Сага о людях из Лососьей долины 6 страница

 

L

 

Скамкель приехал на Мшистую Гору и пересказал все предложения Гицуру.
— Мне думается, — сказал Гицур, — что предложения эти очень хорошие. Почему же
он не принял их?
— Главным образом потому, что все хотели оказать тебе честь. Поэтому он и стал
ждать твоего решения. Так будет лучше для всех.
Скамкель остался у него на ночь. Гицур послал человека за Гейром Годи, и тот
скоро приехал. Тут Гицур рассказал ему обо всем и спросил:
— Что теперь делать?
— То, что ты уже, наверное, и без меня решил: повести дело так, чтобы нам было
от него всего больше проку. А пока пусть Скамкель повторит нам свой рассказ,
чтобы мы знали, как он расскажет во второй раз.
Так и сделали. Гицур сказал:
— Ты, должно быть, рассказал все правильно. И все же ты мне кажешься злодеем,
каких я не видывал. Если ты честный человек, то, значит, внешность обманчива.
Скамкель отправился назад и поехал сначала в Церковный Двор и вызвал Откеля. Тот
принял Скамкеля хорошо. Скамкель передал ему поклон от Гицура и Гейра и сказал:
— Из этого дела незачем делать тайну. Гейр Годи и Гицур считают, что улаживать
его полюбовно не следует.
Они.посоветовали вызвать Гуннара на суд и обвинить в соучастии в краже, а
Халльгерд — в краже.
Откель сказал:
— Сделаем, как они посоветовали.
— Больше всего им понравилось, — сказал Скамкель, — что ты держался очень смело,
и я всячески хвалил тебя.
Тут Откель рассказал все своим братьям, и Халльбьёрн сказал:
— По-моему, все это бесстыдная ложь.
Вот наступает пора последних дней вызова на суд перед альтингом. Откель велел
братьям и Скамкелю ехать в Конец Склона, чтобы вызвать Гуннара на суд.
Халльбьёрн согласился поехать, но сказал, что им еще придется пожалеть об этой
поездке. И вот поехало их двенадцать человек в Конец Склона. Когда они подъехали
туда, Гуннар был на дворе, но он увидел их, лишь когда они подъехали к самому
дому. Он не вошел в дом. Откель тотчас же велел объявить вызов на суд. Когда они
объявили его, Скамкель спросил:
— Правильно ли, хозяин?
— Сами знаете, — сказал Гуинар, — а тебе, Скамкель, я еще припомню эту поездку и
твои нашептывания.
— Нам не страшно, — сказал Скамкель, — пока секира еще не поднята.
Гуннар был в сильнейшем гневе. Он вошел в дом и рассказал обо всем Кольскеггу.
Кольскегг сказал:
— Плохо, что нас не было на дворе. Будь мы при этом, им бы пришлось убраться с
позором.
Гуннар сказал:
— Всему свое время. Но мало чести принесет им эта поездка.
Вскоре после этого Гуннар поехал и рассказал обо всем Ньялю. Ньяль сказал:
— Не тревожься, потому что эта тяжба принесет тебе большую честь еще прежде, чем
кончится этот тинг. Мы все поможем тебе словом и делом.
Гуннар поблагодарил его и поехал домой.

 

LI

 

