Глава 15. Последний поворот

Все хорошее рано или поздно заканчивается. На третий день уже некоторые бригады начали сворачивать таборы, грузить барахло на подводы, дрезины и разъезжаться в разные стороны. Путей со Свалки за Периметр, как и на нее, было несколько - на северо-восток, через Долговскую тропу, на восток по цыганской ветке до Ужовки, на юг - пешая тропа напрямую к Гидрачу, и на юго-запад - шоссе к Кордону. Этими путями все сюда добирались с Большой Земли. Те из блатных, кто постоянно проживал на Зоне, тоже рассасывались неприметными тропками в свои далекие укромные хутора и деревушки.

На четвертый день и мы с утра начали собирать лагерь. Барахло должны были вывести цыгане, но свободная дрезина ожидалась лишь ближе к вечеру. Поэтому мы оставили четверых человек, и лежачего Алика, чтоб те сторожили имущество, погрузили на дрезину и сопровождали до Ужовицы, где, в свою очередь барахло надо было перегрузить на машину. Сами же чеченцы, основным составом человек в 20, чтоб не терять времени, решили предпринять пеший марш-бросок до Кордона и там перейти границу Зоны. Пирог вызвался быть проводником и обещал провести по самым безопасным тропам, уж он то в ту сторону ходил - не переходил. Ахмед опять переоделся в походно-полевую форму и занял место в строю.

Дорога была не близкая, не короткая, как и всегда здесь. Мы неторопливо пробирались по обочине старого, вспученного, полузаросшего шоссе. Путь был накатан многочисленными подводами – этой дорогой в Зону и обратно в последние дни добиралась немало народу, участвовавшего в сходняке.

Погоды стояли самые пасторальные и расчудесные, хоть бросай все и Болдинскую осень устраивай - небо чистое, солнышко ясное, легкий ветерок шевелил не опавшие еще с деревьев листочки, осенние голые леса видно далеко насквозь, земля покрыта ковром желто-красной листвы, шуршащей под ногами. Единственное, что напоминало о цивилизации - по обочинам шоссе стояли с давних времен облупившиеся простреленные дорожные знаки. Сначала я от скуки пытался угадать, что на них было изображено при жизни, и что это может означать для нас сейчас, но скоро бросил. Дорожные знаки - это всего лишь дорожные знаки, не надо их принимать за знамения, они не несут иной смысловой нагрузки, скрытой от непосвященных и от здравого смысла. Казалось бы - чего проще, следи внимательно за дорожными знаками и следуй в жизни их указаниям, если сумеешь правильно истолковать тот или иной знак в привязке к сложившейся ситуации на дороге жизни. Возможно даже, тебе покажется, что ты начал улавливать некие закономерности, по которым завязаны в узлы струны этого мира, но именно здесь тебя подстерегает опасность попасть в ловушку собственных умозрительных в неменьшей степени, чем иллюзорных умозаключений и окончательно потерять нить повествования. Это приведет тебя рано или поздно к тому же, к чему и всех остальных, поэтому разница непринципиальная, делай, что хочешь, но молчи или спи, слова - это смерть... Екарный бабай! Мамаааа! Это получается, что с южной границы Свалки тоже психоизлучение долбит??! Я усилием воли вырвался из морока и заорал:

-Пирог! Уводи отсюда всю грядку быстро! Нас накрыло!

Тот вздрогнул и с безумным видом оглянулся, видно было, и его зацепило.

Я со страшным матом забегал между осоловевших боевиков, раздавая пинки, затрещины и приводя в чувство. Народ застонал, заохал, кто очнулся, начали трясти еще сонных соседей и в темпе, с криками и матом, толпой, роняя оружие, побежали подальше от опасного места. Оказалось, мы уже незаметно для самих себя свернули с тропы, и метров на 300 упилили в сторону болот, на запад.

