б) Призыв к насилию во имя утопии
Однако поборникам утопии дело представляется иначе, и они ни на миг не остановятся перед тем, чтобы всколыхнуть Ахеронт121* третьего мира в направлении насилия мировой революции. Ибо, во-первых, если им и в самом деле важно именно привести "человека как такового" к самому себе, то цена, причитающаяся за это к уплате, может быть безразлична им в принципе, и даже колоссальнейшее, массовейшее истребление людей будет видеться в свете необходимой, пускай даже болезненной, однако благодетельной операции, раз уж установить на Земле окончательное regnum humanum122* как-то по-иному невозможно. (Все существовавшее до сих пор, является, по своим свойствам, "расходным материалом".) А, во-вторых, частью утопической мечты является представление, что существовавшие до сих пор опасности и границы технологии перестанут тогда иметь место: не только потому, что техника, освобожденная от нерациональности барышнической экономики, будет там применяться мудрее, но и потому, что лишь тогда, освободившись от помех своему совершенно еще неисчерпанному потенциалу движения вперед, она впервые, как действительно освобожденный Прометей, достигнет высших своих возможностей. Для возможностей же этих не существует никаких других границ, кроме навязанных обществом: так что нет границ ни у собственного, всякий раз превосходящего само себя умения техники, ни у природы – для плодотворного применения этого умения, потому что также и потенциал природы сам по себе безграничен и ожидает лишь утопии, чтобы средствами ее более высокой, более хитроумной изобретательности освободиться также и ему@6. В-третьих же, даже если успех предприятия ненадежен, все же реальные на него шансы (а они существуют уже тогда, когда цель как таковая лишь возможна) вместе с недостойным человека теперешним состоянием снимают провозглашенный нами запрет игры ва-банк с человечеством: в случае такой абсолютно обязывающей цели, как обеспечение возможности для появления истинного человека вообще, вполне можно ставить на кон все в целом, поскольку лишь с достижением этой цели оно обретет оправдание, а без нее останется злым шаржем самого себя. Потому мы имеем право, если альтернатива лишь такова, идти даже на величайший риск, связанный с технологией, чтобы пожать либо величайшую благодать, либо величайшую катастрофу.
По первому моменту, отвлекаясь от любых соображений моральности (вопросов человечности или бесчеловечности "цены"), можно лишь сказать, что те, кто встал под знамена служения жертвам насилия, должны были бы оказаться последними, кто стал бы просить насилие их рассудить. И не только потому, что оно с величайшей вероятностью решит дело не в их пользу, и тогда они будут лишены возможности взывать к разуму и иным реформаторским силам; также и победа может лишь снова привести к системе, построенной на насилии со всеми его родовыми пятнами; уж не говоря о том, что само вызванное таким Армагеддоном123* опустошение земного шара и одичание человека надолго замедлит наступление утопии – из соображений отсутствия необходимого для нее "материала". Повторяю еще раз: для того, кто находится в отчаянном положении, эти соображения могут не иметь никакого значения, а вот свободно принимающие решение пользователи утопии должны иметь их в виду.
В отношении третьего пункта, готовности идти на "все или ничего", мы можем сказать лишь то, что то было бы этическим в собственном смысле, даже метафизическим смертным грехом, повинным в котором может себя сделать человечество вообще (в отличие от единичного человека), и что никакая, даже самая величайшая внутренняя достоверность цели не может смягчить степень обреченности проклятию риска столь немыслимого масштаба. Совершенно невыносима уже одна мысль, что такой грех на человечество способен возложить самозваный авангард, сделав это по дерзостной уверенности своей субъективной мечты.