Откель с братьями и Скамкслем поехали на тинг. Гуннар, все сыновья Сигфуса,
Ньяль и его сыновья тоже поехали на тинг. Они были заодно с Гуннаром, и люди
говорили, что никто не держался так сплоченно.
Однажды Гуннар подошел к землянке людей из Долин. У землянки были Хрут и
Хёскульд, и они радостно приветствовали Гуннара. Гуннар рассказал им все о своем
деле.
— Что советует Ньяль? — спросил Хрут.
— Он велел мне пойти к вам, братьям, и сказать, что будет согласен с советом,
который вы дадите.
— Он хочет, стало быть, — сказал Хрут, — чтобы я дал совет как родич. Ладно.
Если они не предоставят тебе самому решить дело, вызови на поединок Гицура
Белого, а Кольскегг пусть вызовет Гейра Годи. Против Откеля же и его людей народ
найдется, ведь нас здесь столько, что ты добьешься всего, чего хочешь.
Гуннар пошел к себе в землянку и рассказал все Ньялю. Ульв Аургоди узнал о
замысле и рассказал о нем Гицуру. Гицур спросил Откеля:
— Кто посоветовал тебе вызвать на суд Гуннара?
— Скамкель сказал мне, что так посоветовали вы с Гейром Годи.
— А где же этот мерзавец? — спросил Гицур. — Он все переврал.
— Он лежит больной в землянке, — сказал Откель.
— Чтоб ему никогда не встать! — сказал Гицур. — А теперь давайте все вместе
пойдем к Гуннару и предложим ему самому решить дело. Но я, правда, не знаю,
согласится ли он теперь на это.
Многие поносили Скамкеля, и он пролежал больным весь тинг. Гицур и его люди
пошли к Гуннару. Гуннару передали об этом в землянку, и они все вышли и стали
перед землянкой.
Гицур Белый шел первым. Он сказал:
— Мы предлагаем тебе, Гуинар, самому решить дело.
— Не вяжется это с твоим советом вызвать меня на суд, — сказал Гуннар.
— Ни я, ни Гейр, такого совета не давали, — сказал Гицур.
— Тогда ты не откажись доказать, что не виноват, — сказал Гуннар.
— Чего ты хочешь? — спросил Гицур.
— Чтобы ты поклялся, — ответил Гуннар.
— Хорошо, — сказал Гицур, — если ты согласишься сам решить дело.
— Я уже давно это предлагал, — сказал Гуннар, — но теперь, думается мне, дело
разрослось.
Ньяль сказал:
— Не отказывайся сам решать дело. Чем труднее дело, тем больше тебе чести.
Гуннар сказал:
— Ради моих друзей я решу дело. Но советую Откелю больше не задевать меня.
Тогда послали за Хёскульдом и Хрутом, и они пришли. Тут Гицур и Гейр дали
клятву, а Гуннар решил дело. Он ни с кем не советовался и сказал так:
— Я решаю, что я заплачу тебе за клеть и припасы, что были в ней, но за раба не
заплачу ничего, потому что ты скрыл от меня его порок. Я верну его тебе, ибо там
ушам место, где они выросли. А за то, что вы вызвали меня на суд, чтобы
насмехаться надо мной, я присуждаю тебе уплатить столько же, сколько стоит все
это добро, клеть и то, что сгорело в ней. Но если вам больше по душе, чтобы мы
были в ссоре, то воля ваша. Тогда я знаю, что мне делать, и сделаю это.
Гицур ответил:
— Мы не хотим, чтобы ты что-нибудь платил, но просим тебя быть другом Отколю.
— Никогда, пока я жив, этому не бывать, — сказал Гуннар. — Пусть он дружит со
Скамкслем, он уже давно доверяет ему.
Гицур сказал:
— Мы все хотим уладить дело полюбовно, хоть ты и один ставишь свои условия.
Они скрепили договор рукопожатиями, и Гуннар сказал Откелю:
— Тебе бы лучше переехать к своим родичам. Но если хочешь оставаться в наших
местах, то не задевай меня.
Гицур сказал:
— Совет хорош, и он ему последует.
Это дело принесло много чести Гуннару. Народ поехал с тинга по домам. Гуннар
оставался у себя дома, и некоторое время все было спокойно.

 

LII

 

Жил человек по имени Рунольв. Он был сыном Ульва Аургоди. Он жил в Долине, к
востоку от Лесной Реки. По дороге с тинга он остановился у Откеля. Откель
подарил ему черного быка, которому было девять лет. Рунольв поблагодарил его за
подарок и пригласил приехать к нему, когда тот захочет. Но, несмотря на
приглашение, Откель не приезжал. Рунольв часто посылал к нему людей и напоминал,
что ждет его, и тот всякий раз обещал, что приедет.
У Откеля было два буланых коня с темной полосой на спине. Это были лучшие
верховые лошади во всей округе, и они так любили друг друга, что всегда бегали
вместе.
У Откеля жил норвежец по имени Аудольв. Ему полюбилась Сигню, дочь Откеля.
Аудольв был высок ростом и силен.