- Бегом, бегом!- орал я что было мочи, стреляя вверх из дробовика, разгоняя и подбадривая самого себя своим страхом. Рядом бегущие взрослые бородатые мужики ревели навзрыд, как дети. Я на бегу оглядывался по сторонам, гадая, как нас угораздило попасть под излучение на самом практически оживленном и безопасном участке зоны, посреди многажды проходимого шоссе. Ага, вот оно! Метрах в ста от нас по кустам маячила непонятных очертаний тень, двигаясь параллельно с нами. Я тут же пальнул в ту сторону несколько раз. Вряд ли убил, конечно, расстояние немаленькое для дробовика, но буквально тут же воздействие внезапно пропало, как и не было. Отбежав подальше, мы остановились прийти в чувство и отдышаться.

- Слава Аллаху, все живы остались!- шептал посеревший Ахмед. – Здесь то что такое происходит, Провод? Это ведь не Янтарь уже?

Я пытался прикурить, прихлебывая из фляжечки, и изображал непринужденное буйное веселье, хотя все тело еще колотило так, что сигарету не мог до рта донести - руки тряслись, и фляжка стучала об зубы.

-А, х-херня, не обращай внимания, бывает, - наконец я сказал единственное, что пришло в голову, типа пошутил. Ничего другого я просто придумать не смог.

- Вот так бы и ушли мы все в леса,- растерянно произнес Пирог, - и нас бы там съели. В последние годы так несколько групп по этой дороге пропало. Мужики рассказывали, какая-то местная живность так научилась мозги людей контролировать, берет за душу и уводит невесть куда. Хорошо, нас много было, сразу всех оно не смогло удержать. Надо скорее уходить отсюда, пошли, ребя, пошли.

-Ох, и откуда эти твари берутся?- вздохнул я,- Постоянно ведь что-то новенькое встречаешь.

-У нас говорят, самые страшные мутанты - это дети сталкеров,- молвил Пирог,- Те, которых пожалели в детстве убить. Да и вообще, много непоняток вокруг творится. С утра мне знакомый свободовец мессагу скинул - они идут грядкой на Агропром, там у них на днях целая бригада без вести сгинула…

А Зона напоминала о себе постоянно - то дрожанием воздуха над шоссе и по обочинам, то далеким раскатистым гулом, то ярко-зеленым светящимся и пузырящимся озерцем вдоль дороги, я бы лично не стал класть палец в рот тому, кто рискнул бы напиться из этого озерца; то выжженной дымящейся впадиной, в которую беспрестанно били маленькие белые молнии, - это и оказался источник того самого гула, то стаей безглазых лысых собак, голов этак в двести, пересекавшей шоссе сплошным потоком с тоскливым многоголосым воем. Этих пришлось переждать издали, по осени они обычно агрессивные, но сегодня нам повезло, у стаи видимо гон или что-то вроде, на нас даже не оглянулись.

Весь путь занял ровно один дневной переход, уже темнело, когда мы издали увидели огоньки Периметра. Мы с Пирогом и одним из боевиков, бригадиром, видимо заместителем Алика, пошли к армейскому блок-посту. Пирог вызвал разводящего, споро с ним переговорил, потом отвел в сторону и оставил его вдвоем с бригадиром. Те пошуршали купюрами, и махнули нам рукой. Я сходил на опушку и провел всех оставшихся через Периметр, мимо солдатиков, смотревших на нас с напускной суровостью.

Я подошел к Ахмеду посовещаться:

- Ахмед, я что думаю? В саму деревню заходить резона нет. Там люди чужие, особой надобности заявляться туда и понапрасну пугать народ отрядом вооруженных вайнахов я не вижу.

-Правильно думаешь, Провод. Я все предусмотрел. Сейчас по всем населенным пунктам вокруг Зоны только что пожарных нет, облавы, проверки на дорогах, менты злобятся. Все силовики всех сопредельных государств кипишуют, на Зоне только что сходка прошла, а сделать никто ничего не может. Мы сейчас все оружие и снарягу отправляем далеко отсюда одной машиной, сами переодеваемся и разбиваемся на группы, у каждой свой маршрут. Для тебя отдельное такси из Гидрача приедет, уже заказали.

