Сага о людях из Лососьей долины 11 страница

После этого они отправились на тинг. Родичи Торвальда чуть было не набросились
на них, но Тангбранда защитили Ньяль и люди с Восточных Фьордов.
Хьяльти, сын Скегги, сложил тогда вису:
Уж, верно, не сробею
Назвать собакой Фрейю.
Что Один, а что Фрейя —
Стоят один другого!
Хьяльти и Гицур Белый в то лето уехали из Исландии. А корабль Тангбранда
разбился на востоке, у мыса Буландснеса. Название этого корабля было «Бык».
Тангбранд стал разъезжать по всему западу Исландии. Ему навстречу выступила
Стсйнунн, мать Рева Скальда. Она пыталась обратить Тангбранда в язычество и
долго говорила с ним. Тангбранд молчал, пока она говорила, но потом начал долгую
речь и оспорил все, что она сказала.
— Слыхал ли ты, — спросила она, — что Тор вызвал Христа на поединок, но тот не
решился биться с Тором?
— Я слыхал, — ответил Тангбранд, — что Тор был бы лишь прахом и пеплом, если бы
Бог не захотел, чтобы он жил.
— А знаешь ли ты, — спросила она, — кто разбил твой корабль?
— А ты что можешь сказать об этом? — спросил он.
— Вот что я скажу тебе, — ответила она:
Недруг отродья Грейп,
Грозный, дракона морского
Разбил и на берег бросил, —
Не берегли его боги.
Расколот в мелкие щепы
Струг колокольного стража(20).
Верно, Христос позабыл
О быке обиталища рыбы.
И она сказала еще одну вису:
Долго тресковой тропою
Тор скакуна морского
Гнал, в волнах швыряя,
И в ярости бросил на скалы.
Больше не плыть под парусом
Полену земли тюленей,
Разбит Тангбрандов корабль
Ураганом врага Хрунгнира(21).
После этого Тангбранд и Стейнуип расстались, и он отправился со своими
спутниками на Крутое Побережье.
СIII
На Крутом Побережье, на Пастбище, стоял двор Геста, сына Оддлейва. Он был очень
мудрым человеком и мог предсказывать судьбу. Он задал пир Тангбранду и его
людям. Их приехало на Пастбище шесть десятков человек. А там, говорили,
собралось две сотни язычников и еще ждали берсерка по имени Отрюгг. Все его
очень боялись. О нем рассказывали, что он не боится ни огня, ни меча. И язычники
были в большом испуге.
Тут Тангбранд спросил, не хочет ли кто-нибудь принять новую веру, но все
язычники отказались.
— Я хочу предложить вам испытать, — говорит Тангбранд, — какая вера лучше.
Давайте разложим три костра: вы, язычники, освятите один, я — другой, а третий
оставим неосвященным. Если берсерк испугается того костра, который я освятил, но
пройдет через ваш, то вы примете новую веру.
— Предложение хорошее, — говорит Гест, — я и мои домочадцы согласны.
Когда Гест сказал это, еще многие согласились. Тут сказали, что на двор пришел
берсерк. Развели огонь, и костры запылали. Люди схватили свое оружие, быстро
расселись по скамьям и стали ждать. Берсерк вбежал с оружием в дом. Он проходит
через огонь, который освятили язычники, и подходит к огню, который освятил
Тангбранд, но не решается пройти через него и говорит, что весь горит. Он
замахивается мечом на тех, кто сидит на скамье, но при взмахе им попадает в
поперечную балку.
Тангбранд ударяет его распятием по руке, и происходит великое чудо: меч падает у
берсерка из руки. Тогда Тангбранд ударяет его мечом в грудь, а Гудлейв отрубает
ему руку. Тут набежал народ и убил берсерка.
После этого Тангбранд спросил, не хотят ли они принять новую веру. Гест сказал,
что никогда не обещает того, чего бы не собирался выполнить. Тогда Тангбранд
крестил Геста, и всех его домочадцев, и еще много народу. После этого Тангбранд
стал советоваться с Гестом, не поехать ли ему на Западные Фьорды, но тот стал
отговаривать его.
— Народ там, — сказал он, — суровый и неподатливый. Но если уж этой вере суждено
одержать верх, то она одержит верх и на альтинге, а там будут знатные люди
отовсюду.
— Я уже говорил на тинге, — отвечал Тангбранд, — и как раз там-то мне и пришлось
труднее всего.
— Однако твоя заслуга велика, — сказал Гест, — если даже и другим выпадет жребий
сделать новую веру законом. Говорят ведь, что дерево не от первого удара падает.

После этого Гест поднес Тангбранду богатые подарки, и тот отправился обратно в
южную четверть, а оттуда на Восточные Фьорды. Он остановился на Бергторовом
Пригорке, и Ньяль поднес ему богатые подарки. Затем он отправился на восток, на
Лебединый Фьорд, к Халлю с Побережья. Он велел починить свой корабль, и язычники
назвали его «Железная корзина». На этом корабле Тангбранд уплыл из Исландии
вместе с Гудлейвом.