 

LIII

 

Весною Откель сказал, что они поедут на восток, в Долину, погостить, и все очень
обрадовались этому. С Откелем поехали два его брата, Скамкель, Аудольв и еще
трое людей. Откель ехал на одном из буланых, а другой бежал рядом. Они
направились к Лесной Реке, и Откель скакал впереди. Вдруг обе лошади испугались
и, свернув с дороги, помчались к Речному Склону. Откелю пришлось теперь скакать
быстрее, чем ему хотелось.
В то же время Гуннар вышел один из дому, взяв в одну руку лукошко с зерном, а в
другую — топор. Он доходит до своей пашни и начинает сеять. Плащ и топор он
положил на землю неподалеку и какое-то время сеет.
Теперь нужно рассказать об Откеле, что он скачет быстрее, чем ему хотелось. На
ногах у пего шпоры. Он скачет по пашне, и они с Гуннаром не видят друг друга. И
как раз когда Гуннар выпрямился, Откель наехал на него, задел шпорой Гуннара
около уха и так сильно оцарапал его, что сразу потекла кровь. Тут подъехали
спутники Откеля.
— Все видят, — сказал Гуннар, — что ты нанес мне кровавую рану. Так поступать не
подобает. Сначала ты вызвал меня на суд, а теперь наезжаешь на меня и пинаешь
меня ногами.
— Ах, какой ты смелый! У тебя был такой же грозный вид на тинге, когда ты
замахивался копьем.
Гуннар сказал:
— Когда мы в следующий раз встретимся с тобой, ты увидишь мое копье.
На этом они расстались, а Скамкель громко крикнул:
— Здорово вы скачете, приятели!
Гуннар вернулся домой и никому не рассказал о том, что с ним случилось, и никто
не знал, что его ранил человек. Но однажды он рассказал о том, что приключилось,
своему брату Кольскеггу, и Кольскегг сказал:
— Расскажи это и другим, чтобы потом не говорили, что ты винишь мертвого: если
свидетели заранее не будут знать того, что случилось, то твои противники смогут
объявить это все неправдой.
Тогда Гуннар рассказал о том, что с ним случилось, своим соседям, и поначалу это
не вызвало разговоров.
Между тем Откель приехал в Долину. Их приняли там хорошо, и они пробыли там
неделю. Откель рассказал Рунольву обо всем, что у него приключилось с Гуннаром,
и кто-то спросил, как Гуннар держал себя при этом. Скамкель сказал:
— Не будь он знатным человеком, я бы сказал, что он плакал.
— Дурные это слова, — сказал Рунольв, — и когда вы с Гуннаром встретитесь в
следующий раз, ты увидишь, что Гуинар не из плаксивых. Как бы людям получше тебя
не пришлось расплачиваться за твои злые речи. Думается, что, когда вы поедете
домой, надо бы мне поехать с вами, потому что мне-то Гуннар не причинит зла.
— Не надо, — сказал Откель. — Я переправлюсь через реку пониже.
Рунольв сделал ему богатые подарки и сказал, что они, наверное, больше не
увидятся. Откель попросил его позаботиться о его сыне, если так случится.

 

LIV

 