На окраине нас уже ждали пять-шесть автомобилей и заблаговременно вызванный автобус с надписью ОМОН, из которого извлекли несколько баулов с одеждой. Боевики споро начали переодеваться в гражданское. Все оружие и снаряжение запрятали под дно автобуса, где обнаружился вместительный тайник. Автобус, загрузившись, тут же задымил и умчался прочь.

Я тоже переоделся в какие-то неброские шмотки. Берцы с уже вылетевшими «когтями» начистил тряпкой, как мог, от грязи. Свою снарягу - дробовик, рюкзак с хабаром, ПМ, ПДА, засаленный комбез и бронник с прорехой на пузе (память об Агропроме) отдал на сохранение Пирогу, пообещавшись через неделю-другую, когда все затихнет, заехать самому или прислать кого-нибудь с оказией и забрать.

Боевики (хотя какие они теперь нафиг боевики - обычные южные мужички мирного вида, вроде строители или селяне, даже ссутулились и ссохлись все как-то), - рассаживались по трое-четверо в неприметные легковушки и разъезжались кто куда.

В Гидрач меня везли на такси – стареньком синем пассате - одного. Перед выездом мы с Пирогом раздавили по соточке на посошок, и от тряски меня быстро сморило. В пути такси пару раз останавливали для проверки, меня внимательно светили фонариком, осматривали и даже, кажется, что-то выясняли, я сонно бубнил, что еду с дня рождения свояка на Кордоне, и нас отпускали.

Уже глубокой ночью машина подвезла меня к воротам. Ключ лежал в обычной щелке под окном. Я тихо отворил дверь, но бабка услышала скрип, и прискакала с причитаниями, зажигая свет:

-Господи, Андрюша, живой. А я уж думала - все, не вернешься, почитай две недели, как ушел. Соседка, Тамарка, еще главное вчера говорила - твой то жилец, небось, гикнулся, чего ж так долго нет его, я ей рассказала до того, мол Андрей никогда так надолго не уходил. А я ей говорю - а ну, закрой рот, ты что такое говоришь, как можно о человеке так, когда ничего еще не знаешь? А я в церковь ходила, свечки ставила, молилася, чтоб ангелы тебя оберегали в Зоне адской, и ведь вымолила, вернулся! Есть будешь, изголодался поди? Я вот борща котелок только вчера наварила, настоялся уже. И студень есть, и сало свежее…

Я безвылазно отлеживался в доме пятеро суток. Только спал, жрал, смотрел в окно, где моросил грустный дождик со снегом, выходил во двор лишь покурить и в сортир. Как всегда после ходки, на меня навалилась полная апатия, все эмоции перегорели, все валилось из рук, ничего не хотелось. Вдобавок, меня схватила злобная простуда, видать еще в ходке где-то продуло, но организм в экстремальных условиях держал удар, а стоило вернуться в цивилизацию, иммунитет расклеился и дал слабину. Каждый день бабка топила баню, и я в ней парился по несколько часов кряду, отогреваясь, отмокая и смывая въевшуюся грязь.

На исходе недели я начал выползать на люди. Сперва приоделся, дотопал до парикмахерской, потом заглянул в Курью Башку на обед, разузнать новости. Бар стоял почти пустой, лишь у меланхоличного по осени Миши я разузнал, что почем.

В округе еще продолжался режим спецоперации, на каждом углу еще стояли патрули, хотя скорее для галочки, никого уже не шмонали и не останавливали. Ретивости сил правопорядка хватило ненадолго, пошумели и спустили на тормозах. Но вся блатота и шелупонь от греха запрятались подальше, одни разъехались, кто куда, другие ушли в Зону пересидеть лихие денечки, чеченцы всей командой, по слухам, отдыхали где-то на югах.

Ловить тут сейчас было нечего, и я на рейсовом автобусе уехал на Кордон, к Пирогу, за барахлом. На Кордоне, в сталкерской веселой тусовке, со старыми знакомцами, пропъянствовал пару дней. Мужики тут не гнилые, надежные, блатарей, как на Гидраче, нет. Одна проблема – девок маловато, и дискотеки сельские редки, а вот на Гидраче каждый день клубы и кабаки жарят.

