Леонид Прибыловский, мастер спорта. Большая жизнь Бориса Аркадьева

 

Трудно себе представить наш футбол без Бориса Андреевича Аркадьева. Без его такой знакомой, отличающейся завидной стройностью фигуры, без его доброго, умного взгляда и неторопливого, всегда спокойного и тихого голоса. Такого тихого, что так и кажется – его владелец очень боится кому‑то помешать, кого‑то побеспокоить. И это не манерничание. Это было свойственно Борису Андреевичу – человеку интеллигентному, обладающему тем незаменимым богатством, которое мы определяем термином «общая культура».

Родился он в Петербурге в 1899 году и однажды в разговоре со мной пошутил, что, привстав из колыбели, видел, как один век передавал эстафету другому. С ранних лет он познакомился с азами физической культуры: изучал сокольскую гимнастику, занимался легкой атлетикой, плаванием, греблей, а в 12 лет вместе с братом Виталием поступил на частные Курсы искусства фехтования, где в течение двух лет настойчиво, с большим прилежанием изучал этот вид спорта. Фехтование приучило его к тонкости мысли, поиску неожиданных, смелых тактических ходов, уважению к технике исполнения любого спортивного приема. И эти уроки детства, по свидетельству самого Бориса Андреевича, оставили в нем след на всю жизнь.

Но постепенно все увлечения Бориса Аркадьева уступили место страсти к футболу. Познакомившись с ним еще мальчишкой, Борис в 1915 году был принят во вторую команду сильнейшего в Петрограде клуба «Унитас», где царствовал в то время Василий Павлович Бутусов – первый капитан первой олимпийской сборной России. Молодому защитнику прочили большое будущее, но вскоре грянула революция, потом гражданская война.

Только в 1923 году Борис Аркадьев вновь появился на футбольном поле, но на этот раз в Москве (куда переехала вся семья), в качестве левого защитника «Сахарников», а затем в первой команде завода «Серп и Молот». Не раз привлекался он в состав сборных Москвы и профсоюзов СССР. Его хвалили многие обозреватели, в том числе и такой авторитетный, как Михаил Ромм, в прошлом защитник олимпийской сборной России. Но сам Борис Андреевич считает, что он не достиг как игрок всего, чего мог и хотел.

– Меня слишком отвлекали от игры самые разнообразные заботы, – говорит он.

А «заботы» эти были не такими уж мелкими или ненужными. Борис оканчивает с отличием ГЦОЛИФК и вместе с братом Виталием начинает педагогическую практику в спортивных секциях ЦДКА и в Военной академии имени М. В. Фрунзе. В последней они выполняют задание, можно сказать, исторического характера: готовят первых дясять значкистов ГТО II ступени.

Большая и разнообразная педагогическая практика обогатила Аркадьева опытом работы с людьми. И когда в тридцать шестом стали создаваться команды мастеров и комплектоваться тренерские кадры, Бориса Андреевича пригласили на пост творческого руководителя в его родной клуб «Металлург».

Когда эта команда в 1937 году была включена в число 26 участников высшей лиги чемпионата СССР, никто не строил иллюзий насчет ее шансов: команда не располагала ни большим опытом, ни громкими именами. Более того, в самом начале сезона покинул клуб и перешел в ЦДКА Григорий Федотов, в свое время открытый и воспитанный Аркадьевым.

Тем не менее Борису Андреевичу удалось в тот год совершить чудо. Умело освоив со своим ансамблем новую систему, обеспечив высокую тактическую, физическую и психологическую подготовку команды, Борис Андреевич заставил заговорить о «Металлурге» всю страну. С первого и до последнего тура футболисты с Заставы Ильича шли в группе лидеров и даже реально претендовали на звание чемпиона. В их активе были красивые, убедительные победы над московским «Спартаком» (2:1) и «Динамо» (3:2), а также над рядом других коллективов. Только досадный срыв в последнем туре отбросил воспитанников Бориса Андреевича на 3‑е место, да и то они уступили армейцам лишь по соотношению забитых и пропущенных мячей (оба коллектива набрали тогда по 37 очков). В том же году после окончания сезона Борис Андреевич получил приглашение возглавить команду столичных динамовцев. О работе с ними сейчас и пойдет речь.

Игра «без правил»

В одной из книг, посвященной московскому «Динамо», я прочел следующие слова: «С сезона 1940 г. московское «Динамо» возглавил один из лучших советских тренеров Борис Аркадьев…» Совершенно очевидно, что подобная формулировка неточна, потому что в ту пору Борис Андреевич был всего‑навсего лишь начинающим футбольным педагогом. Пишу это для того, чтобы читатель лучше уяснил, какой высокий авторитет приобрел он за два года работы с «Металлургом», как быстро росла его популярность. В то же время читатель должен представлять и другое: по тем временам Аркадьеву была оказана очень высокая честь, и сложности перед ним возникали немалые. Он пришел в коллектив, уже имевший на своем счету громкие победы, первым в нашем футболе ставший чемпионом страны, первым сделавший «дубль». В коллектив, где, по существу, каждый игрок был знаменитостью и авторитетом: Михаил Якушин, Гавриил Качалин, Аркадий Чернышев, Михаил Семичастный, Сергей Ильин, Всеволод Радикорский, Евгений Фокин…

А теперь разберемся в обстановке, которая сложилась тогда в советском футболе в целом и в динамовском клубе в частности.

От памятного матча московских спартаковцев с басками, как от верстового столба, идет отсчет появления системы «дубль‑ве» на футбольных полях нашей страны. Но процесс этот не был ни легким, ни односложным. Достаточно просмотреть репортажи и обозрения тех лет, появлявшиеся в советской печати, чтобы понять, что у новшества было много серьезных и непримиримых противников.

Как ни странно, московское «Динамо», фактически первым при Квашнине применившее «дубль‑ве» в ряде матчей еще в 1936 году, теперь оказалось на позиции решительного неприятия ее. Команду лихорадило, последовал заметный спад: в 1938 году – 5‑е место в чемпионате, в 1939‑м – 7‑е. Началась тренерская чехарда. До июня 1939 года на посту тренера оставался В. И. Дубинин, затем его сменил Л. Н. Корчебоков, а в сентябре – В. С. Тетерин. Он‑то через два месяца и передал «ключи от команды» Аркадьеву.

Борис Андреевич знал, что в коллективе нет единого взгляда на методы подготовки и ведения игры, что здесь, к сожалению, наметились элементы групповщины, пренебрежение дисциплиной, потеря отдельными футболистами должной требовательности к себе.

В такой ситуации нужна была прежде всего предельно ясная и четкая позиция руководителя. Борис Андреевич в день прихода в команду выступил перед своими новыми товарищами с лекцией «О главных теоретических проблемах современного футбола и вытекающих из этого практических задачах московского «Динамо».

– Среди тех, кто сидит передо мной, – заявил тренер, – люди, составляющие гордость и славу нашего футбола, любимцы публики, действительно выдающиеся мастера. Я присоединяюсь к тому общему уважению, которым вы окружены. Но вместе с тем я говорю: ваше положение обязывает вас работать больше, чем когда‑либо. Высшая мера взыскательности к себе – вот условие, при котором, мы сможем сработаться.

Еще в конце ноября, когда динамовцы, сменив кожаные мячи на плетеные, вышли на лед, Борис Андреевич стал настойчиво проводить свою идею творческого обновления. В чем же она состояла?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, нам придется хотя бы в общих чертах ознакомиться с теми тенденциями, которыми характеризовалось развитие советского футбола на рубеже 30‑х и 40‑х годов.

Читатель уже уяснил, что тактической доминантой стала у нас тогда система «дубль‑ве». Но следует сразу же подчеркнуть: взятая на вооружение, эта система непрерывно изменялась, улучшалась, творчески трактовалась советскими командами. И если в линиях обороны система «трех защитников» прочно вошла в тактический арсенал почти всех наших команд, в связи с чем изменились расстановка и характер игры полузащитников, то игра нападающих в ее классическом выражении продержалась очень недолго.

