Основные темы и проблемы экзистенциалистской философии. 34 страница

 

Итак, убеждает Даммит, поворотный пункт в современной (главным образом, англо-американской) философии - это осознание подлинной роли Фреге, понимание его действительного вклада в философию. "Только после Фреге был твердо установлен предмет философии, а именно, во-первых, целью философии является анализ структуры мысли; во-вторых, изучение мысли следует четко отличать от изучения психологического процесса мышления; и, наконец, наиболее правильный метод для анализа мысли заключается в анализе языка".

 

Самыми известными оппонентами Даммита стали его коллеги по Оксфордскому университету Гордон Бейкер и Питер Хакер, которые до последнего времени, как правило, выступали с совместными публикациями. Они оспаривают даммитовскую оценку Фреге как зачинателя аналитической традиции и создателя современной философии языка. Даммит считают они, смотрит на Фреге сквозь "очки" второй половины XX в. Да и с псторико-философской точки зрения его подход некорректен, ибо ранние произведения он рассматривает в свете поздних, а не наоборот. Что же касается тезиса о том, будто именно философия языка лежит в основе всякой философии, то с ним, на взгляд Бейкера и Хакера, не согласились бы ни Витгенштейн, ни Райл, ни Остин, ни Грайс, ни другие ведущие аналитики прошлого.

 

Идея о том, что мысль обладает уникальной структурой, которая внутренним образом соотносится (изоморфна) со структурой предложения, выражающего ее, была нововведением раннего Витгенштейна, а не Фреге, подчеркивают Бейкер и Хакер. Немецкий логик же считал, что одна и таже мысль может быть выражена с помощью разных предложений. Законы логики для Фреге выражают природу объективных, вневременных мыслей, а не человеческого мышления, схватываемого в законах обычной грамматики. Фрегевский платонизм несовместим с идеей (принадлежащей позднему Витгенштейну), что смысл связан с употреблением.

 

"Концепция значения как употребления враждебна позиции платонизма в отношении смысла".

 

Собственное исследование Бейкера и Хакера "Фреге: логические раскопки", помимо прочего, содержит методологические рассуждения по поводу роли историко-философского подхода в аналитической философии. Что же касается взглядов самого Фреге, то как не без юмора пишут авторы, "мы должны остерегаться считать Фреге отсутствующим коллегой, современным членом Тринити(-колледжа), находящимся в продолжительном творческом отпуске". Необходимо учитывать реальные проблемы, которым были адресованы произведения мыслителя, как он сам интерпретировал свои основные понятия. Важно учитывать не только то, что знал тот или иной мыслитель прошлого, но и то, что ему было неизвестно, не следует надеяться на то, будто у великого мыслителя прошлого мы обязательно найдем ответы на вопросы, которые в настоящее время занимают нас, замечают Бейкер и Хакер.

 

Они подчеркивают, что математик по образованию, Фреге довольно слабо знал философию и его взгляды стимулировались в первую очередь работами логиков и математико-алгебраистов. В этом плане главными объектами критики для него были психологизм и математический формализм. Его мышление, безусловно, носит математический характер. Для него понятия столь же объективны, как и числа, в чем сказывается его догматическая приверженность платонизму. Фреге, на взгляд Бейкера и Хакера, был типичным системосозидателем, зачинателем мифологии нового пифагореизма. Три его главные идеи следующие. Во-первых, категории математики суть изначальные категории реальности. Во-вторых, исходные категории мышления являются математическими. В-третьих, язык обладает структурой, предполагающей логические функции и аргументы. "Какие же странные движения мысли в Zeitgeist внезапно трансформировали этого скромного немецкого логика в мессианскую фигуру предполагаемого возрождения философии и превратили его recherche доктрины в очевидные основания новой науки? Ответ на данный вопрос, вероятно, скажет больше о нас самих, чем о нем. Когда мы всматриваемся в произведение Фреге, мы слишком часто пропускаем его мысли, ибо нас отвлекают свои собственные размышления".

