Моя дорогая Сесиль,
Могу вас заверить, что моя семья будет, как и я, обожать вас …
Игнорируя протянутую руку маркиза, Саманта отпихнула от себя Габриэля и стала вставать. Габриэль, не тратя время попусту, поднялся на ноги, его поза была застывшей, а лицо настороженным. Остальные слуги стояли, неуклюже сбившись в кучки и выглядя так, словно предпочли бы сейчас мыть ночные горшки или чистить конюшни.
Поправив очки, Саманта сделала глубокий реверанс.
- Рада познакомиться с вами, мой лорд. Я Саманта Викершем, медсестра вашего сына.
- Мне совершенно очевидно, почему со времени нашего последнего визита, у него наступило такое заметное улучшение.
Несмотря на грубый голос, она могла бы поклясться, что видит искорки смеха в глазах маркиза.
Она представляла, насколько скандальным был ее вид. Юбка помята и вся в пятнах от травяного сока, щеки раскраснелись, выбившиеся из прически волосы свисают до половины спины, и вероятно, она больше походит на деревенскую девку, чем на уважаемую женщину, которую можно было бы нанять для ухода за их сыном.
Четыре изящно одетые женщины толпились на склоне за спиной маркиза, каждый их локон под изысканными шляпами, каждый бант, каждая лента и каждый шнурок был накрахмален до совершенства. Саманта почувствовала, как ее губы напряглись. Она слишком хорошо знала такой тип женщин.
Несмотря на то, что они заставляли ее чувствовать себя еще сильнее уличной девчонкой, Саманта гордо подняла голову, не желая позволить им унизить себя. Если бы семья Габриэля не отказалась от своей ответственности за него, не было бы необходимости ее нанимать. А если его отец сейчас уволит ее, то не останется никого, кто бы мог о нем заботиться.
- Возможно, вы найдете мои методы достаточно нетрадиционными, лорд Торнвуд, - сказала она.
- Но я считаю, что много солнечного света и свежего воздуха могут улучшить состояние и тела и духа.
- Бог знает, что у меня есть достаточно просторная комната для совершенствования и того и другого, - пробормотал Габриэль.
Когда маркиз повернулся к сыну, его высокомерие, казалось, растаяло. Он не мог заставить себя посмотреть Габриэлю в лицо.
- Здравствуй, парень. Приятно видеть, что ты так хорошо выглядишь.
- Отец, - натянуто произнес Габриэль. - Жаль, что я не могу сказать то же самое.
Одна из женщин сорвалась с места и побежала к ним по траве, шелестя атласными юбками. Несмотря на то, что ее кожа была бледной и нежной, как старинное полотно, возраст забрал у нее то немногое, что оставалось от ее привлекательных округлостей.
Габриэль стоял в напряженной позе, его лицо походило на настороженную маску, когда она поднялась на цыпочки и поцеловала его в нераненую щеку.
- Я очень надеюсь, что ты простишь нас за то, что мы свалились на тебя, как снег на голову. Сегодня такой прекрасный день - просто идеальный для длинной поездки в деревню.
- Не глупи, мама. Как я мог ожидать, что вы не исполните свой христианский долг? Возможно, по пути домой вы сможете сделать остановку у приюта или исправительного заведения, чтобы подбодрить несчастных.
Саманта вздрогнула, но мать Габриэля только вздохнула, словно его едкий прием был тем, чего она ожидала.
- Идите сюда, девочки, - позвала она, и поманила дочерей пальцем, обтянутым перчаткой. - Идите и поздоровайтесь со своим братом, как подобает.
Две гибкие золотоволосые девушки отшатнулись назад, словно боясь, что Габриэль может их покусать, но крепкая маленькая брюнетка побежала к ним и с разбегу обняла его за шею, едва не заставив потерять равновесие.
- О, Гейб, я не могла выдержать вдали от тебя даже еще секунду! Я так скучала по тебе!
Впервые показывая, что немного оттаивает, он неловко похлопал ее по плечу.
- Привет, коротышка. Или я должен обращаться к тебе "Леди Гонория"? Если ты не на каблуках Валери, я думаю, что ты подросла дюйма на два со своего последнего визита.
