Глава VI

Роберт Говард. Альмарик. Часть IV

Продолжение. Начало в №7,8/1994

Глава VI

Должно быть, пробыл я без чувств всего несколько минут. Первое, что я понял, придя в сознание, что мое тело придавлено сокрушительной тяжестью мертвого единорога. Видимо, рог плашмя ударил меня по голове, а огромный корпус рухнул сверху, когда кинжал вонзился в большую яремную вену. Меня не раздавило только благодаря тому, что я упал на мягкую пористую землю. Выбраться из-под единорога — задача, достойная Геракла, но в конце концов я с нею справился и встал на ноги, весь в ссадинах, запыхавшийся, измазанный полузасохшей кровью единорога и со слипшимися волосами. Я представлял собой скверное зрелище, но приводить себя в порядок у меня не было времени. Недавнего моего скакуна нигде не было видно, да и окружающие деревья мешали обзору неба.

Выбрав самое высокое дерево, я, не теряя ни минуты, взобрался на верхушку и осмотрелся. Солнце садилось. Приблизительно в часе ходьбы на юг лес редел и начиналась равнина. Я успел заметить, как мой бывший пленник опустился среди руин. Видимо, сбросив меня, он устроил небольшую передышку в воздухе и заодно посмотрел, не показываю ли я каких-либо признаков жизни.

Я выругался: уплывал шанс неожиданно подобраться к ягам. Но тут случилось вот что: едва яг исчез в руинах, как сразу же опять взлетел, стремительно набирая высоту, словно выпущенная из города ракета. Он направился к югу, несясь по небу с такой невероятной скоростью, что я от удивления раскрыл рот. В чем же причина бегства? Если среди руин его ожидали товарищи, то почему он не сел на землю? Возможно, он обнаружил, что они улетели, и просто последовал за ними. И все-таки, судя по тому, как не спеша он приближался к развалинам, его действия выглядели очень странно. Бегство носило все признаки панического.

В удивлении я спустился с дерева и немедля направился к руинам. Я пробирался сквозь густую поросль, не обращая внимания на шуршание и бормотание пробуждающейся с приближением темноты жизни.

Когда я вышел из леса, уже опустилась ночь; над горизонтом всходила луна, заливая равнину зловещим сиянием. Неподалеку призрачно мерцали развалины. Стены их были не из того зеленоватого материала, который используют гуры. Подойдя ближе, я понял, что они из мрамора, и этот факт вызвал во мне неясное беспокойство.

Я вспоминал слышанные в Котхе легенды о разрушенных мраморных городах, ставших обиталищем призрачных существ. Такие руины обнаруживали в самых разных местах, и никто не знал их происхождения.

Подойдя вплотную к руинам, я поразился мрачной тишине, нависшей над разрушенными стенами и колоннами. Мерцающие белые стены и обломки отбрасывали глубокие черные тени. Тихо, с мечом в руке, я скользил от одного пыльного бассейна к другому, готовый ко всему — и к засаде ягов, и к нападению притаившегося зверя. Стояла пронзительная тишина — не слышно было ни далекого рева льва, ни зловещих криков ночных птиц. Можно было подумать, что я последний оставшийся в живых в этом мертвом мире.

В тишине я вышел к окруженному по периметру сломанными колоннами большому открытому пространству, видимо, когда-то бывшему площадью. Здесь я остановился, и кожа моя пошла мурашками.

В середине площади тлели догорающие угли костра, над ними жарились на воткнутых в землю вертелах куски мяса. Вероятно, костер развели яги, но им не удалось съесть приготовленное. Тела их были разбросаны по всей площади в виде, могущем ужаснуть самого сурового человека.

Мне никогда не доводилось видеть столь впечатляющего разрушения органической материи. Вся площадь была усеяна руками, ногами, улыбающимися головами, кусками плоти, внутренностями и сгустками крови. Головы были похожи на черные шары, выкатившиеся из глубины теней на белоснежный мрамор; зубы оскалены в улыбке, глаза тускло блестели в лунном свете. Что-то набросилось на крылатых людей, усевшихся вокруг костра, и разорвало их на куски. Останки носили отметины клыков, некоторые кости — сломаны.

Какое еще животное, кроме человека, разламывает кости таким образом? Вся картина не выглядела результатом нападения животных; скорее она отдавала какой-то мстительностью, казалось, что передо мною последствия осуществленного — в бешенстве или звериной злобе — возмездия.