 

Сам Фреге, показывают Бейкер и Хакер, никогда и не мечтал, что философия станет представлять собой иерархию теорий, в основании которой будет лежать философия языка. Тем не менее ему был близок сциентистский подход к философии, который в последние годы снова стал популярен. Однако, в отличие от современных неофрегеанцев, он не стремился создать формальную теорию значения для естественного языка. В основе неофрегеанства, которое мифологизирует и модернизирует фигуру Фреге, лежит модель языка как исчисления.

 

Бейкер и Хакер в дискуссии о Фреге и истоках аналитической философии преодолевают характерное для аналитической философии резкое разделение на исследовательский подход "истории идей" и подход "истории философии". Они не считают, что история философии должна рассматривать взгляды мыслителя прошлого лишь в связи с современной логико-семантической проблематикой, полностью абстрагируясь от историко-культурного контекста и модернизируя рассматриваемые взгляды. Наоборот, максимально точное воспроизведение этих взглядов окажется и наиболее полезным для современных исследований.

 

Проблема сознания в новом контексте.

В конце 80-х и в 90-е годы споры по поводу философии языка и ее месте среди других аналитических дисциплин, бывшие характерной чертой аналитической философии 70 - начала 80-х годов, постепенно ослабевают. Язык все более начинает рассматриваться как средство анализа процессов сознания. В этом плане, несмотря на утверждение неофрегеанцев, на первое место выходят такие дисциплины как философия сознания и философия психологии. Позиции участников дискуссии по поводу сознания различаются достаточно резко: от откровенно сциентистских, делающих акцент на новейших исследованиях в области нейронауки и искусственного интеллекта, до чисто концептуальных исследований, продолжающих традиции райловского "логического бихевиоризма". Некоторые из этих позиций и будут рассмотрены в данном разделе.

 

Новые аргумента элиминативизма.

Наиболее ярким представителем нового поколения сторонников элиминатизизма является американский философ Пол Черчленд (позиции элиминативизма в свое время придерживались П.Фейерабенд, Р.Рорти и У.Куайн). Характерной для Черчленда является работа ""Элиминативный материализм" и пропозиционные установки". В ней Черчленд определяет элиминативный материализм как тезис о принципиальной неполноценности концепции психического, свойственной здравому смыслу, которая выступает ложной теорией и которую со временем полностью вытеснит нейронаука. Новая теория окажется значительно сильнее теории здравого смысла. Эмоции, субъективные качества, "сырые переживания" уже не будут для нее камнем преткновения. Правда, признает американский философ, противники нейронауки ссылаются на такие явления как интенциональность и пропозициональные установки как на нередуцируемые к нейрофизиологии феномены. Поэтому элиминативисту необходимо ответить на подобные возражения.

 

Черчленд подчеркивает, что для сторонников психологии здравого смысла ("народной психологии" - НП) с ее менталистским словарем семантика основных терминов не отличается от семантики теоретических терминов, в которой значение термина конституируется сетью законов. Ядро ментальных состояний составляют пропозициональные установки ("Я надеюсь, что...", "Я верю, что..." и проч.). Как раз в этом и проявляется, на взгляд Черчленда, завуалированная близость НП к физическим теориям. Дело в том, что отношения между пропозициональными установками носят законоподобный характер. Такие законы предполагают возможность квантификации над пропозициями, подобно тому, как физические закономерности позволяют квантификацию над числовыми параметрами. В формально-логическом плане мало различаются физическая формула и формула пропозициональной установкиНа взгляд Черчленда, сходство НП с теорией очевидно и потому удивляет, что только в конце нашего столетия философы осознали это обстоятельство. Теперь классическая проблема "сознание - тело" становится проблемой соотношения онтологии одной теории (НП) с онтологией другой теории (постепенно совершенствующейся нейронауки). При этом элиминативист, подчеркивает Черчленд, пессимистически смотрит на возможность сведения одной к другой: НП будет просто заменена лучшей теорией. Причина же этого в том, что народная психология практически не развивалась с древности, а, наоборот, переживала длительный период стагнации: "В терминах Имре Лакатоша НП является загнивающей или дегенерирующей исследовательской программой, и она была таковой тысячелетия". Категории НП не смогут вписаться в структуру нейронауки. Отношение между ними - это отношение алхимии и современной химической науки. До сих пор НП удерживается за счет того, что она составляет центральную часть нашего "жизненного мира" и лежит в основе межличностного взаимодействия. Однако, утверждает Черчленд, элиминативный материализм отнюдь не исключает нормативный аспект, а считает, что следует пересмотреть роль нормативных понятий в свете зрелой нейронауки.

