Оставляя в стороне трактаты специального содержания, посвященные ботанике, музыке, языкам, а также литературные произведения Руссо — стихотворения, комедии и письма, можно распределить остальные сочинения Руссо на три группы, смотря по тому, имеют ли они целью обличение века, или наставление его, или самозащиту (хронологически они следуют одна за другой именно в этом порядке). О последней группе выше уже было сказано. К первой группе относятся оба "Рассуждения" Руссо и его "Письмо к д'Аламберу о театральных зрелищах".
"Рассуждение о влиянии наук и художеств "имеет целью доказать их вред. Хотя самая тема чисто историческая, ссылки на историю у Р. незначительны: грубая Спарта победила образованные Афины; суровые римляне, после того, как при Августе они стали заниматься науками, были побеждены германскими варварами. Аргументация Р. преимущественно риторическая и состоит из восклицаний и вопросов. История и юридические науки развращают человека, развертывая перед ним зрелище человеческих бедствий, насилия и преступлений. Обращаясь к просветленным умам, раскрывшим человеку тайны мировых законов, Р. спрашивает их, хуже ли жилось бы человечеству без них? Вредные сами по себе, науки вредны и вследствие мотивов, побуждающих людей предаваться им, ибо главный из этих мотивов — тщеславие. Искусства, кроме того, требуют для своего процветания развития роскоши, развращающей человека. Такова главная мысль "Рассуждения". Однако в "Рассуждении" весьма заметно проявляется прием, который можно проследить и в других сочинениях Р. и сравнить, ввиду его музыкальности, со сменой настроения в музыкальной пьесе, где за allegro следует неизменное andante. Во второй части "Рассуждения" Р. из хулителя наук становится их адвокатом. Просвещеннейший из римлян, Цицерон, спас Рим; Бэкон был канцлером Англии. Слишком редко государи прибегают к совету ученых. Пока власть будет в одних руках, а просвещение в других, ученые не будут отличаться возвышенными мыслями, государи — великими подвигами, а народы будут пребывать в развращении и бедствовать. Но это не единственная мораль "Рассуждения". Глубже еще врезалась в умы современников мысль Р. о противоположности добродетели и просвещения и о том, что не просвещение, а добродетель — источник людского блаженства. Эта мысль облечена в молитву, которую Р. влагает в уста потомкам: "О всемогущий Господь, избавь нас от просвещения отцов наших и приведи нас назад к простоте, невинности и бедности, единственным благам, обуславливающим наше счастье и Тебе угодным". Та же мысль звучит и во второй части, сквозь апологию наук: не завидуя гениям, прославившимся в науке, Р. противополагает им тех, кто, не умея красно говорить, умеет творить благо.
Смелее взял Р. тот же аккорд в следующем "Рассуждении, о происхождении неравенства между людьми". Если первое "Рассуждение", направленное против наук и художеств, которых никто не ненавидел, было академической идиллией, то во втором Р. страстно коснулся злобы дня и в его речах впервые зазвучала революционная струна века. Нигде не было так много освященного обычаем и законом неравенства, как в тогдашнем строе Франции, основанном на привилегиях; нигде не было такого неудовольствия против неравенства, как у самих привилегированных против других привилегированных. Третье сословие, поравнявшись в образовании и богатстве с дворянством, завидовало дворянам вообще, провинциальное дворянство завидовало придворному, дворянство судебное — дворянству военному и т. д. Р. не только соединил отдельные голоса в общий хор: он дал стремлению к равенству философское основание и поэтически привлекательный облик. Теоретики государственного права давно носились с представлением о естественном состоянии,чтобы с его помощью объяснить происхождение государства; Р. сделал это представление общедоступным и популярным. Англичане давно интересовались дикарями: Дефо, в своем "Робинзоне", создал вечно юный, обаятельный образ культурного человека, поставленного лицом к лицу с девственной природой, а мистрис Бен, в своем романе "Уруноко", выставила дикарей Южной Америки лучшими из людей. Уже в 1721 г. Делиль вывел в комедии дикаря Арлекина, прибывшего откуда-то во Францию и в своей наивности зло глумящегося над ее цивилизацией. Р. ввел дикаря в парижские салоны, как предмет умиления; но в то же время он расшевелил в глубине человеческого сердца присущую ему скорбь о потерянном рае и об исчезнувшем золотом веке, поддерживаемую в каждом человеке сладкими воспоминаниями о днях детства и юности. В первом "Рассуждении" Р. исторические данные весьма скудны; второе — не столько рассуждение, сколько историческая сказка. Исходная сцена этой сказки — картина жизни первобытного человека. Краски для этой картины заимствованы не из путешествий по Австралии или Южной Америке, а из фантазий. Известная острота Вольтера, что описание дикарей, сочиненное Р., вызываете желание ходить на четвереньках, дает, однако, неверное представление о первобытном человеке, каким его изобразил Р. Задача его требовала доказать, что искони существовало равенство — и изображение соответствует задаче. Дикари Р. — здоровенные и самодовлеющие самцы, живущие одиноко, "без заботы и труда"; женщины, дети, старики не приняты во внимание. Все, что нужно дикарям, дает им добрая мать-природа; их равенство основано на отрицании всего, что может послужить поводом к неравенству. Первобытные люди Р. счастливы, потому что, не зная искусственных потребностей, не имеют ни в чем недостатка. Они непорочны, потому что не испытывают страстей и желаний, не