Моих друзей-бродяг, ведь я и сам 1 страница

Согласен, чем угодно заплатить

За право уставать и рисковать,

За радость потным воздухом дышать,

За счастье бесшабашно жить!

 

Поразительно, как мало нужно, чтобы быть счастливым! И как много того, что для счастья абсолютно не нужно...

 

21 апреля.

Над горами вибрирует, назойливо звеня, всеохватная, бездонная тишина.

Лёгкий ветерок раздувает золотой рассвет. Бледнеет серп ущербной луны и уже уступает в яркости озарённым вершинам. Базовый лагерь ещё в тени Западной стены Макалу – для нас рассвет наступит позже. Рождением нового дня любуемся из промозглой и заиндевелой замороженности своих палаток.

У Гончарова ночью была рвота. Но утром, после того, как Андрюша Александров сделал ему несколько уколов, Эдик смог подняться, кое-как позавтракал и, вооружившись видеокамерой, отправился на поиски сюжетов для будущего фильма. Но Алексей, Андрей и Карина – трое наших докторов, проведя консилиум, склоняются к мнению, что ему нужно уходить вниз. Мощными дозами антибиотиков врачи смогли остановить воспалительный процесс в челюсти. Разрушительное действие антибиотиков на желудок, печень и почки нейтрализовали. Температура нормализовалась и боль отступила. Пока. Месяц на такой высоте больной организм не выдержит. Думаю, что Эдик и сам это понимает.

Краснодарские восходители Ваня Аристов, Коля Кадошников, Олег Кравченко и Андрей Александров, тяжело сгибаясь под огромными рюкзаками, пошли вверх. Сегодня они рассчитывают заночевать в лагере 6400. А завтра постараются подняться по склону Горы как можно выше, попытаются установить следующий промежуточный высотный лагерь.

...Через полтора часа за ними следом начали подъём москали Андрей Филимонов и Олег Наседкин.

...Генерал Агафонов провёл сеанс спутниковой связи с Краснодаром, и Гончаров передал свой очередной репортаж о наших делах.

Как относятся на Родине к тому, что здесь с нами происходит? Интересуются ходом экспедиции? Или за событиями на Макалу лишь наши родственники следят?

Изо дня в день монотонная, тяжёлая, безрадостная работа. Радость будет потом, позже — от окончания всего. А в процессе восхождения — лишь камни, лёд, снег… ветер, холод … усталость, кашель, жажда, приступы отчаяния… Тоска по дому. И лишь изредка короткое удовлетворение от решения очередной задачи — оттого, что смогли груз поднять на заданную высоту, что удалось страховочные верёвки закрепить на крутизне, поставить палатку очередного высотного лагеря.

Иногда причина удовлетворённости ещё проще — ветер угомонился, мороз ослабел, солнышко из-за туч выглянуло. Иногда случаются и редкие минуты блаженства, почти счастья — когда удалось помыться... Или, когда вечером в крохотной палатке высотного лагеря, у кого-то в кармане вдруг обнаружилась сигарета, и после чая так приятно пустить её по кругу...

...Сегодня пытаюсь изобразить ледопад, через который проходит подъём на плато к первому высотному лагерю. Не перестаю изумляться гималайским масштабам. Живём на отметке, превышающей высоту Эльбруса, а до сверкающей в небе вершины, еще почти три километра по вертикали!

...К обеду всё вокруг привычно заволокли тучи, и повалил снег. Не закончил этюд — продолжу живопись завтра. Забрался в палатку, умащиваю холст и этюдник в тесноте своего тряпичного жилища. Многослойно одетый в поларовую, пуховую и гортексовую одежду, я очень толст и неуклюж. И ненароком размазал свежую живопись. Начал исправлять. Но, пока восстанавливал сегодняшний этюд, умудрился поелозить локтем по вчерашнему холсту. Вся работа насмарку!

...Ближе к вечеру снегопад неожиданно прекратился, и небо очистилось. Вознамерился написать закатный этюд акварелью. Казалось, что не очень холодно. Но, когда начал работать, вода и краски быстро заледенели. Пока разводил спирт, чтобы растворять акварель водкой, вновь повалил снег.