 

Американский философ описывает три возможных сценария того, что может произойти в результате элиминации НП. Во-первых, представим, что исследование структуры и активности мозга достигает такого уровня, когда будет создана новая кинематика и динамика когнитивной активности. Тогда не исключено, что значительная часть населения овладеет словарем, с помощью которого описываются состояние мозга и законы взаимодействия. После этого даже на рынках и других общественных местах использование НП будет навсегда исключено, а ее онтология - попросту уничтожена.

 

Во-вторых, можно представить еще более радикальный сценарий, учитывающий то обстоятельство, что люди изучат иной нежели естественный язык. Его синтаксис и семантика будут существенно отличаться от соответствующий структур естественного языка и в то же время соответствовать нашим врожденным концептуальным системам. Это значительно улучшит коммуникацию и обмен информацией между мозгами разный людей. Возникает более сильная комбинаторная грамматика элементов, формирующих новые языковые комбинации с экзотическими свойствами.

 

Еще более неожиданным сценарием, по Черчленду, оказывается третий. Будет возможно с помощью специальных имплантированных приборов устанавливать каналы взаимодействия между мозгами разных людей, подобно тому, как взаимодействуют полушарии одного мозга. Тогда люди научатся обмениваться информацией и координировать свое поведение с той же виртуозностью, как это делают полушария одного и того же мозга. Разговорный язык при этом может просто исчезнуть, а наши библиотеки будут содержать не книги, а записи примеров нейральной активности.

 

Эти, пока еще очень далекие от осуществления фантастические сценарии Черчленда призваны показать, что в принципе поможет людям заменить те формы общения, которые базируются на ментальном словаре НП, и опровергнуть точку зрения здравого смысла на сознание и психическое.

 

 

"Интенциональная позиция" Д. Деннета.

Элиминативизм был критически встречен не только теми философами, которые, будучи далеки от экспериментальных исследований и подходов современной науки, считали исследование сознания чисто концептуальным, но и теми, кто владел современной научной проблематикой и стремился при этом создать материалистическую теорию сознания. К числу таких философов-ученых относится Дэниел Деннет, который сделал "сознание" одной из главных тем своего интенсивно развивающегося учения.

 

В противовес Черчленду он считает, что во внимание должны быть приняты интуиции НП, особенно важные в аспекте межличностной коммуникации, когда мы находимя в интенциональной позиции. Суть ее в том, что "к объекту, чье поведение вы хотите предсказать, следует относиться как к рациональному агенту со своими верованиями и желаниями и другими ментальными состояниями, проявляющими то, что Брентано и другие называют интенциональностью". Мы приписываем людям наиболее важные желания и устремления: выживания, отсутствия боли, доступности пищи и т.д. Они постоянно придерживаются подобной стратегии, которая дает им предсказательные возможности (хотя выбор интенциональной позиции совершенно свободен). По Деннету, сами человеческие существа являются наиболее сложными интенциональными системами. Мы наделяем внутренними репрезентациями те объекты, для которых работает интенциональная стратегия.

