Моих друзей-бродяг, ведь я и сам 4 страница

Трое австрийцев вчера установили палатку на 7800. Но из-за сильного ветра и мороза на штурм вершины не решились. Сейчас идут вниз.

И москали, обессилев в борьбе с длинной высотной крутизной, решили спуститься в базовый лагерь на отдых.

...А кубанцы Иван, Коля, Гена и Андрюша полезли вверх по кулуару.

...В базовый лагерь только что поднялся отдохнувший внизу Женя Прилепа. И собирается сразу идти на 6800 вместе с Кравченко, Неделькиным и Славой Скрипко. С ними пойдёт наверх и Тенги, поможет поднять груз до кулуара и заберёт вниз опустевшие газовые баллоны и прочий накопившийся мусор.

...Временами светит ослепляющее солнце. Но чаще Гору окутывают плотные тучи. Тогда налетает ветер и мгновенно становится пронзительно холодно.

...В полдень передал в Краснодар:

 

«Слишком много сил истрачено уже в борьбе за вершину. Опытные московские восходители Филимонов и Наседкин, в задачу которых входило поднять на 7400 палатку для штурмового лагеря, не смогли одолеть кулуар. Закрепив баул с палаткой на ледяной стене, они отступили. Сейчас по кулуару поднимаются четверо краснодарцев — Аристов, Кадошников, Суковицын и Александров. Они подберут палатку и к вечеру поднимут её на седловину Макалу-Ла. Переночевав на 7400, завтра они поднимутся на 7900 и установят штурмовой лагерь. А послезавтра, 9 мая, будут штурмовать вершину.

При любом исходе первой попытки, будет предпринято ещё несколько атак.

Сегодня альпинисты Кравченко, Неделькин, Прилепа и Скрипко поднимаются в лагерь 6800. Завтра они взойдут на 7400. А в день штурма подстрахуют группу Аристова с высоты 7900.

Следом за ними выдвинутся наверх болгары и москвичи».

 

Передав информацию, коротко поговорил с Юрием Агафоновым. Генерал попросил передать всем привет и поздравить с праздником. А ещё — приказал не рисковать. Конечно, очень хочется взойти на Макалу 9 мая. Но это не главное! Важно, чтобы все домой благополучно возвратились живыми и здоровыми.

…В базовый лагерь спустились усталые и огорчённые Филимонов и Наседкин. А вскоре началась метель. Снежные вихри хлещут по палаточным тентам. Ветер тоскливо воет в растяжках. В кухонной палатке шерпы не то уныло поют, не то молятся. Сквозь эту первозданность уютно урчит работающий генератор, заряжая спутниковый телефон. Цивильный звук дарит успокоение и рождает уверенность.

...В 16 часов пришли болгары, отдыхавшие внизу. Они насквозь промокшие и продрогшие, исхлёстанные метелью. Но бодрые и весёлые, шумные.

...Снегопад прекратился. В небе горит яркое холодное солнце. И ледяной пронзительный ветер налетает упругими секущими струями. Нашим ребятам сейчас наверху ох как несладко! Что-то они долго на связь не выходят...

...Наконец Аристов, задыхаясь и кашляя, просипел в микрофон, что его группа взобралась на 7400.

...Вскоре Прилепа прокашлял, что они подошли к палаткам на 6800 и начали откапывать их из-под снега.

...Заняться живописью сегодня не удалось. Солнце скрылось в закутавших западный горизонт косматых тучах и там догорело. Наступили короткие субтропические сумерки. Ущелье внизу заполнилось мраком. И, высоко вознесённая над ледником, площадка базового лагеря уже затянута предночным сумраком. Но самый верх громады Макалу ещё озарён закатным заревом. Вот и оно погасло. В разрывах облаков проглянули первые звезды. Вспомнилось из Волошина:

 

Небо в тонких узорах

Хочет день превозмочь,

А в душе и в озёрах

Опрокинулась ночь.

Что-то хочется крикнуть

В эту чёрную пасть,

Робким сердцем приникнуть,

Чутким ухом припасть.

