...Володя Неделькин и Женя Прилепа, изнывая от неведения и беспокойства, в 15-42 стали настойчиво вызывать на связь Аристова. После долгого молчания он откликнулся и коротко послал их подальше. На отвесе ему не до переговоров по рации.
...Иван сам вышел на связь в 16-17. Сообщил, что вдвоём с Колей Кадошниковым они вышли на седловину Макалу-Ла. Ветер валит с ног, и видимости никакой. Олег Кравченко, Гена Суковицын и счастливый молодой отец Андрей Александров — уже рядом, на подходе. Все остальные отступили в лагерь 6800. Лишь болгарин Ивано ещё далеко внизу продолжает упорно карабкаться по кулуару вверх.
...На гребне ветер уже не свистит, даже не воет, а свирепо ревёт. Только невероятным, уже почти невозможным, запредельным усилием воли удаётся заставить себя работать. Холод сжимает тисками. Хочется упасть и никогда больше не двигаться.
Поставить палатку — сложнейшая, чудовишная проблема. Ветер раздувает ее парашютом, вырывает из окостеневших, бесчувственных, неловких и ослабевших рук. Норовит унести её в Тибет. Борьба с морозным ветром не на жизнь, а на смерть — в полном смысле. У всех не лица, а перекошенные болью, неузнаваемые, заледенелые маски. «И на гипсовом лице два горящих болью глаза...»
...В 16-30, пересилив снежную бурю, краснодарцы установили на Макалу-Ла палатку – есть лагерь 7400.
…Забрались в палатку вконец обессилевшие. Двигаться — ни сил, ни желания. Ноги замёрзли до полного бесчувствия. Окоченевшие, сведённые морозной судорогой, руки не гнутся, пальцы не слушаются. Одежда — ледяной панцирь. Рюкзаки залеплены снегом, теперь снег и в палатке. Приоткрыв вход, высунулись наружу отряхнуть ботинки от снега, и получили хлёсткий удар пурги секущим снегом в лицо и за ворот. Прижались друг к другу в спальниках, дежурный аккуратно подсыпает в стоящую на огне кастрюльку снег — нужно добыть воду для чая. Привычно мучают приступы кашля. В горле боль и сушь. И тошнота.
Мимо палатки стремительно проносятся облака. Хорошую или плохую погоду они сулят? Верим, что завтра будет прекрасный день. Замечательный день. Очередной из длинной череды многих замечательных, отвратительных, прекрасных и трудных дней, каждый раз требующих напряжения всех сил, отдачи всего себя без остатка. Но то лишь кажется, что без остатка. На следующий день силы вновь откуда-то берутся. Наверное, уже не из мыщц — из души. Сколько сил ещё осталось? Хватит ли, чтобы взобраться на самый верх? Остро чувствуется, что близка уже граница воли и устремлённости. Её надо преодолеть.
...В 18-30 Прилепа с Неделькиным доложили, что сидят в палатке на 6800. В соседних палатках приходят в себя после общения с кулуаром болгары и москали.
...Ближе к вечеру начал писать этюд и увлёкся. Работал до захода солнца и сильно замёрз. Рук и ног не чувствую. Не могу уже ни краску из тюбика выдавить, ни кисть тряпкой вытереть. Да и замёрзли краски, хоть я специально готовлю их к работе на морозе.
...В 19-15 в базовый лагерь спустился усталый, задыхающийся от кашля Бобби. Кули приготовил ему ужин, но Борислав лишь чай пьёт. И никак не напьётся...
...В 19-36 с 7400 вышел на связь Олег Кравченко и обрадовал — Ивано доцарапался-таки до верха кулуара. Уже в темноте он добрался до палатки. И только что заполз внутрь, и опрокинул закипевший чай.
...Порывистый ветер тянет снизу по ущелью облака, врывается в базовый лагерь, треплет и трясёт палатки, крутит меж ними позёмку. Порывы ветра прилетают с пугающим рёвом. Вначале их вой слышится издалека, сила давления воздуха и громкость звука быстро нарастают и обрушиваются на нас. Потом наступает короткое затишье. Потом атака ветра повторяется.
