Глава 3. Американский психоанализ. Ролло Мэй

Вот без чего рассказ об американской Психологии и очищение нашего сознания не могут быть полными, так это без психоанализа. Американский психоанализ — это не фрейдизм. На деле в Америке нет не только фрейдиз­ма, но даже и какого-то определенного психоанализа, а существует множе­ство различных психоаналитических школ и направлений второго, третьего и, наверное, еще каких-то поколений.

Что объединяет эти школы — так это общее имя, прагматизм и кое-что из общих приемов и понятий. Думаю, что в числе этих понятий находится и сознание. Точнее, единое понятие сознания, которое психоанализ сумел отстоять в борьбе с бихевиоризмом.

Весь психоанализ исходит из того, что больному надо помочь осознать то, что является для него бессознательным, а при этом приводит его в несо­ответствие с миром, делает невротиком.

Основное — Море сознания— Слой 2 — Часть 1

То, что это основа психоанализа, говорят, к примеру, такие слова Ка-рен Хорни, сказанные ею во Введении в «Невротическую личность нашего времени»:

«Суть психоанализа заключена в определенных базисных подходах к осмыс­лению роли бессознательных процессов и тех путей, которые они находят для своего выражения, и в форме терапевтического лечения, которое приводит эти процессы к осознанию» (Хорни, с. 8—9).

Это классика. Но вот что такое это осознание, найти в море книг амери­канских психоаналитиков вовсе не просто. Почему-то они не часто об этом пишут, точно скрывают это ноу-хау как основу своего коммерческого пре­успеяния.

К счастью, поскольку ни о каком едином психоанализе не может быть и речи, оказывается безразличным, на материале какой именно из психоана­литических школ рассказывать об их понимании сознания. Поэтому я выб­рал экзистенциальную психологию, идеолог которой Ролло Мэй открыто выводит ее из психоанализа.

Мэй хорош тем, что он просто и доходчиво определяет понятия созна­ния и осознавания, которые им используются. И вообще, он человек для Америки редкий, потому что думает о том, какой должна быть Психология. В конце пятидесятых годов прошлого века им было написано несколько ра­бот, которые должны были, как он надеялся, с одной стороны, дать новые основания для психотерапевтической работы, а с другой, сблизить психо­анализ с гуманистической и феноменологической психологией. В предисло­вии к своим сборникам, Мэй объясняет, почему в Америке появилось вле­чение к экзистенциальной психологии, мнением своих коллег о том, что «доминирующее сегодня в психологии и психиатрии представление о человеке неадекватно и не дает нам той основы, в которой мы нуждаемся для развития прикладной психотерапии и различных исследований» (Мэй, Экзистенциальная психология, с. 7).

Этот поиск оснований для прикладной работы и исследований очень естественно вылился у него в рассуждения о том, а что представляет собой американская Психология, да и все американское мировоззрение, ставшее психологией самих психологов. В сборнике «Экзистенция» он говорит об ис­тории возникновения экзистенциального анализа и о причинах сопротивле­ния, которое он встречал у психологов в Америке.

«Третьим источником сопротивления, и, по моему мнению, самым важным, является то особое внимание, которое у нас уделяется технике. За этим чрез­мерным вниманием стоит абсолютное нетерпение к любым попыткам найти общее основание всех техник.

Эту тенденцию легко объяснить, обращаясь к американскому социальному опыту. Ее хорошо демонстрирует наша оптимистичная, активная забота о том, как помочь человеку и как его изменить. Наши гении психологической мыс­ли наиболее полно проявили себя в бихевиористской, клинической и т. п. облас­тях, а наш значительный вклад в психиатрию связан с лекарственной формой терапии и другими техническими методами.

Глава 3. Американский психоанализ. Ролло Мэй

Гордон Олпорт описал тот факт, что американская и британская психо­логия (так же как и общая интеллектуальная атмосфера) являются продол­жением философии Локка, то есть продолжением прагматической традиции, что соответствует бихевиоризму, системам типа "стимул-реакция"и зоопси­хологии. На континенте же, напротив, преобладает традиция, идущая от фило­софии Лейбница. Теперь было бы очень разумно напомнить, что все новые теоре­тические веяния в области психологии, способные привести к возникновению новой школы, пришли из континентальной Европы. <...>

Мы пытаемся быть нацией практиков. Но вот в чем вопрос: где мы возьмем то, с чем будем практиковать? Наша озабоченность техникой сама по себе похвальна, но мы забыли о том факте, что техника, заключенная в самой себе долгое время, ее же и разрушает.