...По вечерней радиосвязи узнали, что москали ночуют в лагере 6100, а четверо краснодарцев и болгарин — на 6400. У всех всё впорядке.

Всем спокойной ночи!

 

22 апреля.

Ночь тихая. Лишь изредка порывами налетает ветер, трясёт палатку, гремит обледенелым тентом, как листом жести. Небо кишит звёздами. На фоне призрачно мерцающего ледопада уютно светится оранжевая палатка кухни. Из неё доносится пение, прерываемое смехом. Там наш сирдар Тенги, повар Кули и шерпы базирующейся рядом чешской экспедиции, играют в кости.

В палатке 18 градусов мороза. В колеблющемся пламени свечи на потолке, на стенках и на спальнике блестит иней. Не могу заснуть. Донимает одышка, болят глаза и мёрзнут ноги. Ворочаюсь. Стоящие вдоль стенки холсты опрокидываются свежей краской на меня.

Под спиной хрустит снег, на лицо осыпается иней. Мёрзнут щёки и нос. А если забраться в спальник с головой, начинаешь задыхаться. Но и с головой наружу можно задохнуться. Выдыхаемый отработанный воздух скапливается на уровне поля, потому приходится спать почти сидя. Утомительное это дело — отдых на высоте.

...Утро чистейшее, прозрачно-хрустальное, искрящееся острыми вспышками ослепительно бликующего льда. Ветрено. И мороз жгучий. Очень неохота, но нужно выбираться из палатки.

...Группа Аристова уже второй час работает вверх. Идётся очень тяжело. Нет сил, воздуха не хватает — на каждый шаг несколько вдохов. Кашель отдаётся в голове пронзительной болью. Постоянная тошнота часто прорывается наружу конвульсивными приступами рвоты.

...В 13-20 Ваня по рации доложил генералу, что вышли на высоту семь тысяч метров. Навесили на крутом льду сто пятьдесят метров перил и подняли на скальный островок в ледовом кулуаре, что выходит на седловину Макалу-Ла, двести метров страховочной верёвки, палатку и прочее снаряжение для дальнейшей работы вверх. И, совершенно обессилев, начали спуск.

А из базового лагеря вверх пошли тяжело нагруженные Женя Прилепа, Володя Неделькин, Гена Суковицын и Лёша Яковенко. Из медиков внизу осталась одна очаровательная Карина. Сегодня уколы Эдику делает она. Все ему завидуют. Но состояние его здоровья не улучшается и внушает всё большие опасения.

Юра Просятников и Саня Алейников, отдохнув и восстановившись на 4800, поднимаются к нам на 5700.

...Сегодня сильный ветер и очень холодно. С большим трудом, постоянно воюя со шквалами, дописал начатый вчера пейзаж. Когда уже заканчивал, ударом ветра опрокинуло этюдник и сорвало холст, размазав живопись по снегу и камням. Долго восстанавливал.

...Помимо обычных творческих вопросов (композиция, рисунок, колорит, ритм и т. д.) донимают проблемы сугубо горные. Ветер трясёт холст, валит этюдник, опрокидывает маслёнку и сдувает палитру. Живопись на холсте и выдавленные на палитру краски то заносит летящим песком, то снегом. То глаза сечёт пурга, а то нестерпимо слепит солнце. Работать в солнцезащитных очках невозможно — не вижу цвет. А без них сетчатка глаз обжигается высотным ультрафиолетом. Постоянно грозит традиционная болезнь полярников и альпинистов — снежная слепота. По несколько раз на дню закапываю в глаза альбуцид, делаю примочки крепким чаем, на ночь мажу глаза гидрокортизоном. Но глаза слезятся и закисают, они воспалены и болят.

В неподвижности стынут ноги.

Без рукавиц пальцы коченеют. А в рукавицах не чувствую кисть – невозможно проработать мелкие детали.