Почти сразу же была отвергнута строгая система коридоров, по которым должен двигаться нападающий футболист. Эта прямолинейность не пришлась нам по душе – она сковывала инициативу, облегчала задачи обороны соперников. И вот лучшие форварды стали то и дело уходить из своих зон, перемещались на свободные места, сбивали с толку защитников. Такое движение по фронту и в глубину уже в конце 30‑х годов показали тбилисские динамовцы, московское «Торпедо» и некоторые другие клубы нашей страны. Однако их действия до поры до времени носили эпизодический характер.

Аркадьев первым увидел в этом неосознанном движении вширь почву для создания своей системы игры. Однако его творческий порыв натолкнулся на серьезное противодействие противников новой системы.

Перед тренером стояла сложная задача переубедить маловеров. И Борис Андреевич долгие часы тратит на индивидуальные беседы, раскрывая перед каждым учеником общие принципы своей стратегии и роль того или иного игрока в ее осуществлении. К счастью, вскоре он нашел единомышленников в лице таких исполнителей, как Аркадий Чернышев, Михаил Якушин, Гавриил Качалин.

В то же время руководитель команды понимал, что для проведения своей идеи, для создания атмосферы свободного творческого соперничества в коллектив следует влить молодые силы. Он подбирал людей с особой придирчивостью. По его приглашению в «Динамо» в тот год пришли Сергей Соловьев, Всеволод Блинков, Иван Станкевич, Николай Дементьев, Николай Палыска. Характерно, что все они без исключения стали звездами советского футбола, всем впоследствии было присвоено звание заслуженного мастера спорта. Это, несомненно, лучше всяких слов говорит о том, каким снайперским взглядом на таланты обладал Борис Андреевич.

Итак, план был намечен: не просто внедрить «дубль‑ве», а настроить коллектив на работу с опережением, привить вкус к широкому, маневренному футболу.

– У нас будет свой, динамовский, ни на кого не похожий почерк, – не уставал повторять Аркадьев.

В конце февраля команда выехала в курортное местечко на Кавказском побережье – Гагры. Здесь Борис Андреевич нажимал на тактику. Утром после интенсивной зарядки – два часа теории.

На этом мне хочется остановиться особо. В своей педагогической практике Борис Андреевич всегда уделял значительное место разъяснению спортсменам стратегических и тактических принципов построения игры.

– Ежедневные лекции, которые я проводил с подопечными, – вспоминает Аркадьев, – расширяли их кругозор, учили мыслить, сближали наши точки зрения на футбол.

Большое внимание уделил тренер и теоретической разработке основ индивидуальной тактики. Он делал доклады и показывал на схемах, как в разрабатываемом им сценарном плане будущих матчей должны действовать вратарь, защитники, форварды, полузащитники (хавы), как и по каким направлениям должно осуществляться взаимодействие между ними. Причем каждую индивидуальную роль разбирали совместно, с необычайной тщательностью.

Потом «теоремы Аркадьева», как именовали их футболисты, решались на зеленых полях. В расписании отводилось много места тренировочным играм по особым правилам, где штрафовались каждый пас «закрытому» партнеру и каждая передача исполнителю, занимающему свое место строго по схеме. Иными словами, правила обязывали каждого непрестанно перемещаться, искать свободные, выгодные позиции.

Спортсмены очень уставали, особенно ветераны. Но теперь никто не роптал. Только иногда кто‑нибудь возьмет да спросит:

– Борис Андреевич, ну как, получается у нас что‑нибудь?

– Игры покажут! – отвечал он односложно.

В душе он откровенно побаивался этих игр. С большим внутренним напряжением ожидал начала чемпионата. Он верил в правильность задуманного, в необычность, яркость его трактовки системы «дубль‑ве». Но вот сумеют ли осуществить задуманное его ученики?

Начало сезона складывалось трудно. 2 мая в Болшеве сыграли вничью (1:1) с земляками из «Крыльев Советов», только что перебравшимися в высшую лигу. В Тбилиси уступили со счетом 0:1 одноклубникам. В Сталинграде не сумели реализовать явного игрового преимущества и довольствовались нулевой ничьей. Два очка из шести возможных на старте – не очень густо. И одна из столичных газет уже написала: «Как и в прошлые сезоны, слабо выступает московское «Динамо». Обновленная тренером Аркадьевым команда много работает на поле, но частые и стремительные перемещения игроков кажутся бессистемными, они дезориентируют зрителей…»

– Эта заметка одновременно разозлила и обрадовала меня, – рассказывал Борис Андреевич. – Разозлила, ибо не люблю, когда о футболе пишут не сведущие в нем люди. А обрадовала, потому что стало ясно: если уже начинают понимать, что у нас резко изменился рисунок игры, значит, проблема решена, значит, дело развивается правильно!

У Аркадьева были свои твердые педагогические принципы. После каждого матча на следующий день – подробный разбор его. Тренер вспоминал общую установку и персональные задания на игру, которые он давал. Затем просил каждого участника матча выступить с оценкой своих действий и партнеров. И наконец общее, весьма подробное заключение руководителя.

После поединка в Сталинграде подобный разбор проходил особенно бурно. Все загорелись, все увидели, что открытая тренером система хороша, что противника она путает, что играть становится интереснее.

– Но дело пойдет совсем хорошо лишь в том случае, – резюмировал Аркадьев, – если все наступательные действия, все перемещения будут производиться с предельной точностью и на предельной скорости. Этих двух компонентов нам крайне недоставало в игре с волжанами.

4 июня 1940 года открывал свой очередной сезон московский стадион «Динамо». В этот день хозяева поля принимали своих киевских одноклубников. Москвичи победили с редким счетом – 8:5. С этого момента команда приковала к себе всеобщее внимание; теперь десятки и сотни тысяч людей заговорили об ее обновлении, об ее возросшей мощи и победоносной монолитности.

Изо дня в день она усиливала это впечатление. Отличная, уверенная победа (2:1) над бурно прогрессирующей командой ЦДКА. Разгром киевлян на их поле – 7:0. И, наконец, матч, о котором нельзя не сказать особо.

В августе столичный «Спартак» все еще носил звание двукратного обладателя «дубля». В то же время московское «Динамо» взбудоражило общественное мнение своими сенсационными успехами на полях страны. Таким образом, предстоящая встреча «Динамо» – «Спартак» ожидалась с большим интересом. По свидетельству очевидцев, состязанию предшествовала небывалая даже для Москвы тех лет футбольная лихорадка. Все предвкушали увидеть на поле крайне напряженную борьбу, которой почти всегда отличались встречи этих клубов. Ведь даже в сезоне 1939 года, в период наивысшего взлета «Спартака», они дважды поделили очки между собой – 0:0 и 1:1. И в первом круге чемпионата СССР 1940 года матч «Динамо» – «Спартак» закончился вничью – 2:2. Так что вполне естественно было предположить, что и на сей раз на поле развернется острейшая борьба.

Однако этот матч прошел под знаком подавляющего превосходства воспитанников Аркадьева. Счет 5:1 в их пользу. Но дело было даже не в этом рекордном для поединков названных клубов счете. Дело было в самом характере победы, в самом рисунке, который десять лет спустя Григорий Иванович Федотов назвал важной вехой в истории нашего футбола. «В этом поединке, – вспоминал он, – со стороны московских динамовцев было продемонстрировано все самое лучшее, все самое передовое, что было присуще советскому футболу в ту пору».

Действительно, усилиями, мудростью, настойчивостью Бориса Андреевича Аркадьева и всего коллектива московское «Динамо» вернуло себе позиции бесспорного лидера отечественного футбола. Достаточно вспомнить, что на финише чемпионата страны в условиях необычайно острой конкуренции команда набрала 14 очков из 14 возможных при непостижимом балансе забитых и пропущенных мячей – 26:3! В те дни газета «Правда» писала: «Приятно увидеть возродившуюся славу московского «Динамо», которое после горьких неудач двух сезонов вновь, в третий раз, вернуло себе звание чемпиона Советского Союза. Этот успех определен новаторством, смелой трактовкой системы «дубль‑ве», развитием и дальнейшим осмысливанием ее, постоянным соединением духа творчества и высокого исполнительского мастерства».

Я не раз просил Аркадьева дать мне наиболее точную и сжатую характеристику того, чего он и его ребята добились в памятном сороковом.