Одна из причин, по которой европейская мысль была гораздо продуктивнее в смысле новых, оригинальных открытий, — это традиция широкой исторической и философской перспектив в науке и мысли. Это очевидно и в нашем случае, в случае экзистенциальной психотерапии» (Там же, с. 112—113).

Удивительный американец! Естественно, что в Америке его никто не услышал, когда он это говорил, а сейчас уже и забыли. Он, кстати, продол­жал развивать эти мысли о технике и в других своих статьях. Во «Вкладе экзистенциальной психотерапии» он пишет:

«Экзистенциальный анализ — это способ понимания человеческого суще­ствования, и представители этого направления полагают, что одно из главных (если не самое главное) препятствий к пониманию человеческих существ в за­падной культуре — это чрезмерный акцент на технике, тенденция видеть чело­веческое существо как объект, которым можно управлять, который можно "ана­лизировать ".

У нас было принято думать, что понимание следует за техникой. Если у нас правильная техника, то мы можем разгадать загадку пациента, или, как обычно говорят с удивительной проницательностью, мы можем "получить те­лефонный номер еще одного пациента ".

В экзистенциальном направлении утверждается как раз обратное: техни­ ка следует за пониманием» (Мэй, Вклад..., с. 184).

Это высказывание особенно интересно, потому что в нем, как вы по­нимаете, о недостатках психоанализа говорит хороший, думающий анали­тик, который разочаровался в том, чем является психоанализ в Америке.

Интересно это высказывание и тем, что оно очень современно для Рос­сии. После уничтожения Советского Союза к нам хлынул поток возможнос­тей. И как это ни странно, Россия — страна больших научных школ в психо­логии, избрала выхватить из этого потока именно техники. Да еще и преимущественно американские... Что об этом можно сказать? Ролло Мэй уже сказал.

Что же касается его самого, то человек, делающий подобные заявле­ния, не мог не заняться философскими основами своей науки. И он дей­ствительно создал что-то вроде манифеста экзистенциальной психологии,

Основное— Море сознания — Слой 2 — Часть 1

на основании которого и предлагал объединиться психологам разных на­правлений. Он назвал это основание шестью принципами. Именно в них и содержится психоаналитическое понимание сознания.

Но прежде чем перейти к ним, необходимо задать один вопрос из исто­рии: как вообще возник психоанализ? Генри Элленбергер описывает это так:

«Импульсом к возникновению психоанализа послужили наблюдения Шар-ко. Он обнаружил пробел между физиопатологией мозга, клиническими симпто­мами невроза и его демонстрацией того, что невроз является результатом так называемых реминисценций, бессознательных представлений травмы.

Это навело Жанэ и Брейера на мысль излечения пациентов с помощью рас­путывания забытых реминисценций, а Фрейда натолкнуло на систематические исследования с использованием новых техник области вытесненных воспомина­ний и бессознательной жизни человека» (Элленбергер, с. 204).

Как видите, единство и противоречие техники и понимания сопутство­вало развитию психоанализа с самого рождения. И зря, пожалуй, Мэй вслед за Олпортом привязывает такой подход к Локку. Если вдуматься, и Ньютон и Декарт исходили из того, что метод должен идти впереди всех возможных предположений. Найти правильный метод, работающий прием — значит, рас­ковырять действительность на куски, которые позволят создать объяснения.

Чем хорош такой подход, так это тем, что он позволяет не думать, а применять такой прием-метод как универсальную отмычку. Чем он плох — тем, что однажды ты перестаешь дотягиваться этим ломом до новых кусков настоящего, и тогда все равно приходится задуматься, в чем ошибка. В об­щем, думать заранее или думать потом, не так уж важно. Главное, однажды все-таки подумать надо. Просто потому, что все равно придется.