Оружие все-таки снова пришлось оставить на Кордоне. Шастать с двумя стволами по Большой земле даже не во время режима - мягко говоря, неосмотрительно. Мало того, что я все еще бездокументный, и со мной мешок хабара. Но за хабар то от ментов спроса нет, это не наркота, не фальшивые деньги, и за него не предъявят, а вот за стволы могут спросить по полной. ПДА тоже брать нельзя. Любой мент его включит- а там высветятся все маршруты последнего года, переписка, карты, нычки, контакты… Да ну нах, хуже, чем засветить ПДА ментам, только самому с повинной явиться и накатать на себя чистосердечную телегу томов на шесть. В процессе пьяного общения сошелся я поближе с Кордоновской бригадой, восстановил старые связи, даже появились наметки, как, с кем и куда весной топать можно будет. Наконец прошел слух - спецрежим отменяется, и я, распрощавшись, уехал обратно, на Гидрач.

На этот раз там было повеселее. Вечером бар был полон, все вылезли из щелей и праздновали окончательное закрытие летнего сезона. Миша по этому поводу даже заказал из Киева группу самодеятельных рок-н-рольщиков, впрочем, пели и играли они неплохо.

Как когда-то, больше двух недель назад, мы опять после первого литра в примерно той же компании схлестнулись с Кандеем в шуточной словесной дуэли.

-Мы, настоящие мужики, - вещал Кандей, - мы и только мы настоящие поэты и художники. В отличие от баб, насквозь материальных, мужики - возвышенные и высокодуховные создания, тонко чувствующие всю красоту этого мира. Разве есть в мире гиперболы, аллегории и инсинуации, которые бы превысили наши необыкновенные достоинства в бальном деле, врачевательном искусстве и жизненной мудрости? Перо Петрарки и печатная машинка Стефана Цвейга сконфужено молчат, когда речь заходит о нашем красноречии и глубоком понимании этого мира. Давайте, девушки, выпьем за мужиков - самый обаятельный и прекрасный пол!

- Позвольте возразить!- заявил я,- Это уже прямо какие-то всеобъемлющие концептуальные аллегории. Скажи еще, что глядя на каждую лужу, ты не только ищешь в ней солнце, но и думаешь о бесстрашных советских космонавтах, бороздящих бескрайние просторы Вселенной. Искать в каждом мужике трансцендентального демиурга, устремленного мечтами в экзистенцию - это игнорировать его основную, материальную и насквозь биологическую составляющую. Любой мужчинка прежде всего много жрущая и всегда не прочь потрахаться пьяноватая неряшливая скотинка, которая живет пятью чувствами и тремя вожделениями, ну а лишь после этого, во внерабочее время уже создатель и разрушитель миров, герой-любовник или фронтмен протестной рок-группы. Сказать по правде, на красоту всего этого мира и его смысловую нагрузку мне глубоко пох, ибо я пребываю в упоение от свободы и вседозволенности, съев уже по своему обыкновению полкило коньяка примерно, а от этого у меня всегда вырастают крылья, просыпаются демонические желания и эрекция, я хочу сокрушать империи, поджигать храмы или на худой конец наслаждаться красотой этого мира в его женском обличье. Девушки, пьем за вас, самых прекрасных! Разве может язык сплести такие кружева, кои будут достойны обратить внимание ваших прекрасных глаз, потревожить ваши нежные синапсы и добежать до вашего эмоционально чувственного сердца? Все выдающиеся воители мира, начиная Македонским, кончая Рокоссовским, с промежуточными пересадками на Атиллу и Кутузова, завоевав этот мир, не нашли бы лучшего применения, как бросить его к вашим прекрасным длинным ногам, а Гуччи, Джимми Чу и все армяне мира должны биться в экстазе, за право их (эти ноги) обувать.
Я снискал аплодисменты всего зала и церемониально выпил.