В то же самое лето на тинге Хьяльти, сын Скегги, был приговорен к изгнанию за
богохульство.
CIV
Тангбранд рассказал конунгу Олаву о всем том зле, которое ему причинили
исландцы. Он сказал, что они так сведущи в колдовстве, что земля разверзлась под
его конем и поглотила его. Тогда конунг Олав пришел в такой гнев, что велел
схватить всех исландцев, что были в Норвегии, и бросить в темницу и хотел
казнить их. Тут выступили Гицур Белый и Хьяльти и предложили поручиться за этих
людей и поехать в Исландию, чтобы проповедовать там христианство. Конунгу это
понравилось, и так все они избежали смерти.
Гицур и Хьяльти быстро приготовили свои корабли, чтобы плыть в Исландию, и когда
прошло десять недель лета, пристали к берегу у Песков. Там они раздобыли себе
коней и наняли людей, чтобы разгрузить корабль. И вот они отправились, тридцать
числом, на тинг и послали сказать христианам, чтобы те были готовы. Хьяльти
остался у Форельной Горы, потому что узнал, что осужден на изгнание за
богохульство. Но когда они спускались от Края Ущелья к Кипящему Котлу, Хьяльти
догнал их и сказал, что не хочет показать язычникам виду, что боится их.
Тут к ним подъехало много христиан, и они въехали на тинг, готовые к бою.
Язычники тоже приготовились к бою, и еще немного — и весь тинг начал бы биться.
Но, этого однако, не случилось.
CV
Жил человек по имени Торгейр. Его двор был на Светлом Озере. Его отцом был
Тьёрви, сын Торкеля Длинного. Его мать звали Торунн, она была дочерью Торстсйна,
внучкой Сигмунда, правнучкой Гнупа-Барда. Жену его звали Гудрид, она была
дочерью Торкеля Черного из Хлейдраргарда. Его братом был Орм Карман на Спине,
отец Хленни Старого из Грязей. Орм и Торкель были сыновьями Торира Лопоухого,
сына Кетиля Тюленя, внука Арнольва, правнука Бьёрнольва. А Бьёрнольв был сыном
Грима Мохнатые Щеки, внуком Кетиля Лосося, правнуком Халльбьёрна Полутролля с
Храфнисты.
Христиане покрыли свои землянки. Гицур и Хьяльти были в землянке людей с Мшистой
Горы. На следующий день обе стороны пошли к Скале Закона. И христиане и язычники
назвали своих свидетелей и заявили друг другу, что не будут иметь законов общих
для тех и других. На Скале Закона поднялся такой сильный шум, что никто не
слышал слов другого. Затем народ разошелся, и все сочли, что дело принимает
скверный оборот.
Христиане выбрали своим законоговорителсм Халля с Побережья, а тот пошел к годи
Торгейру со Светлого Озера и дал ему три марки серебра за то, чтобы тот выступил
как законоговоритель. Это было опасное решение, потому что Торгейр был
язычником. Торгейр пролежал весь день, накрыв голову меховым плащом, так что
никто не мог заговорить с ним. На следующий день народ пошел к Скале Закона.
Торгейр потребовал тишины и сказал:
— Мне думается, что дела наши запутаются безнадежно, если у нас не будет одних
законов для всех. Если закон не будет един, то и мира не будет, а этого
допускать нельзя. Теперь я хочу спросить язычников и христиан, согласны ли они,
чтобы у них были общие законы, которые я сейчас скажу.
Все сказали, что согласны. Тогда он сказал, что хочет, чтобы они поклялись
сдержать свое слово. Они согласились, и он принял от них клятву.
— Вот начало наших законов, — сказал он. — Все люди должны быть у нас в Исландии
христианами и верить в единого Бога — Отца, Сына и Святого Духа. Они должны
оставить всякое идолопоклонство, не бросать детей и не есть конины. Если кто
открыто нарушит этот закон, то будет осужден на трехгодичное изгнание, если же
сделает это тайно, то останется безнаказанным.
Но эта оговорка была отменена уже через несколько лет, и тогда никто не смел
совершать языческие обряды ни тайно, ни открыто.
Потом он сказал о соблюдении воскресений и постов, Рождества и Пасхи и всех
других великих праздников.
Язычникам казалось, что их коварно обманули, но новая вера уже была введена
законом, и все люди в Исландии обращены в христианство. И народ разъехался с
тинга по домам.
CVI
А вот что приключилось тремя годами позднее на тинге в Лощинах. Амунди Слепой,
сын Хёскульда, внук Ньяля, был на типге. Он велел, чтобы его провели между
землянок. Он подошел к землянке, в которой был Лютинг из Самова Двора. Он велел,
чтобы его ввели в землянку, туда, где сидел Лютинг. Он сказал:
— Здесь Лютинг из Самова Двора?