– Динамовцы много поработали над тем, – диктовал Борис Андреевич, – чтобы уйти от схематичного «дубль‑ве», вдохнуть в английское изобретение нашу русскую душу, наш размах, наше пренебрежение к догмам. И это нам удалось, причем в наиболее главном звене – в линии атаки. Игроки в каждом матче сбивали с толку защитников и полузащитников противника, действовали на больших скоростях, обезоруживали внезапностью, точностью, пробивной мощью. Интересно отметить, что большинство «своих» мячей левый крайний Сергей Ильин забил, находясь на месте центрального нападающего, правый крайний Михаил Семичастный – с места левого инсайда, а центр нападения Сергей Соловьев – с краев.

Вот это и было тем «чудом», которому журналисты и историографы отечественного футбола дали название «организованный беспорядок». Да, динамовцы создали и провели в жизнь новую творческую идею, передовую для своего времени.

Во всем этом огромная заслуга Бориса Андреевича Аркадьева – человека, ставшего родоначальником отечественной школы футбольных тренеров, показавшего своим личным примером, что значит быть творческим руководителем современной команды.

Подвиг команды лейтенантов «То, чего мы добились, всего лишь начало большой творческой перестройки и нашей команды и многих других. Передовому советскому футболу должны сопутствовать передовые идеи и подлинно мастерское их воплощение в жизнь», – писал Аркадьев в конце столь блестяще закончившегося для московского «Динамо» сезона.

Он настойчиво продолжал закреплять то, что завоевал с таким огромным трудом. И в чемпионате 1941 года бело‑голубые по‑прежнему продолжали добиваться успеха, демонстрировать достойный чемпиона класс. В их активе были убедительные победы над командами ЦДКА (5:2), одесским «Спартаком» (4:0), минскими одноклубниками (3:2), харьковским «Спартаком» (7:0), первой сборной профсоюзов (2:1), тбилисским «Динамо» (3:2)…

К середине июня москвичи шли во главе турнирной таблицы, набрав со своими одноклубниками из столицы Грузии по 15 очков. Очередной тур чемпионата должен был решить, сохранится ли это двоевластие. Чемпионы, как всегда, тщательно готовились к каждой игре. Но наступило воскресенье, 22 июня. Встав в семь утра на зарядку, футболисты узнали, что гитлеровская Германия вероломно напала на Советский Союз.

В те минуты в команде состоялся митинг. Открыл его Борис Андреевич. Он говорил о том, что сердце каждого спортсмена сегодня воедино слито с Родиной. И первым заявил:

– Прошу отправить в ряды действующей Красной Армии. Добровольцем.

И вместе с ним это пожелание высказали все его воспитанники. Но командование не поддержало этой инициативы.

– Вы нужны сейчас здесь, нужны ваши знания, ваш опыт большого педагога, – сказал Борису Андреевичу один из крупных военачальников.

И снова вспомнил Аркадьев те дни и годы, когда работал в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Теперь он снова готовил людей для боя, для победы. Он носил теперь звание инструктора Всевобуча. Рабочий день начинался в шесть часов утра на бесконечно знакомом Центральном стадионе «Динамо». Не сосчитать, скольких людей, готовых не сегодня‑завтра отправиться на фронт, научил он сложному искусству штыкового боя, гранатометанию, преодолению штурмовой полосы; скольким людям помог окрепнуть физически и духовно, поверить в свои силы.

Летом 1942 года Комитет по делам физической культуры и спорта при Совнаркоме СССР за особые заслуги в деле подготовки кадров для Красной Армии и непосредственное участие в разгроме врага присвоил группе видных советских атлетов и педагогов звание заслуженного мастера спорта СССР. Среди них был и Борис Аркадьев.

Работа для фронта, для действующих частей, постоянное общение с представителями воинских организаций как бы вернули ему юность и снова сроднили, а затем и соединили с Красной Армией. В конце 1943 года Аркадьев принимает предложение возглавить футбольную команду ЦДКА. С этого момента и начинается новая страница в ее биографии – лучшая страница ее истории.

Довоенный период истории отечественного футбола отмечен гегемонией двух столичных клубов – «Динамо» и «Спартака». После победы над гитлеровской Германией, в первом послевоенном чемпионате, бело‑голубые подтвердили свое лидерство. Но подтвердили, встретив отчаянное противоборство со стороны «третьей силы» – ЦДКА. В чемпионате страны этот клуб отстал от блистательно выступивших динамовцев всего на одно очко и был единственным, кто сумел дважды в течение сезона победить чемпиона – во втором круге первенства (2:0) и в финале Кубка СССР (2:1).

Так заявила о себе дружина, сколоченная всего лишь за какой‑нибудь год новым тренером. Нужно сказать, что Борису Андреевичу удалось собрать хороших исполнителей и в короткий срок сплотить их в дружный, могучий коллектив. В составе в основном были ветераны, выступавшие за команду еще в довоенную пору: вратарь В. Никаноров, защитники К. Лясковский, И. Кочетков, полузащитники А. Виноградов, Б. Афанасьев, А. Водягин, нападающие А. Гринин, В. Демин, В. Николаев, Г. Федотов. Из новичков пришел лишь Всеволод Бобров, о существовании которого Борису Андреевичу еще в сорок четвертом «шепнул» ленинградец Валентин Федоров. Бобров в ту пору был курсантом одного их военных училищ, базировавшихся в глубине страны. Аркадьев послушался совета, сразу же через командование вызвал новичка и определил его для проверки в очень сильную команду Московского авиаучилища. Просмотрев Боброва в деле несколько раз, он сказал:

– Это талант, какого мы, быть может, еще и не видели.

19 мая 1945 года команда ЦДКА играла календарный матч чемпионата с московским «Локомотивом» на стадионе в Черкизове. Счет был 4:0 в пользу армейцев, когда Аркадьев подозвал к себе Боброва, уже несколько минут разминавшегося по его указанию, и сказал:

– Заменишь Щербатенко. Игра уже сделана. О результате не думай. Действуй проще, больше выходи на свободное место.

И вот Бобров на поле. Почти сразу же получает пас от Федотова, затем две прекрасные передачи делает ему Валентин Николаев, все время играет с ним Демин. Сева сразу почувствовал себя в своей семье, в среде людей, считающих его равным, доверяющих ему. Не знал тогда Бобров лишь одного: еще накануне Аркадьев провел в коллективе большую работу. Он говорил асам:

– Этот молодой человек очень способен. Завтра мы опробуем его в основном составе. Надо проявить к нему максимум внимания, поиграть на него, приободрить, дать сразу почувствовать равноправным членом коллектива.

После соревнования Борис Андреевич еще в раздевалке при всех тепло поздравил новичка с удачным дебютом, а на следующий день самым подробным образом разобрал его действия на поле, не забывая похвалить за хорошие, умные ходы или покритиковать за недостатки. И так же бережно, любовно он опекал его изо дня в день, помогал быстрее найти себя, быстрее проявить свои способности. И нужно сказать, что эта кропотливая, тонкая, настойчивая работа необыкновенно быстро принесла желаемые результаты. Уже в том, первом для себя, сезоне в высшей лиге Всеволод Бобров стал лучшим бомбардиром клуба и всего чемпионата, проведя в ворота соперников 24 мяча в 21 матче. О нем заговорили, его полюбили буквально все поклонники футбола.

Такое же пристальное внимание к дебютантам, кропотливая индивидуальная работа с ними отличали всю педагогическую деятельность Бориса Андреевича. Именно поэтому в бытность его старшим тренером ЦДКА здесь быстро окрепли и выросли в мастеров такие найденные Аркадьевым «зеленые новички», как В. Чистохвалов, А. Башашкин, А. Водягин, за один сезон превратился из безвестного дебютанта в лучшего левого защитника страны Ю. Нырков, а А. Петров – в лучшего полузащитника.

– Будьте чуткими к каждому новичку, помогите ему перебороть свое душевное волнение, сумейте «не увидеть», как он еще порой неловок, робок, неопытен, похвалите его за любую удачу, корректно, мягко, без нажима объясните допущенные ошибки. Пройдет время, и новичок заиграет, обязательно заиграет! – говорил Борис Андреевич, выступая на всесоюзной теоретической конференции перед своими коллегами.