- Ты можешь поверить, что меня выставят на всеобщее обозрение через две недели? А я ведь не забыла о твоем обещании, знаешь ли.
Обхватив руку Габриэля, словно опасаясь, что он сейчас сбежит, она с улыбкой повернулась к Саманте. Один из ее передних зубов рос немного неровно, что только добавляло ей прелестного очарования.
- С тех самых пор, как я только вылезла из пеленок, мой брат обещал, что станцует со мной первый танец на моем дебютном балу.
- Как галантно с его стороны, - мягко сказала Саманта, заметив, как на мгновение исказилось в болезненной гримасе лицо Габриэля.
Маркиз откашлялся.
- Не узурпируй все внимание своего брата, Гонория. Ты забыла, что у нас есть сюрприз для него?
Гонория неохотно отцепилась от Габриэля и вернулась к сестрам, а отец повернулся и сделал знак одетым в ливреи лакеям, стоящим при внушительного вида экипаже. Те спрыгнули с козел и стали развязывать веревки какой-то большой накрытой холстом вещи, которая была привязана к низу кареты.
Когда двое слуг втащили эту тяжесть на холм, сгибаясь под ее весом, отец Габриэля в предвкушении потер руки. К тому времени, когда лакеи поставили вещь на траву перед Габриэлем, Саманта так же, как и остальные слуги, изнывала от любопытства.
- В ту минуту, когда твоя мать и я увидели ее, мы поняли, что это как раз то, что нужно.
Глядя на жену с лучезарной улыбкой, маркиз вышел вперед и величественным жестом сдернул холст.
Саманта сузила глаза, изо всех сил пытаясь рассмотреть незнакомый объект. Когда же ей, наконец, это удалось, она почти пожалела об этом.
- Что это? - услышала она, как Элси шепотом спросила у Филипа. - Устройство для пыток?
Миссис Филпот перевела взгляд на далекий горизонт, а Беквит придвинулся к ней, усиленно разглядывая носки своих ботинок.
Предупрежденный неуклюжим молчанием слуг, Габриэль рявкнул:
- Ладно, что там за дьявол?
Поскольку никто не ответил, он упал на одно колено и стал ощупывать вещь руками. Когда его пальцы поиска проследили контуры железного колеса, осознавание медленно проступило на его лице.
Он выпрямился, его движения были неестественно скованными.
- Инвалидное кресло. Вы привезли мне инвалидное кресло.
Его голос опустился до такого опасного шепота, что у Саманты волосы на голове зашевелились.
А его отец все еще лучился улыбкой.
- Чертовски умно, не так ли? С ней тебе больше не придется спотыкаться или налетать на вещи. Ты сможешь просто сесть в нее, набросить на колени одеяло и кто-нибудь повезет тебя, куда ты пожелаешь. Например, Беквит или даже эта твоя мисс Викершем!
Саманта напряглась в ожидании неизбежного взрыва. Но когда Габриэль, наконец, заговорил, его тщательно контролируемый голос был гораздо страшнее, чем любой крик.
- Возможно, ты не заметил, отец, но мои ноги остались совершенно здоровыми. Так что, если ты меня извинишь, я лучше использую их по назначению.
Сделав подобие краткого поклона, он развернулся и пошел прочь в направлении, противоположном дому. Несмотря на то, что он ушел без своей путеводной трости, Саманта не смогла заставить себя последовать за ним или приказать слуге сделать это, дабы не оскорбить его еще сильнее. Даже Сэм не посмел пойти за ним. Маленький колли шлепнулся на траву рядом с Самантой, его угрюмый взгляд провожал Габриэля до тех пор, пока он не скрылся за деревьями.
Как и предупреждал ее Беквит, были дороги, по которым мужчина должен путешествовать в одиночестве.