— А что тебе нужно? — спрашивает Лютинг.
— Я хочу знать, — говорит Амунди, — какую виру ты собираешься мне заплатить за
моего отца. Я рожден вне брака, и не получил никакой виры.
— Я заплатил за убийство твоего отца полную виру твоему деду и твоим дядьям, а
мне за моих братьев виру не заплатили. Если я и поступил плохо, то со мной тоже
обошлись жестоко.
— Я не спрашиваю тебя, — говорит Амунди, — заплатил ли ты им виру или нет, я
знаю, что вы помирились. Я спрашиваю тебя, какую виру ты заплатишь мне.
— Никакой, — отвечает Лютинг.
— Я не понимаю, — говорит Амунди, — как Бог допускает такое. Ты поразил меня в
самое сердце. Могу сказать тебе, что если бы у меня оба глаза были зрячие, то я
либо заставил бы тебя заплатить виру за моего отца, либо отомстил за него.
Теперь же пусть судит нас Бог!
И он направился к выходу. Но когда он проходил через дверь землянки, он
обернулся. Тут он прозрел. Он сказал:
— Хвала Господу! Теперь видно, чего он хочет. Он вбежал в землянку, подбежал к
Лютингу и ударил его секирой по голове, так что секира вошла по самый обух, а
потом рванул ее на себя. Лютинг упал ничком и тут же умер.
Амунди пошел к дверям землянки, и как только он дошел до того места, где
прозрел, глаза его снова сомкнулись, и с тех пор он оставался слепым всю свою
жизнь. После этого он велел отвести себя к Ньялю и его сыновьям. Он рассказал им
об убийстве Лютинга.
— Нельзя тебя винить, — говорит Ньяль, — потому что этого было не миновать. И
пусть это будет наукой людям, которые отказывают в вире тем, кто имеет на нее
полное право.
Затем Ньяль предложил примирение родичам Лютинга. Хёскульд, годи Белого Мыса,
уговорил родичей Лютинга принять виру. Дело было передано в суд, и была
назначена половинная вира, потому что требование Амунди было сочтено
справедливым. После этого перешли к клятвам, и родичи Лютинга дали Амунди клятву
в том, что будут соблюдать мир. Люди разъехались с тинга по домам. И некоторое
время все было спокойно.
CVII
Вальгард Серый вернулся в Исландию. Он был язычником. Он отправился в Капище, к
своему сыну Мёрду, и пробыл там зиму. Он сказал Мёрду:
— Я много ездил по нашей округе и не узнаю ее. Я поехал на Белый Мыс и увидел,
что там построено много стен для землянок и место неузнаваемо. Я поехал также на
тинг в Лощинах, и увидел там, что все стены нашей землянки разрушены. Что значит
все это надругательство?
Мёрд ответил:
— Тут учреждены новые годорды и пятый суд. Народ вышел из моего годорда и вошел
в годорд Хёскульда.
Вальгард сказал:
— Плохо же ты отблагодарил меня за годорд, который я дал тебе. Не так подобает
мужчине вести себя. Я хочу, чтобы ты отплатил им: погубил их всех. А для этого
натрави их друг на друга, пустив в ход клевету, чтобы сыновья Ньяля убили
Хёскульда. Многие захотят отомстить за него, и тут сыновей Ньяля убьют.
— Мне не суметь, — отвечает Мёрд.
— Я помогу советом, — говорит Вальгард. — Ты пригласишь сыновей Ньяля и
отпустишь их с подарками. Порочащие слухи ты станешь распускать тогда, когда
дружба ваша станет такой тесной, что они будут верить тебе не меньше, чем себе.
Тогда ты сможешь отомстить Скарпхедину за то, что он присвоил твои деньги после
смерти Гуннара. Ты снова станешь полноправным годи, только когда никого из них
не будет в живых
Так они и порешили сделать.
Мёрд сказал:
— Я бы хотел, отец, чтобы ты крестился. Ты ведь стар.
— Не хочу, — ответил Вальгард. — А вот мне бы хотелось, чтобы ты оставил новую
веру, и мы бы посмотрели, что из этого выйдет.
Мёрд сказал, что не сделает этого. Вальгард сломал Мёрду крест и все святые
знаки. Тут Вальгард заболел и умер, и его похоронили в кургане.
CVIII
Немного погодя Мёрд поехал на Бергторов Пригорок и встретился со Скарпхедином и
его братьями. Он вел очень ласковые речи и говорил весь день. Он сказал, что
хотел бы подружиться с ними. Скарпхедин принял все это хорошо, но сказал, что
раньше тот не искал их дружбы. И вот они так подружились, что никто из них не
мог ничего решить, не посоветовавшись с другим.
Ньялю с самого начала не нравилось, что Мёрд ездит к ним, и он всегда выказывал
свое недовольство.
Однажды случилось, что Мёрд приехал на Бергторов Пригорок. Он сказал сыновьям
Ньяля:
— Я хочу устроить пир, чтобы справить тризну по отцу. И собираюсь пригласить на
этот пир вас, сыновей Ньяля, и Кари и обещаю вам, что без подарков вы не уедете.

