За нами не было заградотрядов

Из письма бывшего политрука роты 2-го стрелкового батальона гороховской бригады Николая Алексеевича Бондаренко: «Слова доморощенного поэта: «Стук пулемёта в заградотряде и стрёкот машинки в трибунале страхом удерживали солдат на поле боя» – мне не понравились. У этого поэта гнилая душа. 2-я стрелковая рота 2-го осб заградотряда не видела, и он нам не был нужен. Уполномоченный особого отдела был замечательным человеком. Он никогда солдату не угрожал оружием. У него беседы получались задушевными, идущими от сердца. Он не сидел в штабе батальона, а был в боях. Он, как солдат ближнего боя, и погиб в бою. Я лично о существовании заградотрядов и об их назначении знал, но их не видел. Солдаты были готовы выполнить боевой приказ и без заградотрядов. …Всё шло от сердца. Поэтому мы выстояли, поэтому победили!»

В.А. Греков отмечал, что подвиг обороны был беспримерно трудным: «Трудность его – в большой продолжительности, в изнуряющих тяготах будничного труда, в большой крови, в многочисленности потерь людей (бригада прибыла семью эшелонами, убыла в трёх).

Подвиг состоял в том, чтобы устоять оставшимися малыми силами против чисто немецких дивизий. Никаких сателлитов против 62-й армии враг не выставлял.

Подвиг был абсолютно бескорыстным. Только с ноября 1942 года было предоставлено право награждать медалями и орденом Красной Звезды командирам полков, бригад, дивизий. До ноября, за редчайшим исключением, все, пролившие кровь, уходили в госпиталя, становились инвалидами без всяких наград».

Поразительная живучесть сталинградской обороны опиралась прежде всего на духовную силу массы красноармейцев, командиров и политработников. Сознательность имела решающее значение в смертельной схватке с превосходящим по силе оружия врагом. Но она, как мы уже видели, не бралась неизвестно откуда, не «выдавалась» автоматически любому, кто переправлялся на правый берег Волги. Она выковывалась, закалялась и упрочивалась партийно-политической работой, деятельностью политотдела и партийной организации бригады.

Богат, очень разнообразен опыт партийно-политической работы среди бойцов, сражавшихся под Сталинградом. «На беду получилось так, – писал В.А. Греков, сталинградский комиссар 124-й бригады, впоследствии генерал-полковник, выдающийся политический работник Советской Армии – член Военного совета, начальник Политического управления Белорусского военного округа, – что никто из руководителей трёх фронтовых политуправлений, пяти армейских политотделов не занялся подготовкой книги воспоминаний о политической работе среди сражавшихся за Сталинград». Владимир Александрович отмечал: «К сожалению, в книге секретаря Сталинградского обкома и горкома КПСС А.С. Чуянова «На стремнине века» преобладают частности, веских обобщений не получилось. Как видно, подвело Алексея Семёновича быстро сдавшее здоровье. Навредил и литературный обработчик. В мемуарах А.И. Ерёменко, В.И. Чуйкова, Н.И. Крылова о партийно-политической работе упоминается, но без претензий на исчерпывающие обобщения».

К великому сожалению, не довелось ликвидировать это «белое пятно» в истории Сталинградской битвы (к чему он так стремился) и самому Владимиру Александровичу. В его архиве остались многочисленные заметки, наброски, фрагменты, но не цельная работа на эту тему.

В память беспримерного воинского и духовного подвига гороховцев, опираясь на архивный материал, мы постараемся представить «краеугольные камни» системы партийно-политической работы 124-й отдельной стрелковой бригады – в судьбах, поступках, боевых эпизодах её носителей – коммунистов и комсомольцев, политбойцов, агитаторов, комиссаров батальонов и рот, работников политотдела и командных кадров, там, где на четырёхкилометровом участке обороны на берегу Волги все они были на виду друг у друга и породнились навек.

 

Пять месяцев ближнего боя

2 февраля 1943 года завершилось крупнейшее сухопутное сражение Второй мировой войны. А 23 августа 1942 года битва за Сталинград ещё только начиналась. Вспомним вновь то героическое и трагическое время.