В конечном счете, однако, под вопрос с философской точки зрения ставится именно внутренняя достоверность самой постановки цели такого рода, и прежде всего сюда относится уже достоверность реальных технологически-экологических условий, в отношении которых второй пункт утверждает, что реализация утопии допускается самой природой вещей. Приступая к проверке этого пункта, мы оставляем в стороне предварительные вопросы, касающиеся движущих человеческих сил, которые возможно и допустимо было бы поставить на службу революции, и ищем ответ в отношении самого образа цели. Очевидно, что уже один только отрицательный результат, полученный в ходе проверки "реалий", выбьет почву из-под ног у двух прочих пунктов; разумеется, в еще большей степени это касается отрицательного результата проверки "идеалий", т. е. содержательных моментов человеческого состояния, которых надеются достигнуть посредством этих условий. Такими двумя шагами, направленными снаружи внутрь, и намерены мы теперь предпринять критику утопического идеала как такового. Первый шаг, еще не доходящий до самого средостения предмета, делается в области знания о материи, т. е. является естественнонаучным; второй, касающийся поселившейся в обители преобразованной материи жизни, уже сущностно -критический шаг, делается в области знания о душе и духе, т. е. является антропологически-философским. Более, чем достаточно известно, что в самой природе философского знания заложена та особенность, что оно, хотя по роду своему и направлено на окончательное, неизбежно остается подверженным борьбе мнений; напротив того, знание о природе способно достичь значительной объективной надежности, так что его результаты, в зависимости от внешней достижимости, вполне способны предрешить, а именно в отрицательном смысле, вердикт в отношении философского вопроса, вне зависимости от рассматриваемых там имманентных благопожеланий. И все же разбор того, что в принципе можем мы ожидать от человека и для него, в том числе и того, в чем состоит, при всей разомкнутости будущности, вечное и неповторимое настоящее 124* человеческого как такового, сохраняет свое ничем не заменимое значение для надлежащего, свободного расставания с утопическим идеалом, если того потребует отрицательный результат в отношении наличия для него материальных условий. Именно, расставание было бы свободным лишь в том случае, если бы его следовало предпочесть даже в случае не столь однозначного суждения по поводу материальных условий, т. е. если бы обнаружилось, что сам этот идеал – ложный бог, ненадлежащий предмет надежды.
II. Критика марксистского утопизма
А. Первый шаг: реальные условия,
или о возможности утопии
1. "Перестройка планеты Земля" освобожденной технологией
Первым требованием утопии является материальная полнота для удовлетворения потребностей всех; вторым – простота достижения этой полноты. Ибо формальной сущностью самой утопии является, как мы еще увидим, досуг, а досуг может существовать лишь в безмятежности, т. е. при определенной обеспеченной полноте жизненных благ (причем в рамках "полноты" допустим широкий диапазон: от нетребовательной умеренности до раскованного роскошества); и полнота должна быть легкодоступной, т. е. должна доставаться вовсе без усилий или с минимальными усилиями, ибо досуг есть как раз свобода от трудовой повинности на службе у потребности (или у удовлетворения желаний вообще). И вот, оба этих условия, осуществимость полноты и легкость этого осуществления, может реализовать продвинутая техника, посредством радикализации того, что она уже во многих местах сделала или начала делать: первое – через "перестройку природы" или "планеты Земля" (Эрнст Блох), которая принудит былую скаредность земной природы выдать ее сокровища или заменит те, которых недостаточно, искусственными@7; второе – через механизацию и автоматизацию процессов труда, которые до сих пор должны были выполняться с затратой человеческих сил и времени. То и другое в некоторой степени совпадает, поскольку "освобождение" доныне лишь скудно предоставляемых природных сокровищ может быть, само собой, достигнуто лишь с колоссальной помощью машин, а значит, с одновременным освобождением человека от усилий. Процесс этот вовсю идет уже и теперь, в неосвобожденном мире, и нам нет нужды вдаваться в совершенно умозрительный вопрос о том, является ли марксистское общество, как утверждают его провозвестники, тем, которое только и способно создать величайшие чудеса техники, необходимые для еще большего, тотального использования природы и освобождения человека от тягот. Дело в том, что уже само по себе развитие событий в науке и технике до настоящего времени и нынешнее положение в них, по крайней мере там, где они исконным образом процветают, обещает практически гарантированный дальнейший прогресс и делает вполне вероятным то, что время от времени здесь будут происходить счастливые "прорывы". И хотя на последнюю возможность, при всей ее определенности, ставку делать неправомерно, в общем и целом вполне