Они пообещали приехать. Он отправился домой и приготовил все для пира. Он
пригласил многих бондов, и на этом пиру было множество народу. Туда приехали и
сыновья Ньяля и Кари. Мёрд подарил Скарпхсдину золотую пряжку, Кари — серебряный
пояс, а Гриму с Хельги тоже поднес богатые подарки. Они вернулись домой, и стали
хвалиться своими подарками, и показали их Ньялю. Тот сказал, что эти подарки им,
наверное, дорого обойдутся.
— Остерегайтесь, как бы вам не пришлось заплатить за них цену, которую он сам
положит, — сказал он.
CIX
Немного погодя Хёскульд и сыновья Ньяля пригласили друг друга в гости. Сначала
Хёскульд поехал к сыновьям Ньяля. У Скарпхедина был бурый конь-четырехлеток,
крупный и статный. Конь этот был некладеный и никогда не выводился на бой с
другими конями. Этого коня Скарпхедин подарил Хёскульду, и еще двух кобыл в
придачу. Они все поднесли Хёскульду подарки и уверили друг друга в дружбе.
Затем Хёскульд пригласил их к себе в Оссабёр. У него там было уже много гостей.
Он еще до этого велел сломать свой главный дом, но у него было три сарая, в
которых приготовили постели. Приехали все, кого он пригласил. Пир вышел на
славу. И когда настала пора разъезжаться по домам, Хёскульд поднес гостям
богатые подарки и поехал проводить сыновей Ньяля. С ним поехали сыновья Сигфуса
и все домочадцы. Сыновья Ньяля и Хёскульд уверяли друг друга в том, что никому
их не рассорить.
Немного погодя Мёрд приехал в Оссабёр и сказал Хёскульду, что ему нужно
поговорить с ним. Они начали разговор. Мёрд сказал:
— Какие вы разные люди, ты и сыновья Ньяля! Ты сделал им богатые подарки, а они
одарили тебя подарками, которые лишь позорят тебя.
— Докажи, — говорит Хёскульд.
— Они подарили тебе копя, которого назвали Молокососом в насмешку над тобой,
потому что ты тоже кажешься им не испытанным в бою. А еще я могу тебе сказать,
что они завидуют тому, что у тебя есть годорд. Его принял на тинге Скарпхедин,
когда ты еще не приезжал на тинг во время пятого суда. Скарпхедин и не собирался
вовсе выпускать его из своих рук.
— Неправда, — говорит Хёскульд. — Я получил его во время осеннего тинга.
— Тогда, значит, это Ньяль заставил его, — говорит Мёрд. — А еще они нарушили
уговор с Лютингом.
— В этом, думается мне, они невиновны, — говорит Хёскульд.
— Но ты не сможешь отрицать, — говорит Мёрд, — что, когда вы со Скарпхедином
ехали к Лесной Реке, у него из-за пояса выпала секира, которой он собирался
убить тебя.
— Это был, — отвечает Хёскульд, — его дровяной топор, и я видел, как он затыкал
его себе за пояс. Короче говоря: сколько бы ты ни рассказывал дурного о сыновьях
Ньяля, я этому не поверю. А если бы даже и оказалось, что ты говоришь правду и
что нужно либо мне убить их, либо им меня, то я бы охотнее погиб от их руки, чем
причинил им зло. А тебе должно быть стыдно, что ты говоришь такое.
После этого Мёрд поехал домой.
Немного погодя Мёрд отправился к сыновьям Ньяля. Он много говорил с ними и с
Кари.
— Я слыхал, — сказал Мёрд, — что Хёскульд говорил, будто ты, Скарпхедин, нарушил
мирный уговор с Лютингом. А еще я узнал, что ему показалось, будто ты замышлял
убить его, когда вы с ним ехали к Лесной Реке. Но мне кажется, что он тоже
замышлял убить тебя, когда пригласил тебя на пир и отвел тебе для ночлега сарай,
который стоял дальше всего от других домов. Всю ночь туда подносили дрова, и он
собирался сжечь тебя в этом сарае. Но тут случилось так, что ночью приехал
Хёгни, и из замысла ничего не вышло, потому что они побоялись его. Затем он
поехал вас провожать, и с ним было множество народу. Тогда он в другой раз хотел
напасть на вас и велел Грани, сыну Гуннара, и Гуннару, сыну Ламби, убить вас. Но
они струсили и не решились напасть на вас.
Когда он рассказал им это, они сначали спорили с ним, но потом в конце концов
поверили. Они остыли к Хёскульду и почти не разговаривали с ним, когда встречали
его, а Хёскульд тоже охладел к ним. Так проходит некоторое время.