 

Аналогично, продолжает Деннет, мы рассуждаем и тогда, когда перед нами стоит проблема приписывания некоторых убеждений (beliefs), скажем, термостату. Но разница в степени столь велика, что на основе знания организации простой интенциональной системы типа термостата еще нельзя сделать выводов относительно сложных систем, таких как человеческие существа. "Сегодня никто не надеется формулировать психологию будущего с помощью словаря нейропсихолога, не говоря уже о словаре физика".

 

Как видим, Деннет даже не допускает возможности тех сценариев, о которых пишет Черчленд. Он согласен, однако, с тем, что НП представляет собой теорию, необходимую для объяснения и предсказания поведения людей как рациональных агентов (хотя мы далеко не всегда ведем себя рационально). "Миф" о рациональности структурирует и организует приписывание нами убеждений и желаний другим и регулирует наши собственные мысли. НП в этом отношении - идеализированная нормативная система: она предсказывает убеждения и желания, определяя то, во что мы должны верить и чего должны желать.

 

Деннет специально отмечает, что рациональность он отнюдь не трактует как логическую непротиворечивость. Однако, если организм оказался продуктом естественного отбора, мы можем допустить, что большинство его формирующих убеждения стратегий будут рациональными. Так, понятие рациональности получает интерпретацию в эволюционном контексте: иногда бывает рационально вести себя противоречиво. В этом смысле понятие рациональности оказывается дотеоретическим. С интенциональной позиции можно рассматривать и поведение животных.

 

Теорию НП, убежден Деннет, нельзя элиминировать и нечем заменить. Использование нами ее понятий ничуть не страдает от того, что мы далеко не все знаем о процессах мозга. НП - это инструменталистский метод интерпретации, "который эволюционировал, потому что он работает, и работает потому, что мы эволюционировали". Но эту теорию следует интерпретировать в терминах философской теории интенциональных систем.

 

Одним из главных оппонентов Деннета в последние годы выступает Джон Сёрл. Полемика американских философов привлекает к себе все "аналитическое сообщество". На взгляд Деннета, они сходятся в том, что считают компьютер синтаксическим устройством, но Сёрл при этом полагает, что мозг, в отличие от компьютера, является и семантическим устройством. И хотя для Сёрла теория интенциональных систем представляется бихевиористской, на самом деле, подчеркивает Деннет, она скорее является теорией "компетенции" (в смысле Н.Хомского), нежели вариантом бихевиористского "черного ящика". Кроме того, Деннет иначе чем Сёрл, понимает интенциональность.

 

Общепринято, отмечает Деннет, что убеждения (верования) идентифицируются в качестве пропозициональных установок. На сегодня, как считают многие философы, это единственный способ идентификации убеждений, ибо мы еще не можем идентифицировать их нейрофизиологически. Однако наиболее перспективны в этом отношении, на взгляд Деннета, понятийные объекты, которые суть интенциональные объекты. Причем имеется разница между данной позицией и позицией феноменологии: "Традиция Брентано и Гуссерля является автофеноменологией; я же предлагаю гетерофеноменологию". Понятийный мир - это потенциальная модель внутренних репрезентаций сознания, созданная на основе нашего настоящего диспозиционального состояния и наблюдения с позиции третьего лица (отсюда и необычный термин "гетерофеноменология").

 

Деннет так описывает наилучшую объяснительную систему процессов сознания: "Во-первых, там будет наш старый, надежный друг - НП и, во-вторых, ее самосознательная абстрактная идеализация - теория интенциональной системы. Наконец, будет хорошо обоснованная теория на уровне между НП и чистой биологией - субличностная когнитивная психология". Проблемы интерпретации в психологии те же, считает он, что и в биологии. Адаптационистская стратегия в биологии ищет ответы на вопрос "почему?" точно так же, как и интенционалистская стратегия в психологии. Свою позицию по вопросу об эволюции Деннет изложил в последней книге "Опасная идея Дарвина. Эволюция и значение жизни", расширившей круг участников дискуссии о сознании.