Писать живопись на пленэре в высокогорье непросто. Но мне приятно. Кто-то из поэтов точно сказал:

Нет, не пейзаж влечёт меня,

Не краски жадный взор подметит,

А то, что в этих красках светит:

Любовь и радость бытия.

 

...В 15-30 пришли снизу Просятников с Алейниковым. Усталые, замёрзшие, но довольные. Соскучились. Мы их накормили их и напоили чаем с мёдом.

...В лагерь 6100 отправились с грузом болгары Запрян, Дойчин и Карина.

...К обеду сверху спустились Филимонов с Наседкиным. Переночевав в лагере 6100, они, сегодня с утра, поднялись на 6400 и установили на ледовом плато ещё одну палатку.

...После обеда написал акварелью вид базового лагеря. Потом, чтобы развлечься, мы с Эдиком потихоньку прогулялись часа на полтора вверх по крутой морене вдоль ледопада. После нас туда Просятников с Алейниковым полезли с видеокамерами.

...Очень хочется подняться выше — до лагерей 6100, 6400, 6800. Самочувствие нормальное, да времени для хождения вверх-вниз нет. Работать нужно – писать, рисовать. Эх, судьба моя раздвоенная! И то хочется, и это надо…

...Занялся доработкой написанных холстов. Из-за недостатка кислорода в воздухе не происходит окисление, и краски сохнут очень медленно. Ночами, ворочаясь в тесноте палатки, я часто их размазываю. И приходится каждый день заниматься реставрацией.

У меня четыре подрамника с натянутыми холстами. Остальные холсты в рулоне. Закончив очередной пейзаж, снимаю готовый холст, и вместо него натягиваю чистый. Снятые холсты сушу, разложив их днём вокруг палатки, придавив по углам камнями. Наши ребята и соседи по Базовому легерю чехи, немцы и австрийцы каждый день приходят смотреть, что нового сделано. Композиция, колорит, пластика, гармония - интернациональны, они выше языковых барьеров. Но это тоже своеобразный язык со своими законами и правилами. И, как для общения с иностранцем, нужно знать его язык, так, чтобы понять произведение искусства, нужно владеть языком искусства. Похоже, что мои зрители этим языком владеют. Они долго стоят за спиной, наблюдая за работой и делясь впечатлениями. Наши альпинисты к моей работе на пленэре привыкли, смотрят со спокойным интересом, а иностранцы бурно удивляются и восторгаются.

Все люди, живущие на Земле, кроме различия по половым и возрастным признакам, делятся, по мироощущению, на художников и нехудожников, ибо художник не профессия, а состояние души.

А уж все, кто по духу художники, делятся меж собой на тех, кто видит красоту, ощущает её и может запечатлеть, и на тех, кто запечатлеть её не может, но видит и ощущает. Вот эти две категории людей и составляют ту небольшую часть человечества, которая создаёт изобразительное искусство и воспринимает его.

Зритель нужен художнику в неменьшей степени, чем художник зрителю. А оба они необходимы для духовного совершенствования общества, для подъёма всех его составляющих на уровень восприятия и созидания гармонии.

...В очередном сеансе радиосвязи ребята сверху передали, что решили заночевать в лагере 6400. Лёша Яковенко сюда не дошёл — при подъёме ощутил недомогание и остался в палатке на 6100. Немцы, навешивавшие перила в кулуаре, спустились ночевать в лагерь 6800. У всех всё хорошо.

...Поднявшиеся сегодня в базовый лагерь портеры чешской экспедиции рассказали, что ниже 4800 ущелье завалено свежим снегом. Они пробивались наверх, проваливаясь по развилку, а то и по пояс.

...Начал писать новый холст. Намучился, борясь с ветром, и продрог. В какой-то момент полез в палатку за очередным тюбиком белил, и в затишке заснул. Отключился, стоя на коленях, уткнувшись носом в бутылку с керосином.

...Вечернее солнце скрылось за гребень, и мороз сразу обволок Базовый лагерь. Ветер мечется и завывает над серо-серебристыми тусклыми просторами. Гул Горы в вышине — как звук тяжёлого железнодорожного состава, мчащегося по мосту.