Во второй половине жаркого, пыльного воскресного дня августа на берег Волги к Латошинской железнодорожной переправе, к посёлкам Рынок и Спартановка в 2-3 километрах от Сталинградского тракторного завода, выпускавшего для нужд фронта танки Т-34 и артиллерийские тягачи, лихо выкатились моторизованной ордой передовые части немецкой 16-й танковой дивизии – авангарда 14-го танкового корпуса противника.

Гитлеровцы пытались быстро, с ходу, овладеть Сталинградом. Они очень полагались на комбинированный штурм города, но получилось совсем не так, как планировали. Немцы хотели предпринять только скоротечный «поход на Сталинград». Но один их танково-авиационный клин застрял на подступах к Красноармейску и его порту с судоверфью. Другой танковый клин с корпусом пикирующих бомбардировщиков, о чём мы писали в первой главе, пробился к Волге близ СТЗ и с выходом на единственную железнодорожную переправу через Волгу в Латошинке. Рассчитывая окончательно подавить сталинградцев, тучи бомбардировщиков разрушили и сожгли центральную часть города, его огромные портовые сооружения, суда и железнодорожный узел.

Встретив сопротивление, немцы недоумевали: как могли русские решиться держать оборону перед Волгой? Почему они не построили оборону за рекой?! Ведь военное искусство велит обороняться, прикрываясь рекой. Бои в Сталинграде продолжались долго, полгода, без всяких перерывов, как большая война. Такого на Западе не бывало. Там судьбы государств решались в считанные дни: Польша – 35 суток, Франция – 40 суток. И характер борьбы в Сталинграде был совсем иной. Не огненная дуэль по удобному графику с утренним и вечерним кофе, с перерывом на обед и сон. Нет, в Сталинграде бой немцев с русскими всегда принимал характер боя ближнего: с прямыми выстрелами из всех видов оружия, с гранатным боем и бутылками КС, с беспощадными рукопашными схватками. Даже пикирующие бомбардировщики врага вынуждены были включиться в ближние бои.

В оправдание долгого топтания перед Сталинградом и в самом городе немцы выдумали и пустили по свету версию об укреплениях, равных Вердену (где в Первой мировой войне германские дивизии потеряли более 600 тысяч солдат, безуспешно штурмуя неприступные форты французов), о сплошной каменной городской застройке. Но немцы так и не одолели гороховцев в двух посёлках – Спартановка и Рынок – с деревянной застройкой, где было 1100 подворий. Среди них были лишь три каменные постройки – пожарное депо, школа и водокачка.

На северной окраине города, у Тракторного завода, бои за Сталинград начались раньше всего, а окончились последними. Именно здесь, на пути немецко-фашистских войск – 16-й танковой дивизии, затем 100-й легко-пехотной и 94-й пехотной дивизий врага, – советскими людьми был воздвигнут Тракторозаводский щит Сталинграда.

Первоначально этим щитом стала Тракторозаводская самооборона. Первыми в бой и с воздушным, и с наземным противником вступили зенитчики корпусного района ПВО. Затем заслоном против врага вышли на боевых машинах и в пешем строю танкисты двух учебно-танковых батальонов. С завода на передовую, проходившую рядом с его проходной, были задействованы все годные для боя танки. На наиболее угрожаемые участки с конвейера отбуксировали неходовые танки и корпусы танков. Навстречу врагу были выдвинуты спешно собранные отряды рабочего ополчения Тракторозаводского и ряда других районов города совместно с немногочисленными ремонтными, охранными частями из гарнизона города и отрядом морской пехоты Волжской военной флотилии.

В течение целых пяти суток защитники Тракторного не только героически сдерживали натиск военной машины 6-й армии противника на северной окраине города, но и наступали! Непосредственная организация отпора врагу – заслуга Тракторозаводского и других райкомов, обкома и горкома партии, советских органов, рабочего коллектива, дирекции завода, партийных и комсомольских цеховых организаций, офицеров военного представительства на заводе.

И вот 29 августа этот самый первый участок Сталинградской обороны, расположенный на северной окраине города, у Тракторного завода, что называется, «из рук в руки» приняла 124-я отдельная стрелковая бригада, спешно, ещё не в полном составе, прибывшая на защиту города из резерва Ставки ВГК.

С этого дня на долгие пять месяцев против матёрого противника, поднаторевшего в военных походах, превосходящего советских пехотинцев по многим военным и военно-техническим параметрам, встала молодая стрелковая бригада Красной Армии. С момента формирования 124-й стрелковой бригады в заснеженных степях Башкирии, а потом на земле Рязани до ввода в бой в Сталинграде прошло всего 8 месяцев. Но гороховцы говорили иначе: целых 8 месяцев!