Годы работы Аркадьева в армейском клубе отмечены небывалым взлетом команды. В 1946 году коллектив завоевывает звание чемпиона СССР, причем на четыре очка опередив второго и третьего призеров – московских и тбилисских динамовцев. В 1947 году повторяет этот успех и первым получает золотые медали, которыми с этого сезона награждаются игроки клуба‑чемпиона. В 1948 году команда ЦДКА в третий раз подряд становится сильнейшей в стране, чего не смогла добиться прежде ни одна наша команда. Этот своеобразный рекорд сумели повторить лишь 20 лет спустя киевские динамовцы. «Попутно» армейцы выиграли и Кубок СССР, став третьей в истории страны командой, которой удалось сделать «дубль».

Сорок девятый показался менее удачным: ряд ведущих игроков из‑за болезней и травм надолго вышли из строя. И все же армейцы сумели обеспечить себе 2‑е место. Затем в 1950 году они возвращают себе звание чемпиона, а в 1951‑м дарят своим поклонникам второй «золотой дубль».

Здесь следует сказать, что когда та или иная команда начинает выступать особенно успешно на протяжении ряда лет и на ее долю выпадают все высшие титулы, всегда находятся люди, которые объясняют эти успехи весьма односложно:

– Конечно, набрали себе хороших игроков. С такими каждый победит…

Так или примерно так характеризовали некоторые «знатоки» команду ЦДКА 40‑х и начала 50‑х годов. Но подобная оценка могла лишь вызвать досаду настоящих специалистов. Разве мало случаев знает история спортивных игр и у нас в стране и за рубежом, когда в том или ином коллективе собирается целое созвездие громких имен, а играют они из рук вон плохо?…

Во‑первых, подбор игроков сам по себе исключительно тонкое дело. Даже не дело – искусство. Иначе его не назовешь. И в нем полно и ярко проявился многогранный талант Аркадьева. Мы уже отмечали выше, как терпеливо работал он с молодежью, как любовно вводил ее в «свой» мир футбола. А теперь подчеркнем еще одну характерную деталь. При всем многообразии индивидуальностей его избранники все как один отличались: а) высокими морально‑волевыми, бойцовскими качествами; б) хорошими данными физического развития и безупречным атлетизмом; в) индивидуальной техникой, соответствующей уровню высшей лиги советского футбола.

Но даже два десятка первоклассных мастеров – это еще не команда. Нужны мастерство и настойчивость, чтобы создать единый коллектив. И если команда ЦДКА из сезона в сезон набирала темп, становилась все лучше и лучше, не теряла, а прибавляла в классе, то в этом прежде всего заслуга тренера. В этом итог его труда, истинный вес его знаний и таланта, опыта и преданности делу.

Если в 1945 году ЦДКА была одной из хороших команд, то уже в 1946‑м стала лучшей в стране. Что же подняло ее на эту высоту? Какие принципы работы положил тогда Аркадьев во главу угла? Есть, вероятно, смысл поискать ответы на эти вопросы.

Исключительное значение придавал тренер армейцев предсезонной тренировке. Борис Андреевич в одну из наших встреч любезно передал мне для временного пользования свои рабочие дневники, и это дает нам возможность восстановить картину прошлого.

– Есть одно обстоятельство, которое очень роднит футболиста и пианиста, – любил часто повторять Борис Андреевич. – И тому и другому для поддержания высокого уровня мастерства необходимы постоянные упражнения в технике. Без этого не обойтись.

Особенно много внимания уделял тренер специальным упражнениям на ведение мяча в различных направлениях: обводке стоек или партнеров по команде (с противодействием) на время, с возрастающей скоростью и последующей передачей партнеру; передаче мяча между двумя или тремя игроками на месте и в движении. Здесь тренер всегда проявлял особую требовательность и не разрешал заканчивать упражнение, пока не убеждался, что оно усвоено хорошо.

– Пас – это нерв футбола, – говаривал Борис Андреевич. – От состояния этой «нервной системы» зависит все или почти все в построении игры.

Потом – удары по воротам. Аркадьев отводил им немало времени на каждой тренировке. Какой бы славой ни пользовался футболист (а в ту пору в ЦДКА были собраны первоклассные бомбардиры во главе со знаменитым Григорием Федотовым), каким бы ни было его мастерство, он выполнял все задания в полном объеме от начала до конца.

При этом работа велась на твердых методологических принципах. Сначала вся команда, словно здесь собрались новички, разучивала какой‑нибудь удар (носком, «щечкой», подъемом и т. д.) с места, вникала в теорию этого элемента, осваивала до мельчайших деталей его техники. Борис Андреевич опрашивал каждого – будь то Федотов или Бобров, Николаев или Гринин, – как он понимает тот или иной элемент, следил за его выполнением по разделениям. А потом этот же удар тренировался по программе возрастающей сложности, с ходу, с невыгодной позиции, в противоборстве с защитником, с прыжка и т. д. Он учил футболистов действовать в обстановке, максимально приближенной к «боевой», в ситуациях, родственных тем, которые могут возникать, и действительно возникали, во время официальных матчей.

Эта утомительная, иногда казавшаяся нудной работа, разумеется, приносила свои плоды. Например, и в сезоне 1945‑го и в сезоне 1946 года вся армейская пятерка вошла в список десяти лучших бомбардиров страны. Вот их индивидуальные достижения по итогам чемпионата сорок пятого года: В. Бобров – 24 гола, Г. Федотов – 12, В. Демин – 11, А. Гринин – 10, В. Николаев – 10. В 22 матчах чемпионата передняя линия армейской команды провела 67 мячей, т. е. в среднем даже немногим более трех за матч.

– Очень бы хотелось, – говорил мне Борис Андреевич, – чтобы современное поколение футболистов и тренеров серьезно задумалось над подобными результатами. Беспомощность при выполнении завершающих ударов объясняется только недостаточной степенью подготовленности, крайне плохой организацией тренировки.

– Но теперь система обороны совершенно иная, чем прежде, – возражал я. – Ваши ученики такую плотность зашиты не встречали.

– Неправда, встречали, – возражал мой оппонент. – Были у нас и «волжская защепка» куйбышевских «Крылышек», и эшелонированное построение защитников киевского «Динамо», и еще нечто подобное. И все же, например, в сезоне сорок шестого мы обыграли волжан 4:1 и 2:1, а в следующем – 7:0! Да и потом никакие защитные бастионы не мешали Пеле, Герду Мюллеру, Круиффу и им подобным вести бесконечный счет своим голам! Нет, батенька, дело в умении, в мастерстве…

Изучение исторических документов, беседы с учениками Бориса Андреевича позволяют установить, что он обладал еще одним даром тренерского искусства – даром управления игрой команды, постановки задач на матч с учетом конкретных условий.

Очень важно отметить, что, давая общие установки на матч, Борис Андреевич никогда не забывал об отдельных деталях, об особенностях действий того или иного футболиста в команде соперников и часто очень умело, тонко использовал чужие недостатки, делая на них определенный тактический акцент.

19 мая 1945 года игрался календарный матч «Локомотив» – ЦДКА. На левом краю у армейской команды выступал Демин, у железнодорожников правый защитник – Петров.

– Вы запомните, – говорит Аркадьев Демину, – он очень не любит финт вправо. Не терпит. «Потерзайте» его именно этим приемом.

Начался матч. На 2‑й минуте, получив мяч, Демин оказывается лицом к лицу с Петровым, который внимательно его сторожит. Армейский форвард имитирует движение влево и вдруг резким финтом уходит вправо. Петров явно не успевает, разворачивается очень медленно. Это дает игроку в красной майке возможность оторваться, срезать угол к воротам и нанести свой неотразимый удар. 1:0! Публика неистово аплодирует краю, и никто даже не догадывается, что все сделано им по «подсказке» Аркадьева.

Уделяя большое внимание «домашним заготовкам», основному плану, разработанному задолго до начала соревнования, тренер настоятельно требовал от футболистов не поклоняться слепо ему, не быть рабами схемы, а всегда действовать согласно конкретно складывающейся обстановке. Более того, он постоянно учил их этому. И армейцы все чаще и чаще показывали подлинные образцы гибкого тактического мышления.