...К вечеру облака поредели. Небо постепенно очистилось, в нём засветилась синева. Сползая всё ниже по склонам, облака открыли, наконец, спрятанные за их покровом вершины. Ветер стих. Медленно взмыла и заполыхала в холодном небе огромная, ослепительная луна — необычайная, небывалая, невиданная, неповторимая.
...Всё кругом сковано морозом.
Яркие звёзды россыпью мерцающих огоньков горят в небесной темноте. В абсолютной тишине наступившей ночи тихо шелестят низко нависшие созвездия. А под ними — мы. Давно немытые, неуклюжие, беззащитные – хрустим морозным снегом, ворочаясь в спальниках.
1 мая.
С рассветом взялся за холст, краски и кисти. Радостно, с удовольствием занимаюсь любимым делом, не обращая внимания на пронзительный мороз и сквозняк под мышками, на нестерпимую, ослепляющую яркость, от которой глаза болят и непрерывно слезятся.
Чешские восходители со своими шерпами пошли сейчас мимо меня вверх. Каждый стукнул ледорубом по этюднику — на удачу. На мою? Или на свою? Всем нам необходима удача. Без везения в горах ничего не добиться ни альпинистам, ни художнику.
...Рация в нагрудном кармане, включённая на постоянное прослушивание, тихонько шипит и потрескивает.
...В 8 часов вышел на связь Женя Прилепа с 6800. Поздравили друг друга с праздником. Они с Вовчиком Неделькиным уже позавтракали и собираются подниматься на 7400. К подъёму по кулуару готовятся и болгары, и москали. Лишь Слава Скрипко останется на 6800. Из-за неисправности в горелке он ночью отравился газом. Сейчас Карина приводит его впорядок.
...Группа Аристова на 7400 пока молчит. От постоянного пронизывающего ветра они укрылись за седловиной Макалу-Ла в мульде на тибетской стороне. Потому связь с базовым лагерем прямо из палатки не проходит. Чтобы передать вниз информацию, кому-то каждый раз нужно выбираться на гребень. А каждый шаг требует огромных усилий.
...В 9-30 Аристов наконец-то вышел на связь. Голос тихий, слабый, задыхающийся. Сообщил, что Ивано в 8-00 начал спуск. А краснодарцы всей четвёркой сейчас поднимаются по Северо-Западному гребню Макалу в сторону вершины — разведать дальнейший путь и определить место штурмового лагеря.
…Ветер на гребне грохочет. Его плотные струи не дают дышать. То забивают рот упругим воздушным кляпом, а то наоборот создают участки разряжённости, вмиг высасывая из лёгких последние остатки кислорода.
...В половине одиннадцатого начался снегопад. Потом на Макалу налетел ураганный ветер и Гору обволок мороз. В эфире словесная толкотня — все наперебой докладывают, что повернули вниз. Лишь Дойчин, Неделькин и Прилепа продолжают в кулуаре работать вверх.
...И сверху сыплет и снизу метёт. А тут вдруг приспичило «по большому». А на тебе сорок одёжок и все с надёжными застёжками. И ты на ледовой стенке висишь:— Эй, внизу! Внимание!..
Народ на перилах уворачивается от брызг и летящих фекалий…
В итоге, у героя момента – полные штаны снега… И подмываться не надо. Но как бы не отморозить что-нибудь полезное…
Хорошо, что среди нас женщин нет. Почти нет...
Во всех лагерях снег вокруг палаток окроплён выделениями альпинистских организмов. Отсутствие женщин повышает безопасность: много стеснительных погибло и покалечилось, провалившись в скрытые ледниковые трещины и сорвавшись на крутизне, в поисках возможности уединиться для удовлетворения естественных биологических потребностей своих почек и кишечника.
Большие горы не для женщин, это моё глубокое убеждение. Хотя бы из-за постоянного холода. Сидеть или лежать здесь можно лишь на снегу, на льду, или на заснеженных и обледенелых камнях. А холод под поясницей, как известно, отнюдь не способствует укреплению женского здоровья. И вода на высоте — дефицит. Тут не до соблюдения общепринятых правил личной гигиены.