Осенью Хёскульд отправился в гости на восток, на Свиную Гору, и Флоси принял его
хорошо. Хильдигунн тоже была там. Флоси говорит Хёскульду:
— Мне сказала Хильдигунн, что между тобой и сыновьями Ньяля легла тень. Мне это
не нравится, и я хочу предложить тебе, чтобы ты не уезжал обратно. Я поселю тебя
в Скафтафелле, а в Оссабёре поселю своего брата Торгейра.
— Могут тогда найтись люди, — говорит Хёскульд, — которые скажут, что я бежал
оттуда со страху, а я этого не хочу.
— Тогда очень может быть, — говорит Флоси, — что это плохо кончится.
— Очень жаль, — говорит Хёскульд, — потому что пусть лучше я погибну и за меня
не заплатят виру, чем чтобы из-за меня пострадали многие.
Через несколько дней Хёскульд собрался ехать домой. Флоси подарил ему алый плащ,
отделанный по краям до самого низа золотом. Хёскульд уехал домой, в Оссабёр.
Некоторое время все было спокойно.
Хёскульда так любили, что у него почти не было врагов. Но с сыновьями Ньяля он
всю зиму так и оставался в разладе.
Ньяль взял себе на воспитание сына Кари по имени Торд. А еще он воспитал
Торхалля, сына Асгрима и внука Лодейного Грима. Торхалль был человеком смелым и
решительным. Он так научился законам у Ньяля, что стал одним из трех величайших
законников в Исландии.
СХ
В тот год выдалась ранняя весна, и люди стали сеять хлеб. Однако случилось, что
Мёрд приехал на Бергторов Пригорок. Он тотчас отошел в сторону с сыновьями Ньяля
и Кари, чтобы поговорить. Как обычно, он стал клеветать на Хёскульда,
рассказывать о нем всякие новые небылицы и подбивать Скарпхедина и остальных
убить Хёскульда. Он сказал, что Хёскульд опередит их, если они сейчас же не
нападут на него.
— Мы согласны, — говорит Скарпхедин, — если ты поедешь с нами.
— За этим дело не станет, — говорит Мёрд. Они договорились о нападении, и Мёрд
должен был приехать к ним вечером.
Бергтора спросила Ньяля:
— О чем это они говорят на дворе?
— Они задумали что-то, не посоветовавшись со мной, — говорит Ньяль, — а меня
редко обходят, когда задумывают что-нибудь хорошее.
В этот вечер ни Скарпхедин, ни его братья, ни Кари не ложились. В ту же самую
ночь приехал Мёрд, сын Вальгарда, и сыновья Ньяля и Кари взяли оружие и
ускакали. Они доехали до Оссабёра и стали ждать у изгороди. Погода была хорошая,
и солнце уже взошло.
CXI
В это время Хёскульд, годи Белого Мыса, проснулся. Он оделся и накинул плащ,
который ему подарил Флоси. В одну руку он взял лукошко с зерном, в другую — меч,
пошел на поле, огороженное изгородью, и стал сеять.
Скарпхедин и его люди договорились, что нападут на него все. Скарпхедин выскочил
из-под изгороди, и когда Хёскульд увидел его, он хотел бежать. Тут Скарпхедин
бросился на него и сказал:
— Не вздумай бежать, годи Белого Мыса! С этими словами он ударил его секирой по
голове, и Хёскульд упал на колени и сказал:
— Бог да поможет мне и простит вас.
Тогда они все бросились на него и стали наносить ему раны. Мёрд сказал:
— Я кое-что придумал.
— Что же ты придумал? — спросил Скарпхедин.
— Я предлагаю, чтобы я сначала поехал домой, а затем на Каменистую Реку и там
рассказал о том, что случилось, и осудил бы вас. Я уверен, что Торгерд попросит
меня объявить об убийстве. Я так и сделаю, и это испортит им все дело. А еще я
пошлю человека в Оссабёр разузнать, что они собираются предпринять, и там этот
человек услышит о том, что случилось. А я сделаю вид, будто я узнаю об этом от
них.
— Конечно, сделай так, — говорит Скарпхедин. Братья и Кари поехали домой.
Приехав домой, они рассказали Ньялю о том, что произошло.
— Это печальное событие, — говорит Ньяль. — Горестно узнать про него, и если
сказать правду, оно меня так печалит, что лучше было бы, если бы погибли двое
моих сыновей, а Хёскульд оставался в живых.
— Не станем на тебя обижаться, — говорит Скарпхедин. — Ты человек старый, и
понятно, что ты это принимаешь так близко к сердцу.
— Не в годах тут дело, — говорит Ньяль, — просто я лучше вашего знаю, что за
этим последует.
— А что же последует за этим? — спрашивает, Скарпхедин.
— Моя смерть, — говорит Ньяль, — смерть моей жены и всех моих сыновей.
— А что ты мне предскажешь? — спрашивает Кари.
— Трудно им будет идти наперекор твоей счастливой судьбе, — говорит Ньяль, —
потому что ты переживешь их всех.
Смерть Хёскульда так печалила Ньяля, что он никогда не мог говорить о ней без
слез.
