Общегосударственного законодательства

С XI по XV в. социальная структура русских земель регулирова­лась нормами, зафиксированными в «Русской правде», и само обилие ее списков (более сотни) говорит о признании этих норм в разных землях. Впрочем, в отдельных землях были и собственные юридичес­кие установления, обычно не слишком отличавшиеся от норм «Рус­ской правды», но представляющие интерес для понимания истоков некоторых традиций, не нашедших отражения в «Русской правде». Объединение земель Северо-Восточной Руси вокруг Москвы и рез­кое возвышение власти московского князя создают новую обста­новку и в положении «Земли», и в структуре «Власти». Утверждение единодержавия «государя всея Руси» Ивана III неизбежно требовало изменения всей системы отношений и внутри сословий.

Одной из специфических особенностей заново складывавшейся си­стемы было сближение великокняжеской власти с «Землей». Это наглядно проявилось в «брани о смердах» на Псковщине в 80-е гг. XV столетия, когда в конфликте боярства города с крестьян­скими общинами округи Москва заняла сторону смердов. Именно тогда началось формирование крестьянского «монархизма»: в про­тивостоянии с местными власть имущими чиновниками и феода­лами у крестьянских общин иного выбора и не оставалось.

Великокняжеская власть еще не имела стройной системы управленческих структур. Управленческая система в рамках от­дельных земель-княжеств и феодальных вотчин, конечно, суще­ствовала, но потребностям большого государства, объединивше­го весьма различные по традициям земли и сословия, эта система, разумеется, не отвечала. Поэтому шел поиск новых форм управ­ления с постоянными уклонениями и отклонениями в разные сто­роны, и даже стратегические вопросы решались в зависимости от складывающейся ситуации.

В княжеских гридницах древнейшей поры текущие вопросы решались в обсуждениях со «старшей» и «младшей» дружиной, при­чем летописи проговариваются о разногласиях в принятии этих решений, и тем самым дают представление о «технологии»: сове­товаться следовало не только со «старшими», но и с «младшими» (сами понятия «старший» и «младший» в данном случае имеют не возрастное, а социальное значение). Со временем на первый план выходит Боярская дума. Естественно, что и в создававшемся еди­ном государстве Боярской думе должна была принадлежать боль­шая роль, а сам ее состав теперь пополнялся за счет княжат из разных земель. В конце XV столетия в Думе выделяются «пути» – прообразы будущих «приказов». Вводится определенное система­тическое разделение «труда» – специализация по определенным проблемам, на первых порах для решения текущих вопросов. На местах распоряжаются «волостели», управлявшие отдельными «во­лостями». Функции их обычно менялись в зависимости от Осо­бенностей земель, куда они направлялись.

Одним из первых документов, дающих представление о роли, правах и обязанностях «волостелей»-наместников, является до­шедшая до нас «Белозерская уставная грамота» 1488г. Волосте­ли имели свою администрацию – тиунов и доводчиков. Расчет с ними производится «сотскими», т.е. выборными людьми «Зем­ли». Население – община – может возбуждать иски к наместни­кам и их людям. «Добрые люди» обязательно должны участвовать в судебных разбирательствах.

Сама «Белозерская уставная грамота» колоритна своей непос­редственностью, указывающей на злоупотребления, характерные для княжеских чиновников того времени. Акцент в ней делается на ограничение произвола наместников и их администрации. На­пример, наместникам запрещается ходить «на пиры» «незваны­ми», а «в пиру не буянить». Грамота отражает, по всей вероятности, традиционные формы и злоупотреблений, и борьбы с ними. Ранее мать Ивана III Мария Ярославна так же предупреждала чиновни­ков об ответственности, если кто-то явится «незван пити», «на пир или в братчину» (речь шла о селах Переяславского уезда). Значе­ние Белозерской грамоты состоит в том, что она придала тради­ции общегосударственный характер.

Противостояние традиционному вотчинному своеволию неотвратимо побуждало искать новые пути обеспечения государственных интересов, дабы воины всегда были готовы выйти на поля сражений; которые окружали Русь со всех сторон. И в про­тивовес капризному вотчинному строю рождается поместная система. Земельные пожалования теперь выдаются за службу и за право государства в любое время призвать служилого челове­ка в поход против любого недруга – в том числе и внутреннего. Естественно, эта сила используется и против вотчинной арис­тократии, привыкшей участвовать лишь в таких акциях, кото­рые сулили ей непосредственную выгоду. В результате постепен­но начинает создаваться широкое служилое сословие, напрямую зависящее от великого князя.

Создание сословия государственных служилых людей пред­полагает иное отношение к ранее свободной крестьянской об­щине. Начинается процесс, обозначаемый термином закрепоще­ние. До XV в. зависимость крестьян была в основном как бы добровольной (в том числе и похолопление). Типичный пример – категория «закупов-наймитов» в «Русской правде». Крестьянин закабаляет себя сам, не имея возможности (а часто и желания) сохранить себя как вполне самостоятельного хозяина. Договор­ные отношения также регулировались традицией, и «перекупить» крестьянина мог любой конкурент-феодал, возместив «купу». В то же время и крестьянин имел право перехода к другому фео­далу, и естественно, что наиболее благоприятные для себя усло­вия крестьянин мог получить в страдную пору, когда в работни­ках нуждались.