Ну а что же Эльта? Ее тела не было среди останков похитителей. Я взглянул на мясо на вертелах и содрогнулся от ужаса. Мои самые страшные предположения оправдались — проклятые яги поджаривали на ужин куски человечины. Борясь с тошнотой, я более тщательно исследовал жалкие останки и с глубоким вздохом облегчения обнаружил куски мускулистых конечностей мужчины, а не женского тела. Лишь после этого я уже без содрогания смотрел на окровавленные останки, бывшие прежде ягами.

Но куда же подевалась девушка? Удалось ли ей избежать резни и спрятаться, или она стала добычей нападавших? Я посмотрел на залитые зловещим лунным светом башни, обвалившиеся строения и колонны и уловил отчетливую ауру зла, подкрадывающейся опасности, как бы ощутил взгляд прячущихся глаз.

Несмотря на это, я исследовал площадь и наткнулся на след из кровавых капель. В лунном свете он казался черным и тянулся сквозь лабиринт разрушенных колонн. Решившись, я пошел по следу. По крайней мере так был хоть какой-то шанс выйти на убийц крылатых людей.

Пробираясь среди теней от покосившихся колонн и ощущая себя карликом на их фоне, я наконец вышел к полуразрушенному, поросшему лишайником строению. Сквозь провалившуюся крышу и зияющие проемы окон в него проникал призрачный лунный свет, делавший тени еще чернее. У входа в коридор свет очертил квадрат на полу, и, ступив на него, я увидел на треснувшем, перевитом лианами мраморе брызги свернувшейся крови. Пробираясь на ощупь, я устремился в коридор и чуть было не сломал себе шею на ступеньках за входом. Спустившись по ним до ровной площадки, я в нерешительности остановился и уже был готов подняться обратно, как вдруг услышал крик, от которого сердце на мгновение остановилось, а затем бешено погнало кровь по жилам. Сквозь темноту донесся неясный и далекий призыв:
— Исайя! Исайя Керн!

Эльта! Кто же это еще мог быть? Но почему ледяная дрожь пробежала по телу, а волосы на затылке встали дыбом? Я уже хотел ответить на призыв, но по осторожности придержал язык. Она, конечно же, не могла знать, что я ее услышу. Возможно, она звала и плакала, как испуганный ребенок зовет тех, кто заведомо не может его слышать. Я бросился вниз по темному тоннелю в направлении донесшегося крика. Я шел так быстро, насколько позволяла окружающая темнота. К горлу комом подступала тошнота.

Вытянутой рукой я на ощупь обнаружил в стене дверной проем и замер, почувствовав, как дикое животное, близость чего-то живого. Напрягая в кромешной тьме глаза, я низким, требовательным голосом произнес имя Эльты. Словно в ответ в темноте тут же зажглись два желтоватых мерцающих пятна; спустя мгновение до меня дошло, что это чьи-то глаза. Они были круглые, шириной с мою ладонь и испускали странное сияние. За ними угадывались неясные очертания огромного бесформенного корпуса. Одновременно на меня нахлынула волна такого инстинктивного страха, что я отступил обратно в тоннель и поспешил в прежнем направлении. В оставшейся позади камере перемещалась какая-то огромная мягкая масса; было слышно приглушенное тихое скрежетание, похожее на шорох трущейся о камень щетины.

Еще через несколько десятков шагов я остановился. Тоннель казался бесконечным, и, судя по ощущениям, от него вправо и влево отходили боковые тоннели, и не было никакой возможности определить, какой из них мне нужен. Я простоял совсем немного, как вдруг опять раздался призывный крик: «Исайя! Исайя Керн!»

Готовя себе к встрече с неизвестным противником, я вновь устремился в направлении неясного голоса. Трудно сказать, какое расстояние я преодолел, прежде чем остановился, окончательно сбитый с толку. И тут совсем близко снова прозвучало:
— Исайя! Исайя Кернннн!
Это не был голос Эльты. Все это время я знал и чувствовал, что этого просто не могло быть. Но происходящее было настолько необъяснимо, что разум отказывался признавать то, что подсказывала интуиция.