В руководимых мною горных походах не раз участвовали женщины, и я не могу сказать ничего плохого в их адрес. Они были настоящими друзьями и равными партнёрами. Мы и сейчас остались друзьями — все уже бабушки-дедушки.
Но барышни, стремящиеся в высоту, обязательно должны принять общие для всех правила высокогорной игры. Никакого хамства, конечно. Но и без жеманности. На сложном маршруте нет мужчин и женщин — есть, без всяких условностей, единомышленники и сообщники в общей трудной и опасной работе. Более или менее сильные, менее или более выносливые. Ведь понятно, что в любом случае, даже чувствуя себя предельно паршиво, мужики всегда возьмут груз больший, чем дамы, и выполнят работу более трудную, тяжёлую, грязную и опасную. И, как бы ни хлестала пурга, заберутся в палатку лишь после окончания женского в ней переодевания. А рано утром осторожно и аккуратно, чтобы не потревожить сон спутниц, выберутся на мороз и ветер за чистым снегом для чая. И даже будут сдерживаться в своей речи, хоть это невыносимо трудно.
И каждая женщина, в составе горно-спортивной команды, должна это ценить. И понимать, какие трудности и неудобства создаёт мужскому коллективу своим присутствием. И не требовать невозможного. И не злоупотреблять деликатностью и предупредительностью. И уметь иногда не слышать, не видеть, и не обонять. И не комплексовать по поводу того, что её тоже постоянно видят, и слышат, и обоняют. И, если уж придётся, на крутом склоне повиснуть над бездной на страховке партнёра или, как бывает, рядом с ним на самостраховке... и хладнокровно проделать то, в чём организм ощутил острую потребность. Таковы правила игры, диктуемые требованиями техники безопасности.
По моему глубочайшему убеждению, большие горы — исключительно мужское дело.
Мужчины дорожат своей свободой. И дорожат женщинами. Но без неестественной и напряжённой женской мужественности. Эмансипация — продукт и достояние цивилизации. А горы первозданны. И мы-то ходим в горы именно за тем, чтобы от цивилизации отвлечься и отдохнуть.
...Одел на поларовую одежду пуховую, на неё – ветрозащитную гортексовую. Под ноги положил каремат. Поверх шерстяных перчаток натянул поларовые, потом шерстяные варежки, на них сверху пуховые рукавицы. И работал над этюдом, пока пурга не разбушевалась. Как раз, когда снег уже залепил лицо, холст и палитру, начали сверху приходить обессилевшие ребята. Обезвоженные, насквозь промороженные, обледенелые и запорошенные снегом.
У Александрова на спуске сломалась кошка. У Аристова кошка потерялась – в какой-то момент спуска он снял кошки с ботинок и пристегнул их к рюкзаку. А потом на крутых участках скатывался по снегу на «пятой точке», сразу вскакивал и бежал дальше. И, когда спохватился, одной кошки не было. Надеемся, что кто-нибудь, из идущих следом, её найдёт и принесёт.
Точно! Через сорок минут пришли Наседкин с Суковицыным, и Гена отдал Ивану найденную кошку.
...В 18-17 Прилепа передал сверху, что они с Дойчином и Неделькиным прошли кулуар. Но не могут из него выбраться на седловину. Наверху ураган и невозможно пробиться сквозь ветер. Он сбивает с ног. Сейчас они снимают верёвку с перил, чтобы связаться. Может троих ветер со склона не сдует...
...Через четверть часа Женя вновь вышел на связь. Задыхаясь, просипел в рацию, что они сумели взобраться на перемычку, теперь ломятся сквозь ураган за перегиб склона к палатке. Осталось до неё метров пятнадцать…
2 мая.
Закрепил на этюднике холст, выдавил на палитру краски, налил разбавитель, разложил кисти. Всё знакомо и привычно, я здесь ощущаю себя так же спокойно и уверенно, как в своей краснодарской мастерской. Тут мне даже уютнее и приятнее, радостнее. Жду рассвет, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения и холода.