Большинство её бойцов и командиров были ровесниками Октября. Взводами командовали молодые лейтенанты и младшие лейтенанты, 20-22-летние комсомольцы, выпускники военных училищ и курсов первого года войны. Насквозь кадровыми, ретивыми служаками были сам комбриг С.Ф. Горохов, начальник штаба П.В. Черноус, начальник артиллерии бригады А.М. Моцак. Под стать им был и старший батальонный комиссар бригады Владимир Александрович Греков, будущий генерал-полковник, чьи воспоминания легли в основу этого повествования. По возрасту он был моложе всех; повоевать ему до той поры не довелось, но во всём другом он ничем не уступал фронтовикам. Или вот Иван Ильич Латышев, комсомольский вожак, работник политотдела бригады («Взойдёт там, где и не сеяли», – говорил о нём Греков, подчёркивая его активность, боевой настрой комсорга). Это Латышев как-то выдал о требовательности В.А. Грекова такую тираду: «Мы боялись своего комиссара больше немцев» (вот смеху-то было!).

Огромную роль в молодом воинском коллективе бригады играли офицеры-фронтовики. Все батальоны и дивизионы возглавляли люди повоевавшие. Они стали стержнем боевой активности и устойчивости личного состава бригады в первых боях с врагом, именно они растили «крылья победы» у гороховских «окопных богатырей».

Ещё одним поколением советских людей, пришедших на формирование в бригаду, были работники райкомов партии: И.Г. Ершов, Г.С. Голик, В.З. Макаренко, И.Т. Циова, А.И. Туляков, А. Рысбаев, Н.И. Глазунов, К.И. Тихонов, К.К. Дрымченко, И.К. Тимошкин, П.Л. Рябов. Эта значительная по численности группа коммунистов с партийным стажем 10-15 лет вплотную занялась воспитанием, сплочением боевого коллектива бригады. Призванные из запаса, они принесли с собой опыт работы в массах, полученный в годы первых пятилеток и коллективизации. Первейшим для них устремлением стало изучение военного дела. Краткосрочные курсы военной подготовки и – быстро, быстро в заснеженную Башкирию. Там они и поднимали, что называется, с нуля новое соединение – 124-ю стрелковую бригаду.

Самого молодого среди них по возрасту – тридцатилетнего старшего батальонного комиссара бригады Грекова, уже окончившего Военно-политическую академию, они безоговорочно признавали старшим организатором всей партийно-политической работы. Ещё за пять лет до войны он по партийному набору, проводившемуся Донецким обкомом ВКП(б), стал кадровым политработником.

 

Политбойцы

Призыв в войска партийного актива обогатил 124-ю бригаду политбойцами. Ими становились отобранные по партийной мобилизации коммунисты и лучшие комсомольцы. Это был боевой актив, мастера воспитания. Политруки батальонов, дивизионов и рот имели офицерские должности. Но рядом с ними в ротах, взводах, отделениях находились политбойцы. Будучи в основном рядовыми красноармейцами, они были первыми помощниками политруков, сплачивали состав подразделений, показывали личный пример стойкости и мужества. Напутствие о политбойцах, сделанное К.Е. Ворошиловым в Башкирии комиссару и командованию бригады, подтолкнуло готовить в бригадной школе сержантского состава и заместителей политруков.

Комиссарам, политрукам, политбойцам принадлежит огромная заслуга в укреплении боеспособности в самый трудный период Сталинградской битвы, в повышении политической зрелости, боевом возмужании командных кадров. Они были живыми носителями огромного опыта партии, имели огромный, непререкаемый авторитет.