Саманта сидела в маленькой комнате для завтрака, где Беквит проводил собеседование, прежде чем взять ее на работу, и слушала, как французские позолоченные часы на каминной доске со щелканьем отмечают минуты ее жизни. Исчезновение Габриэля не оставило ей другого выбора, кроме одного - экспромтом стать хозяйкой дома для его родственников. Она ушла ровно настолько, чтобы привести в порядок волосы и надеть новое платье - нечто мрачное из темно-бордового бомбазина и безо всяких оборок, которые могли бы смягчить строгие линии.
Маркиза опустилась на самый край кресла с подголовником, ее губы были неодобрительно поджаты, а обтянутые перчатками руки лежали на коленях. В то время как маркиз просто плюхнулся в свое, и его пейслевый жилет натянулся на необъятном животе. Валери и Юджиния сидели, прижавшись друг к другу на греческой софе, и выглядели так несчастно, что Саманта почти пожалела их. Гонория взгромоздилась с ногами на оттоманку и сидела там, обнимая колени, выглядя скорее на семь лет, нежели на семнадцать. Громоздкое инвалидное кресло стояло в углу, его зловещая тень была для всех них упреком.
Когда золотистые лучи солнца стали медленно исчезать, тягостную тишину прерывали только случайные вздохи и приглушенное звяканье чайной чашки.
Саманта поднесла свою собственную чашку к губам и не удержалась от гримасы, поняв, что чай давно остыл.
Она опустила чашку и увидела, что мать Габриэля открыто смотрит на нее пристальным взглядом.
- Что же вы за медсестра, мисс Викершем? Не могу поверить, что вы позволяете ему вот так бродить одному и даже не пошлете слугу, который мог бы о нем позаботиться. Что, если он упал в овраг и сломал себе шею?
Саманта поставила чашку на блюдце, пытаясь притвориться, что эта женщина не озвучивает ее собственные страхи.
- Могу вас заверить, миледи, что нет необходимости беспокоиться. Ваш сын гораздо самостоятельнее, чем вы можете предположить.
- Но прошло уже почти три часа. Почему он не возвращается?
- Потому, что мы еще здесь.
После мрачного заявления мужа маркиза перевела свой взгляд на него. Тот уселся поглубже в кресло.
- Тогда почему мы не можем поехать домой? - сказали Валери и Юджиния практически одновременно.
- О, пожалуйста, папа, - попросила Валери. - Нам так скучно!
Юджиния скатала носовой платок в шарик, ее лицо выражало надежду.
- Вэл права, мама. Если Габриэль не хочет, чтобы мы были здесь, то почему бы нам не принять его желание и не уехать? Здесь остается мисс Викершем, она позаботиться о нем.
- Я не понимаю, зачем ему медсестра, - резко сказала Гонория и быстро кинула на Саманту извиняющийся взгляд. - Вы могли просто оставить здесь меня, и я бы позаботилась о нем!
- А как же твой дебют? - мягко напомнил ей отец. - Твой первый бал?
Гонория склонила голову, позволив мягким темным локонам, словно вуалью, закрыть ее задумчивый профиль. Она могла бы быть более преданной брату, чем сестры, но ей было всего лишь семнадцать.
- Габриэль нуждается во мне больше, чем я нуждаюсь в этом дурацком балу.
- Я не сомневаюсь, что вы отлично заботились бы о брате, - сказала Саманта, тщательно выбирая слова, - но я уверена, что ему было бы гораздо приятнее знать, что вы дебютировали и получили шанс найти мужа, который будет обожать вас так же сильно, как и он.
Гонория благодарно посмотрела на нее, а мать Габриэля поднялась и шагнула к французскому окну, которое оставили наполовину открытым, чтобы освежить душную комнату.
Она встала там, пристально глядя в темнеющий полумрак, тень легла на ее глаза.
- Я не знаю, как он может выносить жить такой жизнью. Иногда я думаю, что было бы милосерднее, если бы он просто...
- Кларисса! - рявкнул маркиз, садясь в кресло и с силой опуская трость на пол.
Леди Торнвуд резко обернулась, в ее голосе ясно прозвучала истеричная нотка.
- О, почему бы просто не сказать это вслух, Теодор? Каждый из нас думает об этом, когда смотрит на него.
Саманта поднялась на ноги.
- Думает о чем?
Мать Габриэля повернулась к ней, ее лицо приобрело жесткое выражение.