 

"Переоткрытие сознания" Д.Сёрла.

Упоминавшийся оппонент Деннета Джон Сёрл долгие годы работал над проблемами философии языка, усовершенствовав теорию речевых актов Джона Остина и вслед за Полом Грайсом применив идею интенциональности к проблеме значения. В 80-е годы он стал подчеркивать, что философия языка является ветвью философии сознания, базирующейся на биологической по своей основе врожденной интенциональности (ее он часто обозначает словом с прописной буквы, дабы отличить от интенциональности как "намерения"). Новая книга Сёрла "Переоткрытие сознания" развивает позицию "биологического натурализма", противостоящего материализму и дуализму в вопросе о сущности сознания и его отношении к мозгу.

 

Что же касается конкретно позиции Деннета (явно отличающейся от позиции сторонников тождества ментального и телесного, элиминативистов и дуалистов), то ее Сёрл оценивает как инструменталистскую, в которой слова из словаря НП не обозначают никаких субъективных ментальных явлений, но выступают лишь как определенная манера говорить, служащая предсказанию рационального поведения. Та интенциональность, которую Деннет приписывает неживым предметам, не есть врожденная интенциональность биологических существ. Это лишь метафорическая, а не реальная, интенциональность - интенциональность "как если бы". Если не различать эти два понимания интенциональности, тогда мы придем к абсурдному приписыванию интенциональности всему во вселенной, т.е. фактически к признанию всего ментальным, заявляет Сёрл.

 

Ментальное состояние сознания, по Сёрлу, есть биологическая (физическая) характеристика мозга. Именно те философы, рассуждает он, которые не хотели признавать данное обстоятельство, и не допускали существование сознания. "Мозг причинно обусловливает "ментальные" явления типа сознательных ментальных состояний, которые суть лишь характеристики высшего уровня мозга". Сознание - ментальное, и потому физическое, свойство мозга в том же смысле, в каком, к примеру, жидкое состояние вещества является свойством молекулярной системы. Перефразируя Декарта, Сёрл говорит: "Я мыслящее существо, следовательно, я физическое существо". Однако ментальным состояниям присуща при этом не сводимая ни к чему иному субъективная онтология.

 

Убеждения, желания и прочее, поясняет Сёрл, всегда чьи-то (даже тогда, когда их не сознают). Наши представления о бессознательных ментальных состояниях основаны на представлениях о сознательных ментальных состояниях. Правда, если сознание начинают рассматривать (подобно Деннету) с точки зрения третьего лица, его воспринимают как нечто сугубо внутреннее и реально не существующее. Дело в том, продолжает Сёрл, что онтология ментального - это, в сущности, онтология первого лица. К тому же связь ментальных состояний с данным в наблюдении поведением не является необходимой. "Говоря онтологически, поведение, функциональная роль и каузальные отношения безотносительны к существованию сознательных ментальных явлений".

 

Материалисты, на взгляд Сёрла, противоречиво отрицают существование ментальных свойств, не отрицая при этом реальности тех феноменов, которые лежат в основе использования менталистского словаря. Но они при этом исходят из того, что допущение субъективного по своей сути сознания будет несовместимо с их материалистическим представлением о мире. Сёрл категорически не согласен с мнением Черчленда о том, будто "верования" и "желания" имеют в теории НП статус, аналогичный тому, который "флогистон" и "теплород" имели когда-то в физике. Дело в том, что верования и желания отнюдь не были постулированы как элементы особой теории, но их просто воспринимали как часть нашей ментальной жизни.