«Цены им не сложить, – писал В.А. Греков. – Это они возглавили духовно-нравственное формирование несгибаемых защитников Сталинграда. Народ в бригаде сплошь молодой – двадцатилетние рядовые и офицеры. В суровых боях командиры приобрели боевой опыт, значительно выросли в политическом и военном отношении». Прославившиеся в боях за Сталинград командиры батальонов Степан Цыбулин, Вадим Ткаленко, Александр Карташов были приняты в ряды партии уже в Сталинграде с рекомендациями своих комиссаров. Рекомендующими были и посланные по партийной мобилизации райкомовские работники с 10-15-летним партийным стажем: Рябов рекомендовал Калошина, Ершов – Ткаленко и Семашко, Угаров и Старощук – Цыбулина…

К началу боёв в Сталинграде партийная прослойка в бригаде, в особенности в рядовом составе, была незначительна: один член или кандидат ВКП(б) (это главным образом коммунисты штабов) в среднем приходился на 25 военнослужащих. Всего было 178 членов партии, 113 кандидатов ВКП(б), или 5,8 процента к общему числу личного состава бригады. Ротных и им равных парторганизаций было только 44 вместо 63 возможных. А вот комсомольская прослойка была высокая: один комсомолец – на 6-8 военнослужащих. Из комсомольцев в бригаде вырастили отличных политруков, таких, как Трофимец, Латышев, Данилов, Яковлев, Горбунов, Мойсеенко, Турков. Из комсомольцев через партию вырастали и молодые комбаты бригады.

К началу боевых действий в бригаде полковника Горохова было 1727 комсомольцев, или 34,5 процента личного состава бригады. Ротные и им равные организации комсомола были во всех подразделениях. В старшем командном составе члены ВЛКСМ составляли 40 процентов (членов и кандидатов ВКП(б) – чуть менее 30 процентов); в младшем комсоставе комсомольцев было 45 процентов (коммунистов – 6,3 процента); среди рядовых – комсомольцев было 27 процентов, (коммунистов – 2,8 процента).

Таким образом, партийно-комсомольская прослойка в бригаде составляла: в командном составе – почти 68 процентов, младшем комсоставе – 51,3 процента, среди рядовых – почти 30 процентов. И в целом партийное и политическое влияние было постоянным и всепроникающим.

Весомой опорой командиров стали красноармейцы и сержанты, прибывшие на формирование в бригаду Горохова с Дальнего Востока. Большинство из них отслужили срочную службу ещё до начала войны. Дальневосточники стали главнейшим резервом командования на восполнение некомплекта кадров младших командиров, учителями и воспитателями красноармейцев-новобранцев бригады, среди которых заметно выделялись активной позицией 20-22-летние молодые воспитанники комсомольских организаций Кокчетавской и Акмолинской областей Казахстана.

В Сталинграде дальневосточники, казалось бы, сами тоже впервые оказались под огнём, были тоже необстрелянными. Но так можно судить только умозрительно, отвлечённо. Они уже на Дальнем Востоке прошли знаменитую школу советского армейского воспитания. В этих младших командирах уже к началу боёв в Сталинграде поселилось второй натурой нечто общее, присущее профессиональным армейским командирам и политработникам. Закалённая воля и сильные характеры взводных, отделённых командиров цементировали подразделения бригады.

 

Как выковывалась победа

Сталинград стал для молодёжного состава бригады первым боевым крещением. Но каким! «Крестницей» бригады в первых боях стала 16-я танковая дивизия немецко-фашистских войск из состава 14-го танкового корпуса 6-й армии под командованием Паулюса. В «послужном списке» 16-й танковой дивизии числились: 1940 г. – Румыния; 1941 г. – Балканы, Дубно, Житомир, участие в Уманском окружении, взятие Николаева, Киев; 1942 г. – «Миус-фронт», Харьков. Всё это – вехи участия в военном разбое. Ещё краше «история подвигов» 2-го танкового полка этой дивизии, который был сформирован в 1935 году. Полк обеспечивал первые военно-политические акции Гитлера – присоединение Австрии и Чехии. Затем – нападение на Польшу, в 1940 году – участие в боях против французов и англичан (всё это было предметом особой гордости и закалки на боевых традициях в 16-й танковой!).

Что и говорить, на северной окраине Сталинграда, у стен Тракторного, гороховцам противостоял отборный противник. 16-я танковая по праву считалась одной из лучших среди всех 18 хорошо укомплектованных и технически оснащённых дивизий 6-й армии вермахта. Перед броском на Сталинград её пополнили личным составом, оснастили новой боевой техникой. Немецкие танкисты и «панцергренадирен» не просто готовы были выполнить приказ фюрера – захватить город, носящий имя Сталина. Они гордились, что первыми пробились к берегу Волги. Каждый солдат, унтер-офицер мечтал войти в город первым, а части и подразделения противника состязались за первенство сбросить русских в Волгу.