Мэй задумывается о принципах своей работы еще в статье «Происхож­дение экзистенциальной психологии». Это сложная и не такая уж однозначная статья. Я думаю потому, что сам Мэй еще не очень хорошо понимал экзис­тенциализм и пытался в нем разобраться именно здесь. «Принципы» этой статьи еще не имеют отношения к сознанию, но из них выводится следую­щее рассуждение:

«Экзистенциалисты <...> придерживаются мнения, что, обнаруживая и изу­ чая те силы, которые детерминируют его жизнь, пациент в той или иной мере обретает некую ориентацию и, таким образом, оказывается вовлечен­ным в некоторый выбор, неважно, каким незначительным бы ни казался этот выбор, испытывает некое чувство свободы, пусть даже еле уловимое.

Экзистенциальная установка в психотерапии вовсе не «толкает» пациен­та к принятию решения; на самом деле я убежден, что только осознав тот факт, что пациент обладает силой воли и способностью принимать решения, терапевт сможет избежать подталкивания пациента в каком-либо направ­лении.

С этой точки зрения самосознание само по себе — осознание личностью того, что безбрежный, насыщенный, многообразный поток опыта — это его собственный опыт, — неизбежно несет в себе элемент решения.<... >

Глава 3. Американский психоанализ. Ролло Мэй

Таким образом, я думаю, что процесс принятия решения, обсуждаемый нами, присутствует в любом акте сознания» (Мэй, Происхождение, с. 36).

Я не берусь сейчас обсуждать сам прием, который здесь описывается. Главное, что заключительная фраза позволяет увидеть, что психоанализ ви­дит сознание не только как осознавание и как нечто способное хранить содержания, что общеизвестно, но и как то, что способно действовать. По­нятие «акт, то есть действие сознания» не укладывается однозначно в поня­тие «осознавание». Оно несколько шире, поэтому к нему еще придется вер­нуться однажды.

В своих последующих работах Мэй попытался развить исходные принци­пы. В частности, в статье «Экзистенциальные основы психотерапии» он делает развернутое описание предмета своей науки:

«Предположим, что у нас есть реальные данные терапевтической ситуа­ции, а именно, реально существующая личность, сидящая в кабинете рядом с терапевтом. Позвольте спросить: каковы сущностные характеристики этого пациента как существующей личности, составляющие данную самость как таковую?

Я хотел бы предложить 6 характеристик, которые я называю принципами» (Там же, с. 59).

Я опущу все, что не касается сознания, но зато полностью приведу четвертый и пятый принципы:

«Наш четвертый принцип: субъективной стороной центрированности является осознание. Этот вид сознания присутствует и в других формах жиз­ни, не только у человека; особенно легко это обнаружить у животных.

Говард Лиддел отметил, что тюлень в естественной среде поворачивает голову каждые десять секунд, даже когда спит, обозревая горизонт, чтобы эски­мосские охотники со своими луками и отравленными стрелами не могли подкра­сться незамеченными. Это осознавание опасностей, которое есть у животных, Лиддел назвал бдительностью и определил ее как примитивный аналог у жи­вотных того, что у человека становится тревожностью.

Первые четыре принципа разделяются нашей существующей личностью с бытием всех людей; это биологические уровни, в которых принимает участие любое человеческое бытие. Пятый принцип относится к индивидуальным чело­веческим характеристикам: самосознанию.

Собственно человеческой формой сознания является самосознание. Сле­дует различать осознавание (awareness) и сознание (consiousness). Осознавание (awareness) для нас, как отметил Лиддел, ассоциируется с бдительностью. Это подтверждается происхождением термина «осведомленность» (aware). Оно про­изошло от англосаксонского gewaer, waer, означающих знание окружающих опас­ностей и угроз. Они являются однокоренными к словам остерегаться и осмот­рительный (beware, wary). Именно осознавание (awareness) является тем, что в индивидуальной невротической реакции развивается в ощущение угрозы...

Основное— Море сознания— Слой 2 — Часть 1

Сознание, однако, не является просто осознаванием угрозы из внешнего мира, но оказывается способностью знать себя как индивида, которому угрожают, переживать себя как субъекта, которого окружает мир.

Сознание, если использовать термин Курта Гольдштейна, — это способ­ность человека выходить за границы данной конкретной ситуации, жить в тер­минах возможного; оно также лежит в основе человеческой способности ис­пользовать абстракции и универсалии, обладать языком и символами. Эта способность к сознанию лежит в основе целого ряда возможностей, которые есть у человека по отношению к его миру, и составляет основу психологической свободы» (Там же, с. 62).