можно исходить из того, что, как бы ни выглядело соответствующее технологическое общество в прочих отношениях, в нем и дальше будет происходить подъем от уже достигнутого в смысле умений и их применения, причем во всевозможных направлениях и на неопределенное будущее. Как бы то ни было, научно-техническая возможность этого не подлежит сомнению в любом случае, а, вообще говоря, также и наличие стимула для ее достижения. Марксистское общество вряд ли могло бы здесь рассчитывать на более искусную изобретательность (с ее предпосылкой превосходства в научном отношении) и больший калибр технических новшеств (то, что имело место до сих пор, говорит скорее об обратном), но вот о преимуществе двоякого рода оно помышлять могло бы, а именно: лучшее управление направлениями технического прогресса (их отбор) со стороны общества, предварительным условием для чего, правда, должно было бы стать весьма сомнительное "управление" собственно научными исследованиями; и, прежде всего, лучшее распределение обществом плодов прогресса. Последнее125* было бы способно устранить многие недостатки на планете уже теперь, при сегодняшнем уровне производства технизированной экономики, и нет сомнения в том, что проблема здесь отчасти вовсе даже не природно-технологическая, но политико-экономическая. Однако – лишь отчасти и в лучшем случае для достижения скромной цели более сносного существования уже наличного населения Земли. Для более обширных целей даже доутопического характера, и, само собой, уже для сохранения статус-кво при растущем населении лозунгом должен сделаться подъем глобального производства и улучшенная, более агрессивная техника; для универсальной же экономики "досуга в полноте", как представляется самой себе утопия, это будет означать колоссальный рост того и другого на многие порядки величин. Предположим возможность этого "как таковую", со всеми необходимыми для того, ожидаемыми еще лишь от будущего перекрытиями достижений нынешней техники, хотя разросшаяся от одержанных успехов и ставшая привычной уверенность в этом, особенно что касается постоянства сохранения для этой ситуации исключения из закона снижения отдачи, преувеличена. Но вот здесь-то, причем как раз при величайшем оптимизме относительно растущей в этом направлении человеческой мощи, и возникает вопрос в собственном смысле слова.
2. Пределы толерантности природы:
утопия и физика
Это есть вопрос о том, как поведет себя в отношении такого интенсивированного наступления "природа", которой ведь безразлично, идет ли оно "справа" или "слева", марксист ли нападающий или буржуазный либерал, разумеется, точно так же, как и то, что законы природы вовсе не являются буржуазными предрассудками (хотя марксистские идеологи склоняются к тому, чтобы в это поверить, а Сталин, как известно, в вопросах законов генетики даже соответствующим образом действовал). Таким образом, в конечном счете вопрос вовсе не в том, что еще сможет сделать человек – на этот счет вполне можно сохранять прометеевско-сангвинический оптимизм, но сколько еще этих действий сможет выдержать природа. То, что в этом отношении существуют границы толерантности, сегодня не подвергает сомнению никто, и в нынешней ситуации можно задаваться лишь вопросом о том, лежит ли "утопия" в них или уже за ее пределами, а это зависит от ее собственной численной величины или, приземленней, от того, сколько там будет пассажиров. И вот такие границы толерантности, измеренные в соответствии с человеческими потребностями, вполне могут оказаться лежащими далеко внутри области абстрактно-теоретических воздействий на природу как таковых. Их можно будет почувствовать лишь тогда, когда неблагоприятные для человека "побочные эффекты" его вмешательства начнут омрачать получаемые от них выгоды, угрожая впоследствии их превзойти, а переступим мы через них, и, быть может, без возможности пути назад, тогда, когда одностороннее перенапряжение всей системы бесчисленных и чувствительных равновесий приведет к катастрофе в смысле человеческих целей. (Природа как таковая катастроф не знает.) То, что нечто в этом роде не только в принципе возможно, но и находится для резко обособленного от окружающей среды космического корабля Земли всецело в пределах досягаемости того, что человек в состоянии с ним сделать, а во многом уже делает, является сравнительно новым усмотрением, накладывающим ранее неизвестный редуктор на социалистическую веру в прогресс не в меньшей степени, чем на капиталистическую. Само собой разумеется, здесь мы имеем дело с великой внешней природой, природой мировой материи, а еще не с природой человека, которая будет подвергнута испытанию лишь на втором шаге, и поэтому мы пока что можем оставить в стороне все различия мотивов между капиталистическими и марксистскими экстраполяциями технологии, и вообще все качественно человеческое: речь пойдет лишь о нейтральных количествах как таковых. Вопрос звучит здесь так: каковы эти "границы" и где они проходят, т. е. как они еще далеки или же как уже близки?