Теперь надо рассказать о том, как Гуннар был на дворе в Конце Склона и увидел,
что к дому скачет его пастух. Пастух въехал во двор, и Гуннар спросил:
— Что ты скачешь так быстро?
— Я хотел сослужить тебе службу. Я видел, что вниз вдоль Лесной Реки едут восемь
человек и четверо из них — в крашеных одеждах.
Гуннар сказал:
— Это, верно, Откель.
Пастух сказал:
— Я слышал от Скамкеля много обидных речей. В Долине он сказал, что ты плакал,
когда они наехали на тебя. Я говорю тебе об этом, потому что не нравятся мне
злые речи плохих людей.
— Не стоит обижаться на слова, — сказал Гуннар. — Но с этих пор ты будешь делать
только такую работу, какую захочешь.
— Передать что-нибудь твоему брату Кольскеггу?
— Ложись спать, — сказал Гуннар, — я скажу Кольскеггу сам. Пастух улегся и
тотчас уснул. Гуннар взял свое седло и оседлал лошадь пастуха. Он взял щит,
привязал к поясу меч, подарок Эльвира, надел на голову шлем и взял копье. Копье
громко зазвенело, и Раннвейг, его мать, услышала это. Она вышла к нему и
сказала:
— Сын, ты в сильном гневе. Таким я тебя еще не видала.
Гуннар вышел, воткнул копье в землю, вскочил в седло и ускакал. Раннвейг вошла в
дом. Там было очень шумно.
— Вы говорите громко, — сказал она, — но еще громче звенело копье Гуннара, когда
он выходил из дому.
Кольскегг услышал это и сказал:
— Это неспроста.
— Это хорошо, — сказала Халльгерд. — Теперь им приведется узнать, убегает ли он
от них с плачем.
Кольскегг берет оружие, садится на коня и скачет следом во весь опор. Гуннар
едет наискось через Поле Между Реками к Овражным Пням, а оттуда к Кривой Реке и
затем к броду у Капища. Там был загон, и несколько женщин доили овец. Гуннар
спешился и привязал коня.
Тут подъехали Откель и его спутники. На тропе у брода лежали плоские камни.
Гуннар сказал подъехавшим:
— Теперь защищайтесь — вот мое копье! Сейчас узнаете, заплачу ли я.
Они быстро спешились и бросились на Гуннара, Халльбьёрн первым.
— Погоди! — сказал Гуннар. — Тебя-то я как раз и не хотел бы трогать, но когда
мне приходится защищаться, я не щажу никого.
— Не могу, — сказал Халльбьёрн. — Ты ведь собираешься убить моего брата, и мне
было бы стыдно сидеть сложа руки.
И с этими словами он обеими руками направил в Гуниара большое копье. Гуннар
выставил щит, но Халльбьёрн пробил его. Гуннар с такой силой рванул щит книзу,
что он воткнулся в землю, и так быстро выхватил меч, что глазом невозможно было
уследить. Он ударил Халльбьёрна мечом по руке выше запястья и отсек ему кисть.
Скамкель забежал сзади и хотел было ударить Гуннара большой секирой. Гуннар
резко повернулся к нему и сам ударил копьем по секире так, что та выскользнула у
Скамкеля из рук и упала в реку. Затем Гуннар пронзил Скамкеля, поднял его на
копье и бросил вниз головой на дорогу.
Аудольв выхватил копье и метнул в Гуннара. Гуннар на лету перехватил копье и
тотчас швынул обратно. Копье пробило щит, прошло через тело норвежца и
воткнулось в землю. Откель хотел ударить Гуннара мечом, он целился в ногу ниже
колена, но тот подпрыгнул, и удар пришелся мимо. Гуннар пронзил его копьем.
Тут подбегает Кольскегг, бросается на Халлькеля и наносит ему мечом смертельный
удар. Так они убили всех восьмерых.
Одна из женщин видела все и побежала домой. Она рассказала обо всем Мёрду и
попросила его разнять их.
— Это, верно, такие люди, — говорит он, — что мне едва ли будет жаль, если они
перебьют друг друга.
— Не говори так, — говорит она, — среди них твой родич Гуннар и твой друг
Откель.
— Ты, подлая, всегда болтаешь вздор, — сказал он и остался лежать дома, пока они
бились.
Гуннар и Кольскегг отправились после боя домой. Они быстро поскакали по
песчаному берегу, и Гуннар упал с лошади, но вскочил на ноги. Кольскегг сказал:
— Здорово ты скачешь, брат!
— Как раз этими словами оскорбил меня Скамкель, когда я сказал ему: «Вы наехали
на меня».
— Теперь ты за это отомстил, — говорит Кольскегг.
— Не знаю, — говорит Гуннар. — Наверное, другие храбрее меня: мне нелегко
решиться убить человека.