На этом месте у меня случился беспрестанный злобный ноябрьский забухон. Неделю примерно я еженочно усаживался в какаху на различных мероприятиях, заканчивающихся периодически спонтанными половыми связями, причем, каюсь, не только с Верой.

Душа просила праздника, и мне не хватало сил ей в этом отказывать - слишком много пережил я в прошедшем сезоне, слишком много нервных клеток потерял, и уж коли выжил, то надо отпраздновать сей знаменательный факт, как следует, с фейерверками и шампанским. Из ночи в ночь я с компанией вурдалаков передвигался из кабака в кабак, возвращаясь домой уже засветло, бывало даже, что не на такси, а пешком, поскольку пропивал все, что было в карманах.

В один из дней ближе к вечеру, когда я только проснулся и отпивался Боржомом, сидя в кровати, ко мне негаданно заявилась Вера, золотце мое.

- Я попрощаться пришла, Андрей,- с порога заявила она,- в Москву уезжаю. Там сестра двоюродная живет, зовет, обещает на работу устроить танцовщицей в клуб.

Меня разобрал смех:

-Куда же ты от меня уезжаешь, на кого бросаешь? А танцовщицы московские знаешь вообще, чем зарабатывают?

- Ну и пусть! Ты и без меня себе развлечения найдешь. Здесь, с тобой, это ведь не жизнь, а мучение одно будет. Со сталкерами любовь крутить нельзя, и детей тебе нельзя, сам знаешь. А когда ты в Зону уходишь, мне каково тебя ждать, ты думал? Каждый день ведь жду-жду, каждый час, нет, так жить невозможно...

Она, не прощаясь, развернулась и направилась к выходу.

-Погоди, Вера! – я, как был, в трусах и босиком, схватил со стола жестянку из-под кофе и побежал за ней. Догнал только у выхода:

- Держи, это тебе, на память. Авось пригодится на первое время, в Москве жить недешево…- и я отдал Вере жестянку, в которую был запрятан Золотой, неопознанный артефакт из последней ходки.

 

В тот же день у меня было еще два визита. Сперва, через пару часов, оторвав меня от поедания бабкиного борща, заявились два чеченца, один из них – новый бригадир, вместо Алика, представился, как Салам. Ну этому, конечно, далеко до Аликовского стиля и обаяния, и акцент горский ощутимый, и одет не от кутюр, но, видно, боец опытный, морда в шрамах.

-А с Аликом то как, живой? - спросил я до начала разговора.

-Все нормально, уже давно в Киев увезли, в больнице лежит. Сюда больше не вернется, поедет жениться в Гудермес. Тебе, кстати, просил передать подарок,- Салам взял у напарника длинный сверток и передал мне.

Я развернул и увидел знакомый уже Аликовский винтарь.

- Ух, вот это подарочек. Ну, спасибо. Ахмед то где?

- В Эмиратах сейчас отдыхает, умотался с тобой по Зоне воландаться. Теперь дальше,- продолжил Салам,- вот тебе деньги за последнюю ходку. Плюс от Ахмеда лично премия – еще пять тонн баксов. И еще Ахмед просил передать, что он нарек тебя своим сводным братом и дал объявку об этом по всем блатным. Вот твой новый документ.

Салам протянул мне синюю книжицу с трезубцем - паспорт громадянина Украiни. Я, совершенно охреневший, открыл его, внутри увидел свою фотографию и имя. Фамилия в паспорте, между тем, была прописана Ахмедовская - Бадоев. Вот так, нежданно-негаданно, я из международного бомжа в бегах превратился в уважаемого члена южной семьи с гражданством и паспортом.

Чеченцы откланялись, оставив меня доедать борщ, обозревать свои богачества и осмысливать все проистекающие из вновь сложившихся обстоятельств перемены.

Еще через некоторое время пришли следующие посетители. Мои новые друзья, бродяги с Кордона, вчетвером под руководством Пирога, едучи в Гидрач затовариваться продуктами на своем грузовичке, по случаю заныкали в ложный бензобак и привезли сюда мою снарягу, остававшуюся у них на хранении. Я немедленно упаковал все оружие, включая дареный винтарь, в непромокаемый мешок и уволок закапывать в дальний угол огорода. Благо, с ночи еще шел пушистый конкретный снежок, который обещал надежно запрятать до весны следы раскопа.