Вопрос в целом оказывается в сфере задач все еще молодой науки об окружающей среде, а в своих частностях – в сфере интересов биологов, агрономов, химиков, геологов, климатологов и т. д., а сверх того – еще и экономистов и инженеров, градостроителей и специалистов по транспорту и т. д., лишь междисциплинарное обобщение которых и приводит к возникновению той глобальной науки об окружающей среде, что здесь необходима. Философу здесь нечего сказать, он может лишь слушать. К сожалению, состояние науки таково, что он еще не в состоянии позаимствовать у нее надежные результаты для своих целей. Все количественные предсказания или экстраполяции даже по отдельным областям все еще ненадежны, уж не говоря об их сведении в экологическое целое, если вообще предполагать, что оно когда бы то ни было может быть сосчитано. И все же по различным направлениям может быть показано, какого рода границы здесь наличествуют, и это может быть поучительно для составления суждения по крайней мере в отношении утопических перспектив, которые ведь во всем доводят дело до крайности. В данном случае широкого общественного обсуждения этих предметов достаточно эскизного напоминания об уже известном. В соответствии с теперешней темой "Утопия и физика" мы ограничимся естественническим аспектом комплекса вопросов.
а) Продовольственная проблема
На первом месте, естественно, оказывается пропитание увеличивающегося населения Земли, от чего зависит и все прочее. Это и есть по преимуществу сфера утопической "перестройки природы", предпринимаемой Блохом. Однако и безо всякой утопии уже нынешний уровень населения Земли, а уж тем более – неизбежно многократно возросший в ближайшем будущем (1-2 поколения) требуют массированного применения искусственных удобрений, которые "взбодряют" почву для принесения умноженного урожая. Это означает, что достигнутые человечеством уже теперь успехи в собственном биологическом размножении вынудили его докучать своими химическими дарами чувствительному, жизнеродящему, самому верхнему слою земной коры лишь для того, чтобы поддержать на достигнутом уровне теперешний, какой угодно, только не идеальный уровень снабжения продуктами питания. Поскольку же процесс размножения неуклонно продолжается, то увеличивается и степень принуждения, с которой человечеству приходится это делать дальше.
Кумулятивная природная кара за интенсификацию техники земледелия уже начинает проявляться на местном уровне, например, в химическом отравлении внутренних и береговых вод (во что вносит свой вклад и промышленность), со всеми его передающимися по цепочке организмов вредоносными последствиями. Засоление почв вследствие долговременной ирригации, эрозия вследствие распашки лугов, воздействие на климат (вероятно, даже снижение содержания кислорода в атмосфере) вследствие вырубки лесов – другие наказания за все более интенсифицирующееся или распространяющееся вширь сельское хозяйство. Нет необходимости продолжать перечисление. Очевидно, что все это устанавливает свои границы, как на местном, так и на планетарном уровне, и они, несомненно, проходят по сю сторону утопии, даже в случае наискорейше достижимой стабилизации населения Земли (на уровне, что-нибудь в 2-3 раза превосходящем нынешние 4,2 миллиарда?). При этом нами еще совсем не была упомянута самая фундаментальная граница, состоящая в том факте, что синтетические удобрения представляют собой форму энергии, а потому они относятся к двуединой проблеме получения и использования энергии в замкнутой системе планеты. Это неизменно будет камнем преткновения для всякого планирования будущего и окончательным вето природы против утопии.