 

LV

 

Люди узнали о случившемся, и многие говорили, что этого и следовало ожидать.
Гуннар поехал на Бергторов Пригорок и рассказал обо всем Ньялю. Ньяль сказал:
— Многое ты совершил, но и немало тебе пришлось испытать.
— Ну, а что будет дальше? — говорит Гуннар.
— Ты хочешь чтобы я рассказал тебе, — говорит Ньяль, — о том, что еще не
случилось? Ты поедешь на тинг, будешь пользоваться моими советами, и дело это
принесет тебе большую честь. Это будет началом твоих подвигов.
— Тогда дай мне добрый совет, — говорит Гуннар.
— Хорошо, — говорит Ньяль. — Никогда не убивай никого из другого поколения того
же рода, никогда не нарушай мира, который помогли тебе заключить добрые люди, а
особенно в этом деле.

 

Гуннар сказал:
— Уж от кого-кого, а от меня этого ждать нельзя.
— Конечно, — говорит Ньяль, — помни, однако, что если такое все же случится, то
жить тебе останется недолго. А не случится этого, ты доживешь до старости.
Гуннар спросил:
— А ты знаешь, что тебя погубит?
— Знаю, — говорит Ньяль.
— Что же? — говорит Гуннар.
— То, о чем люди никогда бы не подумали, — говорит Ньяль.
После этого Гуннар поехал домой.
К Гицуру Белому и Гейру Годи был послан человек, потому что они должны были
начать тяжбу об убийстве Отксля. Они оба встретились и стали советоваться, что
делать. Они решили, что тяжбу следует вести строго по закону. Затем они стали
думать, кому из них вести тяжбу, но никто не захотел браться за нее.
— Мое мнение, — говорит Гицур, — тут возможны два решения: либо один из нас
начнет тяжбу, и тогда нам надо будет бросить жребий, кому ее вести, либо вира
вовсе не будет заплачена. Надо помнить, что начать эту тяжбу будет трудно,
потому что у Гуннара много родичей и друзей. Поэтому и тот из нас, на кого
жребий не выпадет, тоже должен будет поехать помогать и не оставаться в стороне,
пока тяжба не будет закончена. — Затем они бросили жребий, и начать тяжбу выпало
Гейру Годи.
Вскоре после этого они поехали на восток, переправились через реки и добрались
до места боя на Кривой Реке. Они выкопали тела и показали раны свидетелям. Затем
они объявили, сколько было ран и кто нанес их, и призвали десять соседей в
свидетели. Они узнали, что Гуннар с тремя десятками своих людей дома. Тогда Гейр
Годи спросил, не поедет ли Гицур туда с сотней людей.
— Нет, не поеду, — отвечает тот, — хотя бы нас было и намного больше.
После этого они вернулись домой. Весть о начале тяжбы разнеслась по всей округе.
Люди поговаривали, что тииг, наверное, будет неспокойный.

 

LVI

 