В качестве примера можно привести матч на Кубок СССР 1947 года с московским «Динамо». На установке Аркадьев нарисовал свою схему игры: действовать «сдвоенным центром», наращивать усилия в средней зоне, чаще использовать резкие фланговые проходы и отличные прострельные передачи Гринина.

Однако, как только начался матч, последовали два стремительных рывка Демина, и армейцы увидели, что Радикорский явно не справляется с его опекой. И сейчас же план игры стал творчески пересматриваться. Все чаще и чаще теперь передачи из центра, из линий полузащиты и защиты адресовались на левый край. Для усиления давления сюда стали часто перемещаться Вячеслав Соловьев и даже правый крайний Алексей Гринин.

В тот раз команда ЦДКА победила с убедительным счетом – 4:1. И все мячи в ворота динамовцев были забиты или самим Деминым, или в результате комбинаций, начатых им. Гибкая тактика, умение быстро перестроиться на ходу, творчески скорректировать первоначальный план были одной из отличительных черт воспитанников Бориса Аркадьева.

Чтобы усилить атакующую мощь команды, Борис Андреевич разработал и применил не только впервые в нашем, отечественном, но и во всем европейском футболе систему постоянного подключения в нападение защитников. Не случайно в сезоне 1949 года забитые голы появились на лицевом счету и В. Чистохвалова, и А. Башашкина, и Ю. Ныркова. Но главное – защитники шли вперед, активно участвовали в построении атакующих комбинаций, в тактическом давлении на ворота соперника. Это было смелым и далеко идущим новаторством, еще раз со всей очевидностью подтверждающим, какой прозорливостью отличался замечательный тренер.

Хотелось бы подчеркнуть еще одно очень важное для современного футбола обстоятельство. Взгляните на турнирные таблицы тех лет. Нередко команда ЦДКА (с 1951‑го – ЦДСА) выигрывала со счетом 7:0, 8:1, 6:0, 5:1 и т. д. Ребята возвращались в раздевалку измотанными, по пятнадцать‑двадцать минут приходили в себя. Казалось бы, к чему все это? Но тренер всегда, в каждом матче, требовал максимального приложения сил от каждого футболиста в отдельности и от всей команды в целом.

Он воспитывал в своих учениках чувство ненасытности игрой, вечную жажду гола, жажду победы. Работая над этим очерком, я попросил некоторых из них высказать, что самое главное, самое важное выделяют они в тренерском искусстве Аркадьева. И вот что услышал.

Заслуженный мастер спорта Владимир Никаноров:

– У него всегда в центре внимания был играющий человек. Законом его педагогического метода было пристальное внимание к каждому спортсмену и сугубо индивидуальный подход к нему.

Заслуженный мастер спорта Валентин Николаев:

– Это был творец, который всегда хотел найти что‑то новое, более интересное и полезное. Причем творил он не один, а всегда вовлекал в круг своих поисков, своих забот нас – команду, своих учеников. Мы коллективно вырабатывали стратегию и тактику игры. И это помогало нам всем идти вперед, не довольствоваться достигнутым.

Заслуженный мастер спорта Вячеслав Соловьев:

– Борис Андреевич личным примером учил трудолюбию, добросовестности, ответственности. При нем просто стыдно было делать что‑либо плохо.

Заслуженный мастер спорта Юрий Нырков:

– В нем подкупала необыкновенная человечность и большая культура, интеллигентность. Его мягкая манера обращения с людьми, доверие к футболистам подкреплялись большой требовательностью и постоянным контролем.

Заслуженный мастер спорта Всеволод Бобров:

– Самым ценным качеством тренера Аркадьева считаю его удивительное умение поддерживать в своих учениках свежесть чувств, постоянную жажду игры, большую любовь к футболу. Мы, уже тогда заслуженные перезаслуженные, выходили на каждый матч как на праздник. Мы отдавались игре целиком, самозабвенно. Эту ребячью жадность к мячу, к футболу поддерживал в нас тренер. Великое счастье обладать такой способностью!

Вот, собственно, и все о подвиге Бориса Андреевича Аркадьева – создателе незабываемой, красивой, как легенда, «команды лейтенантов».

Задание: возродить сборную страны Долгие‑долгие годы не по нашей вине советский футбол был фактически изолирован от остального мира. Положение резко изменилось после Великой Отечественной войны. Победа над силами фашизма необычайно подняла авторитет первого в мире государства рабочих и крестьян. Была прорвана цепь отчуждения.

В начале 1946 года представители СССР вошли в Международную федерацию футбола (ФИФА), а в 1951 г.– в Международный олимпийский комитет. Тогда же стало известно, что наши спортсмены примут участие в XV летних Олимпийских играх. В том числе и футболисты.

В конце марта председатель Комитета по делам физической культуры и спорта при Совете Министров СССР Николай Николаевич Романов срочно вызвал к себе находившегося на юге с командой ЦДКА Бориса Андреевича Аркадьева. В старинном особняке, расположенном 'в Скатертном переулке, было многолюдно и шумно, в приемной у председателя собралась большая очередь, но секретарь, едва увидев Аркадьева, приветливо улыбнулась ему и сказала:

– Проходите, проходите. Вас ждут.

Николай Николаевич действительно ждал. Он не стал испытывать терпения, не начал, как это бывает, беседу издалека, а сказал прямо:

– Есть важное задание – возродить сборную страны. Задание Родины, если хотите. И мы его поручаем вам, Борис Андреевич.

Аркадьев молчал. Романов спросил:

– Раздумываете?

– Нет, вспоминаю. Когда же это в последний раз видел сборную? Кажется, в тридцать пятом. Здесь, в Москве, в матчах против Турции.

– Да, это было давно. Да и задачи у той сборной, которую предстоит создать вам, совсем иные.

– Это я понимаю. Ну что ж, не будем терять времени даром. Теперь дорога каждая секунда.

Согласившись на столь лестное и вместе с тем необычайно серьезное предложение, Борис Андреевич понимал, какая сложная роль поручена ему: собрать, «сколотить» за какие‑нибудь два‑три месяца команду, которой предстоит «скрестить шпаги» с сильнейшими национальными сборными, с истинными грандами европейского и мирового футбола.

Положение усложнялось еще и тем, что время для создания сборной было, прямо скажем, далеко не самым подходящим. Старая гвардия, прославленная когорта довоенного поколения мастеров кожаного мяча, или сходила, или была на возрастном пределе. Пришедшая ей на смену молодежь еще не имела ни должного опыта, ни необходимой психологической и морально‑волевой закалки.

Прежде всего перед старшим тренером возник вопрос о методах формирования сборной. Аркадьев, как мы уже знаем, руководил в ту пору командой ЦДКА. Армейцы только что сделали «золотой дубль», т. е. подтвердили свое положение лидера отечественного футбола, а времени в распоряжении Бориса Андреевича почти не осталось. И он решил, что армейский коллектив – чемпион и обладатель Кубка страны – должен стать ядром сборной. Это было мудрым решением. Правда, как часто бывает в жизни, оно встретило множество возражений, особенно со стороны руководителей ряда ДСО и ведомств, желавших видеть в олимпийской сборной как можно больше своих представителей. Но Аркадьев проявил твердость и настоял на своем!

Второй не менее важный вопрос относился к форме и методу подготовки сборной. Как, каким путем обеспечить ей возможность сыграться в предельно короткий срок (ведь в команду привлекалось немало игроков из других клубов, в частности из динамовских коллективов Москвы и Тбилиси, ленинградского «Зенита»)? Надо было найти свою игру, выработать нужную тактику. Вносились предложения о проведении серии учебно‑тренировочных сборов, об организации всесоюзного футбольного лагеря и другие.

Борис Андреевич отверг их и принял решение, поразившее своей дерзостью и верой в возможности советского футбола.

«Я предлагаю, – писал Борис Андреевич в докладной записке на имя председателя Комитета по делам физической культуры и спорта, – организовать серию международных матчей с сильнейшими сборными командами стран народной демократии, которые сегодня являются лидерами европейского футбола».