б) Сырьевая проблема
Ресурсы потребного для цивилизации минерального сырья могут быть сами по себе практически неисчерпаемы, однако, разумеется, не те, что сосредоточены в залегающих близко к поверхности и концентрированных, весьма удобных для добычи, месторождениях (которых, напротив того, по многим важным веществам наверняка не хватит). То же, что находится в более глубоких слоях, на океанском дне или в более низких концентрациях рассеяно по земной коре, потребует для своей разработки и очистки все больших затрат энергии. А дальше – еще его промышленная переработка для поднятого согласно нашей гипотезе уровня жизни будущих миллиардов! Потребуется поистине головокружительный взлет находящегося уже теперь на опасно высоком уровне потребления энергии, если западный средний уровень на душу населения должен будет хотя бы в приближении сделаться мировым средним уровнем (да еще сверх того будущим!). Таким образом, утопический рай, как и менее нескромные проекции прогресса в будущее зависят от этого условия. Здесь-то и зарыта собака, и имя ей энергия, а вовсе даже не материя. И ее проблема заключается не только в наличии и пригодности для использования планетарных источников энергии, словом, в получении свободной энергии, но в планетарно-биосферных последствиях ее использования при тех порядках величин, которые следует здесь принимать во внимание
в) Энергетическая проблема
Здесь должно быть проведено различие между возобновляемыми и невозобновляемыми источниками энергии.
1. Ископаемые горючие вещества: каменный уголь, нефть и природный газ, – этот осадок продолжавшегося сотни тысяч лет органического синтеза, ныне господствующий с большим опережением источник глобального потребления энергии, – как всем хорошо известно, ограничены, невозобновляемы, и уже при нынешнем уровне их использования (результаты которого достаются главным образом лишь части человечества, промышленно развитым странам) гигантскими шагами подходят к своему исчерпанию. Человек близок к тому, чтобы за несколько столетий извести то, что аккумулировалось Солнцем в земном растительном мире на протяжении миллионов и миллионов лет. Однако именно из этих ископаемых горючих веществ получаются искусственные удобрения, и с исчезновением этого насыщенного исходного базиса, в котором синтез был уже проведен в качестве природного дара, его синтез должен осуществляться с самого начала, т. е. из неорганических веществ: заменяя деятельность Солнца и организмов на протяжении давних доисторических времен, придется делать это с помощью энергии неорганического происхождения, непрерывно и за мгновение. Здесь, таким образом, об энергетические условия спотыкается даже аграрный рай (о промышленном и говорить нечего).
Однако со сжиганием ископаемых веществ, помимо местного загрязнения воздуха, возникает еще и глобальная проблема тепла, которая может вступить в удивительное состязание с проблемой исчерпания запасов. Это есть "парниковый эффект", который возникает, когда образовавшаяся при сжигании двуокись углерода скапливается в атмосфере по всему миру и действует как стеклянная стена парника, т. е. пропускает солнечное излучение, однако обратное тепловое излучение Земли наружу не выпускает. Запускаемое таким образом и накапливаемое нами далее повышение мировой температуры (которое, начиная с определенной степени насыщения, идет дальше даже без продолжения сжигания) может привести к долговременным изменениям в климате и жизненных условиях, которых никто не желает – вплоть до катастрофических крайностей таяния полярных льдов, повышения уровня мирового океана, затопления значительных участков низменностей… Так легкомысленно-веселый человеческий праздник нескольких индустриальных столетий будет оплачен, быть может, тысячелетиями изменившихся условий жизни на Земле, что вовсе не несправедливо в плане космическом, поскольку за эти столетия было пущено на ветер наследие миллионов лет. Неясно, не вступили ли мы уже на этот путь при нашем нынешнем уровне сжигания веществ (однако согласно многим оценкам, это вероятно); дальнейшее же его повышение в таком темпе, как происходило оно до сих пор, к чему побуждает уже рост мировой экономики, а попытка утопии просто принудит, было бы опасной игрой. Но тут, возможно, еще раньше наступления той опасности, разразится подхлестнутое тем самым истощение запасов ископаемых – еще одна, иного рода напасть.
