Что такое философский зомби? Во-первых, это существо, поведение которого невозможно отличить от поведения существа, наделенного сознанием[30]. Во-вторых, при всем сходстве в поведении, философский зомби не обладает сознанием, у него нет внутренних переживаний. Для Деннета концептуальная возможность зомби имеет большую важность: если философские зомби возможны, значит сознание человека совсем необязательно для функционирования живого организма[31].
В качестве примера, который аргументирует возможность философского зомби, Деннет приводит робота «Шаки»[32]. Этот робот имеет систему ввода-вывода, а так же интерфейс, благодаря которому он получает данные о внешнем мире. Если «спросить» у робота «что ты воспринимаешь?», то в ответ мы получим значения определенных характеристик, которые записываются в память робота через интерфейс сообщения с внешним миром (это может быть видеокамера). Вне зависимости от того, какие преобразования получат исходные данные с камеры, ответом на вопрос будут именно они. Например, это может быть массив нулей и единиц, либо слова, которые изначально заложены программистом для описания окружения (квадрат, круг, треугольник). У Шаки есть только этот способ выражения данных и вопрос о том «а как он на самом деле представляет себе то, что воспринимает?» бессмысленный, он не выбирает каким образом высказать[33] то, что он находит в интроспекции. Как пишет Деннет: «Shakey just found himself with things to say»[34]. Таким образом, связь между высказываниями и вопросами – прямая, она не опосредствуется внутренним созерцанием и интроспекцией, потому что их нет – робот это абсолютно механическая система, в отсутствии у которой субъективного опыта мы не сомневаемся.
А если бы мы усовершенствовали такого робота? Наделили бы его датчиками, которые позволяют ему обладать зрением, обонянием, и т.д., а так же датчиками его внутренних (но бессознательных, настаивает Деннет) состояний? Такой робот Деннет называет зимбо[35]. Зимбо это зомби, который поведенчески сложен[36], благодаря его системе контроля, которая обеспечивает рекурсивное самоопределение[37]. Такой зимбо будет уверен в том, что он обладает субъективным опытом – хотя обладать им не будет! Он будет убеждать всех собеседников в том, что он действительно чувствует те или иные переживания, а так же досаду от того, что в его субъективном опыте можно сомневаться.
Вопрос стоит следующий: а возможно ли существование подобного зимбо? С точки зрения позитивизма данная идея неверифицируема: если зимбо поведенчески неотличимы от человека, то нет абсолютно никакого способа сказать о том, имеет ли он ментальные состояния (субъективный опыт) или нет. Точно так же данная идея нефальсифицируема ввиду тех же самых причин.
С другой стороны, мы, тем не менее, можем сформулировать в речи само определение зимбо. Для большинства исследователей этого достаточно для установления концептуальной возможности, однако моя позиция заключается в том, что существование зимбо концептуально невозможно, ввиду внутренней противоречивости. Идея зимбо в своем основании отталкивается от позиции первого лица: если мы взглянули на зимбо изнутри, то увидели бы, что никаких ментальных состояний он не имеет. Но проблема заключается в том, что мы по определению не можем совершить эту операцию «проверки на субъективный опыт». Позиция от первого лица состоит в полном отождествлении с субъектом исследования. Если мы хотим занять позицию зимбо, то мы должны стать зимбо, то есть смотреть на мир его глазами (использовать данные его «органов чувств»), а так же лишиться самого субъективного опыта (по определению, которым описывается зимбо).
В таком случае мы сможем дать вербальный отчет о своих состояниях, однако никоим образом не сможем понять, что никаким субъективным опытом не обладаем, так как сам термин «понимание» ссылается на существование субъекта, который выносит суждение. То есть, погружаясь в «состояние зимбо», мы теряем возможность дать ответ «есть ли у меня внутренние состояния», так как никаких внутренних состояний нет. Сущностное определение внутренних состояний заключается в том, что они есть непосредственные данности сознания: предельное описание боли сводится к тому, что мы испытываем это чувство со всей очевидностью и не способны его игнорировать.
Каким тогда способом возможна такая ситуация, когда мы можем принять идею о том, что нечто ведет себя в точности как мы, но не обладает внутренними состояниями, если при попытке «влезть в шкуру» зимбо мы перестаем мыслить, а следовательно, теряем само содержание идеи о зимбо? В таком случае идея зимбо встает в ряд с высказываниями, которые при попытке из анализировать приводят к очевидности пустоты их ментального содержания[38]: мы можем использовать их в речи в качестве фразеологизмов, описывающих нечто, недоступное для «понимания», хотя мы можем быть осведомлены о них.
Хорошей аналогией с идеей зомби является идея четырехмерного ортогонального пространства: вместо трех плоскостей, перпендикулярных друг другу мы работаем с четырьмя. Несмотря на то, что мы можем задать для такого пространства систему координат, а так же аналитически доказывать теоремы, считать значения и брать интегралы от четырехмерных функций, для нашего субъективного опыта оно останется недоступным, а будет существовать лишь как математический объект.
Однако в отличие от приведенного примера, идея о зимбо носит исключительно субъективный характер и привязана к нашему поведению. Продолжая параллель: ни один из возможных четырехмерных объектов не может быть представляться в трехмерном пространстве так, как он существует в четырехмерном пространстве, а всегда в виде проекции на три имеющихся измерения. То есть, в нашем пространстве, даже возможные четырехмерные объекты концептуально неотличимы от обычных трехмерных объектов. А теперь возвращаемся к зимбо: мыль о том, что он обладает отсутствием субъективного опыта должна быть концептуально обоснованной в рамах того «пространства», в котором мы существуем, а это пространство – перспектива от первого лица, которая отрицается. Противоречивость самой идеи очевидна.