Такое предложение поначалу многим показалось неприемлемым. Но в конце концов было принято. И началась неповторимая футбольная весна.

11 мая команда Аркадьева принимала национальную сборную Польши и проиграла 0:1.

– Ну что, Борис Андреевич, начинается цепь неудач, которые мы предсказывали? – спросил пришедший в раздевалку сборной команды Николай Николаевич Романов.

– Никто не застрахован от них. Но недаром говорят, что на ошибках учатся. Повторная встреча будет уже лучше.

– Ой ли?

– Уверен – будет лучше.

Борис Андреевич отчетливо видел, что следует делать, чтобы улучшить игру. Он много поработал с командой, нацеливая коллектив на динамичное построение атаки, на умелое использование ошибок соперника. Ввел в состав Георгия Антадзе из тбилисского «Динамо», применил «сдвоенный центр» (Бесков – Бобров). Дал персональные задания защитникам на подстраховку левого полусреднего польской команды Герарда Цезлика, о котором восторженно писала советская пресса.

И кропотливая тренерская работа дала себя знать. Второй матч этих же команд, по единодушному мнению обозревателей, показал, что наша сборная за предельно короткий срок решительно перестроила свою игру, показала слаженность, наступательный дух и заслуженно победила 2:1.

Прошло несколько дней, и спортивная Москва закипела, забурлила, узнав, что к нам едет прославленная национальная сборная Венгрии. Увы, в распоряжении Аркадьева не было в ту пору ни видеозаписей об игре столь грозных соперников, ни даже отчетов наблюдателей (это раньше не практиковалось). Борис Андреевич полагался в данном случае лишь на свою осведомленность. Он делал вырезки из иностранных газет и журналов, которые тщательно собирал в своеобразные футбольные досье по странам.

Итак, сборная Венгрии вся состояла из звезд: Д. Грошич, Е. Бузанский, Я. Бержеи, М. Лантош, Й. Божик, И. Закариаш, Л. Чордаш, Ш. Кочиш, Ф. Суса, Ф. Пушкаш, Н. Хидегкути. Каждый из этих мастеров, вышедших на поле московского стадиона «Динамо», уже в ту пору пользовался мировой славой.

Старший тренер нашей сборной тщательно готовил коллектив к ответственному экзамену. Он подробно рассказывал о манере игры гостей, досконально разбирал индивидуальные особенности каждого из них и тактическую манеру сборной в целом. Он говорил:

– Безупречной технике и сыгранности гостей мы должны противопоставить максимальную скорость, высокий дух коллективизма, предельную маневренность в атаке и подлинную неприступность в обороне.

Европа тогда практически не знала принципа «персональной опеки», широко применявшегося у нас во внутреннем чемпионате. Борис Андреевич сделал ставку именно на эту тактику. Индивидуальный постоянный контроль наших защитников и полузащитников за венгерскими форвардами должен был, по мнению тренера, лишить последних свободы действий, нарушить или, во всяком случае, предельно осложнить привычные тактические связи. Сборная СССР выступала на этот раз в следующем составе: Л. Иванов, К. Крижевский, А. Башашкин, Ю– Нырков, Г. Антадзе, А. Петров, А. Ильин, В. Николаев, В. Бобров, Н. Дементьев, С. Сальников.

Первая встреча со сборной Венгрии закончилась вничью (1:1), во второй победили хозяева поля (2:0). Эти результаты вызвали широкие комментарии во всей европейской спортивной прессе.

Тренер сборной Венгрии И. Калмар в беседе с советскими журналистами заявил:

– Советский футбол занимает сегодня передовые позиции. Ваша трактовка построения обороны является открытием в искусстве тактики. Степень физической готовности игроков, их скоростные данные и выносливость не имеют себе равных. В целом сборная СССР – отлично сыгранная и в высшей степени современная команда.

В течение мая и июня сборная СССР дважды встречалась со сборной Болгарии (2:2, 2:2), победила сборную Румынии (3:1), затем в Хельсинки на олимпийском стадионе выиграла у сборной Финляндии (2:0), а, вернувшись, через два дня приняла сборную Чехословакии и в напряженном матче переиграла ее (2:1).

Какой же можно подвести итог этому необыкновенному эксперименту Аркадьева? Меньше чем за два месяца созданная им и притиравшаяся на ходу сборная провела девять официальных международных матчей с сильными европейскими командами, добившись замечательного результата: пять побед, три ничьих и лишь один проигрыш при общем соотношении забитых и пропущенных мячей 16:9.

Таким великолепным результатом могла бы гордиться любая команда.

Начался олимпийский турнир. Мы были новичками в этом имеющем многолетнюю историю соревновании. Мы не знали его законов, не прошли сквозь горнило сражений, как мы говорим, на высшем уровне. И все же команда Аркадьева сумела выиграть труднейший матч у сборной Болгарии со счетом 2:1 (в добавочное время), показав умение и желание бороться до конца, не падать духом, не отчаиваться в любых ситуациях, проявив сплоченность всей команды.

Эти же замечательные качества были проявлены в матче с Югославией, тогда одной из сильнейших команд мира. Состязание поначалу складывалось крайне неблагоприятно для советской сборной, и в начале второго тайма она проигрывала с разгромным счетом – 1:5. И после этого воспитанники Бориса Андреевича совершили нечто такое, чего не знает история международных турниров такого ранга и вообще встреч на высшем уровне: они сравняли счет, забив меньше чем за тридцать минут четыре мяча в ворота команды, которая в трех предыдущих поединках (правда, товарищеских) – со сборными Италии, Западной Германии и Франции – не пропустила ни одного!

На следующее утро все финские газеты и многие газеты мира поместили отчеты об этом матче, давая восторженные оценки игре сборной СССР.

Через сутки состоялась переигровка. Начало сложилось для нас благоприятно: на 6‑й минуте Всеволод Бобров забил гол. Но через тринадцать минут югославы сравняли счет. А затем совершенно в безобидной ситуации, когда рядом не было ни одного игрока соперничающей команды, Анатолий Башашкин сыграл рукой, и югославы реализовали 11‑метровый. Этот гол надломил наших парней. Точнее, не гол – обидная неудача, непростительная ошибка. И они проиграли (1:3).

Несмотря на это, газета «Юманите» писала: «Хотя советская сборная в конце концов проиграла, она оставила очень сильное впечатление. Матч, сыгранный ею с сильнейшей в истории сборной Югославии, несомненно, войдет во все учебники футбола как образец выносливости, мужества, ошеломляющей скорости». Лондонская «Тайме» резюмировала: «Русские подтвердили свою репутацию могучей футбольной державы. Дебют их сборной на Олимпийских играх не оставляет в этом сомнения».

Вспоминая об этом, мы отдаем должное выдающемуся тренеру‑педагогу, оставившему неповторимый след в истории отечественного футбола.

1980

 

Александр Горбунов, Станислав Токарев. После Олимпиады‑52…

 

5 августа 1952 года в Хельсинки состоялось торжественное закрытие XV Олимпийских игр. Через несколько часов руководство делегации вылетело в Москву и во второй половине дня 6‑го было вызвано в Кремль для отчета. Настроение – неважное…

Под занавес Игр хлебнули позора. По традиции перед заключительным парадом на главном поле конники разыгрывали конкур. Препятствия оказались для наших незнакомыми и непреодолимыми, все падали с лошадей под хохот и насмешливое «О, казаки!». Правда, наших конников и не собирались включать в делегацию – настояли «влиятельные военные».[5]Подразумевается в первую очередь генерал‑лейтенант Василий Сталин. Командующий авиацией Московского военного округа, сам с детства страстный конник, он собрал из других обществ в свой клуб ВВС всю элиту, ставшую костяком сборной. Но поскольку прегрешения бесшабашного, крепко пьющего сына скрывали от отца, чтобы не отвлекать от «всемирно‑исторической деятельности», ясно было, что за позор нагорит не ему.