 

...Ветер заметно усиливается. Вначале надеялись, что может быть это только недолгое перетекание воздуха, вызванное перепадом температур между днём и ночью. Но порывы становятся всё сильнее. И в лагере 7400 уснуть сегодня никому не придётся. Всю ночь нужно удерживать палатку, навалившись спинами изнутри на стенки.

Ветер гудит, колотит яростно, бешено напирает. Ощущение такое, что под его невероятным напором палатка вот-вот лопнет по швам и разлетится в клочья...

 

8 мая.

Утро пасмурное и мрачное, очень холодное и пронзительно ветреное. Ни кусочка голубизны в небе. Всю верхнюю полусферу видимого мира заполонили клубящиеся чёрные тучи. И злой ветер дует, не ослабевая.

У дымящегося жертвенника провожаем болгар, уходящих наверх. Лучше бы переждать непогоду в Базовом лагере. Но некогда. Скоро муссон.

Весь Северо-Западный гребень дымится густой позёмкой. Седловина Макалу-Ла лишь изредка мутно просматривается в вышине сквозь снежные вихри.

...В 9-15 по рации захрипел голос Аристова. Иван говорит медленно, тяжело. Постоянно захлёбывается кашлем. Говорит, что они только что выползли из палатки и решают — идти вверх или не идти.

Сквозь шипение и треск помех слышно через микрофон, как на гребне воет ветер.

...Гребень величественен и великолепен, прекрасна эта дорога в небо! Пластична линия переменных наклонов, взлётов и плавных пологостей, гармонично соотношение их пропорций. Музыкален сложный ритм выпуклой и вогнутой крутизны. Это гребень из снов. Но мороз пронизывает все одежды насквозь и прожигает до костей. Вершина тонет в облаках. И если ненадолго открывается, то видно, как она вся будто бы дымится от летящей снежной пыли, сдуваемой со склонов. Судя по огромному снежному флагу, ветер там ураганный и холод смертельный.

...После завтрака Олег Наседкин отправился вниз – решил отдохнуть на 4800.

...В 10-07 Аристов вновь вышел на связь. Они все-таки попытались подняться по гребню. Но идти невозможно. Ветер сдувает, даже когда стоишь на четвереньках. И мороз страшный. Вернулись в палатку – решили подождать, пока ветер ослабеет.

А ветер усиливается. Даже в базовом лагере на 5700, он так трясёт, раскачивает и гнёт палатки, что становится тревожно.

...Женя Прилепа с 6800 просипел, что по анероиду испанцев, высота увеличивается на глазах – давление стремительно падает. Надвигается циклон. Женя с Олегом Кравченко, поочерёдно, тревожными голосами советуют друзьям срочно линять с 7400 вниз.

Те молчат.

Лидер болгарской команды, опытный и рассудительный Дойчин вступил в разговор: — Предлагаю ждать ещё сутки. Возможно, буран утихнет.

...Буря не ослабевает. Наоборот, она удваивает, утраивает свою свирепость. Воет, гудит, беснуется тёплый (относительно, конечно, на этой высоте) влажный воздух с Индийского океана, беспрепятственно разогнавшийся над просторами тропических равнин.

Нам нужен сейчас северный ветер с Тибетского нагорья. Конечно, он принесёт исключительный холод. Но вместе с ним — хорошую погоду и ясность. В буранное небо. И в наши исстрадавшиеся души, почти разуверившиеся в возможности успеха.

Над вершиной и гребнями постоянно реют длинные снежные вихри. Флаги экспедиции на мачте, и молитвенные флажки на растяжках, распластаны жёсткими струями стремительно несущегося воздуха. Стоят, как жестяные, без складок. Вдруг пришла мысль, что молитвы с них не возносятся к небесам, а бесполезно сдуваются вниз на ледник...

...Пришло время передавать в Краснодар сегодняшний репортаж. Настроил антенну на спутник, откашлялся, отдышался:

 

«У нас тут зима в разгаре. Не верится, что на календаре май. Сегодня утром в базовом лагере в палатках было 18 градусов мороза. О холоде в высотных лагерях даже думать холодно.