2. Постоянно возобновляемым является поступление выпадающей солнечной энергии. Ее использование дает преимущества как химической, так и термальной "чистоты". Но первое место здесь пока что занимает гидроэнергетика, которая обеспечивает в настоящее время приблизительно 5% американских потребностей в энергии и в лучшем случае, при дальнейшем ее развитии, сможет сохранить это процентное соотношение, при росте общего уровня энергопотребления, также и в будущем. Максимальная эксплуатация всех для этого пригодных естественных гидравлических перепадов Земли могла бы покрыть возрастающую, согласно принятой гипотезе, потребность также и в других местах лишь на близкий к этому процент, и нигде не могла бы даже отдаленно закрыть брешь, оставленную исчезновением ископаемых веществ. То же самое относится к прямой конвертации выпадающего солнечного излучения в термальную или электрическую энергию. Что касается последнего, в настоящее время разрабатываются соответствующие технологии (фотоэлектрические батареи), однако даже оптимистические оценки ожидают с этой стороны лишь некоторого облегчения, но не разрешения энергетической проблемы. (В основу их кладется, разумеется, не общий колоссальный объем постоянно притекающего излучения, но та его часть, которую возможно использовать экономически – в силу географических и иных условий.) Ветер и, быть может, океанские температурные перепады также могли бы внести сюда свой, неизменно лишь частичный вклад@8.
В общем, наиболее постоянный источник энергии и самый "чистый" среди них, поскольку его использование не оставляет по себе никаких следов и никак не влияет на тепловой баланс планеты, всегда сможет удовлетворять лишь незначительную долю энергетической прожорливости современной цивилизации. На него однако, ориентируется как утопическая, так и даже более скромные проекции в будущее для Земли в целом. И тем не менее, разумеется, в высшей степени настоятельным требованием является максимальное развитие этого источника для снижения нагрузки на другие.
3. Остается, таким образом, ядерная энергия, которая могла бы присоединиться к иным источникам, а в конечном итоге прийти на место иссякающих минеральных источников энергии. Уже практикуемое расщепление ядра связано с подвергающейся страстному обсуждению проблемой радиоактивной угрозы для окружающей среды, в особенности со стороны его отходов, которые продолжают быть опасными на протяжении тысяч лет – прежде никогда не бывшее последствие человеческой деятельности, для которого все еще не предвидится никакого удовлетворительного технического решения. Кроме того, самому этому процессу грозит исчерпание доступных месторождений урана, что, правда, может быть надолго отсрочено с помощью вырабатываемого в реакторах плутония (с сопутствующей опасностью использования его террористами).
Неисчерпаемым по сырью (изотопы водорода) и почти свободным от долгоживущих радиоактивных отходов был бы пока еще не запущенный управляемый ядерный синтез. Если предположить, что его удастся реализовать в экономически оправданной форме, перед нами, кажется, отворятся врата энергетического рая: будет обеспечена не только замена различных минеральных источников, но и возможность любого, сколь угодно многократного увеличения теперешнего энергопотребления, а значит, будет возможно самое щедрое покрытие всех мыслимых потребностей сколь угодно многочисленного человечества на протяжении сколь угодно долгого будущего – usque ad utopiam aeternam126*. Однако здесь свое термодинамическое вето накладывает физика.