...Стылые горы окутались трепетным сумраком надвигающейся ночи. Внизу в ущелье стелется мгла, быстро сгущаясь в темень. Тьма поднимается всё выше, подбираясь к нам. Повалил густой снег.

 

 

23 апреля.

С раннего утра погода мутная, видимости почти нет. Ветрено и холодно. Пробрасывает снежок, метёт позёмка.

...Бобби сделал Эдику уколы и, сразу после завтрака, отправился вниз — хочет отдохнуть пару дней на 4800.

...В 10-30 в базовый лагерь спустилась группа Вани Аристова.

...Ребята Жени Прилепы в это время уже не один час месят снег на крутизне, поднимаясь сквозь туман и снегопад к кулуару. Несут продукты, газовые и кислородные баллоны, редукторы и маски, спальники и карематы для следующего высотного лагеря. Им трудно.

В горах всегда тяжело и трудно. А в высочайших горах трудно и тяжело неимоверно. Это естественная плата за грандиозность высоты и масштабов. И ещё за удовольствие и гордость – они здесь тоже несоизмеримо выше и больше.

...Промежуточный лагерь 6400, где сегодня ночевали наши ребята, стоит на наклонном фирновом плато, исполосованном глубокими трещинами.

Выше крутизна нарастает. И чем выше, тем сильнее. Фирн твёрдый, приходится идти в кошках.

На высоте 6800 пологая площадка. Здесь ещё один промежуточный высотный лагерь. Тесно стоят несколько немецких, австрийских, чешских, болгарских и русских палаток. Для защиты от ветра вокруг палаток сооружены стенки из снежных кирпичей.

Над палатками нависает ледопад.

Выше 6800 крутой трудный подъём по жёсткому фирну и по льду. Через трещины, разломы и сбросы. Для страховки здесь навешены перила. Восходители поднимаются, пристегнувшись к ним жумарами. Если сорвёшься, не улетишь.

Выше семи тысяч метров подъём по очень крутому кулуару. И, чем выше, тем он становится круче. Когда смотришь на него, голова запрокидывается назад до упора, и посеребрённая инеем борода задираются в зенит.

Кулуар выводит на перемычку в Северо-Западном гребне – седловину Макалу-Ла – высотой 7400. Тут будет следующий высотный лагерь...

...Немцы сегодня продолжают обработку кулуара. На ледяной крутизне они закрепляют страховочные верёвки, что вчера подняли сюда наши ребята. Немцы рассчитывают к вечеру выйти на Макалу-Ла. У них сильная, опытная команда, давно знакомая с Гималаями. Кроме восхождения на пик Макалу, они заявили на нынешнюю весну ещё и восхождение на Эверест. И уже оплатили пермит, дающий им право на это. Немцы спешат.

...В 11-30 Женя Прилепа прохрипел в рацию сквозь одышку и сухой высотный кашель, что его группа начала подъём по кулуару. Женя отзывается о сложности маршрута очень эмоционально, его информация, в основном, состоит из непечатных слов и выражений.

...Эдик Гончаров передал в Краснодар очередной свой замечательный репортаж. Где он слова находит, как умудряется их так ловко складывать?

А доктора наши всё-таки настаивают на его спуске и возвращении в Россию.

… Юрий Агафонов утвердил решение медиков.

Писать и ежедневно передавать домой репортажи поручено мне. Я не в восторге. Не люблю делать то, что не умею делать хорошо. Но — приказ есть приказ. Эдик срочно учит меня пользоваться телефоном спутниковой связи.

А потом за меня взялся Олег Кравченко и научил обращаться с генератором, от которого освещается кухня и кают-компания, заряжаются аккумуляторы видеокамер и радиостанций. Скоро наступит момент, когда все восходители будут наверху, и в базовом лагере я останусь один — нужно уметь делать всё.

...К вечеру Прилепа, Неделькин и Суковицын закрепили на перилах в кулуаре свой груз и спустились на ночлег в лагерь 6400. Рассказали по связи, что ужинают пакетным супом из морепродуктов. На второе жидкая овсянка с чёрной икрой. А больше ничего в рот не лезет.