Ночную темноту постепенно сменяет сиреневый полумрак начинающегося утра. Взялся за кисти. И отчаянно спешу, пытаясь ухватить быстро меняющиеся цвета небес и вершин. Мешает фантасмагория облаков в небе и ежесекундная смена их освещённости. Вот что и нужно бы писать, даря зрителям восторг истинной вселенской красоты! Если б была у меня острота восприятия и быстрота запечатления, как у видеокамеры…
Сколько талантливых, смелых и увлечённых людей поднималось в Гималаи с уважительным любопытством, с вдохновением в сердце! Сколько подвигов выносливости и одухотворённости совершено здесь! Сколько сделано открытий!
Василий Васильевич Верещагин писал в Гималаях свои прекрасные этюды. Николай Константинович Рерих изображал высочайшие вершины и разыскивал вход в Шамбалу. Семен Афанасьевич Чуйков здесь вдохновенно работал. Достоин ли я, оправдаю ли приближение к мировой цитадели высот?
Новый день плавно разгорается. Парни постепенно выбираются из палаток. Поёживаясь, сгрудились у меня за спиной – молча наблюдают, как рождается живопись. Небо пламенеющей зарёй обнимает нас за плечи. Процитировал вслух Омара Хайяма:
Встанем утром, и руки друг другу пожмём,
На минуту забудем о горе своём,
С наслажденьем вдохнём этот утренний воздух,
Полной грудью, пока ещё дышим, вздохнём!
— И водки хлебнём! — обязательно добавил бы Вовчик Неделькин, если бы был сейчас здесь, а не на 7400.
...В 8-15 из-за вершинной башни Макалу полыхнуло солнце. Отразилось ослепительно от дыбящихся вокруг заснеженных склонов.
...Через наш лагерь, направляясь вверх, проскрежетали кошками и прозвенели снаряжением испанцы, аргентинцы и мексиканцы.
...Мы сегодня устроили банный день. В углу кухонной палатки, отгородившись полиэтиленовой занавеской, поочерёдно обмывались над тазиком.
...Пользуясь безветрием и хорошей видимостью, продолжаю живопись. Освещение изменилось. Поэтому утренний этюд отставил и принялся за другой. Этот холст пишу уже четыре дня, но никак не могу закончить. Очень медленно здесь работа идёт. Из дома казалось, что буду работать результативнее.
...В одиннадцатом часу Женя Прилепа доложил, что они втроём в палатке на 7400 благополучно пережили штормовую ночь. Сейчас начинают спуск. Но пока не могут найти перила, всё заметено глубоким снегом.
...Андрюша Александров починил свою кошку. Использовал для этого гайки, свинченные с кожуха генератора. А поначалу на мой этюдник покушался.
...К вечеру спустились в базовый лагерь болгары, Скрипко, и Прилепа с Неделькиным. Наконец-то все собрались вместе.
Главной движущей силой экспедиции является энергия людей. Но заканчивается энергия. Почти не осталось уже её — ни физической, ни духовной. Все очень устали. Психологическое напряжение и физические нагрузки чрезвычайны. У всех синева под глубоко запавшими, грустными, воспалёнными глазами. Кожа на почерневших, пятнистых, обмороженных, обветренных и обожженных солнцем лицах трепещет лохмотьями. Губы в кровоточащих трещинах и коростах.
Уже месяц восходители идут и идут вверх, всё выше, всё дальше, а конца-края не видно. Терпение уже заканчивается, вместе с силами. Слишком маленькая команда. Слишком часто нужно вновь и вновь уходить наверх, обрабатывая для подъёма следующий участок склона. Слишком короток отдых между высотными выходами. Не хватает времени восстанавливаться.
...Бобби, Здравко и Запрян собираются вниз на отдых.
...Кравченко, Суковицын и Аристов жалуются на боль в горле. У Ивана ещё и зуб разболелся. Под коронкой.