Давно умерший ПДА поставил на зарядку, бронник кинул пока в угол, потом надо будет с оказией отнести местным умельцам, может придумают, как его починить можно. Грузовичок загнали во двор, а сам я повел кордонскую делегацию на предмет ознакомления с местными достопримечательностями и культурной жизнью. Ознакомление затянулось чуть не до утра. Редко когда за Периметром устраивались такие «многоконфессиональные» пьянки - с представителями двух сталкерских кланов. Лё бедлам получился знатный, будет, что вспомнить. «Курья Башка», привычная к кутежам и фестивалям, на этот раз вздрогнула до фундамента. Одной мебели переломали на штуку баксов, посуды же и окон перебили вообще немерянно. Под утро, как водится, меня, бездыханного, торжественно принесли домой и возложили на кровать. Сами кордонские ночевали на полу, проспавшись же, ближе к обеду уехали, пока я еще спал.

В очередной раз проснувшись под вечер, я решил, что вывел уже достаточно радиации из организма, и с пьянством пора завязывать. Я сидел за столом, хлебал борщец, (он меня с бодуна лучше всего спасает), и читал сообщения, нападавшие в ПДА за последние две недели, пока он был в отключке. Месаги о событиях в Зоне, кто где что видел, слышал и узнал. Коренным образом в жизни ничего не изменилось, информационный фон был не особо насыщен, сталкеры уже залегли по берлогам на зимовку, разъехались кто куда. На форуме большей частью народ перетирал недавнюю сходку, изменится ли что где в связи с ней, сошлись на том, что все фигня, переживем, и не такое переживали. Также обсуждали недавнее исчезновение целого отряда спецназовцев на Агропроме, нашли мол, только обгоревшую вертушку. По слухам, зачем-то военные вдесятером зашли в подземелья, обратно не вышло ни одного. Я скромно не стал выдвигать своей версии происшествия. Кроме того, педалили, кто куда зимовать поедет и что зимой делать будет, образовалась даже активная дискуссия по поводу подледной рыбалки. И лишь случайно я углядел в личке недельной давности мессагу, от Вовы Роты, бармена с Дитяток. Сообщение было коротким: «Провод, жив еще? Свяжись со мной, как сможешь. Та шняжка, что ты показывал - это Золотой шар, Исполнитель желаний».

Я отложил коммуникатор в сторону, меланхолично доел борщец, затем заварил большую бадейку крепкого чая, взяв его с собой, сходил во двор покурить. Долго там стоял, размышлял и прикидывал.

Потом все-таки достал телефон, набрал номер, долго ждал ответа, все-таки дождался:

-Але, Верунчик, снова я. Еще не уехала? А, ты уже в Киеве, ночью поезд? Давай, я подъеду сегодня, поговорим еще раз, теперь нормально, да? Ну серьезно, есть о чем поговорить, не по телефону, ладно? Все, вот сейчас прямо такси ловлю и еду, бегу-бегу, жди!

 

то это якорь сухопутный?

 

Да я с детства морем грезил! И даже пару раз убегал в пираты со школы! Да мне чайки в грудь морскую срали! Да я рыбу ем только за то, что она в море живет! Да я Дельфинше чуть было не отдался только из-за ника! Да я деньги люблю только за то что они блестят как рыбья чешуя и сверкают как волны под солнцем! Да я каждый день душ принимаю, потому что вода из него в море течет! Да я сам на 90% из воды состою!

Это у иебя видимо последствия детской травмы, мы не хотели тебе рассказывать, но когда ты был маленький, мама забавы ради запустила в ванну где тебя купали, большущего живого карпа с базара. Живым из ванны выбрался только ты, карпа нашли с откушенной головой... Но после этого ты лет до 20 не только писался, но и какался. И до сих пор когда ты проходишь мимо рыбных отделов в магазинах, у тебя начинают расти клыки..