 

Тем не менее Сёрл ставит своей задачей локализовать сознание в рамках "научной" концепции мира. Это, считает он, такой же биологический феномен как языковая способность. Сознание причинно обусловлено нейробиологическими процессами, возникавшими эволюционным путем. Оно дало людям немало преимуществ типа большей гибкости, чувствительности и креативности. Однако привычная нам дуалистическая лексика до сих пор не позволяет считать, что ментальный характер сознания позволяет ему быть при этом "физическим" свойством. Если бы мы обладали полной информацией о деятельности мозга, мы могли бы знать, что некоторое нейрохимическое состояние мозга означает определенное состояние сознания.

 

Но от других естественных феноменов сознание в концепции Сёрла отличает субъективность субъективность в онтологическом, а не эпистемологическом смысле. Он доказывает, что в отношении сознательной субъективности нельзя использовать общераспространенную модель "наблюдающий - наблюдаемое". Речь идет о нередуциремой онтологии первого лица. Самая совершенная наука о мозге не приведет к онтологической редукции сознания вроде того, как современная наука может редуцировать тепло, твердость, цвет или звук к атомно-молекулярным процессам. "Итак, почему же мы считаем тепло редуцируемым, а боль нет? Ответ заключается в том, что то, что интересует нас в отношении тепла, есть не субъективное проявление, а обусловливающие физические причины". В случае с сознанием явление и есть сама реальность.

 

Сёрл отмечает обстоятельство, которое он, по его словам, до поры до времени оставлял в стороне: систематическая теория интенциональности требует объяснения феномена сознания. Подобное объяснение в целом должно учитывать такие черты как темпоральность, социальность, единство, интенциональность, субъективность и структурированность сознания. Однако в последние годы, сокрушается Сёрл, делались попытки совершенно отделить сознание от интенциональности (не только в философии, но и в лингвистике, и в когнитивной науке). Дело в том, что многие хотят создать теорию психического (mind), не затрагивая такой труднообъяснимый феномен как сознание. Отсюда и желание рассматривать интенциональность исключительно "объективно", вне связи с субъективным сознанием, с позиции третьего лица.

 

Сёрл подчеркивает, что интенциональные феномены типа значений, понимания, интерпретаций, убеждений, желаний и прочих имеют место в пределах фоновых способностей (background capacities), которые сами не являются интенциональными. Таким образом, интенциональные состояния функционируют не автономно, а в рамках некоторой сети других состояний. Но даже подобная сеть невозможна без поддержки фоновых способностей, о которых так много писал поздний Витгенштейн. Среди таких способностей есть способности, порождающие другие состояния сознания. Это биологические и культурные факты относительно человеческих существ.

 

Если ранее с помощью своего знаменитого мысленного эксперимента "Китайской комнаты" Сёрл стремился показать, что семантика не является внутренне присущей синтаксису в случае имитации некоторой интеллектуальной деятельности (знания китайского языка), то теперь он подчеркивает, что синтаксис не присущ "физике". Таким образом, проблематична даже синтаксическая характеристика материальной стороны компьютерного устройства (hardware). "Будучи примененной к вычислительной модели в целом, характеристика некоторого процесса как вычислительного является характеристикой физической модели извне. А идентификация такого процесса как вычислительного не означает идентификацию некоторой внутренне присущей "физике" черты. Это является, в сущности, зависимой от наблюдателя характеристикой.

 

Мозг, пишет Сёрл, представляет собой чисто физический механизм. Наличие "вычислительных процессов в мозге можно будет заподозрить только в том случае, если признать в нем присутствие гомункулуса. Ошибочно полагать, будто мозг, подобно компьютерам, перерабатывает информацию. Утверждая это, теряют связь с биологической реальностью интенциональности. Рассуждая о внутренних ментальных феноменах, когнитивисты базируются на додарвиновской концепции функционирования мозга и антроморфизируют его. Как и любой другой орган, мозг обладает определенным функциональным уровнем (или уровнями), который, конечно, можно описывать как "переработку информации". Но подлинно специфической чертой мозга является его способность вызывать сознательные мысли, действия, воспоминания и проч. Для понимания этой способности необходимо выявить социальный характер психики, что Сёрл, по его словам, и собирается делать в дальнейшем.