Кое у кого расстроился желудок. Кое у кого многодневный запор. У многих мучительная изжога и боли в желудке. У кого-то обострился радикулит. У кого-то гайморит. У кого-то геморрой. У кого-то появились боли в сердце. Или в ухе. У всех хрипы в лёгких. У всех головная боль и бессонница. У всех одышка и кашель. Руки и ноги опухли. Пальцы в болезненных трещинах, заусеницы кровоточат – здесь любая царапина превращается в долго незаживающую рану…
Носы у всех хлюпают и тоже распухли: влага выдыхаемого воздуха замерзает в ноздрях, забивая их льдом. Носы болят. Ночью, ворочаясь в спальнике, страшно задеть нос. Такое впечатление, что нос не приносит никакой пользы, только мешает...
Но нытья нет. Все озабочены работой, а не анализом своего самочувствия, своих ощущений и переживаний.
Всё получается жутко медленно. Организация промежуточных высотных лагерей требует неимоверных усилий. А вершина всё также далека. Хотя на Горе выполнен огромный объём сложной работы, предстоит сделать ещё больше и сложнее. Выше 7400 ждёт самое трудное и опасное. А муссон уже рядом. У Горы — горы времени. У нас, к сожалению, времени почти не осталось.
...На солнце наехали облака, задул ветер. Стало пасмурно, холодно и противно. Превозмогая нежелание, продолжал живописать. До тех пор, пока снег не повалил.
Посидел в кают-компании, послушал общий неторопливый, невеселый трёп. Потом побродил под снегопадом вокруг лагеря, спотыкаясь об камни и проваливаясь в снег между ними. Вокруг глухая тишина, в которой только снегопад шелестит...
3 мая.
...В кухонной палатке шерпы разожгли мощные керосиновые примуса. В стылой тишине дрожит их громкое гудение.
Не хочется выбираться из спальника. Лишь под утро согрелся. Но раздаётся скрип лёгких шагов по морозному насту и весёлый голос: — Намастэ, сэр! Кофе, сэр! Приходится расстёгивать палатку. День начался.
Гигантские, вздыбленные и вознесённые почти до зенита массы земной тверди еле видны в серебристом мареве плотной воздушной дымки, неярко освещены мутно-золотистым светом кротких и безмятежных косых лучей утреннего солнца. Горы уходят вдаль, постепенно скрываясь друг за другом, делаясь всё прозрачнее и легче, пока не становятся совсем навесомыми, не растворяются бесследно в светящемся воздухе.
...Несколько часов работал над давно начатым пейзажем, пока из ущелья не поднялись облака, и не закрыли видимость. Взялся за другой холст, который тоже не могу закончить несколько дней.
Сегодня в полдень связь с Краснодаром. Текст репортажа написал ночью. Не прозевать бы время выхода в эфир, увлёкшись живописью.
И надо бы сегодня устроить стирку. Давно уж собираюсь, всё никак не соберусь. Пока солнечно, тепло и безветренно — работаю. А когда на базовый лагерь наваливаются пурга и мороз, уже не до стирки.
...В 12-00 передал в Краснодар информацию о событиях прошедших дней. Следущий сеанс связи назначен на послезавтра.
...После обеда – снегопад. Сегодня он без сильного ветра.
...К вечеру снег перестал идти, и небо очистилось.
...Сквозь высокие прозрачные, быстро летящие серебристые облака, ярко светит луна. Ночь тихая и необычно тёплая, в палатке всего три градуса мороза.
4 мая.
В полночь начался священный буддистский праздник «День Великого Будды». Считается, что сегодня Будда отпускает людям грехи, прощает ошибки. В этот день всё у всех обязательно будет хорошо. Ом мани падмэ хум!..
...Среди ночи подскочил от долгого, тяжкого рокота. Мощный обвал в ледопаде рядом с нами. Палатка дрожит, кажется, что весь мир сотрясается. Бледным светом сереет под луной ледник, укрытый белой мглой. Серебряное облако взметнувшейся над обвалом ледяной пыли искрится под звёздами.