Ночью на Макалу обрушился ураган. Палатки во всех лагерях пока выдерживают напор ветра. Над склонами Горы извиваются снежные протуберанцы. Нет никакой возможности для выхода в сторону вершины. Гора сегодня ужасает.

Участники экспедиции передают привет своим любимым, родням и близким. Привет солнечной и безветренной Кубани. Земляки, пожелайте удачи восходителям! Это сейчас будет очень кстати…»

 

...Обедаем молча. Базовая рация включена на постоянное прослушивание. В эфире тишина. Напряжённая и тревожная. Тяжело давит неизвестность. Тишина в эфире рвёт душу. За дрожащими стенками кают-компании всё громче воет буран.

...В 14 часов ветер сорвал палатки в базовом лагере испанцев. И у чехов повалилось несколько палаток, и мачта-флагшток.

В нашем базовом лагере пока особого урона нет. Но палатки трепещут, дрожат, ходят ходуном под ударами ветра. Металлические стойки и дуги гнутся, вибрируют и звенят.

...Связь по-прежнему молчит. Альпинисты в высотных лагерях берегут энергопитание радиостанций.

...В 17 часов снизу нахлынули тучи, и сомкнулись с несущимися поверху. Всё скрылось в туманной непроглядности. Резко усилился мороз. Но ветер ослабел. Вот бы и наверху он стал тише!

Нам бы улучшения погоды!

Но что-то слишком уж одышка донимает. И голова заболела. И всё сильнее локоть и колени ломит. Видно давление продолжает падать, и завтра опять не будет рабочей погоды.

 

9 мая.

Снова ночь была абсолютно неотдыхательная. Мучил кашель, сильная одышка, перебои в сердце. И мутные, неясные сны-кошмары.

…Никто не видит, не ценит твоих напряжённых усилий. А сам ты постоянно видишь под собой бездну, алчно поджидающую твой неверный шаг. И нельзя допустить, чтобы хоть один шаг из тысяч оказался неверным. А каждое движение достигается жутким напряжением и ходьба вверх – мука мученическая. Каждая мышца, и каждый нерв звенит, а чувства вроде бы притуплены и заторможены, но, в то же время, необычайно остры.

...Ночью все бредят, выкрикивают сквозь сон бессвязные слова. А то вдруг до жути чётко и, кажется, осмысленно предупреждают об опасности.

Опасность... она везде вокруг. В снежных карнизах, тоннами нависающих над головой. В ледяных отвесах, ниспадающих из-под ботинок. В холоде, пробивающем любую одежду. В жидком воздухе. В собственном усталом мозгу, предательски рисующем картины жуткого поражения…

…Утро великолепное! Ясное, тихое. Это в базовом лагере.

А наверху, вдоль гребня и над вершиной, по-прежнему трепещут, взвиваясь и опадая на фоне чистого неба, снежные флаги. Там ураганный ветер. Причём, он постоянно меняет направление. То дует снизу вверх, то вдруг сверху вниз, а то с боков хлещет. От него не спрятаться, не скрыться. И ничем невозможно помочь тем, кто сейчас наверху. Там всё зависит от них самих. От собственного их терпения, выносливости и устремлённости. И, конечно, от прочности палаток.

Шерпы всех экспедиций зажгли огонь в жертвенниках, и дым священных благовоний возносится к близкому небу, умоляя богов о даровании удачи.

Будет удача? Не было бы ветра!

...В 8-25 вышел на связь Аристов и прохрипел, что ночью пустую австрийскую палатку ветер изорвал в клочья.

...В ситуациях, подобных нынешней, ничего не поделаешь — ни замедлить, ни ускорить ход событий, ни отменить его. Остаётся ждать и надеяться. И пытаться выжить. А значит, стараться не думать. Во всяком случае, думать поменьше. Вот это, пожалуй, самое трудное.