На высоте любая варка пищи — мероприятие очень серьёзное. Долгое, сложное, и часто даже опасное. Из-за усталости, отупения и объёмной, очень толстой одежды, все движения скованы и неуклюжи. Того и гляди, сожжёшь своё капроновое жилище газовой горелкой. Или кипяток, с таким трудом приготовленный из снега, перевернёшь кому-нибудь на голову в спальник.

...Ивано сегодня ночует в лагере 6100. А Карина, освободив для него место в палатке, вернулась в базовый лагерь. Здравко наверх не выходил.

...Андрюха Филимонов в кают-компании вдруг продекламировал из Омара Хайяма:

 

От стрел, что мечет смерть, нам не найти щита:

И с нищим, и с царём она равно крута.

Чтоб с наслажденьем жить, живи для наслажденья,

Всё прочее – поверь! – одна лишь суета.

 

Это он к тому, что мы давно не занимались профилактикой лямблиоза. За ужином успешно провели это важное мероприятие.

Согревшись и повеселев, пели хором под гитару: «Я не жалел и не копил. Как я хотел, так я и жил!»

...Ночью, конечно, пурга. Сквозь летящий снег полыхают яркие зарницы — внизу гроза.

Долго не спалось и в морозной, тёмной тесноте палатки размышлял о том, что мне, пожалуй, нравится не процесс горовосхождений, а их результат, как это не парадоксально и малоромантично. Могу обойтись без холода, голода и риска горных маршрутов. Но жить без регулярно обновляемого сознания, что всё это вновь испытано, пережито и успешно преодолено, уже невозможно. Сами горы и все, связанные с ними переживания и воспоминания, стали одной из жизненно необходимых потребностей. Без рождаемых горами эмоций мне не прожить так же, как без воздуха, воды и пищи.

 

24 апреля.

Небо пока ещё осыпано быстро меркнущими звёздами, но холодный восход уже чуть порозовил окрестные горы.

Висящая в зените вершина Макалу, и взметнувшееся к ней Западное ребро, ярко озарились по контуру рассветом. Золотом церковных куполов засверкали ледовые шлемы легендарных «Близнецов». Из-за мрачного скального бастиона Горы брызнули ослепительные огненные лучи. И солнце вознеслось на небо. Горячо осветился противоположный борт узкого ущелья и, отражённое им тепло, плавными волнами потекло на базовый лагерь. Ночные сугробы исчезают на глазах, почти не тая – в сухом разрежённом воздухе снег под солнцем сразу испаряется.

А в тени мороз. И так весь день. Но под прямыми солнечными лучами можно загорать. Конечно, если ветра нет.

Сегодня ветра нет. Утро тихое и ясное. Под тёмно-синим небом, над самыми высокими в мире горами медленно разгорается пронзительно яркий, солнечный день. Очередной день медленной битвы на Горе.

...Мы нежимся в спальниках, наслаждаясь традиционным утренним кофе с молоком. А шерпы разожгли жертвенный огонь и молятся, взывая к милости богов. Они взволнованны и встревожены.

— Сегодня случится что-то плохое, — сказал Тенги.

Все мы, как говорится, под Богом ходим... И не дано нам знать, ни как наше слово отзовётся, или наше молчание... ни к чему приведёт наше действие, или бездействие... И никому не дано заглянуть в завтрашний день своей судьбы. Шерпы пускают по ветру бумажные листочки с мантрами и сушёные лепестки цветов. Священный огонь почти не виден в солнечном свете. Едкий душистый дым щиплет ноздри. Ом мани падмэ хум!

...В 9-30 спустились с 6100 болгары и Лёша Яковенко. Он неузнаваем. Он движется с трудом и едва держится на ногах. Сам Лёша, главный врач экспедиции, оценивает своё состояние, как критическое. И ругает себя — ощутив недомогание, нужно было сразу уходить вниз! А не пытаться перетерпеть и пересилить боль. Опытный врач, восходитель, спасатель, инструктор... Сам всегда учил молодых альпинистов, что в горах личное здоровье каждого — достояние всего коллектива. Вот уж, действительно, и на старуху бывает проруха.