...То ли от ночной жёсткости под спальником, или от постоянного холода, или уже от старости – сильно болит поясница. И локоть опять заныл, как когда-то на «Челюхе» – напоминанье о давнем неудачном дюльфере на Памире.
...Долго не удавалось заснуть. Задремал только под утро. И проспал рассвет, который собирался написать. Около восьми часов парни разбудили меня восторженными криками, призывающими смотреть красоту.
Над вершиной Макалу повисло огромное, плотное, сигарообразное облако. Подсвеченное из-за Горы солнцем, оно светится, необычайно переливаясь всеми цветами радуги.
...После завтрака принялся дописывать два давным-давно начатых холста. День туманный и, ни высоко вверх, ни глубоко вниз – ничего не видно. Под нами, и над нами, и вокруг – серебристо-голубая, бескрайняя бездна плотного тумана. Ни земли не видно, ни неба. Нигде ничего определённого и конкретного. Одно лишь бесформенное свечение со всех сторон, отовсюду. Работаю не с натуры, а по памяти. И по представлению – всё-таки знаю горы неплохо.
...Женя Прилепа решил следом за болгарами спуститься на отдых в лагерь 4800. Все остальные начали подготовку к выходу наверх.
Завтра из базового лагеря вверх пойдут Андрюша Филимонов и Олег Наседкин. Им предстоит снять палатку в лагере 6400 и, поднявшись по кулуару, установить её на седловине Макалу-Ла, на 7400.
...Только что сверху вернулись чехи. Совершенно обессиленные. Среди смертельно опасных ледовых трещин и сераков, проваливась в сугробы и оскальзываясь на крутом льде и фирне, они шли вниз очень трудно, мучительно аккуратно, контролируя каждое своё движение. Уже на площадке базового лагеря, случайно оступившись, они падали плашмя и вставали с трудом. Они вымотаны до предела. Но довольны — смогли поставить на 7400 три двухместные палатки. Сейчас туда же поднимаются австрийцы. Они будут ночевать на седловине Макалу-Ла. А завтра, может быть, если позволят погода и здоровье, они установят на Северо-Западном гребне Макалу свой штурмовой лагерь.
...Вечером чехи пришли к нам в гости. До полночи в промороженной палатке кают-компании помаленьку выпивали, смеялись, пели песни и на восхитительной смеси русского, болгарского, чешского и английского вспоминали об экспедициях и восхождениях в наших горах – на Тянь-Шане, Памире и Кавказе.
К этому времени небо очистилось. В его высокой глубине зажглись яркие звёзды. А вокруг наших палаток причудливо изломанная ледяная твердь, искристо засветилась отражённым звёздным светом.
...Ночь. Небо затянуто тучами. Исчезли из виду дальние горизонты и близкие вершины. Но высоко надо всем из тёмной мглы проступает чёрная громада Макалу. Над ней тяжко нависает слепой, беззвёздный небосвод.
5 мая.
Проснулся в 6-30 и, не выбираясь из спальника, пишу репортаж. Чтобы уж потом на него не отвлекаться, а сразу после заврака взяться за свою работу.
А спать хочется! Вот бы когда-нибудь пожить не так, как нужно, а как хочется. Отоспаться бы вволю. И вволю порисовать. Да не тогда, когда появится возможность. А сразу, как только захочется...
Сегодня крепкий мороз, утро ветренное. Но ясное. Кажется, сегодня удастся поработать результативно.
...Напрасно надеялся, что наконец-то смогу закончить давно начатый вид на юг. После завтрака нужную мне панораму закрыли облака.
...Москали Наседкин и Филимонов только что ушли вверх. Кубанцы пойдут завтра.
Я тоже настраиваюсь на подъём. Для начала думаю дойти до лагеря 6400. Там пару дней поработаю. А дальше видно будет. Если погода позволит делать живопись, пойду выше, на 6800.