Неподвижность, бездеятельность деморализует, вгоняет в депрессию. Лишь работа бодрит и поддерживает. Дарит оптимизм. И наполняет нынешнее полубезжизненное состояние надеждой и смыслом. Здесь лишь работа содержит в себе смысл. Эти высоты и эти пейзажи не для отдыха. Отдых здесь невозможен. Отдых здесь — смерть. Жизнь здесь — работа. Может она не всегда вдохновенная, но всегда ожесточённая. Часто безрадостная, иногда безрезультатная. Но никогда — бессмысленная! Работа никогда не бывает бессмысленной. И не бессмысленны наши общие непрерывные усилия, складывающиеся из многих личных превозмоганий, из непрерывных усилий каждого. И окончательный победный итог достижим лишь определённой суммой многих тысяч мгновенных, индивидуальных усилий. И если их хоть чуть-чуть не хватит, победа не состоится. Желаемый итог останется недостижим. Итог – выражение воли: и коллективной, и воли каждого. Или безволия. Победа невозможна без борьбы. В горах, даже просто жить, невозможно без трудной борьбы. Просто жить здесь – уже победа. Мы боремся. И каждый, и все вместе. Уже второй месяц. Миг за мигом.

…Прилепа с 6800 поздравил всех с праздником. А потом, сквозь одышку, коротко доложил, что на их лагерь ночью рухнул ледовый обвал – обрушился ледопад. Говорит, что непонятно, как живы остались, как уцелели. Обвал остановился возле самых палаток. Видимо, есть у экспедиции ангел-хранитель. Наверное, то наши далёкие жёны и дети, которые любят нас, помнят, жалеют и ждут. И оберегают от несчастий.

…Принято решение о спуске всех групп в базовый лагерь.

Лишь упрямец Ивано Вылчев решил в одиночку подниматься с 6800 на 7400, и полез вверх по кулуару. Отговорить его не смогли. Все остальные к часу дня благополучно спустились.

…В назначенное время связался с Краснодаром:

 

«Настроение у нас совсем не праздничное. Сегодняшняя ночь вновь оказалась тревожной и напряжённой. Ураган разметал базовый лагерь испанской экспедиции, сильно повредил лагарь чехов, в клочья изорвал палатку австрийцев.

На промежуточный высотный лагерь 6800, где ночевали наши восходители Олег Кравченко, Евгений Прилепа, Владимир Неделькин и Вячеслав Скрипко, в полночь обрушился мощный ледовый обвал. Никто из ребят, слава Богу, не пострадал. Огромные ледяные глыбы остановились на склоне, не докатившись до палаток.

Штурмовая группа: Аристов, Кадошников, Суковицын и Александров – провела вторую бессонную ночь на высоте семь тысяч четыресто метров. А утром, увёртываясь от лавин, они начали спуск в базовый лагерь.

Группа Олега Кравченко тоже приняла решение о спуске.

Циклон над Гималаями. Естественно, уже несколько дней я за краски и кисти не берусь. Какая уж тут живопись?! Циклон... это ни в сказке сказать, ни пером описать. И лучше это никогда не переживать, не испытывать.

Оставаться дольше в высотных лагерях было бы безумием. Такой жуткий ветер сейчас наверху! Он хлещет неистово. Сечёт, морозит. Выдувает последние остатки тепла из-под любой, самой современной, самой совершенной, самой плотной и тёплой одежды. Ветер бьёт по лицу, словно лопатой. С ног сшибает.

Как ни твердили нам много лет, что человек царь природы, никакой он на самом деле не царь. А так, незначительная часть её. Букашка малюсенькая, крохотная. Легко уязвимая частичка природы, очень зависимая от любых природных капризов. Горы продемонстрировали нынче своё безграничное могущество. И заставили каждого прочувствовать на себе беспредельную мощь, непредсказуемость и коварство гималайского восьмитысячника.

Второй месяц бьётся наша экспедиция с высотой. Карабкается, процарапывается сквозь снежные бураны к небу по бесконечным и безразличным ледяным склонам одной из высочайших на планете гор. Все силы, все чувства напряжены до предела. Уже на гребень вышли. Уже до вершины осталось чуть больше тысячи метров. Но пришлось отступить.