С воздуха дивизию поддерживала целая армада штурмовиков, бомбардировщиков, истребителей 4-го воздушного флота Рихтгофена. С господствующих высот западнее и севернее города, занятых врагом, как уже говорилось, прекрасно просматривалась вся местность возле Тракторного, его посёлки, сам завод, прибрежное пространство за исключением «мёртвой» для немцев полосы под высокими, обрывистыми кручами правого берега Волги. На обратных скатах тех высот, в отрогах глубоких балок были спрятаны артиллерия и миномёты врага. Высоты позволяли командованию противника маневрировать силами, скрытно перебрасывать их с одного участка фронта на другой, создавать то тут, то там мощные ударные кулаки.

Первым боем гороховцев в Сталинграде стала не оборона, а наступление. «Панцергренадирен» из состава 16-й танковой дивизии немцев были отброшены от Спартановки и выбиты из Рынка. Наступление 29-30 августа, спешно подготовленное и проведённое по приказу командующего фронтом А.И. Ерёменко 124-й стрелковой бригадой совместно с другими воинскими частями, отрядами народного ополчения (что и стало датой рождения группы войск под командованием комбрига 124-й осбр полковника Горохова), заставило противника считаться с новой силой, появившейся у стен Тракторного.

Сказалась 8-месячная боевая и политическая подготовка, сколоченность бригады. «Две проверки – в январе и июле – с участием К.Е. Ворошилова воодушевили и до предела обострили у всех нас чувство ответственности», – писал В.А. Греков. В первом бою на сталинградской земле – на Мокрой Мечётке, в Спартановке и Рынке – стало понятно, отмечал бывший парторг 4-го отдельного стрелкового батальона Г.С. Голик, «какую огромную роль сыграла продуманная и целеустремлённая партийно-политическая работа в 124-й бригаде, в батальоне, как итог напряжённых дней и беспокойных ночей, проведённых на башкирской земле».

«Гансы», озадаченные настырностью русских, «отсалютовали» бойцам и командирам 124-й бригады продолжительными «психическими» обстрелами: с наступлением темноты вели огонь длинными очередями трассирующими боеприпасами крупнокалиберные пулемёты и автоматические зенитные пушки противника. Потоки цветных смертоносных трасс устремлялись в сторону позиций советских пехотинцев, били по брустверам наших только что отрытых окопов. Трассёры, попадая в крупные камни, пласты глины, спрессованной веками до твёрдости камня и поднятой при земляных работах, разлетались в разные стороны светляками рикошетов. Очереди, пущенные выше окопов, завораживающим цветным дождём уходили за спины наших бойцов и опускались куда-то далеко в черноту Волги.

Нельзя победить в себе страх, не испытав его. В первое время с началом обстрела бойцы ничком падали на землю, вжимались в любую воронку, ямку самую малую… Постепенно пообвыклись, и ну отвечать: стрельба, вслепую конечно, велась в сторону немцев из винтовок, пулемётов, автоматов. Подчас подключались и миномёты: вначале одиночными выстрелами, а потом уже всерьёз, азартно, зло начинали класть мину за миной… Всполошились командиры и комиссары в батальонах, мол, растёт бессмысленный расход боеприпасов… Дело дошло до комиссара бригады Грекова. Тот как раз был на передовой. Посмотрел, подумал, усмехнулся и выдал неожиданный для командиров вердикт: «А что, и то дело. Пускай в сторону немца популяют. Привыкнут ему сдачи давать… Ведь немец-то лупит в божий свет, что в копеечку, не от силы своей, а от неуверенности».

 

Сила идейного сплочения

С началом боёв в Сталинграде первейшим делом партийно-политической работы, главной задачей воспитания в бригаде стало: не допустить раздувания сильных сторон и преимуществ немецко-фашистских войск, тем более преувеличения их силы и тем самым проявления робости перед противником, всячески противодействовать опасности быть устрашённым, запуганным противником. Сталинград в 124-й бригаде начинался с того, что надо было в красноармейской массе укоренить убеждение: устоять!