- Что было бы милосерднее, если бы мой сын умер на палубе того судна. Было бы милосерднее, если бы его жизнь закончилась легко и быстро. Тогда он не должен был бы проходить через все эти страдания. Он не должен был бы жить вот так - жалкой полужизнью, словно он человек только наполовину!
- И как удобно это было бы для вас! - горькая улыбка коснулась губ Саманты. - В конце концов, ваш сын умер бы героем. Вместо того чтобы вынужденно противостоять грубому незнакомцу в такой прекрасный весенний день, вы могли бы ездить сюда и класть цветы в его склеп. Вы могли красиво рыдать, оплакивая его трагическую потерю, и закончить с трауром как раз как раз к первому балу сезона. Скажите мне, леди Торнвуд - вы хотите покончить со страданиями Габриэля? Или со своими собственными?
Маркиза побледнела так, словно Саманта дала ей пощечину.
- Как вы смеете так говорить со мной, вы, самонадеянное создание!
Но Саманта не поддалась на попытку ее запугать.
- Вы едва можете взглянуть ему в лицо, не так ли? Поскольку теперь он больше не золотой мальчик, которого вы обожали. Он больше не может играть роль прекрасного сына, преданного матери. И поэтому вы готовы списать его со счетов. Как вы думаете, почему его сейчас здесь нет? - Она обвела осуждающим взглядом всю комнату и снова вернулась к матери Габриэля. - Потому что он точно знает, что вы все думаете каждый раз, когда вы смотрите на него. Ваш сын, может, и слеп, миледи, но он не глуп.
Саманта стояла с дрожащими руками, сжатыми в кулаки, и медленно осознавала, что Валери и Юджиния смотрят на нее, открыв в ужасе рты. У Гонории задрожали губы, словно она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
На Саманту нахлынул стыд. Но даже сейчас она не могла заставить себя пожалеть о своих словах, только о той потере, которой они будут ей стоить.
Она повернулась к маркизу, гордо подняв голову, чтобы встретить его прямой пристальный взгляд.
- Простите мне мою дерзость, мой лорд. Я соберу вещи и буду готова уехать завтра утром.
Она пошла к двери, но маркиз поднялся и преградил ей путь, его густые брови образовали прямую линию.
- Задержитесь всего на минуту, девочка. Я вас еще не увольнял.
Саманта склонила голову в ожидании его отповеди, которую она заслужила своей неуважительной тирадой по отношению к его жене.
- И не собираюсь, - сказал он. - Судя по впечатляющему проявлению характера, которому я только что был свидетелем, вы как раз то, в чем нуждается мой тупоголовый сын. - Взяв в руку трость, он быстрым шагом прошел мимо Саманты к двери, оставив ее стоять на месте, онемевшую от шока.
- Ну, Кларисса, девочки. Мы едем домой.
Леди Торнвуд задохнулась от негодования.
- Конечно же, вы не можете ждать, что я просто уеду и оставлю здесь Габриэля одного. Она бросила на Саманту ядовитый взгляд.
- С ней.
- Девочки правы. Он не вернется, пока мы будем здесь.
Губы маркиза изогнулись в кривой улыбке, так сильно напомнив Саманте Габриэля, что у нее замерло сердце.
- И честно говоря, не могу сказать, что я обвиняю парня. Кто захочет, чтобы над тобой кружила стая стервятников, когда ты борешься за свою жизнь? Давайте, девочки. Если мы поспешим, то сможем добраться до кроватей раньше полуночи.
Валери и Юджиния наперегонки бросились исполнять волю отца, на ходу хватая сумочки, веера, шали и шляпки. Напоследок бросив на Саманту все еще тлеющий ненавистью взгляд, который предупредил девушку, что она не забудет - и не простит - ее дерзость, маркиза пошла мимо нее, неся свою внушительную грудь как нос военного линкора. Гонория нерешительно остановилась в дверном проеме и задумчиво махнула ей на прощание.