Усталые, измученные одышкой, кашлем и жаждой, обросшие, с измождёнными, чёрными от солнца, мороза и ветра лицами, спустились восходители в базовый лагерь. Все очень огорчены. Но отчаянья нет. Непогода — дело житейское. Нужно переждать непогоду.

У вас на Кубани уже, конечно, черешня поспела... Тюльпаны, нарциссы, сирень... Девушки в мини…

У нас тут зима...»

 

...Угрюмость и озабоченность висят над базовым лагерем. И буквально слышно, как у каждого на душе кошки скребут. День за днём уходят силы, с каждым днём их становится всё меньше. Жизнь в этом мире — жизнь за гранью. Растёт усталость, заканчиваются продукты, и надежда угасает в сердцах. Но все понимают, как важно сберечь надежду и не растерять уверенность.

И к вечеру преодолели тоску. Здесь все крепки духом и чужды унынию. И неудачи не омрачают, а умудряют.

...Ужинаем. И пьём спирт. Выдыхая клубы пара, парни с хохотом вспоминают, как напугал их ледовый обвал, как в одних носках выскакивали из палаток, и метались в темноте по плато среди трещин...

Андрюша Филимонов вытащил из сугроба в углу кают-компании промороженную гитару, вытряхнул из неё снег. Снял рукавицы и заиграл, и запел. Подпеваем нестройным хриплым хором, кашляющим и сморкающимся. И метель подвывает.

А мысли возвращаются к упрямому болгарину, который сейчас карабкается вверх по кулуару сквозь ураганную жуть. Андрей поет Окуджаву:

 

И снова он едет один без дороги во тьму.

Куда же он едет, ведь ночь подступила к глазам?..

–Ты что потерял, моя радость? – кричу я ему.

И он отвечает: - Ах, если б я знал это сам!..

 

Что гонит альпинистов вверх? Что их заставляет добровольно идти на риск и мучения? Ради чего? И что это – мудрость? Или дурь? Подвиг? Или трусливый уход от трудностей и проблем городской жизни?

...Когда всё вокруг уже скрылось в кромешной, морозной тьме, вышел на связь Ивано и прокашлял в рацию, что он добрался-таки до спасительной палатки на 7400.

...Всю бесконечную ночь ветер нещадно треплет тент и дёргает дребезжащие растяжки. Но после выпитого спирта сон пришёл быстро, и спалось сладко. Снился дом, жена, дети и внук. Согревало душу ощущение счастья, нежности и любви...

 

10 мая.

Тёмно-сиреневый силуэт нашей Горы постепенно озаряется по контуру призрачным светом пробуждающегося утра. Взлёты, провалы и зазубрины жандармов на гребне чётко очерчиваются всё сильнее разгорающимся кантом холодного золотого света. Этот золотой кант, медленно расширяясь, набухает светом и теплом, становясь всё ярче и горячее. Светлая яркость, сконцентрированная пока в одной точке, постепенно растекается по зазубренному контуру Горы. И дальше вверх — в лазурь прозрачного неба, напитывая его оранжевым жаром приближающегося солнца.

И вдруг, как всегда – вдруг…хоть и желанно, ожидаемо, знакомо и привычно…вдруг весь мир восторженно взрывается ослепительной солнечной вспышкой, ударившей из-за гребня. В глазах клубятся лохмотья ночной черноты. Вершины гор купаются в ослепительном сиянии. День родился!

...В чистом небе ярко полыхает солнце. Сверкают близкие и далёкие ледопады, фирновые поля и снежные склоны. Видимость идеальная. Но холод жуткий, вокруг пронзительная стылость, сковывающая мышцы. Леденящий ветер царапает скулы, лишает кожу на лице чувствительности.

...За завтраком Женя Прилепа увлекательно, с множеством подробностей, пересказывает свой сегодняшний сон. В нём много интересных приключений, замечательных происшествий. А приснилось Жеке, что мы в полном составе путешествуем по Аргентине, и восходим на пик Аконкагуа — самую высокую гору Америки.