Жил человек по имени Скафти(6). Его отцом был Тородд, а матерью Тородда была
Торвср. Отцом Торвёр был Тормод Рукоять, сын Олейва Широкого, внук Эльвира
Детолюба(7). Скафти и его отец были влиятельными людьми и хорошими знатоками
законов. Тородда считали человеком ненадежным и хитрым. Они помогали Гицуру
Белому во всех его делах.
С Речного Склона и с Кривой Реки на тинг приехало очень много народу. Гуннара
так любили, что все хотели поддержать его. И вот они все приехали на тинг и
покрыли свои землянки. На стороне Гицура Белого были следующие знатные люди.
Скафти, сын Тородда, Асгрим, сын Лодейного Грима, Одд с Козлячьей Скалы и
Халльдор, сын Эрнольва.
Однажды все пошли к Скале Закона. Тут Гейр Годи встал и объявил, что обвиняет
Гуннара в убийстве Откеля, Халльбьёрна Белого, Аудольва и Скамксля. Затем он
объявил, что обвиняет Кольскегга в убийстве Халлькеля. Когда он все это объявил,
люди нашли, что он говорил хорошо. Затем люди пошли от Скалы Закона.
Вот подходит время, когда суды должны начать разбор дел. Обе стороны собрали
много народу. Гейр Годи и Гицур Белый стояли к югу от суда людей с Кривой Реки,
Гуннар и Ньяль — к северу. Гейр Годи предложил Гуннару выслушать его присягу в
том, что он будет честно вести дело, и принес такую присягу. После этого он
изложил свой иск. Затем его свидетели подтвердили, что он объявил о ранах,
которые нанесли обвиняемые. Потом он попросил свидетелей, назначенных истцом и
ответчиком, занять свои места. Затем он предложил отвести лишних свидетелей.
После этого он попросил свидетелей вынести свое решение. Те выступили, призвали
себе свидетелей и заявили, что об Аудольве они вообще не хотят ничего говорить,
потому что он норвежец и его настоящий истец в Норвегии, и поэтому им незачем
высказываться по этому поводу. Затем они высказались по делу Откеля и нашли, что
Гуннар виновен в том, в чем его обвиняют. После этого Гейр Годи предложил
Гуннару начать защиту и назвал свидетелей всего, что упоминалось на суде.
Гуннар, со своей стороны, предложил Гейру Годи выслушать его присягу и его
защитную речь, которую он собирался произнести. Затем он принес присягу. Гуннар
сказал:
— Вот моя защита. Я назвал свидетелей того, что Откель нанес мне кровавую рану
своей шпорой, и заявил им, что Откель должен будет за это поплатиться. Я
возражаю, Гейр Годи, против того, чтобы в этой тяжбе меня обвиняли, а также
против того, чтобы судьи меня судили, и весь твой иск объявляю неправильным. Я
запрещаю тебе это запрещением бесспорным, верным и полным, как и положено
запрещать по установлениям альтинга и общенародным законам. Но это еще не все, —
сказал Гуннар.
— Ты, может, хочешь вызвать меня на поединок, как обычно делаешь, не считаясь с
законом? — говорит Гейр.
— Нет, — говорит Гуннар, — я хочу обвинить тебя со Скалы Закона в том, что ты
незаконно обвинил меня в убийстве Аудольва, до которого вам нет никакого дела. Я
хочу, чтобы тебя за это присудили к изгнанию на три года.
Ньяль сказал:
— Так дальше идти не может, потому что так тяжбе никогда не будет конца. Как мне
кажется, обе стороны во многом правы. Ведь среди убийств, которые ты совершил,
есть такие, о которых нельзя сказать, что за них тебя нельзя осудить. Но и у
тебя против него есть иск, по которому он тоже может быть осужден.
Да и ты, Гейр Годи, должен знать, что требование о твоем изгнании еще не
отклонено, и оно не будет отклонено, если ты не поступишь, как я говорю.
Годи Тородд сказал:
— Нам кажется, что лучше всего было бы сейчас им помириться. Что же ты ничего не
говоришь, Гицур Белый?
— Мне кажется, — говорит Гицур, — что нашей тяжбе нужна сильная поддержка.
Видно, что друзья Гуннара вблизи, и лучше всего для нас было бы, чтобы уважаемые
люди решили наше дело, если Гуннар ничего не имеет против.
— Я всегда хотел мира, — говорит Гуннар. — Вы во многом можете обвинять меня, но
я скажу, что был вынужден сделать все это.
По совету мудрейших людей дело было передано третейскому суду на решение. Дело
решали шесть человек. Сразу же на тинге было вынесено решение. Было решено, что
за Скамкеля виры платить не нужно. Вместо виры за него зачелся удар шпорой. За
всех остальных убитых надо было заплатить виру, как полагалось. Родичи Гуннара
дали ему денег, чтобы за всех убитых было тотчас же, на тинге, уплачено. Затем
Гейр Годи и Гицур Белый поклялись Гуннару жить с ним в мире.
Гуннар поехал с тинга домой, поблагодарил людей за помощь, а многим сделал
подарки. Это дело принесло Гуннару большую славу. И вот он живет у себя дома в
большой чести.

 

LVII

 

Жил человек по имени Старкад. Его отец был Бёрк Синезубобородый, сын Торкеля
Связанные Ноги, который занял землю возле Горы Треугольной. Он был женат, и его
жену звали Халльбера. Она была дочерью Хроальда Рыжего и Хильдигуни, дочери
Торстейна Воробья. Матерью Хильдигунн была Унн, дочь Эйвинда Окуня, сестра
Модольва Мудрого, от которого пошли Модольвинги. Сыновьями Старкада и Халльберы
были Торгейр, Бёрк и Торкель. Хильдигунн Врачея была их сестрой. Они были люди
крутого нрава, заносчивые и неуживчивые. Они не давали покоя людям во всей
округе.