Когда колеса экипажа загремели вниз по дороге, Саманта осталась совсем одна, компанию ей составляло только инвалидное кресло. Она впилась взглядом в ненавистную вещь, ничего так не желая, как голыми руками содрать с него набитое конским волосом сидение.
Вместо этого она зажгла газовую лампу и поставила ее на стол около окна. Несколько минут она стояла там, обеспокоено вглядываясь в тени, прежде чем поняла, что именно сделала. Как будто она могла надеяться, что свет лампы приведет Габриэля домой.
Вероятно, его мать была права. Вероятно, она должна была послать кого-то на его поиски. Но едва ли было честно посылать к нему слуг, чтобы они привели его домой, словно он упрямый ребенок, который cбежал из-за какого-то каприза.
Что, если он не хочет, чтобы его нашли? Что, если он до смерти устал оттого, что все пытаются получить от него исполнения своих ожиданий? Его родственники ясно выразили, что хотят вернуть только своего Габриэля - мужчину, который шагал по жизни с непоколебимой уверенностью, без усилий завоевывая сердца всех, с кем сталкивался.
Несмотря на страстные обвинения, которые она высказывала его родным, разве она сама лучше? Она приехала сюда, полагая, что хочет ему только помочь. Но она начинала сомневаться в своих мотивах, задаваясь вопросом, не скрывает ли ее самоотверженная преданность очень эгоистичное сердце.
Саманта посмотрела на пламя лампы. Ее мерцающий свет не сможет привести Габриэль домой.
Но она сможет.
Взяв лампу, она выскользнула в ночь через французское окно.
Саманта направилась к лесу, так как именно там скрылся Габриэль. Лампа, которая казалась такой яркой в доме, сейчас освещала окружающее пространство настолько тусклым светом, что его едва хватало на отбрасывание теней. Когда она вошла в лес, то лампа стала светить еще слабее из-за бархатной черноты безлунного вечернего неба и путаницы ветвей над ее головой. Она не представляла, каково жить в такой тьме день и ночь.
Навес из ветвей стал гуще, совершенно скрыв собой узкие просветы неба, и Саманта замедлила шаги. Сумерки преобразили Ферчайлд-Парк из искусно созданного ландшафта в затерянную дикую местность, чреватую опасностями и ужасами. Она прошла по стволу упавшего дерева, чувствуя себя очень неуютно из-за таинственного шелеста и жутких звуков, издаваемых невидимыми ночными созданиями. Она затосковала по большому и сильному телу Габриэля, в разных смыслах этого слова.
- Габриэль? - негромко позвала она, не желая, чтобы слуги в доме услышали ее.
Единственным ответом был возобновившийся шелест в подлеске, доносящийся откуда-то из-за ее спины. Саманта остановилась. Шелест прекратился. Она сделала пробный шаг, потом другой. Шелест возобновился. Надеясь и молясь, что его издавали ее собственные накрахмаленные юбки, она придержала их и сделала еще один шаг. Шелест стал громче. Она снова остановилась, ее пальцы стиснули скользкие когти на ручке лампы. Шелест прекратился, но вместо него послышалось звериное пыхтение, Саманта могла поклясться, что почти ощущает на своей шее горячее дыхание невидимого хищника.
В одном сомнений не было.
Кто-то … или что-то … следовало за ней.
Собрав всю свою храбрость, она повернулась вокруг своей оси и посветила перед собой.
- А ну покажись мне!
Пара влажных коричневых глаз проявилась из тени, за ними последовало гибкое тело и виляющий хвост.
- Сэм! - выдохнула Саманта, падая на колени. - Как тебе не стыдно, нехороший песик!
Несмотря на этот упрек, она сгребла собаку в руки и стала укачивать, прижимая к оглушительно бьющемуся сердцу.
- Я не должна ругаться, не так ли? - Она выпрямилась, поглаживая его шелковистые уши. - Думаю, ты просто тоже хочешь его найти.
Углубляясь все дальше в лес и выкрикивая имя Габриэля все чаще, она сжимала в руках маленького колли, не желая отказываться от его успокоительного тепла. Она шла довольно долгое время, прежде чем поняла, что не сможет вернуться домой той же дорогой, она просто не найдет ее. Она уже начала думать, что Габриэлю, вероятно, придется посылать слуг на ее поиски, когда в темноте стало вырисовываться какое-то большое строение. Наполовину деревянное, наполовину каменное, оно казалось чем-то типа амбара или конюшни, давно заброшенным и позабытым.