нуждаются друг в друге и не мешают друг другу. Итак, добродетель и счастье неразрывно связаны с равенством и исчезают с его исчезновением. Этой картине первобытного блаженства противопоставляется современное общество, полное бессмысленных предрассудков, пороков и бедствий. Как произошло одно из другого? Из этого вопроса развилась философия истории Р., представляющая собой вывороченную наизнанку историю прогресса человечества. Философия истории, т. е. осмысленный синтез исторических фактов, стала возможной лишь с помощью людей прогресса и прогрессивного развития. Р. видит это прогрессивное развитие и даже считает его неизбежным; он указывает его причину, заключающуюся в прирожденной человеку способности к усовершенствованию (perfectibilité); но так как Р. оплакивает результат этого усовершенствования, то он оплакивает и самую причину его. И он ее не только оплакивает, но сильнейшим образом осуждает, в пресловутом выражении, что "размышление — противоестественное состояние, размышляющий человек — развращенное животное" (animal dépravé). Сообразно с этим история человечества представляет у Р. ряд ступеней последовательного уклонения от естественного блаженного и непорочного состояния. Р. совершенно забывает, что, возражая Вольтеру, он нападал на пессимизм и отстаивал Провидение и его проявление в мире; в судьбах человечества для него нет Провидения, и его философия истории сводится к безотраднейшему пессимизму. Первоначальное счастливое состояние людей лишь сильнее оттеняет скорбную историю, пережитую человечеством. В этом состоянии люди жили независимо друг от друга; всякий трудился только для себя и делал сам все, что ему было нужно; если они соединялись, то временно, подобно стае воронов, привлекаемой каким-нибудь общим интересом, например свежевспаханным полем. Первая беда наступила тогда, когда люди уклонились от мудрого правила жить и трудиться особливо, когда они вступили в общежитие и началось разделение труда. Общежитие ведет за собой неравенство и служит последнему оправданием; а так как Р. "пледирует" за равенство, то он осуждает общежитие. Другой роковой шаг человека заключался в установлении земельной собственности. "Первый, кто огородил участок земли, сказав, что эта земля моя", в глазах Р. — обманщик, навлекший бесчисленные беды на человечество; благодетелем людей был бы тот, кто в ту роковую минуту вырвал бы колья и воскликнул: "вы погибли, если забудете, что плоды принадлежат всем, а земля — никому". Возникновение поземельной собственности привело, по Р., к неравенству между богатыми и бедными (как будто такого неравенства нет между кочевниками); богатые, заинтересованные в сохранении своего имущества, стали уговаривать бедных установить общественный порядок и законы. Законы, созданные коварством, превратили случайное насилие в неприкосновенное право, стали оковами для бедных, средством нового обогащения для богатых и, в интересах нескольких эгоистов, обрекли род человеческий на вечный труд, холопство и бедствия. Так как нужно было кому-нибудь наблюдать за исполнением законов, то люди поставили над собой правительство; появилось новое неравенство — сильных и слабых. Правительство было предназначено к тому, чтобы служить обеспечением свободы; но на самом деле правители стали руководиться произволом и присвоили себе наследственную власть. Тогда появилась последняя степень неравенства — различие между господами и рабами. "Открыв и проследив забытые пути, приведшие человека из естественного состояния к общественному", Р., по его мнению, показал, "каким образом среди всякого рода философии, гуманности, вежливости и возвышенности правил у нас есть лишь обманчивая и суетная внешность, честь без добродетели, разум без мудрости и удовольствия без счастья". Таково риторическое allegro второго "Рассуждения"; andante на этот раз последовало не непосредственно за ним, а в статье о "Политической экономии" и других сочинениях. В статье о "Политической экономии" мы читаем, что "право собственности есть самое священное из всех прав гражданина", что "собственность — истинное основание гражданского общества", а в письме к Бонне Р. говорит, что хотел лишь указать людям на опасность, которую представляет слишком быстрое движение к прогрессу и на бедственные стороны того состоянии, которое отожествляется с усовершенствованием человечества.
Обе "манеры" Р. — бурная и благоразумная — следуют одна за другой в "Послании о театральных зрелищах". Р. был возмущен советом д'Аламбера женевцам завести у себя театр: в Р. пробудился старый гугенотский дух, враждебный зрелищам, и он захотел уберечь свое отечество от подражания развращенному Парижу и от неприятного ему влияния Вольтера. Едва ли кто-либо из проповедников первых веков христианства бичевал с такой силой, как Р., развращающее влияние театральных зрелищ. Театр вносит в жизнь порок и соблазн тем, что он выставляет их напоказ; он совершенно бессилен, когда, сатирой порока или изображением трагической судьбы злодея, хочет прийти на помощь оскорбленной им добродетели. В этой части послания пафос Р. полон содержания и дышит искренностью. Вслед за тем, однако, он признает театр необходимым, чтобы развлечь народ и отвлечь его от бедствий; воплощая порок в бессмертных типах, театр имеет воспитательное значение; непоследовательно прославлять писателей и презирать тех, кто исполняет их произведения. Р. первый призадумался над необходимостью народных празднеств и увеселений; под его влиянием были сделаны первые, малоудачные и искусственные попытки в этом направлении в эпоху революции.