 

LVIII

 

Жил человек по имени Эгиль. Его отцом был Коль, сын Оттара Шара, который занял
землю между Ручьем Соти и Пеструшечьим Озером. Братом Эгиля был Энунд из
Великаиьего Леса, отец Халли Сильного, который вместе с сыновьями Кtтиля
Красноречивого был при убийстве Торира из Хольта. Эгиль жил в Песчаном Овраге. У
него были сыновья Коль, Оттар и Хаук. Их матерью была Стейнвёр, сестра Старкада.
Сыновья Эгиля были высоки ростом, заносчивы и очень неуживчивы. Они всегда были
заодно с сыновьями Старкада. Их сестрой была Гудрун Ночное Солнце. Она была
очень обходительная женщина.
Эгиль взял к себе жить двух норвежцев: одного из них звали Торир, другого —
Торгрим. Они были в Исландии в первый раз. Оба были богаты, и у них было много
друзей. Оба были храбры и искусны в бою.
У Старкада был добрый жеребец гнедой масти, о котором говорили, что в бою нет
коня, равного ему.
Однажды случилось, что трое братьев из Песчаного Оврага были в хуторе под Горой
Треугольной. Они долго беседовали обо всех бондах Речного Склона, и речь зашла о
том, решится ли кто-нибудь выставить своего коня на бой с их конем. При этом
разговоре были люди, которые хотели похвалить их и подольститься к ним, и они
сказали, что никто на такой бой не решится и что ни у кого нет такого коня.
Тогда Хильдигунн сказала:
— Я знаю человека, который решится на этот бой.
— Назови его, — говорят они.
— Гуннар с Конца Склона, у него есть бурый жеребец, и он, наверно, решится
выставить его на бой с вашим и со всеми другими.
— Вам, женщинам, кажется, — говорят они, — что Гуннару нет равного. Но если дело
кончилось позором для Гейра Годи или Гицура Белого, это вовсе еще не означает,
что то же будет с нами.
— С вами будет еще похуже, — говорит она. И они стали пререкаться.
Старкад сказал:
— Я бы меньше всего хотел, чтобы вы задели Гуннара, потому что вам будет трудно
идти против его счастливой судьбы.
— Но ты разрешишь нам, — говорят они, — вызвать его на бой коней?
— Разрешу, — говорит он, — если вы поведете себя с ним честно.
Они пообещали.
И вот они поехали в Конец Склона. Гуннар был дома и вышел во двор. Кольскегг и
Хьёрт вышли с ним. Они учтиво поздоровались с подъехавшими и спросили, куда те
держат путь.
— Не дальше этих мест, — отвечают те. — Нам сказали, что у тебя есть добрый
жеребец, и мы хотим вызвать тебя на бой копей.
— Не с чего ходить рассказам о моем жеребце: он еще молод и ни разу не испытан.
— Ты все же, наверное, не откажешься устроить бой коней, — говорят они. —
Хильдигунн сказала, что ты гордишься своим жеребцом.
— А с чего это вы говорили об этом? — спрашивает Гуннар.
— Потому что были люди, — говорят они, — которые сказали, что не найдется
никого, кто решился бы выставить своего коня на бой с нашим жеребцом.
— Я решусь, — говорит Гуннар, — хоть и кажутся мне недружелюбными эти речи.
— Значит, договорились? — спрашивают они.
— Вам хочется, чтобы все было по-вашему. Все же пусть будет так, что от боя
наших коней и другие люди получат удовольствие, а мы сами не наживем
неприятностей. Еще я хочу, чтобы вы не позорили меня. Однако, если вы поступите
со мной, как поступали с другими людьми, то я, поверьте, отплачу вам, и вам не
поздоровится. Как вы со мной поступите, так и я с вами.
Затем они поехали домой. Старкад спросил их, как они съездили. Они сказали, что
Гуннар их вызов принял.
— Он согласился на бой коней, и мы договорились, когда этот бой будет. Он явно
боится проиграть, и пытался отказаться.
— Увидите, — сказала Хильдигунн, — Гуннара трудно вызвать на бой, но еще труднее