Теперь со всех сторон неслась мешанина пронзительных демонических голосов, с дьявольской издевкой вопящих мое имя. По безмолвному прежде тоннелю разносился вместе с отдававшимся эхом невообразимый гам. Я стоял ошеломленный и испуганный, словно душа проклятого в шумных чертогах ада. Пройдя сквозь стадии ледяного ужаса, дикого страха, отчаяния и ярости, я с безумным ревом бросился вслепую на звуки, казавшиеся наиболее близкими, но налетел на несокрушимую стену, вызвав тем самым тысячеголосый взрыв отвратительного веселья. Развернувшись словно раненый бык, я опять бросился в атаку, на этот раз — в другой тоннель. Обезумевая от желания схватиться с моими мучителями, я пробежал по нему и вырвался на огромное мрачное пространство со столбом призрачного лунного света посередине. И опять услышал свое имя, теперь произнесенное голосом, в котором звучали страх и страдание:
— Исайя! О, Исайя!

Едва я успел ответить на этот жалкий крик яростным воплем, как в тусклом свете луны увидел Эльту. Она была распростерта на полу, так что вытянутые руки и ноги ее находились в тени. Но я разглядел, что на каждой из них уселось по неясной бесформенной фигуре.

С кровожадным криком я бросился вперед, и темнота взорвалась тошнотворной жизнью, утопившей меня до колен. Острые клыки и обезьяньи лапы рвали мне ноги, оставляя глубокие порезы. Описывая мечом широкие дуги в плотной массе мечущихся тел, я постепенно пробивался к девушке, изгибавшейся на полу в квадрате лунного света.

Я пробирался сквозь доходящую уже до пояса, перекатывающуюся мягкую трясину извивающихся и кусающихся существ, которым никак не удавалось повалить меня. Когда я наконец достиг освещенного квадрата и удерживавшие Эльту создания отступили перед свистящим лезвием меча, девушка вскочила на ноги и прильнула ко мне. Прежде чем вновь накатившая орда успела повалить нас на пол, я заметил ведущие вверх полуразрушенные ступени, втолкнул на них Эльту и развернулся, чтобы прикрыть отступление.

На ступеньках было темно, но в зал, куда они вели, сквозь проломленные перекрытия света проникало больше. Пока же я дрался в полной темноте, руководствуясь только осязанием. Схватка шла в полной тишине, единственными звуками были лишь мое учащенное дыхание и свист клинка.

По грозящей обвалиться лестнице я отступал вверх, сражаясь за каждый дюйм и с ужасом ожидая нападения сзади. Если бы они набросились на нас с тыла, то мы были бы обречены, но, видимо, все нападавшие скопились внизу. О природе существ, с которыми я сражался, мне было известно только, что они вооружены острыми клыками и когтями. Кроме того, я понял, что они обезьяноподобные — низкорослы, бесформенны и покрыты шерстью.

Выбравшись в зал над тоннелями, я стал видеть немного лучше. Струящийся сквозь пролом лунный свет образовал в темноте белую колонну. В окружающем полумраке я различал неясные формы — бросающиеся и извивающиеся тени, которые откатывались прочь только под ударами разящего меча.

Подталкивая впереди себя Эльту, я отступал к широкой трещине в разрушенной стене, спотыкаясь в водовороте схватки, бурлившей вокруг. Когда я достиг трещины, в которую уже скользнула Эльта, меня опять попытались свалить с ног организованной массированной атакой. При мысли о том, что произойдет, если я буду сбит на пол этой темной комнаты, меня охватила паника. Сокрушающий взрыв ярости, отчаянный — изо всех сил — бросок, и я катапультировался сквозь трещину, прихватив с собой несколько вцепившихся в меня существ.

Распрямившись, я сбросил приставшие кошмарные создания, как медведь стряхивает с себя стаю волков, и, упершись получше ногами, стал рубить направо и налево. Только теперь мне удалось как следует рассмотреть своих врагов.

Они обладали телами деформированных обезьян, покрытыми редкой и грязной белой шерстью. Головы их были похожи на собачьи, с небольшими, близко расположенными ушами. Но глаза были змеиными — тот же ядовитый, немигающий, лишенный век взгляд.

Из всех форм жизни, с которыми мне довелось встретиться на этой странной планете, ни одна не вызвала во мне такой ненависти, как эти карликовые чудовища. Едва я отступил от изрубленных тел, как из трещины в стене хлынул новый тошнотворный поток.

Впечатление, какое производили эти хищники, появляясь из пролома в стене, было невыносимо отвратительно — это было похоже на личинки мух, выползающих из треснувшего белесого черепа.