А главное – обсчитались с общекомандным зачетом. На весь мир провозгласили в печати победу, потом, что называется, подсчитали – прослезились: оказалось, что у нас и американцев очков поровну – по 494. «По сусекам помели» – наскребли себе еще пол‑очка, с тем и пошли…

Сведения о подробностях того заседания дошли от одного из присутствовавших к нам через вторые руки, книга «Трудные дороги к Олимпу» дополнила картину. На председательском месте сидел Г. Маленков – «хозяин»

Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Н. А. Михайлов сидел среди «судей», вид имел неприступный. Особенную активность проявлял Берия, потрясал осведомленностью. Не только оказался в курсе пертурбаций с командным зачетом – «пламенный Лаврентий» точно знал ответ, например, на вопрос, которым загнал в тупик главу делегации: сколько в американской женской легкоатлетической команде было негритянок (видно, его «команда» не зря в Хельсинки ела хлеб «по особой смете»). Главное же внимание сосредоточил на злополучном футболе.

Но ведь не слыл ярым болельщиком, не видели его в правительственной ложе. Впрочем, покойный Мартын Иванович Мержанов, журналист‑правдист, а на склоне лет основатель и первый редактор еженедельника «Футбол», рассказывал нам, что в молодости ему довелось судить матч любительских команд ВЧК‑ОГПУ и он в первом тайме удалил с поля одного грубияна хавбека. В перерыве сведущие люди посоветовали как‑нибудь загладить инцидент, поскольку тот футболист‑любитель по фамилии Берия стремительно делал служебную карьеру. Мержанов в нарушение правил вернул его на поле, после чего вплоть до лета 1953‑го все чудился ему опасно‑пристальный взор под очками без оправы. Нет вины орденоносного спортивного общества, основанного чекистами‑дзержинцами, в том, что при случае нынешний патрон убирал с их дороги конкурентов…

Говорят, на том заседании он обзывал Аркадьева старым хлюпиком (Борису Андреевичу шел 53‑й год), паршивым аполитичным интеллигентиком и грязно ругался.

Был ли Аркадьев аполитичен? Русский интеллигент в высоком значении слова, патриот, но не квасного разлива, не приспособленец, в пору «борьбы с космополитизмом» он на мимоходом оброненный коварный вопрос, правда ли, что ему нравятся картины французских импрессионистов больше, чем родных передвижников, не задумываясь отвечал утвердительно. Не пряча, держал в домашней библиотеке книгу Фейхтвангера «Москва, 1937 год», изъятую тотчас при выходе, поскольку одна из глав называлась «Сто тысяч портретов человека с усами». С Берией он встречался, когда в 1940 году тренировал московское «Динамо»; тот во время сборов вызывал его на свою сухумскую дачу. Думается, взаимного удовлетворения встречи не приносили… Аркадьев не подлаживался ни под каких меценатов. Дома открыто говорил, что Берия – личность жуткая, мерзкая, рассказывал жене, как прямо с приемов в Георгиевском зале по случаю парада физкультурников увозили в личную резиденцию сластолюбивого палача приглянувшихся ему физкультурниц. Возможно, не было в ту пору в квартире Аркадьева, находившейся в ведомственном доме НКВД, подслушивающей аппаратуры? Или так уж бесстрашен был Борис Андреевич? Об отце и дяде Тале – Виталии Андреевиче, близнецах не только в физическом, но и в духовном смысле, дочь говорит: «Они были – инопланетяне».

Почему его не взяли? Не успели сколотить – на бумаге, скажем – «преступную группу работников спорта»? А время близилось к развязке…

…Маленков удалился в апартаменты Самого. Вернувшись, передал его волю: сей же миг составить и представить беседу Романова с журналистами об итогах Игр. Подчеркнуть успехи, коротко отметить недостатки. Примчались из «Правды» и «Известий». Через несколько часов Маленков унес текст, возвратился с указанием подчеркнуть еще успех атлетов братской Венгрии, занявших третье место, чехословацкого бегуна Затопека. Материал увезли в типографию, Романову и остальным велено было ехать в Комитет физкультуры и ждать.

Всю ночь раздавались звонки от Маленкова. После переуточнения количества медалей и очков последние было приказано считать поровну с американцами. В воображении слышится характерно лаконичная фраза, такая, например: «Сдэлаем им этот подарок, не будем мэлочны». Потом был передан приказ – команду ЦДСА разогнать. Вопрос – нет сомнения – решил Сталин. Глубокий – и печальный – смысл имело написанное Нырковым: «Сборная выступала под флагом ЦДСА, мы воспринимали это как тактическую хитрость, но не знали, чем она для нас обернется». Маленков спросил Романова, правда ли, что армейцы были основой сборной, тот подтвердил ложную версию. Берия не преминул этим воспользоваться.

Не так ли прозвучала впервые носившаяся потом в воздухе роковая для «команды лейтенантов» формула: «Проигрыш врагам равносилен утрате воинской частью знамени – в этом случае часть расформировывается, особо виновные подлежат каре»? Заслуженные мастера спорта были лишены званий (кроме Боброва). В их числе и Аркадьев.

Сказано, что в безумии есть своя логика. Борис Андреевич пытался ее найти. Семье он пояснил: «Очевидно, надо показать, что поражение потерпел не весь наш футбол, а всего одна команда». Бывало, он шутил над собой: «Я князь Мышкин – никогда никому сознательно не причинил зла и стремился видеть вокруг лишь добро».

Возобновилось первенство СССР‑52. Шли матчи. 18 августа в день встречи ЦДСА с «Динамо» (Киев) погода была ненастная, но не настолько, чтобы встречу отменять. Однако автобус за командой не пришел. «Что‑нибудь случилось?» – спрашивали армейцы у тренера, у начальника команды полковника В. Зайцева. Те пожимали плечами. Находясь ныне в преклонном возрасте, Василий Сергеевич Зайцев не помнит, в то ли утро или накануне его вместе с начальником клуба полковником Халкиоповым вызвали в Комитет и Романов, держа в руках какой‑то документ, но не зачитывая, уведомил лишь, что есть такое решение. Что это был за документ, чье решение, Зайцеву неведомо. Он пытался дознаться подробностей, ответ был: «Вы люди военные, сами понимаете – приказ есть приказ». Вышли, позвонили из приемной в военное министерство. Им сказали: «Выполнять». На следующее утро на базу команды, остававшейся в неведении и ночевавшей там, прибыл некто в штатском, собрал игроков, проинформировал. «А что нам делать дальше?» – «Я не в курсе».

Так – без уведомления любителей футбола – в классе «А» стало в середине сезона не 15, а 14 команд. 4 сентября в календарном матче за коллектив г. Калинина (МВО) вышли играть Гринин и Демин, позднее появились остальные, в газетах их имен не упоминали.

Нырков, парторг, ходил на прием к другу команды маршалу Н. Н. Воронову: «Николай Николаевич, может быть, товарищу Сталину неправильно доложили? Играли ведь за сборную мы четверо, пусть нас отчислят, но почему команда должна страдать?» Воронов обещал навести справки, но при следующей встрече печально сказал, что ничего не может поделать. Нырков не знал, что тогда над повелителем «бога войны» нависла туча: в застенках Берии по указанию Сталина выколачивали из переводчицы времен боев с фашистами в Испании «компромат» на французского коммуниста‑добровольца Вольтера (под этим псевдонимом фигурировал будущий Главный маршал артиллерии). Лишь твердость мужественной Норы Чегодаевой спасла самого Воронова.

…Чиновник всегда норовит поспеть «петушком за дрожками». Если в газетах помещались сочиненные там же квалифицированные укоризны рабочих и колхозников «композиторам‑формалистам», глумления над «мухоловами‑генетиками», то почему бы не организовать, так сказать, всефутбольное осуждение? В Центральном государственном архиве, в особой папке, хранятся протоколы собраний команд класса «А» и «Б» по обсуждению приказа (оказывается, был такой, хотя его не видели) Комитета физкультуры «Об участии команды ЦДСА в Олимпийских играх».

ОДО (Киев), начальник команды майор Лаевский: «Игроки ЦДСА Петров, Николаев, Бесков (?!), Крижевский (?!) зазнайством и трусостью нанесли ущерб престижу советского спорта». «Крылья Советов» (Куйбышев), Гулевский: «За время пребывания под тренерством Аркадьева я ничему не научился, абсолютно не чувствовал поддержки, на меня смотрели как на жертву». ВВС, Крижевский: «Полностью признаю вину, прошу дать возможность загладить». Отдадим должное киевскому, минскому и ереванскому «Динамо», команде УрВО: говорить‑то говорили, но лишь о своих внутренних делах.