с ним справиться, если уж ему от боя не уклониться.
Гуннар поехал к Ньялю и рассказал ему о бое коней и о своем разговоре с
сыновьями Эгиля.
— Как ты думаешь, чем кончится этот бой коней? — спросил он.
— Ты одержишь верх, — сказал Ньяль, — но многим этот бой принесет смерть.
— Может быть, и мне? — спросил Гуннар.
— Нет, тебе этот бой смерти не принесет, — сказал Ньяль, — но эту старую ссору
они припомнят, когда начнут новую. Тебе останется только защищаться.
Затем Гуннар поехал домой.
LIX
Тут Гуннар узнал о смерти своего тестя Хёскульда. А через несколько дней
Торгерд, жена Траина, разрешилась на хуторе у Каменной Реки мальчиком. Она
послала к своей матери человека с просьбой решить, как назвать мальчика — Глумом
или Хёскульдом. Та выбрала имя Хёскульд.
У Гуннара и Халльгерд было двое сыновей. Одного звали Хёгни, а другого Грани.
Хёгни был искусен во всем, молчалив, недоверчив и правдив.
И вот люди поехали на бой коней. Народу собралось очень много: там были и Гуннар
с братьями, и сыновья Сигфуса, и Ньяль со всеми своими сыновьями. Приехал и
Старкад со своими сыновьями, и Эгиль со своими. Они сказали, что пора пускать
лошадей. Гуннар сказал, что согласен. Скарпхедин спросил:
— Хочешь, я буду натравливать твоего коня, Гуннар?
— Не надо, — говорит Гуннар.
— Так было бы лучше, — говорит Скарпхедин. — Тогда с обеих сторон были бы люди
неуступчивые.
— Не много тебе нужно сказать или сделать, — говорит Гуннар, — чтобы разгорелась
ссора. Если же я сам буду натравливать своего коня, то дело не так скоро дойдет
до ссоры, хотя ее все равно не миновать.
После этого коней вывели и поставили друг против друга. Гуннар приготовился
натравливать своего коня, которого держал Скарпхедин. На Гуннаре была красная
одежда и серебряный пояс, а в руке он держал жердь. И вот кони сшиблись и стали
так яростно кусать друг друга, что их и не нужно было натравливать. Все были
очень довольны. Тут Торгейр и Коль решили ударить своего коня так, чтобы тот
толкнул коня Гуннара, и посмотреть, не упадет ли Гуннар. И вот кони сшиблись, и
Торгейр и Коль тут же подскочили сзади к своему коню. Но Гуннар заставил своего
коня рвануться навстречу, и Торгейр и Коль упали навзничь, а их конь повалился
поверх них. Они сразу же вскочили и бросились на Гуннара. Тот увернулся, схватил
Коля и швырнул его на землю так, что тот лишился чувств. Тогда Торгейр, сын
Старкада, ударил Гуннарова коня и выбил ему глаз, а Гуннар ударил Торгейра
жердью, и тот лишился чувств. Гуннар подошел к своему коню и сказал Кольскеггу:
— Прикончи коня! Незачем ему жить кривым!
Кольскегг зарубил коня. Тут Торгейр вскочил, схватил свое оружие и хотел было
кинуться на Гуннара, но ему помешали, и началась свалка. Скарпхедин сказал:
— Надоело мне толкаться. Нам более пристало биться с оружием в руках.
Гуннар был так спокоен, что его держал всего один человек. Он не сказал ни
одного злого слова. Ньяль пытался помирить дерущихся или успокоить их. Торгейр
сказал, что не желает мириться, а хотел бы убить Гуннара за его удар жердью.
Кольскегг сказал:
— Гуннар слишком твердо стоит на земле, чтобы упасть от одних слов. Так будет и
на этот раз.
И вот народ разъехался с боя коней по домам. На Гуннара никто не напал. Так
прошел год.
Летом на тинге Гуннар встретил своего шурина Олава Павлина, и тот пригласил его
к себе в гости, но велел быть осторожным:
— Ведь они готовы на все. Никогда не езди один.
Олав дал ему много добрых советов, и они очень подружились.