— Пить надо меньше! — саркастично хмыкнул Кадошников. А практичный Неделькин толкает в бок Аристова: — А что, Вань, давай поговорим с аргентинцами. Они к нам – на Кавказ, мы к ним – в Анды...

...В 9-30 заработала рация. Ивано с 7400 передал, что начинает спуск. Жалуется на ветер и холод....Едва Ивано успел спуститься в базовый лагерь, начался снежный буран. К вечеру стало так холодно, как ещё не бывало. Погода пока имеет чётко выраженную тенденцию меняться исключительно в худшую сторону: от плохой — к отвратительной.

...Надвигается ночь, потёмки густеют. Сумрак и усталость нагнетают уныние. Грызёт холод, озноб сотрясает тело. Руки и ноги совсем оледенели. И разум тоже.

...Непривычно рано все расползлись по палаткам, забились в спальники, мечтая согреться. В палатках зажглись, и затрепетали среди стремительно пролетающих облаков, свечи — как новые звёзды. Иду к своему жилью — словно небо стелется под ноги, хрустя морозным снегом.

...Ближе к ночи ветер заметно усилился.

 

11 мая.

Вой ветра не затихает ни на миг. Буран терзает палатку, и заснуть невозможно. В голову лезут мрачные мысли. Неужели так и не удастся взойти на вершину? Затрачено столько сил, столько нервов, столько денег...

Гора уже не гудит под ветром, а сипло ревёт, как какое-то свирепое чудовище. Жутковато. Может быть, у тех, кто родился и вырос в горах, не бывает страха перед ними. Но мы горожане. Мы дети урбанистической цивилизации, и в нас живёт страх перед дикой природой. Особенно когда в базовом лагере ветер чуть слабеет, и слышнее становится рёв Горы, доносящийся из мутного поднебесья, где бушует ураган.

...Утром погода совершенно взбесилась. На этот раз и наш базовый лагерь не выдержал ударов ветра. Как раз собрались в кают-компании к завтраку, когда общую палатку сорвало, и взвило в воздух. Бросились спасать. Кое-как удержали, обдирая пальцы и ломая ногти. Задыхаясь и матерясь, сумели палатку закрепить, навалив на развивающиеся полотнища гору камней. Заменили лопнувшие растяжки.

В этот момент ветром сломало флагшток. Дюралевая труба диаметром пять сантиметров сложилась пополам, как картонная. Флаги рухнули и запутались в камнях. Женя Прилепа с Андрюшей Филимоновым поднатужились и подняли укоротившуюся мачту, и закрепили её на растяжках из альпинистских верёвок.

Пришлось и палатки свои спасать. Многие сорваны ветром, опрокинуты и скомканы. Металлические дуги каркасов покорёжены, изломаны. Прочный каландрированный капрон палаточных тентов расползался под напором ветра, как туалетная бумага.

Конечно не растерянность, но некоторую обескураженность испытываем. Очень повезло, что это морозно-ветровое светопреставление случилось днём, а не в ночной темноте.

...Обнаружил, что в этом ветровом буйстве пропали три удачных этюда — их унесло куда-то.

...После полудня ветер начал слабеть. А ближе к ночи совсем угомонился. И густо повалил снег.

 

12 мая.

Сегодня над по-зимнему заснеженными горами светит яркое солнце. Небосвод абсолютно чист. Яркая синева не запятнана ни единым облачком. Атмосферное давление повышается, и восприятие жизни резко изменилось в сторону оптимизма.

Тепло. Относительно, конечно. Погода именно такая, какая нужна, чтобы лишний снег сошёл лавинами, или осел и уплотнился. Если вновь не начнётся снегопад, то завтра можно будет работать вверх.

Связался с Краснодаром, передал репортаж о событиях двух прошедших дней и о планах на завтра.

В конце связи диалог с Эдиком Гончаровым:

— Самое главное, Серёжа... все жёны, родители звонят, интересуются... я их успокаиваю... твоих ужасов я им не передаю, естественно...