Вероятно, это место Габриэль знал еще с тех времен, когда мальчишкой бродил по этим лесам. Место, где он мог бы искать убежище, если бы случайно набрел на него.
Сжимая в руках лампу и собаку, Саманта толкнула дверь, висящую на одной петле, и вздрогнула от пронзительного скрипа.
Она подняла лампу и осветила бледным кругом света древние дубовые балки, развалившиеся копны сена, сгнившие уздечки и ржавые удила, висящие на потрескавшихся деревянных колышках.
Не желая больше сдерживать его извивающиеся движения, Саманта поставила Сэма на землю, чтобы он мог обегать и обнюхать все, что было в поле их зрения. За исключением шебуршащихся в сене мышей, они, казалось, были здесь единственными живыми существами.
- Габриэль? - позвала он, с неохотой нарушая неестественную тишину. - Вы здесь?
Она пошла в полумрак. Примерно в центре конюшни находилась старая деревянная лестница, верхний край которой исчезал во тьме.
Саманта вздохнула. У нее не было никакого желания рисковать своей шеей, обследуя сгнивший чердак, но было бессмысленно забраться так далеко и не проверить все возможности. Возможно, Габриэля здесь и нет, но она может обнаружить признаки его недавнего присутствия.
Подобрав и перекинув свои длинные юбки через одну руку и утвердив в другой лампу, она начала длинный и неуклюжий подъем по лестнице. Тени угрожающе танцевали перед ней, убегая от мерцающего света лампы. Наконец достигнув вершины и прочно встав на пыльные доски, она издала вздох облегчения.
Чердак оказался таким же заброшенным, что и остальная часть конюшни. Не было никаких признаков того, что хоть кто-нибудь находил на нем убежище за последние двадцать лет. Через открытое чердачное окно был виден квадрат вечернего неба, безлунный, но не полностью лишенный света. Похожие на молочные брызги звезды виднелись на его чернильном навесе.
Сузив глаза, Саманта повернулась, чтобы разглядеть темное пространство под потолочными балками. Это ее воображение, или она видела намек на движение? Что, если Габриэль все же нашел здесь убежище? Что, если он каким-то образом поранился и не может ответить на ее зов? Она шагнула в глубину чердака, вздрогнув, когда толстая завеса паутины задела ее голову.
- Есть здесь кто-нибудь? - прошептала она и осветила лампой пространство перед собой.
Темнота взорвались резким движением. Саманта отступила назад, окруженная безумными звуками махающих кожистых крыльев и пронзительного писка. Когда перепуганные летучие мыши оставили свой насест и устремились к открытой двери чердака, она инстинктивно вскинула руки, чтобы защитить волосы и глаза от бьющих по ней крыльев.
Лампа отлетела от ее руки и, проехавшись по краю чердака, приземлилась внизу на земляном полу взрывом стекла. Последние летучие мыши исчезли в ночи. Подгоняемая встревоженным лаем Сэма и сильным зловонием тлеющего лампового масла, Саманта ринулась к лестнице, думая только о том, что надо погасить пламя, прежде чем оно подожжет сено и захватит всю конюшню.
Она прошла уже треть пути, когда ее нога опустилась прямо в гнилую дыру на ступеньке, нарушив ее равновесие и пробив дерево. Казалось, она целую вечность опасно раскачивалась, балансируя между отчаянием и надеждой, но потом все же тяжело упала, встречая спиной пустое пространство.
Она услышала, как ее голова со слабым стуком ударилась об пол, услышала хнычущего Сэма, который облизывал ее щеку и толкал в ухо своим холодным, влажным носом, услышала голодный треск, с которым огонь начал лизать сено.
- Габриэль? - прошептала она, на какой-то момент увидев его стоящим над ней и улыбающимся в солнечном свете, прежде чем ее собственный мир растворился в темноте.