Приказ № 227 озвучил призыв «Ни шагу назад!», а коммунисты, актив бригады сделали это убеждением бойцов и командиров. В.А. Греков записал для одного из своих выступлений такие тезисы: «За 5 месяцев боёв на берегу Волги в армии Чуйкова не созывались общеармейские собрания, совещания или семинары. Армейская оборона была рассечена на три изолированных очага. Но сила идейного сплочения была такой, что разобщённые войска армии держались единым монолитом. Выручала объединяющая сила первичных партийных организаций.

Никаких штрафных рот я не знал, не причастен ни к их созданию, ни к направлению кого-либо в штрафники. Где успели создать дивизионный заградительный отряд, его использовали на эвакуации раненых через Волгу и на подтаскивание грузов (машин и лошадей на правом берегу не было)».

«…Досадно мало, – отмечал Владимир Александрович, – показаны конкретные примеры высокой политической активности, почина, идущего от коллектива фронтовой части, или подразделения, или же корабля. Не только одиночка-снайпер Василий Зайцев клялся победить или умереть на правом берегу Волги. А журналисты как сговорились сужать массовость этого чувства. Один пример. Вот как откликнулся экипаж канонерской лодки «Усыскин» на первый же наступательный бой только что прибывшей из резерва Ставки стрелковой бригады в районе Сталинградского тракторного завода в последние дни августа 1942 года:

«Красноармейский боевой привет! Товарищи бойцы 124-й стрелковой бригады! Родина призвала нас совместно действовать против озверевшего врага. Вчера наш наблюдательный пункт наблюдал боевые дела вашей части. За них мы выражаем вам своё полное удовлетворение.

Остановить гада! Не пустить его дальше и разбить. Разгром немецко-фашистских банд мы должны начать у ворот Сталинграда – города славных революционных традиций и заслуг».

Эти слова были написаны ещё в августе, за пять месяцев до 2 февраля 1943 года.

После тяжёлых неудач, отхода войск от Дона чрезвычайно непросто было создать настроение решимости остановить врага именно перед Волгой, обеспечить понимание бойцами необходимости обороняться перед Волгой, а не за водной преградой. «За Волгой для нас земли нет!» – всё это надо было внушить, разъяснить, увлечь личным примером.

В 124-й стрелковой бригаде «Ни шагу назад!» означало своеобразное сочетание неотступного удержания позиций методами всяческой активности и дерзновенности в обстановке разобщённости её стрелковых батальонов. Сталинградский ураган разметал стрелковые батальоны одной и той же стрелковой бригады: 2-й батальон Ткаленко – Ершова был обращён фронтом на север у берега Волги. Батальон Цыбулина – Старощука – Угарова – за 18 км оттуда, у Городища – фронтом на юг. Откуда-то взялись ещё силы выделить командование и управление сводного батальона Барботько для действий у Мамаева кургана. Под Орловкой целиком гибли роты из 4-го отдельного стрелкового батальона Верцинского, но позиций своих не оставляли.

«Ни шагу назад!» – на берегу Волги невозможно было выполнять только как приказ. Когда из этого приказа, из лозунга «За Волгой для нас земли нет!» родилось глубокое личное убеждение каждого коммуниста, комсомольца, командира и массы красноармейцев – «умрём, а отсюда не уйдём», тогда и сформировалась на берегу огненной Волги та сила, которую впоследствии стали называть «сталинградский характер». Убеждённость бойца, командира рождала силу сопротивления. Силу невиданную, не понятую немецкими генералами как важнейший фактор нашей победы и гибели армии Паулюса.

Константин Симонов в книге «Дни и ночи» писал: «У людей, защищавших Сталинград, образовалась некая постоянная, упрямая сила сопротивления,...имя которой было «сталинградцы», причём весь героический смысл этого слова в стране, кругом, поняли гораздо раньше, чем они сами у себя в Сталинграде». В сущности, вся система партийно-политической работы в бригаде и была нацелена на формирование, укрепление, развитие этой самой духовной силы наших бойцов и командиров, убеждённости, что каждый несёт личную ответственность за то, чтобы здесь, на волжском берегу, отстоять свою советскую Родину. В ней, этой ответственности, теснейшим образом переплелось, а скорее даже сплавилось личное и общее: защитить свою семью, дом, малую родину означало защитить советскую, социалистическую Родину, без деления на русских, казахов, украинцев, евреев. Советская Родина была одна на всех: общий дом, семья, родные. Общая беда. Общее дело – отстоять здесь, на небольшом участке берега Волги, свою землю, свой дом. Не пустить дальше врага. Погнать его обратно с нашей земли.

