли я настолько слеп? Был ли я столь отягощен эйфорией моей новой службы здесь, в Кантерлоте? Ты, получается, зачала его прежде, чем мы оба покинули Вайнпег. Если бы я все это время знал, я бы никогда бы не принял просьбы Луны, будь она Принцесса или нет. Я бы никогда…

Все теперь обретает смысл. Хотел бы, чтобы все так и оставалось бессмысленно, но нет. Твоя постоянная апатичность. Томление, что исходило из твоих глаз, в которых прежде был солнечный свет. Я исчез из твоего мира. Ты оказалась в доме незнакомца. И более того, ты несла в себе пустую жизнь, семя неспетого. Как оно, должно быть, травило тебя, разрывало тебя изнутри, промораживало тебя во сне, в мыслях и в плаче. Все, что делало тебя цельной, все, что делало нас настоящими: все это было вырвано из твоей души. Почему же ее песнь не может залечить эту рану? Почему она не может пощадить твою жизнь? Только лишь потому, что я исчез, вовсе не значит, что ты не можешь жить, что ты не можешь быть матерью, что ты не можешь быть счастлива.

Теперь я понимаю. Я несу в себе знание о неспетых. Я — такая же угроза ткани реальности, какой была и Луна до того, как обратилась в Найтмэр Мун, в кошмарного тирана, но все равно в такое зло, с которым можно справиться. Все, что я скажу или сделаю, должно быть забыто. Каждая отметка, что я оставлю на лице этого мира, должна быть сдута, как листья с гранитной дорожки. Мне запрещено существовать в любом возможном виде.

Она забрала нашего ребенка, Пенни. Она забрала нашего ребенка, а затем забрала тебя. Я понимаю, и при этом не понимаю. Я с трудом могу писать. Я могу лишь только держать тебя и мечтать о том, что это просто разбитая песнь, нечто, во что положено верить, но чему не суждено быть реальностью. Где-то там ты живешь, невидимая, столь же потерянная и одинокая, как и я. Мы прямо перед лицом друг друга, смотрим друг на друга и все, что отделяет нас — это сломанная симфония.

Я могу ее починить. Да. Я могу вернуть нас назад. Я смотрю на эти слова, пока пишу их. Они еще не превратились в мерцающий текст. Но это только лишь значит, что мне снова надо исполнить Реквием. Это «Элегия Запустения» — композиция, которую я все никак не могу понять. Я помню многие вещи, но эта композиция ускользнула из моего разума. Быть может, это потому, что рядом больше нет Принцессы Луны. Может, потому, что Найтмэр Мун вытянула из меня все ее ноты. Это не имеет значения. Я должен продолжать поиски. У меня есть Вестник Ночи. У меня в голове есть Ноктюрн. Я могу переписать песнь Запустения. Мне нужно только лишь продолжать играть ее снова и снова, и тогда я достигну «Пришествия Рассвета».

И тогда я найду тебя, дражайшая Пенни. Этот мир — лишь фасад, столь же фальшивый и полный пыли, как это жалкое тело, лежащее передо мной, пытающееся убедить меня в том, что оно — это ты. Пожалуйста, жди меня, моя возлюбленная. Ты всегда была такой терпеливой… Я молюсь о том, что найду тебя, и твои передние ноги будут широко распахнуты в ожидании объятий, а твое тело не будет свешиваться на петле. Ты где-то здесь, в этом городе, в этой замороженной тюрьме. Мы не одиноки. Мы снова будем вместе. Мы будем. Мы будем…

— Твой верный и любящий Алебастр

 

— Начиная отсюда, — сказала я, опустив древнюю книгу. Я стояла на другом конце библиотеки перед Твайлайт Спаркл. — Записи в дневнике становятся все более и более беспорядочны и запутанны. Доктор Кометхуф начинает нести околесицу. Его красноречие уступает место зацикленной чепухе. Это совершенно классический пример падения в безумие. Я смогла заметить знакомые термины среди этого нагроможденного беспорядка, такие как «неспетые» и «ее возлюбленный». Но большая часть записанных слов — просто обращенный в текст хаос. Даже диаграммы более не имеют никакого смысла. Более нигде Кометхуф не пытается записать какие-либо настоящие ноты, относящиеся к элегиям, но, судя по его мнению об их мистической функции, я всерьез сомневаюсь, что он бы этого желал, даже если предполагал, что никто не в состоянии был бы прочитать то, написанное им.

— Что ж, простите, что я так говорю, мисс Хартстрингс … — заявила Твайлайт, наморщив в бесконечной растерянности нос. — Но на мой взгляд, во все это очень сложно поверить. Все знают с самой начальной школы и далее, что Лунная Гражданская Война началась в конце Пришествия Теней после ужасного взрыва, прогремевшего в королевском военном кабинете Селестии. То, что вы здесь предлагаете, — это полное изменение истории Эквестрии!

Мягкий вечерний свет затекал в окна ее библиотеки, подсвечивая линии на ее наморщенном лбу.

— Более того, все, что я видела в этой вашей книге, — это куча не относящегося к делу текста о Вайнпегских методах в фермерском деле, написанного на старом эквинском. А вы мне говорите, что слова этого «Доктора Алебастра Кометхуфа» магическим образом проявляются поверх них?