Высота давит, гнетёт. Она легко пережёвывает и брезгливо выплёвывает наши честолюбивые мечты, планы и желания...

Андрей Александров с Кариной осмотрели Лёшу и доложили генералу, что нужна немедленная операция под общим наркозом. На высоте 5700 подобных операций никто никогда не проводил. Ничего подобного в практике мировой хирургии не было. Но промедление в полном, самом жутком смысле этого слова, смерти подобно. Счёт жизни Алексея Яковенко пошёл на часы...

— Будем оперировать! — сказал генерал.

Кипятим воду. В одной из палаток оборудуем операционную.

Юрий Агафонов вызвал на связь Прилепу. Женина группа в это время поднимается на 6800, чтобы установить там палатку. Генерал приказал Евгению передать руководство подъёмом Неделькину, а самому срочно спускаться в базовый лагерь. И по пути захватить в лагере 6400 кислородный баллон, редуктор и маску. Они необходимы для наркоза.

Не дожидаясь, пока Женя принесёт кислород сверху, Тенги одолжил кислородный баллон у чехов.

...Алексей лежит в палатке. Его голые мускулистые ноги торчат наружу, опираясь на две пластмассовые бочки с альпинистским снаряжением. Врачи возле него стоят на коленях. Рядом на плоском камне флаконы, банки, пузырьки, шприцы и ампулы, бинты, вата, хирургические инструменты. Сверху натянута широкая полиэтиленовая плёнка — начал срываться снег.

Карина надела на Лёшу маску, подключила кислород... Уколы, капельница... Наркоз...

Андрей Александров начал операцию.

Ассистируют Аристов, Кравченко, Наседкин и Запрян Харозов. Гончаров, пересиливая свою боль, фиксирует происходящее видеокамерой и фотоаппаратом. Начальник экспедиции генерал Агафонов рядом. Непрерывно курит...

Сквозь редкий снегопад светит солнце. Тепло и тихо. Счастье, что сейчас не ночь, что нет ни мороза, ни пурги. И что врач в экспедиции не в единственном экземпляре. И хорошо, что Прилепа только что принёс сверху кислород – чешский баллон уже почти опустел. Оскальзываясь на крутом льду, весь долгий, трудный, опасный путь Женя бежал.

У нас в горах каждый квалифицированный спортсмен обязательно инструктор. Это обязанность. Потому что, поняв что-то, научившись чему-то, нужно научить этому других. Необходимо передать знание и опыт тем, кто идёт следом. Чтобы закрепить, развить и умножить успехи.

А если кому-то плохо, нужно помочь. Поэтому у нас в горах каждый квалифицированный спортсмен обязательно спасатель. Это долг. И не только спортивный. И не только в горах. Никогда нельзя проходить мимо беды. Она не бывает чужой. И дай Бог, чтобы всегда, когда кому-то нужна помощь, была возможность помочь.

...Полосная операция под общим наркозом на высотной отметке, превышающей высоту вершин Эльбруса!..

…Операция прошла успешно. Лёша Яковенко с кислородной маской на лице, под капельницей спит в запорошенной снегом палатке, отходя от наркоза.

Агафонов провёл в кают-компании совещание. Врачи обещают, что через двое суток Алексей сможет передвигаться самостоятельно. Решено заказывать вертолёт на 27 апреля.

Но у нас в БЛ, и даже в лагере немцев на 5300, посадка невозможна. Зависнуть борт сможет лишь на 4800. А туда, минимум, день ходьбы. Уходить вниз надо утром 26-го.

...Гена Суковицын сообщил с 6800, что у них сильный снегопад. Вдвоём с Неделькиным, они только что установили здесь палатку и теперь начинают спуск в БЛ. По пути заберут из промежуточных лагерей снаряжение Яковенко. Голоса у ребят глухие, сиплые и слабые, прерываются частым хриплым кашлем.