Повернувшись, я подхватил одной рукой Элъту и побежал через открытое пространство. Твари немедленно понеслись следом, передвигаясь то на всех четырех, то выпрямившись, подобно людям. Внезапно они опять разразились своим дьявольским смехом, и я понял, что мы попали в западню. Навстречу из какого-то другого выхода из подземелья высыпали, их новые сородичи. Мы были окружены.

Перед нами оказался огромный пьедестал с обломком колонны. Я достиг его одним прыжком, поставил девушку на неровную верхушку и, вскочив на нижнюю площадку, приготовился порешить столько тварей, сколько будет в моих силах.

Они приближались широким полукругом, на этот раз уверенные в обреченности жертв, и не припомню случая, когда мне приходилось испытывать больший страх и отвращение; я стоял, прижавшись спиной к мраморной колонне, лицом к лицу с этими чудовищными монстрами из нижнего мира.

И в этот момент внимание мое привлекло какое-то движение в тени у стены, через пролом в которой мы только что пробрались. Что-то выползало из трещины — черное, огромное, массивное. Я уловил блеск желтоватой искры. Завороженный этим зрелищем, я даже не заметил, что покрытые шерстью дьяволы уже замкнули кольцо вокруг нас. Через несколько мгновений монстр полностью выполз из трещины. Он притаился для нападения в скрадывающей его тени стены — приземистая черная масса, мерцающая парой желтовато-огненных глаз. Я сразу же узнал эти глаза — это они смотрели на меня из камеры в подземном тоннеле.

Обезьяноподобные твари предварили атаку кровожадными криками, и в это мгновение на освещенном лунным светом поле битвы показался монстр, двигавшийся с поразительной быстротой и ловкостью. Теперь я увидел его полностью — это был гигантский паук, размером не меньше взрослого быка. Передвигаясь с быстротой, присущей всей паучьей породе, он оказался среди собачьеголовых тварей прежде, чем первая из них упала от удара моего меча. Его жертва издала ужасный вопль, а остальные — обернувшись и увидев его — с пронзительным визгом бросились в разные стороны. Жестокость свирепого монстра, как вихрь носившегося среди тварей, поразила меня. Их черепа насаживались на его нижние челюсти как на вертел и с хрустом перемалывались в огромной пасти; кроме того, он раздавливал их одним своим весом, и буквально через считанные секунды пространство вокруг было усеяно только мертвыми и умирающими тварями. Припав к земле и не обращая внимания на поверженных, черное и огромное волосатое существо устремило на меня взгляд, в котором я — несмотря на всю его отвратительность — уловил признаки интеллекта.

Монстр, несомненно, шел по моему следу. Я потревожил его в подземелье, и по запаху от моих залитых кровью сандалий он выследил меня, устроив кровопролитную резню этим тварям лишь оттого, что они попались на его пути.

По тому, как, выгнув спину и изготовившись для нападения, он припал на своих кривых ногах к земле, я понял, что чудовище отличается от земных пауков не только величиной, но и количеством лап и формой челюстей. Эльта вскрикнула: монстр стремительно приближался ко мне.

В схватке, где против капающего с челюстей этого паука яда были бессильны когти и клыки тысячи тварей, победу одержали мышцы и разум одного человека. Ухватив тяжеленную глыбу мрамора, с трудом удерживая равновесие, я приподнял ее и бросил вниз прямо в атакующего монстра. Она переломала чудовищу почти все его волосатые кривые ноги, и из искалеченного туловища в воздух брызнул фонтан тошнотворной зеленоватой жижи. Пригвожденный глыбой, монстр остановился, корчась от боли, сбросил ее и, пошатываясь, вновь направился ко мне, волоча сломанные конечности и злобно сверкая глазами. Я отковырнул от раскрошившейся колонны еще один обломок, затем другой, третий и обрушил вниз град камней — и остановился, только когда корчившийся в агонии кошмар не стал ужасным месивом.

Подхватив Эльту на руки, я помчался прочь в полумраке башен и колонн и не остановился, пока этот безмолвный зловещий город не остался позади нас. Луна освещала волнующуюся травянистую равнину, широко простиравшуюся вокруг.

С тех пор, как я отыскал Эльту в этих мерзких тоннелях, мы не перемолвились с ней ни единым словечком. Теперь же, когда я мог заговорить с нею, я увидел, что ее черноволосая головка безвольно лежит на моей руке, белое лицо обращено вверх, глаза закрыты. Меня пронзил мимолетный приступ страха, не, более тщательно осмотрев ее, я понял, что она всего лишь в обморочном состоянии. Это говорило лишь о глубине ужаса, который ей пришлось испытать. Женщины Котха очень редко падают в обморок.