...В 12-00 связался с Краснодаром, рассказал о наших делах и планах:
«Внимание! На связи базовый лагерь экспедиции «Кубань—Макалу». В прошедшие дни экспедиция отдыхала. Выходов наверх не было. Мы отсыпались, отъедаличь… стирали, читали, играли в шахматы, преферанс, морской бой и крестики-нолики – восстанавливали силы после работы наверху.
В ближайшие дни будет предпринята попытка штурма Макалу.
Сегодня московские альпинисты Олег Наседкин и Андрей Филимонов начали поднимать на Гору ветроустойчивую четырехместную палатку для штурмового лагеря. Установить и оборудовать лагерь на высоте почти восемь тысяч метров предстоит кубанцам. Отсюда они постараются достичь вершины. Восхождение трудное. По мнению альпинистов, взойти на Макалу это всё равно, что подняться на пик Коммунизма и пик Победы, если бы они были поставлены друг на друга».
Принял репортаж Эдик Гончаров. Приятно слышать его знакомый, спокойный голос. Говорит, что они удачно добрались до дома, и все уже здоровы.
...После обеда, как всегда, снегопад. А сквозь падающий снег нестерпимо полыхает ослепляющее солнце. Укрылся в палатке и пытаюсь делать живопись, выглядывая на мутный пейзаж из-под расстёгнутого тента. Ветер задувает снег под тент. Он засыпает холст и палитру, тает на спальном мешке, на коленях и на руках.
...В 15 часов снегопад усилился, тучи закрыли солнце. Сразу стало ясно, что при солнышке было всё-таки лучше, хоть и слезились глаза от яркости. Нет в жизни совершенства. Мокрая одежда и спальник мгновенно заледенели.
...А вечер подарил подзабытую радость яркого заката. Потом горы вдруг окутались откуда-то взявшимся туманом. Он плотный, сырой и зябкий. Хорошо, что недолгий.
...Над острыми вершинами на западе медленно догорело закатное пламя. Быстро надвинулась ночь. Всё скрылось во тьме. Лишь высоко в холодном небе всё ещё багровеет вершинная башня нашей гигантской Горы. Словно смотрит на базовый лагерь тяжёлым воспалённым взглядом.
ШТУРМ (Первая попытка)
Я дышал синевой,
Белый пар выдыхал...
Он летел, становясь облаками.
В. Высоцкий
6 мая.
В жертвеннике горит священный огонь, зажжённый шерпами. Они сосредоточенно молятся. Не за достижение вершины. За то, чтобы все, уходящие на штурм, вернулись живыми. Тенги обсыпает восходителей зёрнами риса и засушенными лепестками цветов. Брызжет им на головы талой водой с можжевеловой ветки.
- Ну что, идём?
- Пошли!
И между нами мгновенно пролегла та невидимая, но явственно ощутимая черта, что всегда разделяет в последнюю минуту тех, кто уходит, и кто остаётся.
В 10 часов мы молча обнялись, хлопнули друг друга по плечам. И Аристов, Кадошников, Суковицын и Александров, взвалив на спины тугие рюкзаки, медленно зашагали к ледопаду.
Сегодня они заночуют в лагере 6800.
Завтра, преодолев кулуар, заночуют на 7400.
Послезавтра, если удастся, они поставят палатку на 7900. Это будет штурмовой лагерь. От него до вершины останется пятьсот шестьдесят три метра по вертикали.
Все взойдут, или не все? Кто вступит на вершину? И вступит ли кто-нибудь?..
...В полдень резко похолодало, повалил снег. Кажется, и сегодня не смогу запечатлеть Макалу на закате. Обидно.
...Снизу подошли четверо немцев. Они намерены повторить попытку штурма. Сейчас идут вверх, планируя ночлег на 6400. Карина сменила им бинты на обмороженных ногах. И, с помощью Славы Скрипко, уговорила двух упрямцев отказаться от безумной затеи. Но двое других всё-таки похромали вверх. Теперь мне на 6400 ночевать негде.