...Пишу маслом Западное ребро Макалу с «Близнецами». Но вскоре началась метель.

...Коля Кадошников, Юра Просятников и Саня Алейников, ориентируясь по вешкам, пошли вверх, понесли на 6100 очередную заброску продуктов и снаряжения. Вернулись уже под вечер залепленные снегом, уставшие, но весёлые и довольные — дело сделали.

...К ужину и Гена с Вовчиком спустились. Насквозь промёрзшие. Рассказывают, что выше 6200 бешеная пурга.

Всех, пришедших с высоты, мучит кашель.

...Четверо немцев вчера прошли кулуар и поднялись на седловину Макалу-Ла. Здесь, на высоте 7400, заночевали. Сегодня туда же пытаются пробиться четверо австрийцев. А немцы, если им не помешала пурга, сегодня поднялись ещё выше и на тибетском склоне Северо-Западного гребня Макалу установили штурмовой лагерь. Завтра попытаются взойти на вершину.

Но едва ли им восхождение удастся. Слишком долго они работают на высоте без отдыха, слишком устали.

...Снегопад прекратился. Закатное небо полыхает, и громада Макалу кажется осыпанной тлеющими углями. В небе ярко горят растрёпанные перья облаков-цирусов, предвестников длительной непогоды.

...Солнце закатилось, и огненно-оранжевые облака окрасились в цвет киновари, потом краплака, затем фиолетового кобальта. Плавно опустился занавес заката, потушив последний, слабый отблеск умершего дня. Лёд заискрился отражённым светом звёзд.

Ещё один день миновал. Пришла ночь. День да ночь — сутки прочь. Ещё на 24 часа ближе к желанному счастью. Или к большому несчастью. Уж точно, наверняка, ещё на сутки к смерти ближе.

Каждый прожитый день, так или иначе, сказывается на человеке, отражается в его судьбе и незаметно складывается в сложную мозаику, составляющую человеческую личность и человеческую жизнь. Всё взаимосвязано. Будь другой наша жизнь, мы были бы другими. А будь мы другими, наша жизнь сложилась бы иначе. Дни, проживаемые здесь, оставят след в памяти, в наших душах и судьбах. Неведомо, как сложится дальнейшая жизнь. Но, наверняка иначе, чем сложилась бы, если бы мы сейчас здесь не были. Эти дни обязательно отразятся на всех последующих событиях жизни, даже через десятки лет.

День да ночь... День да ночь... Как маятник. Как падающие песчинки в склянке часов, отсчитывающих жизнь. Ах, время! Зачем ты так несёшься? Уймись, замедлись! Так много нужно успеть сделать! Скорей приходи новое утро, и день длись дольше!

Как пел Визбор: «Только черти, да дураки не готовятся постоянно, каждый день отбросить коньки!..»

 

25 апреля.

Поднялся в 5 утра с намерением написать золотой рассвет.

Но сегодня небо затянуто мутными тучами, и ярких красок у природы нет. Окружающий пейзаж сер и бесцветен, невыразителен и скучен. А вскоре пошёл снег.

Вернулся в палатку и под шорох снегопада проспал до завтрака.

...Яковенко чувствует себя нормально. Андрей сделал ему перевязку и утверждает, что Лёша быстро идёт на поправку.

И точно, на обед он уже сам приковылял в кают-компанию.

Завтра Агафонов, Буйленко, Гончаров, Просятников, Алейников и Яковенко уйдут вниз. Все остающиеся пишут письма домой.

Я тоже пишу, лёжа в палатке. И ничего, что валит снег, и нет видимости — сегодня не до живописи, все мысли о доме. Тысячи километров до него, а жена, дети и внук словно рядом. Видно удалённость измеряется не расстоянием. А расстояния между родными душами меряются не рулеткой и не спидометром и, бывает, что чем дальше — тем ближе. Дальние экспедиции, долгие разлуки — они так трудны, но так полезны! Ведь не просто дают возможность, но заставляют взглянуть на свою домашнюю жизнь со стороны. И понятным становится, как неправильно, как эгоистично, даже жестоко живу со своей семьёй. Милые мои, родные, дорогие! Я люблю вас! Я хочу вам добра и счастья! Дай мне, Господи, чуткий и заботливый разум на каждый день счастливой жизни с вами! Пусть печаль разлуки превратится в радость и счастье домашнего заботливого взаимопонимания!