Теперь положение меняется. В грамоте белозерско-верейского князя Михаила Андреевича (1432–1486), относящейся примерно к середине XVв., впервые (из сохранившихся документов) появ­ляется ограничение права перехода крестьянина, и таковым уста­навливается «Юрьев день осенний» – 26 ноября (т.е. после завер­шения всех сельскохозяйственных работ). Грамота была выдана по жалобе игумена Кириллова монастыря (что само по себе име­ет определенный интерес, а именно – обозначается отход от ус­ловий монастырской реформы митрополита Алексия). Здесь осуждается явно обычная практика, когда монастырских крес­тьян «серебряников и половников и слободных людей» сманива­ли в другое время, в том числе «о Петрове дни», т.е. в разгар лет­них работ. В Судебнике 1497 г. этому аспекту будет уделено особое внимание, и «Юрьев день» станет общегосударственной датой, когда для зависимого крестьянина оставался возможным пере­ход от одного феодала к другому.

Судебник 1497 г, – памятник значимый и важный, как первый документ, устанавливающий юридические нормы для всего объединенного государства, и удивляет то, что сохранился он в единствен­ном экземпляре. Это само по себе требует объяснения: был ли это обязательный закон или же только проект закона. Ведь до 1550 г., когда будет принят новый Судебник фактически нет материа­лов о действии Судебника 1497 г. Не исключено, что у государ­ства еще не было сил перебороть местные традиции и ввести Су­дебник как общегосударственный закон. Так, в договоре рязанских князей Ивана и Федора Васильевичей, в котором упо­минается и их мать, сестра московского князя Анна, никаких ограничений в переходах не предполагается («вольному воля»), В.Н. Татищев видел и не дошедший до нас «Рязанский судеб­ник», который также не ориентировался на Судебник 1497 г. Ори­ентация на местные традиции долго будет сохраняться и в Нов­городе. Впрочем, и «Русская правда» имела как бы рекомендательный характер. Обычно в наборе у «судей» были «Закон судный людем», греческий «Номоканон», иные докумен­ты, и судьи выбирали подходящие статьи из юридических па­мятников разного происхождения.

Основная направленность Судебника 1497 г. - контроль над судопроизводством, без вмешательства в сам его процесс. Здесь появляется неизвестное «Русской правде» «поле» - судебный по­единок истца и ответчика. «Поле» упоминается и в «Белозерской уставной грамоте», причем как обычная практика, которую сле­дует регулировать. Значит, в XV в. «поле», как судебная норма, уже охватило всю Северо-Восточную Русь. Сам этот принцип вы­яснения - кто виноват, кто прав, – явно восходит к глубоким язы­ческим временам, и, по существу, имеется единственный парал­лельный источник, который может объяснить его происхождение. Это – «Правда англов и вэринов» конца VIII в., много дающая для прояснения «варяжского» вопроса. По Волго-Балтийскому пути обычай этот был занесен в Новгородскую и Псковскую области, где он существовал по традиции, как бы за пределами «Русской правды», а затем он стал распространяться и по другим землям Северо-Восточной Руси. Христианская Европа этот обычай осуж­дала, но на Руси он вошел в Судебник 1497 г. и сохранился в Су­дебнике 1550 г., правда, с некоторыми ограничениями (сражаться на «поле» должны равные по силам, а монахи и женщины могут нанимать «бойцов» вместо себя).

Принципиальная статья о крестьянском выходе (установле­ние «Юрьева дня») предполагала нечто среднее между встречав­шимися в жизни запретами на переходы и правом свободных пе­реходов в любое время. То же «среднее» устанавливалось в качестве платы за пожилое (плата за уходящего работника), но в реальнойжизни, конечно, каждый землевладелец стремился получить воз­можно большую плату.

За пределы обычной практики выходили статьи о холопах. XV в. дал ускорение двум параллельным процессам: росту горо­дов и сферы распространения наемного труда и разорению «мар­гинальных» слоев, обычно продававших себя в рабство. По «Рус­ской правде» одним из источников холопства было «тиунство без ряду». Иначе говоря, холопами становились управляющие кня­жескими и боярскими вотчинами, сами обладавшие большой вла­стью и богатствами. Холопами были и многие военные слуги, в том числе командовавшие отрядами свободных воинов. Судебник 1497 г. делал первый шаг для преодоления этого противоречия: под контроль берутся источники холопства. Делается и первый шаг по ограничению служебного холопства: «по тиунству и ключу» в городе порабощать запрещалось (на селе формула сохраняла свою силу). Более решительный шаг в ограничении холопства будет сде­лан через полвека в Судебнике 1550 г., когда эта проблема еще более обострится.

Судебник 1497 г. закреплял за «Землей» права, зафиксиро­ванные ранее в «Белозерской грамоте»: старосты, сотские и «лутчие люди» должны участвовать в судебных разбирательствах на­ряду с наместниками. Но круг разбираемых дел сужался. Наиболее социально значимые проблемы выводятся из сферы дел, решаемых на месте.

6. Проблемы «земли» и «власти»