...В 16-30 Иван Аристов по рации сообщил, что его группа уже ужинает на 6800. А Филимонов с Наседкиным выше них карабкаются по кулуару. Не прошли ещё и половины подъёма. Между ними как-то затесались двое чехов, которые после каждого шага валятся на склон и подолгу отдыхают. Они сдерживают наших пацанов, нарушают ритм их движения и сбивают с темпа.
...В 19 часов уже по-ночному морозно. А Андрей с Олегом и чехи продолжают взбираться по перилам в кулуаре. Упорные ребята. Да едва ли в этом есть смысл. Ясно ведь, что сегодня взойти на седловину Макалу-Ла уже не удастся. Нужно срочно сваливать вниз. Чтобы не застрять в кулуаре на ночь. Ночлег на ледяной стене без палатки выше семи тысяч метров чреват изрядными неприятностями.
...Снегопад прекратился, и небо очистилось. На востоке оно фиолетовое, на западе — бирюзовое. Над тёмной ломаной кромкой скального бастиона Западного ребра ярко горит оранжевая звезда. Не знаю, как она называется. Стыдно, что я так много, чего я не знаю.
...Отчаявшись пробиться наверх, Андрюха с Олегом наконец-то начали спуск.
...Темнеет всё сильнее. Западные вершины высятся ещё в багровых венцах, а восток уже скрыт непроглядной тьмой. Разгораются звёзды. На их фоне высокий Северо-Западный гребень смутно серебрится.
...В 20-07 Ваня доложил, что москали спустились к палаткам на 6800 и теперь вбезопасности. Они говорят, что чехи тоже начали спускаться.
...Дойчин с Ивано в кают-компании играют в шахматы. Кравченко, Скрипко и Неделькин, загибая пальцы, подсчитывают, сколько в каких высотных лагерях есть карематов и спальников.
...В 21 час Филимонов вышел на связь и тревожно сказал, что чехи ещё не спустились из кулуара. Неужели все-таки попёрлись вверх? Не может этого быть, не самоубийцы ведь! Наверняка они идут вниз. Просто очень медленно.
...Ко мне в палатку, в гости, заполз Володя Неделькин. Во фляжке у меня оставалось немного джина — выпили за дом. Поговорили о детях, повздыхали о жёнах. Когда посреди Гималаев, на высоте Эльбруса, двое взрослых, многодетных мужиков признаются друг другу в любви к собственным жёнам, это дорогова стоит. На пресс-конференции в Москве нас спрашивали: — Как же вы в своих дальних и долгих экспедициях обходитесь без женщин? — Обходимся! Горы прекрасны и волнующи, тесное общение с горами приятно, чувственно и желанно – оно дарит такую большую радость, такое сильное, яркое духовное и физическое наслаждение и удовлетворение, что, пока ты в горах, ничего иного не требуется и не хочется.
...Громоздящиеся вокруг вершины становятся синими, потом сиреневыми. Потом восходит луна, и они делаются изумрудно-голубыми. Над ледником, серебрясь в лунном свете, плавно перетекают волны тумана. Чёрная, бархатная бездонность неба мерцает острыми холодными звёздами. Большая яркая луна окружена широким светящимся ореолом. Это к непогоде. Опять к непогоде! Когда же хорошая погода установится?
...Дым жертвенного костра туманит звёзды. На их фоне трепещут тёмные силуэты молитвенных флажков.
...Около часа ночи в ледопаде над базовым лагерем долгий грохот очередного обвала. Палатки трясутся, камни дрожат под спиной.
...Задул ветер, повалил снег, разгулялась метель. Долго не сплю, слушаю ветер.
7 мая.
От холода, грохота обвалов в ледопаде, шума метели, непрерывного кашля и чувства тревоги ночью не спалось. Теперь болит голова. И одышка душит сильнее обычного. Явно опять атмосферное давление понижается. Но метель прекратилась, и ветер стих.
Рассвет восхитительный и, одновременно, ужасающий. Над Макалу нависла косматая кроваво-багровая туча. Она напоминает не то атомный взрыв, не то извержение вулкана.
…Аристов по связи доложил, что ночью чехи все-таки спустились и благополучно переночевали на 6800.