 

26 апреля.

Спалось отвратительно. Всю ночь мучили неясные, сбивчивые, тревожные сновидения. Но заря бодрым огненным светом разметала ночной мрак и в небе, и в мыслях. Воздух затрепетал и заискрился.

Утро ясное и бодрое. Работать бы сейчас на пленэре, писать маслом или акварелью! Но пишу авторучкой. Готовлю первый свой репортаж. В это время обвал в ледопаде недалеко от нас – грохот очень впечатляющий.

...Уходя, Гончаров оставил мне блок «Мальборо». Вот и брось курить при таких друзьях! Мы с ним обнялись, боднулись лбами. Я отводил глаза, чтобы не встретиться взглядом с Эдиком. В его измученных болью глазах тоска и горечь. Когда-то давно он написал:

 

Дороги, которые мы выбираем, —

Прекрасные наши дороги —

Земные дороги, крутые дороги,

Простые, как выдох и вдох.

Мы часто на них устаём,

Мы на них умираем,

Мы всё же не боги.

Но вечно над нами,

Как знамя,

Неисповедимость

Дорог.

 

Расцеловались, обнялись, и ребята, звеня по камням лыжными палками, зашагали вниз.

Агафонов чуть задержался: — Серёжа, не забывай про связь. Докладывай обо всём подробно. И всегда говори правду. Всю!

...В полдень передал через индийский спутник в Краснодар первый свой репортаж:

 

«Внимание! На связи базовый лагерь гималайской альпинистской экспедиции «Кубань — Макалу». Высота пять тысяч семьсот метров над уровнем Индийского океана. Ведёт репортаж художник Сергей Дудко.

Я принял репортёрскую эстафету от журналиста Эдуарда Гончарова, который, в составе трекинговой группы экспедиции, руководимой генералом Юрием Агафоновым, начал спуск в лагерь, расположенный на высоте четыре тысячи восемьсот метров.

Завтра вертолёт перенесёт оттуда наших товарищей в столицу королевства Непал Катманду. А дальше — возвращение на Родину. Мы, оставшиеся в Гималаях, завидуем им и сочувствуем одновременно.

Провожают трекинговую группу до вертолётной площадки восходители Евгений Прилепа, Владимир Неделькин, врач-восходитель Андрей Александров и сирдар экспедиции мистер Тенги-Шерпа. Завтра к вечеру они вернутся в базовый лагерь, и принесут нам свежие продукты, доставленные вертолётом.

Сегодня ночью, как всегда, был сильный мороз. А сейчас тепло, от вечерней пурги не осталось и следа. Ослепительно сверкают изумрудно-голубые ледопады, свисающие с отвесных скальных стен слева и справа от базового лагеря. Утром с ужасным грохотом рухнул ледовый обвал. Сотни тонн льда, громыхая по граниту, разбились в мельчайшую пыль, образовав облако, расцвеченное яркими радугами. Жаль, не успели снять на видео!

Сегодня день отдыха. Оставшиеся в базовом лагере восходители Иван Аристов, Николай Кадошников, Олег Кравченко и Геннадий Суковицын сушат и чинят снаряжение перед завтрашним выходом наверх.

Уже установлены промежуточные лагеря на высоте 6400 и 6800. Следующий высотный лагерь предстоит поставить на седловине Макалу-Ла на высоте 7400. К седловине ведёт очень высокий, очень крутой кулуар — жёлоб в ледяной стене. Предстоит физически очень трудная и технически очень сложная работа.

Вниз по ущелью открывается замечательная панорама гигантских ледяных вершин с острыми гребнями. Между ними величаво плывут облака.