CXII
Хильдигунн проснулась и заметила, что Хёскульда нет в постели. Она сказала:
— Тяжелые мне снились сны и недобрые. Поищите Хёскульда!
Люди обыскали весь двор, но Хёскульда не нашли. Тогда она оделась и с двумя
работниками пошла в поле. Они нашли Хёскульда убитым. Тут пришел пастух Мёрда,
сына Вальгарда, и рассказал ей, что сыновья Ньяля проехали отсюда.
— Скарпхедин подозвал меня и объявил, что это он убил Хёскульда, — сказал он.
— Немалый это подвиг, — сказала она, — если он один совершил его.
Она взяла плащ, вытерла им всю кровь и завернула в него спекшиеся сгустки. Она
сложила плащ и спрятала его к себе в ларь. Затем она послала человека на
Каменистую Реку рассказать о том, что случилось. Мёрд уже был там и успел раньше
рассказать новость. Туда приехал Кетиль из Леса. Торгерд сказала Кетилю:
— Вот Хёскульда и нет в живых. Вспомни же, что ты обещал.
— Может быть, — говорит Кетиль, — что я тогда наобещал слишком много. Я не
думал, что случится то, что случилось. Теперь я попал в трудное положение. Ведь
я женат на дочери Ньяля, а, как говорится, своя рубашка ближе к телу.
— Хочешь ли ты, — спрашивает Торгерд, — чтобы Мёрд объявил об убийстве?
— Не знаю, — говорит Кетиль. — Мне кажется, что от него больше зла, чем добра.
Но когда Мёрд поговорил с Кетилем, то ему, как и другим, показалось, что на
Мёрда можно положиться, и было решено, что Мёрд объявит об убийстве и начнет
тяжбу на тинге. Мёрд отправился в Оссабёр. Явились девятеро соседей, которые
ближе всех жили к месту убийства. У Мёрда с собой было десять человек. Он
показал соседям раны Хёскульда, назвал очевидцев ран и перечислил, кто какую
рану нанес, кроме одной. Он прикинулся, что не знает, кто ее нанес, а нанес ее
он сам. Он назвал убийцей Скарпхедина, а нанесшими раны — его братьев и Кари.
Затем он пригласил на альтинг девятерых соседей места убийства. После этого он
уехал домой. Ом почти не встречался с сыновьями Ньяля, и они были неприветливы
друг с другом, когда встречались, потому что так договорились.
Весть об убийстве Хёскульда разнеслась повсюду, и все осуждали убийц.
Сыновья Ньяля поехали к Асгриму, сыну Лодейного Грима, и попросили у него
помощи.
— Вы можете рассчитывать, — ответил он, — на любую мою помощь. Но я чую беду,
потому что многие против вас и повсюду вас осуждают за это убийство.
И вот сыновья Ньяля отправились домой.
СХIII
Жил человек по имени Гудмунд Могучий. Двор его был у Островного Фьорда и
назывался Подмаренничные Поля. Его отцом был Эйольв, сын Эйнара, внук Аудуна
Безволосого, правнук Торольва Жира(22), праправнук Торстейна Прокаженного,
праправнук Грима Камбана. Мать Гудмунда звали Халльберой. Она была дочерью
Тородда Шлема, а мать Халльберы звали Регинлейв, и она была дочерью Семунда с
Гебридских островов. По нему зовется склон Семунда у Полуостровного Фьорда.
Матерью Эйольва, отца Гудмунда, была Вальгерд, дочь Рунольва. Матерью Вальгерд
была Вальборг, а ее матерью была Йорунн Нерожденная, дочь конунга Освальда
Святого. Матерью Эйнара, отца Эйольва, была Хельга, дочь Хельги Тощего, который
поселился у Островного Фьорда. Хельги был сыном Эйвинда Норвежца и Раварты,
дочери ирландского короля Кьярваля. Матерью Хельги, дочери Хельги Тощего, была
Торунн Рогатая, дочь Кетиля Плосконосого, внучка Бьёрна Бычья Кость, правнучка
херсира Грима. Матерью Грима была Хервёр, а матерью Хервёр была Торгерд, дочь
Халейга. конунга Халогаланда.
Жену Гудмунда Могучего звали Торлауг. Она была дочерью Атли Сильного, сын Эйлива
Орла, внука Барда с Рукава, правнука Кетиля Лисицы, праправнука Скида Старого.
Мать Торлауг звали Хердис. Она была дочерью Торда с Мыса, сына Бьёрна Жир в
Корыте, внука Хроальда. А Хроальд был сыном Бьёрна Железный Бок, внуком Рагнара
Кожаные Штаны, правнуком Сигурда Кольцо, праправнуком Рандвера, прапраправнуком
Радбарда. Матерью Хердис, дочери Торда, была Торгерд, дочь Скиди. Ее матерью
была Фридгерд, дочь ирландского короля Кьярваля.