— Молодец!..

— Говорю, что сейчас просто отдых... потому, что это им не нужно... они и так беспокоятся очень... сегодня я им скажу, что завтра погода будет хорошая, и предполагается выход вверх... Вас все обнимают, все вас целуют... но, если честно, все мы очень переживаем, очень... Всё, Серенький, спасибо за связь... Держитесь, ребята!.. Осталось немного, я так думаю...

— Да...

Действительно осталось немного. Но до победы ли? Может немного до полного осознания поражения?

...Какие в экспедиции люди замечательные! Сейчас все уже не только физически истощены, но и морально вымотаны. А нервозности и раздражённости нет. Внешне все спокойны. И доброжелательность, уважительность, предупредительность не изменили никому.

Горы больше любого, самого большого города. Но, в отличие от города, они не разобщают, а объединяют людей. Хотя бы на время.

Мы, каждый в отдельности личность, складываемся здесь в общую личность, в новый организм — более сложный, организованный: более умный, осторожный, предусмотрительный, более смелый, целеустремлённый, решительный – более совершенный. Ибо всё лучшее, что есть в каждом из нас, в коллективе умножается, а всё худшее уничтожается, перечёркиваясь лучшим в других. Здесь каждый для всех и все для каждого. Мы бережны, предупредительны и внимательны друг к другу, мы ежесекундно ощущаем ответственность перед товарищами за себя и ответственность перед самим собой за товарищей. Это глубоко внутри нас, об этом никто никогда не говорит, но чувствует и знает каждый. Серьёзность замысла, сложность и опасность выбранного пути заставляет относиться друг к другу так хорошо, как хочешь, чтобы другие относились к тебе.

...В разрыве тяжёлых туч над нашим трудным пиком зажглась первая звезда, разгоняя мрак в душе своим чистым светом. Вновь рождая надежду...

 

 

ШТУРМ (Вторая попытка)

 

Не воздух, не поле, не голый лес,

А бездны сквозь нас прошли.

Горит под ногами лазурь небес –

Так мы далеки от земли.

 

Ю. Кузнецов

13 мая.

Утро тихое-тихое. Тёмно-синее небо чистое-чистое. В небе сверкает яркое и ясное, жаркое солнце. Ну, прямо-таки Сочи! Гора непривычно молчит. Не слышно ни лавин, ни камнепадов, ни обвалов льда. И ветровой гул затих. Вдоль гребней и над вершиной ни ветерка, ни облачка. Абсолютный покой и умиротворённость. Такой погоды на Горе, такого у неё благодушного настроения не было за всё время экспедиции ни разу. Если бы сегодня штурмовать вершину, восхождение точно удалось бы.

По мировой альпинистской статистике, вершины пика Макалу достигают двенадцать альпинистов из ста, отважившихся на восхождение.

Если сегодняшняя погода продержится хотя бы четыре дня, вершина будет нашей! Кубанцы достойны вершины, безусловно. Мы её заслужили. Честно заработали. Выждали, вытерпели, выстрадали. Наши альпинисты, объективно, лучше всех, собравшихся нынче на склонах Макалу. Хоть не самые опытные, зато самые увлечённые и целеустремленные. Самые организованные и дисциплинированные. Самые выносливые и работоспособные. И самые дружные. Наши больше и дольше всех наверху обрабатывали маршрут, маркируя его, навешивая перила, устанавливая и обустраивая высотные лагеря.

Сегодня наши восходители уходят на штурм. Все спокойны. Ожидание окончилось, и неведение отступило.

Это последняя возможность восхождения — муссон совсем уже рядом, до его прихода остались считанные дни. Или Гора впустит наших ребят на вершину, или нет в мире справедливости.

...Ровно в полдень, благословлённые по индуистски, по буддистски и по православному, Аристов, Кадошников, Кравченко, Александров, Суковицын, Неделькин и Филимонов пошли в вышину. Пошли уверенно и весело.