Опустив ее на травянистый дерн, я беспомощно смотрел на нее и словно в первый раз увидел, как удивительно она сложена — стройные руки и ноги, гибкий стан, темные густые волосы рассыпались по алебастровым плечам; бретелька туники немножко соскочила и приоткрыла ее молодую грудь. Меня охватило смутное волнение, отдававшее болью в сердце.

Эльта приоткрыла веки и посмотрела на меня. Спустя мгновение ее карие глаза наполнились ужасом, и, неистово прижавшись ко мне, она разрыдалась. Мои руки инстинктивно сплелись вокруг ее стана, и я почувствовал, как дрожит ее тело и бешено колотится сердце. — Не бойся. — Мой голос прозвучал как-то странно и вряд ли членораздельно. — Тебе ничего не угрожает.

Я чувствовал, как постепенно биение ее сердца возвращается к нормальному ритму — так близко она прижалась ко мне, — как дыхание становится ровным и спокойным. Некоторое время она лежала в моих объятиях, не говоря ни слова, и смотрела на меня. Но тут я, смутившись, высвободил руки и, приподняв Эльту, посадил ее на траву.
— Как только ты почувствуешь себя лучше, — сказал я, — мы постараемся уйти подальше от этого... — Я кивнул в направлении развалин.
— Ты ранен, — вдруг вскрикнула она, и глаза ее наполнились слезами. — Ты истекаешь кровью! Это я во всем виновата. Если бы я не убежала из Котха... — Теперь она плакала по-настоящему, совсем как земная девушка.
— Не беспокойся, это всего лишь царапины, — ответил я, хотя, по правде говоря, удивлялся, что клыки паразитов оказались неядовитыми. — Кости целы, а остальное — ерунда. И прекрати плакать, слышишь, сейчас же!

Повинуясь, она перестала рыдать и по-детски вытерла глаза подолом своей туники. Мне не хотелось напоминать ей об ужасах, которые она вытерпела, но меня очень интересовала одна вещь.
— Почему яги остановились в руинах? — спросил я. — Они же наверняка знали, что в таких городах водятся подобные твари.
— Они проголодались, — ответила она, и голос ее дрогнул. — Они поймали юношу, они живым разрывали его на куски, но не услышали просьб о пощаде — только проклятья. Затем они поджарили...— Она запнулась, закрыв рот рукой и стараясь подавить приступ тошноты.
— Ты хочешь сказать, что яги — каннибалы, — пробормотал я.
— Нет. Они — дьяволы. Когда они расположились вокруг костра, на них напали собакоголовые. Они набросились на ягов, как шакалы. Потом эти твари утащили меня в темноту. Одному Цаку известно, что они намеревались со мной сделать; я слышала... Впрочем, не стоит рассказывать о непристойных вещах.
— Но почему они так пронзительно выкрикивали мое имя? — изумленно спросил я.
— Мне было страшно, и я, плача, вслух назвала его, — ответила она. — Они услышали и стали мне подражать. Когда ты появился, они уже знали, кто ты. Не спрашивай меня сейчас ни о чем. Они тоже дьяволы.
— Эта планета кишит дьяволами, — пробормотал я. — Но если тебе было страшно, почему ты звала меня, а не своего отца?

Она слегка покраснела и вместо ответа начала поправлять бретельку туники. Увидев, что одна из ее сандалий соскочила с ноги, я надел ее на маленькую ступню, и пока был занят этим, она неожиданно спросила:
— Почему тебя все зовут Железная Рука? У тебя крепкие пальцы, но их прикосновение нежное, как у женщины. Никогда раньше мужские пальцы не казались мне такими мягкими. Наоборот, чаще они причиняли боль.
Я сжал свой кулак и уныло посмотрел на него — он был похож на узловатый железный молоток. Она дотронулась до моих пальцев.
— Все зависит от того, какие чувства управляют рукой, — ответил я. — Ни один мужчина, с кем мне приходилось драться, не считал, что у меня нежные кулаки. Но я хочу причинять боль только врагам, а не тебе.
Ее глаза загорелись.
— Ты не хотел бы причинить мне боль? Почему?
Абсурдность вопроса лишила меня дара речи.