 

 

Концептуальный анализ сознания Э. Кении.

Спустя сорок лет после опубликования книги Гилберта Райла "Понятие сознания" в Великобритании вышла книга Энтони Кении "Метафизики сознания", оглавление которой в основном повторяет оглавление книги Райла. Сделал это автор новой книги не случайно. Ее содержание наглядно показывает, что и в новейшей аналитической философии сохранились сторонники концептуального подхода к проблеме сознания. Как п в свое время Райл, Кении считает наследие Декарта главным препятствием к адекватному пониманию сознания и психики, в особенности если учитывать широкое распространение в последние годы неокартезианства (в частности, после "менталистской революции" Хомского в 70-е годы). До сих пор многие философы и психологи отождествляют сферу психического с сознанием (consciousness), данным нам в интроспекции. Декартова теория сознания намного пережила его теорию материи.

 

Английский философ подчеркивает, что написал свою книгу с позиции аналитической философии, а его метод был лингвистическим. Это, однако, не исключает опору в ряде случаев на понятия и идеи более ранних течений в философии, например на средневековый аристотелизм.

 

Кении напоминает, что главную оппозицию картезианскому дуализму в XX в. составил бихевиоризм. К счастью, в современной философии имеется альтернатива этим крайним позициям: такую альтернативу представил поздний Витгенштейн. В отличие от бихевиористов он считал, что ментальные состояния не сводимы к их телесному выражению; в отличие от дуалистов он не считал, что эти состояния совершенно отделимы от телесного выражения. Внешнее выражение некоторого ментального процесса служит критерием этого процесса, а не его причиной. То есть необходимой чертой понятия ментального процесса оказывается то, что он должен определенным образом проявляться. Критерии, по Витгенштейну, следует отличать от симптомов. Так, некоторые нейтральные события или состояния в мозгу могут быть симптомами ментальных состояний, но не могут быть критериями, как некоторые виды поведения человека. Например, рассуждает Кении, не исключено, что в один прекрасный день те или иные мозговые процессы конкретного человека можно будет рассматривать как эмпирическое свидетельство знания этим человеком английского языка, но готовность человека воспользоваться своим английским является не просто симптомом, а необходимым концептуальным критерием знания им английского.

 

Менталистские понятия (желание, верование, намерение, мотив, повод и др.) не могут быть поняты вне их роли в объяснении и разумном представлении поведения других людей. "Само сознание может быть определено как способность к поведению сложного и символического вида, которое конституируют лингвистические, социальные, моральные, экономические, научные, культурные и другие характеристики активности человеческих существ в обществе". В этом первичном смысле сознание (mind) есть способность (т.е. предрасположенность) овладевать интеллектуальными навыками, например умением говорить.. Сознание является как волевой, так и когнитивной способностью, констатирует Кении.

 

Интеллект, продолжает английский философ, есть способность исключительно человеческих существ подводить данные чувственного опыта под универсальные понятия и высказывать о них объективные суждения. Это способность обладать теми состояниями сознания, которые проявляют сложную интенциональность, получающую выражение в артикулированном языке. Знаки и жесты становятся символами благодаря нашему участию в правилосообразной активности языка в процессе взаимодействия с другими людьми.

 

Поскольку сознание - это совокупность способностей, то ему нельзя найти определенное местонахождение в теле, например в мозге, указывает Кении. Подчеркивание того, что сознание не является физическим объектом, не есть дань спиритуализму и признание картезианского "призрачного духа" (понятие, введенное Райлом. - А.Г.). Наше поведение - поведение всего тела. Связь сознания и поведения есть то, в чем проявляется ментальность. Концептуальная (необходимая, критериальная) связь между мозгом и сознанием - не необходимая, открываемая в эмпирическом исследовании.