Эти строки — глубочайший прорыв в теорию сознания, какой только был доступен психоанализу. Как вы видите, по сути, Мэй выделяет два вида сознания, один из которых является осознаванием внешнего мира и называ­ется бдительностью или осознаванием. А второй, собственно человеческий, оказывается способностью знать себя и называется самосознанием.

К этому Мэй добавляет еще целый ряд наблюдаемых в жизни явлений сознания, которые не обретают у него определения: способность выходить за рамки данной, конкретной жизни и жить в возможном, способность ис­пользовать абстракции и универсалии, обладать языком и символами.

Если вглядеться в эти явления, то понятие сознания окажется значи­тельно шире, чем оно определяется в 4 и 5 принципах Мэя. Почему он не дал ему полного определения? Все потому же, почему вся американская Психо­логия не любит теорий и философий — потому что он практик, которому достаточно знать, что обеспечивает работу его инструментов.

Мэю было достаточно того, что он четко выделил понятие самосозна­ния, которое позволило перейти к разговору на более привычном языке лечения неврозов:

«Далее, в неврозе мы имеем дело с теми характеристиками и функция­ми, которые являются собственно человеческими. Это как раз то, что не­удачно работает у человека с нарушенным душевным равновесием. Условием существования этих функций является самосознание, которое объясняет фено­мен, обнаруженный Фрейдом, — невротический паттерн характеризуется по­давлением и блокировкой сознания.

Поэтому задача терапевта не столько помочь пациенту осознать, но, и что более значимо, помочь ему превратить его осознавание в сознание. Осозна-вание — это знание того, что нечто извне угрожает пациенту, это условие, которое может в параноидальных и невротических случаях скоррелировано с внешне активным поведением.

Но самосознание поднимает осознание на принципиально отличный уро­вень; пациент видит, что он является человеком, которому угрожают, что он есть бытие, которое остается в мире, который ему угрожает, что он является субъектом, у которого есть этот мир. Это дает ему возможность инсайта (in­sight), "внутреннего взгляда " видения мира и своих проблем в отношении к само­му себе. И таким образом, это дает ему возможность что-то сделать с этим» (Там же, с. 64).

Глава 4. Когнитивная психология. У. Найссер

Например, принять те самые решения, с которых начинался разговор.

Как прикладной психолог могу сказать, что понимание осознавания, достигнутое психоанализом, было высочайшим прорывом человеческой мыс­ли к познанию себя, совершенным за последние несколько веков. Способ­ность заглянуть в себя, как в пространство, где сознание хранит возмож­ность выбора, это самое простое и самое недостижимое орудие из всех, что подарены человечеству.

Все зависит от выбора: если ты избрал излечиться, очиститься или по­знать себя — нет проще: почувствовал помеху, заглянул в себя и убрал ее! Но если ты врешь себе или психотерапевту, в какую пытку превращаются сеансы любой инсайт-терапии!

Тем не менее, лирику в сторону и еще раз к вопросу: так что же такое сознание в психоанализе? Похоже, что Мэй не оговорился, раз за разом повторяя, что сознание — это способность. Иначе говоря, при всей непре­ложности заявлений о «содержаниях сознания», психоанализ, по крайней мере, американский, как бы не замечает каких-то частей сознания, точно воспитанный человек не замечает неприличных оговорок собеседника. Ос­новное же понимание традиционно американское: сознание есть осознание.

И все же насколько шире и глубже понимание сознания психоанализом по сравнению со всей остальной прагматической Психологией! Кстати, ког­да Ролло Мэй попробовал сделать свои шесть принципов мостиком для свя­зи экзистенциального анализа с гуманистической психологией и попросил ее основателей Маслоу, Олпорта и Роджерса откликнуться, Маслоу напи­сал статью «Экзистенциальная психология», в которой осторожно открещи­вался от каких-либо связей с этой школой. Олпорт посвятил свой отзыв («Комментарии к главам») выявлению психоаналитических корней экзис­тенциальной психологии Мэя, а Роджерс отчетливо разобрал Принципы, выпустив именно 5 и 6-й.

Почему?

Что же касается других американских психоаналитиков, то, как это ни странно, в предметных указателях их работ, крайне редко можно встретить слова сознание и даже осознание.

Психоанализ в Америке тоже более чем прагматичен, поэтому он по­стоянно приспосабливается к меняющимся условиям рынка.