Гудмунд был очень знатным и богатым человеком. У него была сотня домочадцев. Он
притеснял всех знатных людей на севере страны, так что одни оставили свои дворы
и переехали из этих мест, других он убил, а третьи отдали ему свои годорды. От
него пошли все самые знатные люди страны: люди с Мыска и Стурлунги, люди из
Лощины и люди с Реки, епископ Кетиль и многие именитые люди. Гудмунд был другом
Асгрима, сына Лодейного Грима, и тот рассчитывал на его помощь.
CXIV
Жил человек по имени Снорри, по прозвищу Годи. Он жил на Священной Горе, пока
Гудрун, дочь Освивра, не купила у него этот двор, где и прожила до конца своей
жизни. Снорри тогда переселился на Лощинный Фьорд и жил в Селингсдальском
Междуречье. Отца Снорри звали Торгримом. Он был сыном Торстейна Трескоеда,
внуком Торольва Бородача с Мостра, правнуком Арнольва Рыбогона. Однако Ари
Мудрый считает, что отцом Торольва был Торгильс Китовый Бок. Торольв Бородач с
Мостра был женат на Оск, дочери Торстейна Рыжего. Мать Торгрима звали Тора. Она
была дочерью Олейва Фейлана, сына Торстейна Рыжего, внука Олейва Белого,
правнука Ингьяльда, праправнука Хельги. А мать Ингьяльда звали Тора. Она была
дочерью Сигурда Змей в Глазу, сына Рагнара Кожаные Штаны. Матерью Снорри Годи
была Тордис, дочь Кислого, сестра Гисли. Снорри был близким другом Асгрима, сына
Лодейного Грима, и тот рассчитывал на его помощь. Снорри был самым умным
человеком в Исландии из тех, кто не мог предвидеть будущее. Он был добр со
своими друзьями, но непримирим к врагам.
В этот год на тинг поехало много народу из всех четвертей, и на тинге было
начато много тяжб.
CXV
Флоси узнал об убийстве Хёскульда и очень опечалился и разгневался, но не подал
виду. Ему сказали, что против убийц Хёскульда собираються начать тяжбу, но он
промолчал. Он послал сказать Халлю с Побережья, своему тестю, и Льоту, своему
сыну, чтобы они взяли с собой па тииг побольше народу. Люди считали, что Льот
обещает стать со временем самым большим человеком па востоке страны. Ему было
предсказано, что если он съездит три раза на тинг и вернется домой целым и
невредимым, то станет самым большим человеком и старшим в роду. В прошлое лето
он уже ездил на тинг и теперь собирался поехать туда во второй раз. Флоси послал
человека к Колю, сыну Торстейна, и Глуму, сыну Хильдира, внуку Гейрлейва,
правнуку Энунда Карман на Спине, и к Модольву, сыну Кетиля. Они все поехали
вместе с Флоси. Халль тоже обещал собрать много народу.
Флоси доехал до Церковного Двора и остановился у Сурта, сына Асбьёрна. Оттуда он
послал за своим племянником Кольбейном, сыном Эгиля, и тот приехал к нему. Затем
он отправился на Склон Мыса. Там жил Торгрим Щеголь, сын Торкеля Красивого.
Флоси сказал ему, чтобы он поехал с ним на тинг, и тот согласился и сказал
Флоси:
— Я никогда не видал тебя таким печальным. Впрочем, это понятно.
Флоси ответил:
— Случилось такое, что я отдал бы все, что у меня есть, за то, чтобы этого не
случилось. Из дурного зерна не может вырасти ничего хорошего.
Затем он поехал через Орлиную Пустошь и вечером приехал в Солнечные Дворы. Там
был двор Лодмунда, сына Ульва. Он был большим другом Флоси, и тот остался у него
ночевать. А наутро Лодмунд вместе с Флоси отправился в Долину. Там был двор
Рунольва, сына Ульва Аургоди. Флоси сказал Рунольву:
— Сейчас мы услышим от тебя правду о том, как убили Хёскульда, годи Белого Мыса.
Ты ведь человек правдивый и живешь неподалеку от места, где все это случилось,
так что я поверю всему, что ты мне расскажешь, почему это произошло.
Рунольв сказал:
— Никакими словами не приукрасишь правды: он убит совершенно без всякой причины.
Все оплакивают его. Но никто не оплакивает его больше, чем Ньяль, его
воспитатель.
— Тогда им будет нелегко заручиться поддержкой, — говорит Флоси.
— Конечно, — говорит Рунольв, — если ничего не случится.
— А что пока сделано? — спрашивает Флоси.
— Уже вызваны на тинг соседи, — отвечает Рунольв, — и объявлено об убийстве.
— Кто же сделал это? — говорит Флоси.
— Мёрд, сын Вальгарда, — отвечает Рунольв.
— А можно на него положиться? — спрашивает Флоси.