На собрании «Спартака» сперва звучали вопросы. Парамонов: «Почему расформировали ЦДСА, если в сборной были игроки и других клубов!» Тимаков: «Почему вся вина на Аркадьеве? Разве Комитет стоял в стороне?» Терентьев: «Уточните все же, ЦДСА играл в Финляндии или сборная». Вел собрание В. Мошкаркин – опытный спортсмен, но молодой функционер бестрепетно ответствовал: «На товарищескую игру в Финляндию выезжал ЦДСА, он же с добавлением игроков тбилисского (?!) «Динамо» выступал как сборная, а потому несет вину за провал». А потом – понеслось. «На меня Аркадьев производил впечатление не тренера‑воспитателя, а заблудшего философа, оторвавшегося от игроков, он видел в нас не живых людей, а механических работников» (Тимаков). «Мне была установка играть только на Боброва, что считаю неправильным» (Ильин). «Метод Аркадьева был построен на сплошной беготне; большим недостатком было отсутствие большевистской критики и самокритики, которую зажимал Аркадьев» (Нетто).

С. Токарев: В детстве я жил на углу Сретенского бульвара и Костянского переулка, двор был большой, с утра до вечера гоняли в футбол. Из соседнего Даева переулка ходил к нам парень – дружил с одним нашим. Глаза у него были ясно‑голубые, на длинной шее сосульки нестриженых льняных волос, звали мы его Седой. В футбол играл здорово – классно «водился» (слов «дриблинг» и «финт» тогда не знали). Я‑то, моложе на два года, был у них «заворотный хав» – бегал за мячом, когда он вылетал на мостовую. Тот парень был совесть нашего двора. В футбол ли, в «чеканку», «пристенку» – слово его решающее. Спустя много лет он, капитан сборной СССР на чемпионате мира в Чили, когда в игре с Уругваем мяч от ноги Численко угодил в сетку соперников сбоку, а судье почудился гол, признал, что гола не было. Это Игорь Александрович Нетто. Он сидел напротив меня, такой же худой и длинношеий, только волосы не льняные – серебряные. Я показываю ему выписку из протокола – его речь. Он читает, поднимает на меня ясный синий взгляд: «Ничего, ничего подобного я не говорил! О Борисе Андреевиче? Он был для меня кумир. И Ильин не говорил – Толик‑то, пацан?… Слушайте, помню я отдал мяч влево, а не на Боброва, который был, как всегда, в острой позиции, он подбежал и выдал мне. И это было мне уроком на всю жизнь. Слушайте, а было ли вообще то собрание? Я лично не помню».

Тут мне вспоминается один протокол – собрания рижской «Даугавы». Экземпляр написан от руки, к нему подколот напечатанный, но уже с несколько другим текстом, к нему еще печатный вариант, отличный и от второго…

Все ли протоколы, доставленные в Комитет, а оттуда попавшие в архив, можно считать частично или полностью фальсифицированными, не установить. Но в принципе сейчас уже ясно, как эту «всенародную поддержку» организовывали.

Чиновничье усердие не знало границ. В первых числах января 1953 года решили провести чистку команд классов «А» и «Б». Создали комиссию из трех человек. Ее по образу и подобию Особого совещания военной коллегии, в просторечии «тройки», так «тройкой» и звали (зловещая шуточка!). В составе зампред Комитета А. Кривцов, от отдела футбола В. Гранаткин, от ЦК ВЛКСМ В. Хомуськов. Тренеров обязали подать списки с исчерпывающими данными на каждого в команде, включая «компромат»: кому больше тридцати, у кого нет среднего образования, кто нарушал режим, кто морально нестойкий, у кого язык длинный… Непредоставление данных рассматривалось как саботаж ответственнейшего мероприятия.

А над страной сгустилась тьма. 13 января 1953 года появилось сообщение ТАСС о раскрытии террористической группы «врачей‑убийц», агентов сионистской организации «Джойнт» и американской разведки. Газеты наперебой разоблачали ротозеев и пособников – в Госснабе, в министерствах геологии, цветной металлургии, в Трансмаше, у нефтяников…

15 января 1953 года открылась Всесоюзная научно‑методическая конференция по футболу. На фоне туч, рассекаемых молниями, невелико, незаметно то событие, но для любимой народом игры оно оказалось таким же черным, как сессия ВАСХНИЛ 1948 года для советской генетики.

Во вступительном слове зампред Комитета К. А. Андрианов, в частности, утверждал: «Наши так называемые ведущие тренеры Аркадьев и Бутусов показали свою несостоятельность, неспособность подготовить команду к Олимпиаде… Книги Аркадьева вредны, потому что уводят нас от установок советской школы, ее наступательного порыва…» Так обозначена главная жертва.

С докладом выступил председатель Всесоюзного тренерского совета А. А. Соколов. Опустим обязательный земной поклон «величайшему из великих» и его новому шедевру «Экономические проблемы социализма в СССР», которым надлежит руководствоваться нашему футболу. Опустим как дань времени. Приведем выдержки, в которых – квинтэссенция. «Тренер, оторвавшийся от масс игроков, безразлично относящийся к сигналам снизу, не способен давать новое направление. В этом отношении характерен Аркадьев – он не терпел критики, работа шла без творческого обсуждения, игроки его боялись, из‑за своей любви к иностранным словам он был им непонятен… Заморочив умы различными теорийками в области универсализма, в области техники, тактики, аполитично забыв о воспитании, он показал себя кичливым, зазнавшимся человеком. Как он реагировал на критику? Послушайте его перлы из выступления на тренерском совете. «По прошествии времени удивляюсь, сколько нами сделано ошибок. Мы не смогли найти к футболистам индивидуального, интимного подхода». Скажите, пожалуйста, он пожелал интимности! На поводу у Аркадьева шли многие наши тренеры, принявшиеся рассуждать о пути совершенствования техники, а ведь нас путь Пеки Дементьева, многократные повторения упражнений с мячом где‑нибудь на пустыре не устраивают, и пустыри ликвидируются – так же, как беспризорность. Нам нужно резкое повышение общей физической подготовки… А как выглядят наши тренеры с точки зрения идеологии? На тренерском совете я задал вопрос т. Маслову, над чем он сейчас работает в области марксизма‑ленинизма. Т. Маслов замялся, потом ответил: «Я занимаюсь изучением биографии товарища Сталина». Понимаете? Тренер, а еще не изучил – вот его лицо… Мы, товарищи, должны бороться с проникновением к нам реакционной идеологии. Что касается Аркадьева, то, я думаю, мы еще проведем подробный разбор его книжицы, мы это дело подымем».

Наше сравнение с сессией ВАСХНИЛ не совсем точно. Там по первому «ату их», выкрикнутому Лысенко и Презентом, свора с научными степенями кинулась травить; здесь же в основном тренеры говорили о качестве полей, инвентаря, судейства либо вообще отмалчивались – и это по тем временам смело. Равно как сесть в зале рядом с Борисом Андреевичем, на что решился лишь Ю. Н. Ходотов, – ближние стулья пустовали. А на защиту встал лишь Петр Зенкин, прямой и простой, как команда города Калинина, которую он тренировал. «Почему это Борис Андреевич попал в такую опалу? А где был тренерский совет? Там, товарищи, как и в отделе футбола, боятся критики и самокритики, я это со всею ответственностью заявляю, там у них сплошная заручка».

Аркадьев не каялся, не посыпал пеплом и без того седую голову. Говорил, что должно быть, не работал так, как нужно для советского футбола, мало подготовил молодых игроков: «Ради своего чемпионства мы не двигаем наш футбол вперед, этим я грешил». Говорил, что прав товарищ Соколов – даже пустырей нет, детям негде играть в футбол. Говорил, что сборная была похожа на легендарных строителей Вавилонской башни, которые так и не заговорили одним языком. При этих словах многие в зале, должно быть, подумали: «Подставился – подтвердил тезис Соколова о своей любви рассуждать о непонятном». Кстати, докладчик – чел