Партийно-политическая работа в бригаде Горохова являлась целеустремлённой идейной борьбой за сознание воина и гражданина. Генерал Греков не терпел примитивного толкования смысла партийно-политической работы, боролся с этим в своих многочисленных публичных выступлениях. Поля книг и газетных публикаций о Сталинграде многочисленными восклицательными знаками показывают его реакцию на разнообразные искажения этого смысла. Вот только один пример из книги о сражении на Волге издания первой половины 70-х годов. В ней, в частности, сказано: «Ни на минуту не прекращалась политическая работа… Каждый воин знал положение на фронте, знал о событиях, происходящих за рубежом и у себя на Родине. Политработники не только словом, но и личным примером в бою воодушевляли бойцов, вселяли в них уверенность в победу». Этот вроде бы безобидный, на первый взгляд, пассаж сопровождён резким комментарием сталинградского комиссара: «Принижение идейной борьбы до простой информации! Чем это отличается от разухабисто-уничижительного суждения о задачах политрука на войне: «всего делов, чтобы кашу подвезли и чтобы «Ура» кричали»?!!»

Вряд ли целесообразно в газетной публикации пытаться отобразить цельную систему партийно-политической работы в гороховской бригаде. Главное в ней – это постоянная усердная, целенаправленная работа коллектива единомышленников – комиссаров и политруков, многих командиров разных уровней, партийцев, комсомольского актива, – которая действительно пронизывала все стороны боевой деятельности и фронтового быта частей и подразделений бригады. Это была работа разнообразная по содержанию, творческая, живая по форме, то есть сообразующаяся с обстановкой, событием, его актуальной значимостью. Этому с первых дней пребывания на сталинградской земле учились все. Учились комбриг и комиссар.

 

«Умри, но исполни!»

Война была суровым экзаменатором духовной зрелости бойцов и командиров бригады, их способности выдержать все её тяготы и превозмочь более сильного врага. Она не прощала недисциплинированности, разгильдяйства, беспорядка, распущенности, беспринципности. Преподносила на первых порах жестокие уроки: разгром в Ахтубе тылового эшелона бригады с воздуха ещё только при подходе к Сталинграду, большие напрасные потери при смене в дневное время стрелкового батальона Графчикова подошедшими частями 149-й бригады… А сколько потом было этих больших и малых уроков войны: непонимание многими командирами и красноармейцами значения окапывания, потери от осколков и камней, ранения головы из-за бравады, нежелания носить железные каски; землянки и блиндажи, сооружённые без запасных воздуховодов и гибель в них от удушья при обрушении накатов от попадания снарядов и мин большого калибра и т.п. Всё это и многое другое становилось предметом заботы, осмысления, реагирования партийно-политического актива. Всё глубже осознавалась политработниками необходимость убеждать, разъяснять, поднимать массовую сознательность бойцов. И рядом с этим шло воспитание святостью приказа: «Умри, но исполни!»

Например, растолковать каждому бойцу значение прочной обороны и хорошего окапывания для этого. Противнику, невзирая на мощнейшие авианалёты и постоянные артобстрелы, так и не удавалось уничтожить оборонительные укрепления полевого типа бригады Горохова. А ведь все наши укрепления там держались только на прочности матушки-земли. Никакой линии «Мажино», подготовленных ранее долговременных укреплений здесь не было. Удивительная для врага прочность, устойчивость этих наших позиций полевого типа не пришли сами по себе. Требовалась длительная разъяснительная работа, практический показ, как строить такую оборону, как окапываться, личный пример. Требовалась настойчивость в обеспечении ежедневного проведения земляных работ. Оборонительные позиции в батальонах в инженерном плане совершенствовались непрерывно на протяжении всего периода обороны. Это делалось после каждого боя, бомбёжки, артобстрела.

Кто-то может возразить: при чём здесь воспитание? Приказали – выполнили. Это дело командирское. Конечно, командирское. Но и партийное, политическое. Ведь, с одной стороны, было важно в сознание каждого внести психологический настрой на ведение длительных упорных боёв. А с другой – воспитание бойцов в духе активной обороны: никакой «окопной тишины», боязни вызвать огонь на себя. Максимум инициативы и упорства в непрерывном изматывании врага, перемалывании его живой силы и техники.