— Он мой родич, — говорит Рунольв, — но все же, правду говоря, люди видят от
него больше зла, чем добра. Вот о чем я хочу попросить тебя, Флоси: смири свой
гнев и согласись на то, что было бы всего лучше. Ведь Ньяль и другие уважаемые
люди сделают тебе почетное предложение.
Флоси сказал:
— Поезжай на тинг, Рунольв! Твои слова будут для меня большой поддержкой, если
ничего худого не случится.
На этом они кончили разговор, и Рунольв обещал поехать на тинг.
Рунольв послал человека к своему родичу Хавру Мудрому. Тот сразу же приехал.
CXVI
Оттуда Флоси отправился в Оссабёр. Хильдигунн была во дворе. Она сказала:
— Пусть все мужчины выйдут навстречу, когда будет подъезжать Флоси, а женщины
пусть уберут в доме и приготовят для Флоси почетное сиденье.
И вот Флоси въехал во двор. Хильдигунн вышла к нему и сказала:
— Добро пожаловать, родич! Сердце мое радуется твоему приезду.
— Здесь мы поедим, — говорит Флоси, — и отправимся дальше.
Тут привязали их лошадей. Флоси вошел в дом и уселся. Он сбросил на пол почетное
сиденье и сказал:
— Я не конунг и не ярл. Нечего подставлять мне почетное сиденье и нечего
насмехаться надо мной.
Хильдигунн стояла рядом и сказала:
— Жаль, что тебе это не нравится: мы сделали это от чистого сердца.
Флоси сказал:
— Если ты это сделала от чистого сердца, то тогда добро само наградит себя, а
зло само покарает себя.
Хильдигунн засмеялась холодным смехом и сказала:
— Что об этом говорить, то ли будет потом!
Она уселась рядом с Флоси, и они долго разговаривали вполголоса. Затем поставили
столы, и Флоси и его люди стали умывать руки. Флоси посмотрел на полотенце и
увидел, что оно все в дырах и с одного конца у него оторван кусок. Он швырнул
его на скамью и не захотел им вытираться(23). Он оторвал кусок скатерти, вытер
им руки и бросил его своим людям. Затем Флоси сел за стол и велел своим людям
приниматься за еду. Тут вошла Хильдигунн, откинула со лба волосы и заплакала.
Флоси сказал:
— Тяжело у тебя на душе, племянница! Но это хорошо, ведь ты оплакиваешь хорошего
человека.
— Чем ты отплатишь за убийство Хёскульда? — спросила она. — Окажешь ли ты мне
помощь? Флоси сказал:
— Я доведу твою тяжбу до конца или добьюсь такого мира, о котором лучшие люди
скажут, что он почетен для нас.
Она сказала:
— Хёскульд отомстил бы, если бы ему пришлось мстить за тебя.
Флоси ответил:
— Немало в тебе злобы. Ясно, чего ты хочешь.
Хильдигунн сказала:
— Арнор, сын Эрнольва из Лесов Водопадной Реки, причинил твоему отцу Торду Годи
Фрейра меньше зла, но Кольбейн и Эгиль, твои братья, убили его на тинге в
Скафтафелле.
И Хильдигунн пошла в свою спальную каморку и открыла ларь. Она вынула из него
плащ, который Флоси в свое время подарил Хёскульду. В этом плаще Хёскульд был
убит, и она сохранила на нем всю его кровь. С плащом в руках она молча подошла к
Флоси. Флоси уже поел, и со стола было убрано. Хильдигунн накрыла Флоси плащом,
так что его всего обсыпало засохшей кровью. Тогда она сказала:
— Этот плащ ты, Флоси, подарил Хёскульду, и я хочу вернуть его тебе назад. Он
был на нем, когда его убили. Я призываю Бога и добрых людей в свидетели того,
что я заклинаю тебя всеми чудесами твоего Христа, твоей честью и твоей доблестью
отомстить за те раны, которые были нанесены Хёскульду. Иначе пусть всякий зовет
тебя подлым человеком!
Флоси сбросил плащ ей на руки и сказал:
— Страшный ты человек! Ты хочешь, чтобы мы взялись за дело, которое сулит нам
всем несчастье. Правду говорят, что гибельны советы женщины.
Флоси был в таком волнении, что лицо его делалось то красным, как кровь, то
бледным, как трава, то синим, как смерть.
Флоси и его люди сели на коней и уехали. Они отправились к Лесному Броду и стали
поджидать там сыновей Сигфуса и других своих людей.
Ингьяльд, брат Хродню, матери Хёскульда, сына Ньяля, жил в Ключах. Ингьяльд и
Хродню были детьми Хёскульда Белого, сына Ингьяльда Сильного, внука Гейрфинна
Рыжего, правнука Сёльви, праправнука Гиннстейна Убийцы Берсерков. Ингьяльд был
женат на Траслауг, дочери Эгиля, сына Торда Годи Фрейра. Матерью Эгиля была
Траслауг, дочь Торстейна Воробья. Матерью Траслауг была Унн, дочь Эйвинда Окуня.