г) Ультимативная тепловая проблема
Хотя ядерный синтез и свободен от парникового эффекта, такое расточительное его использование привело бы к проблеме перегрева мира в целом, что накладывает неумолимое ограничение на необузданные мечтания относительно живущего в технологическом роскошестве, многократно увеличившегося численно человечества будущего. Ибо всякое использование энергии завершается теплом. Поэтому величина ее использования в земных пределах не является величиной независимой. В случае неограниченного источника (каким мог бы быть ядерный синтез) тепловой выход от его применения на всем земном шаре делается потенциально критическим фактором: повторяющийся на всех стадиях использования (механической, химической, органической) выброс тепла в окружающую среду, вплоть до животного тепла миллиардов человеческих тел и их спутников-животных, да плюс еще тепло гниения их разлагающихся тел. Ведь то должны быть, вспомним об этом, человеческие миллиарды, в изобилии наделенные жизненными благами, т. е. с большим машинным парком на душу населения, становящимся, сверх того, все более энергозатратным (по причине возрастания сложности разработки ископаемых в выработанной земной коре), т. е. порождающим больший выход тепла для того же конечного продукта. Все это машинное и животное тепло должно отводиться, а для этого в наличии имеется лишь земное окружение, но не космос. Таким образом, при достаточно плотном покрытии поверхности Земли осуществляющими обмен веществ телами и совершающими работу машинами мог бы возникнуть тот же самый глобальный тепловой эффект, который описывался для случая счастливо обойденного парникового эффекта.
Невозможность каким-то образом обойти эту каузальность средствами сколь угодно искусной изобретательности, т. е. получить одно и избежать другого, отделить излишества энергопотребления от тепловых последствий, в конечном итоге та же, что и невозможность построения вечного двигателя: непреложный закон энтропии, согласно которому при всякой совершающейся работе "теряется" энергия, вся энергия в конечном итоге переходит в теплоту, а теплота рассеивается, т. е. уравнивается с окружающей средой до среднего значения. Тут с термодинамикой договориться не удастся.
3. Долговременное веление энергосберегающей экономики
и налагаемое им на утопию вето
а) Прогресс с оглядкой
И все-таки, разумеется (чего бы меньше всего хотелось, так это чтобы нас здесь превратно поняли!), освоение энергии ядерного синтеза в мирных целях было бы в высшей степени желательным подарком, и лишь от нас зависит, чтобы он не обратился даром данайцев. Толковать что-либо из вышесказанного как отговоры от данной разновидности технического прогресса или от прогресса вообще было бы неправильно, пускай даже опасность, создаваемая мощью, которой он наделяет человеческие алчность и близорукость (да и самую нужду) является сквозной темой в исполняемой нами мелодии. Ядерный синтез, если бы он был нам когда-либо дарован, мог бы навсегда решить энергетическую проблему. Вот только подарком этим надо было бы воспользоваться мудро и с умеренностью, исходя при этом из глобальной ответственности, а не грандиозной глобальной надежды. В случае возможности наступления embarras de richesse127* следовало бы для начала еще подсчитать, где пролегает естественная граница или начинается критически опасный ведущий к ней порог. Однако еще задолго до этого надо было бы проделать то же самое в отношении факторов, актуальных уже теперь, которых мы частью коснулись (как биохимическое самочувствие почвы и вод, планетарный кислородный баланс и т. д.), чьи пороговые значения лучше предугадать, чем столкнуться с фактом их наступления. Для всего этого необходима новая наука, которая приняла бы в учет колоссальную усложненность всех этих взаимозависимостей. Поскольку надежности проекций в будущее хватает лишь досюда, осторожность (особенно с учетом необратимости многих запускаемых процессов) является здесь лучшим уделом храбрости и в любом случае – велением ответственности: быть может, навсегда, а именно в том, вполне вероятном случае, что такая наука будет вечно заведомо превосходить по предъявляемым ею требованиям все реальные технические мощности в отношении полноты данных и уж подавно – обсчитываемости их совокупности. Ненадежность может оказаться здесь нашей неизменной судьбой, что влечет за собой последствия для нравственности.