...Вновь вверх по знакомым склонам. Следов прошлого подъёма нет, их бесследно замело. Вновь приходится протаптывать траншею в глубоком снегу. Медленно и утомительно. Непривычная тишина рождает настороженность и недоверие. Окружающее безмолвие давит и тревожит ожиданием от природы какой-то новой каверзы.

...Передал в Краснодар репортаж и пытаюсь заняться живописью. Но мысли совсем не о том, и нет нужного настроя. Состояние души какое-то смутное. Настроение напряжённое и нервное.

...Усилием воли заставляю себя работать, пытаюсь сосредоточиться на живописи. Размышляю о вечной моей проблеме, испытываемой при работе оттого, что между мной и холстом всегда стоит уже родившийся в душе яркий художественный образ, передать который, запечатлеть в полную его силу, почти никогда не удаётся. Остаётся лишь надеяться, что хотя бы малая часть того, что испытываю, чем взволнован и восхищён, что ощущаю и мысленно ясно вижу, дойдёт до зрителя и зажжёт его мечту, обострит чувства и подтолкнёт к открытию образной красоты беспредельного мира.

Наука и техника обеспечивают прогресс инструмента: от каменного топора – к межпланетным космическим станциям, синхрофазатрону и адронному коллайдеру. Лишь искусство обеспечивает прогресс духовный, развивает человеческую личность. Наука и техника могут продлить жизнь. Но лишь искусство способно наполнить её смыслом. Образование наполняет голову, а искусство — сердце. Разум стремится к науке, вера — к религии, а искусство рождается из сплава разума и веры.

...Базовый лагерь засыпан глубоким снегом. Изнываю от пронзительного холода. Чувствую, что очень уже устал от высоты, от тревог, от работы, и от частой невозможности работать. Хочется покоя. А, казалось, именно здесь-то, в дикой глуши реально было обрести его. Но даже здесь он не даётся. Может это и хорошо. Чьи-то стихи вспомнились:

 

Раскрыв глаза, гляжу на яркий свет

И слышу сердца ровное биенье,

И этих строк размеренное пенье,

И мыслимую музыку планет.

Всё ритм и бег. Бесцельное стремленье!

Но страшен миг, когда стремленья нет.

 

...Хочется всё бросить и завалиться спать. Заставляю себя работать, пересиливая апатию и абсолютное нежелание. Если художник заранее допускает возможность своей творческой неудачи, он неизбежно обречён на неудачу. А улыбка уверенности — это залог победы.

Чей-то тихий, доброжелательный голос подтверждает свыше: — Старичок, утри сопли, превозмоги себя и делай, что должен. Трудись! Оправдай свою избранность, приближённость к Высотам!..

...Пишу, смешивая на палитре краски с тенью от облаков и с отражённым блеском льда. Зачем? Я этого не знаю. Лишь чувствую, что должен это делать. Осознание этого идёт изнутри, даря убеждённость и рождая уверенность. Почему? Тайна. И для меня тоже.

...Начинал работать через силу. Вздыхая горестно — поначалу. А потом — всё радостнее, увереннее, беззаботнее и счастливее. На холсте постепенно что-то начало получаться. И душа моя усталая начинает льдисто радостно звенеть в такт ударам кисти по упругому холсту.

Туризм, альпинизм и живопись на пленэре позволяют достичь плотного и гармоничного контакта с природой. И в этом слиянии даже самые незначительные, обыденные вещи, события и обстоятельства воспринимаются необычно и возвышенно. Потому, что в природе всё или элегично спокойно, трогательно нежно… или величественно… или грозно. А часто и то, и другое одновременно, и всегда потрясающе красиво — прекрасным и могучим эмоциональным аккордом. Здесь всё, как завораживающая музыка!

Горы в своих эстетических проявлениях бесконечны и непредсказуемы. Это запредельная яркость, бодрая контрастность и тоновая ясность, завораживающая определённость и чёткость — до резкости. Грандиозная могучесть. Или тончайшая нежность, туманная расплывчатость, поэтичная неопределённость и недосказанность, сложная ассоциативность, влекущая таинственность. И всё замечательно!