Я только что пообедал у четы Вайнио. Эллисон, жена Тода, находится наверху. Она помогает Эдисону, своему сыну, делать уроки. Мы с Тодом внизу, на кухне, моем посуду.
— Это как своевременное отступление, я про новую армию. Она отличалась от той, с которой я сражался (и едва не погиб) в Йонкерсе, как небо от земли. Уже никакой техники — ни танков, ни артиллерии, ни гусениц,[75]ни даже «Брэдли». Последние все еще числились в резерве, их модифицировали, чтобы когда-нибудь начать отвоевывать города. Все, на чем можно ездить, «хаммеры» и несколько Эм-три-Семь БМБО,[76]использовались для перевозки боеприпасов и другого снаряжения. Мы топали пешком всю дорогу, маршировали колоннами, как во времена Гражданской войны. Многие называли это противостоянием «синих» и «серых», в основном из-за цвета кожи зомби и наших новых АБФ. О камуфляже больше никто не заботился. Какой от него прок? А темно-синяя краска, наверное, самая дешевая из тех, что удалось раздобыть. АБФ больше походит на комбинезон полицейского спецназа. Легкий, удобный и с включениями кевлара… да, думаю, это был кевлар[77]… защита от укусов. Еще были перчатки и капюшон. Позже, при рукопашных боях в городах, они многим спасли жизнь.
На всем был какой-то налет старины. Лобо выглядели так, словно попали к нам из… не знаю, из «Властелина колец»?.. Нам приказали использовать их только при необходимости, но, поверьте мне, все видели эту необходимость очень часто. Нам просто нравилось, понимаете, размахивать куском твердого железа. Мы чувствовали контакт, силу. Ощущали, как раскалывается череп. Настоящий адреналин, словно возвращаешься к жизни, понимаете? Но на спуск жать я тоже не стеснялся.
Основным оружием была СП В, стандартная пехотная винтовка. Из-за деревянного приклада она выглядела как оружие Второй мировой войны, наверное, композитные материалы слишком трудно производить на массовой основе. Не знаю точно, откуда появились СП В. Говорят, это копия АК. Еще болтали, что это упрощенный вариант ХМ-8, который армия планировала использовать в качестве оружия следующего поколения. Говорили даже, что СП В изобрели, протестировали и создали во время осады Героического Города, а планы передали в Гонолулу. Если честно, я не знаю, и плевать хотел. Конечно, у нее сильная отдача и вообще полуавтомат, но зато она никогда не заедает! Ее можно тащить по грязи, оставлять в песке, бросать в соленую воду на несколько дней. Что бы вы с этой малышкой ни делали, она вас не подведет. Из прибамбасов к ней полагался только набор запчастей, фурнитура и дополнительные стволы различного размера. Снайперская винтовка для стрельбы на дальние дистанции, простая винтовка для средних и карабин — и все это одновременно, надо лишь слазить в рюкзак. Еще у нее был штык, маленькая выкидная штучка, около восьми дюймов длиной, которую можно использовать при крайней нужде, когда лобо нет под рукой. Мы шутили: «Осторожно, не выколи никому глаз», что мы, конечно, делали частенько. СП В очень хороша в ближнем бою, даже без штыка, а если добавить остальные детали, которые делали ее таким грозным оружием, то можно понять, отчего мы всегда уважительно называли ее «сэр».
Основным боеприпасом был натовский 5.56 «Черри ПАЙ».[78]Аббревиатура означает «взрывное вещество с пиротехнической инициацией». Чудесное изобретение. Взрывается, пробив череп зомби, и поджаривает мозг. Никакого риска распространить зараженное серое вещество, нет нужды тратиться на костры. На санитарном дежурстве не надо даже голову отрубать перед тем, как хоронить. Просто выкапываешь яму и сбрасываешь туда целое тело.
Да, это была новая армия, и больше всего изменились сами люди. Стал другим принцип набора, теперь быть рядовым значило нечто совсем иное. Требования остались прежние — физическая выносливость, психическая дееспособность, мотивация и дисциплинированность, чтобы справляться с трудными задачами в экстремальных условиях — но все это ерунда, если ты не можешь выдержать длительный Z-шок. Я видел, как многие из моих друзей просто срывались от напряжения. Одни падали в обморок, другие обращали собственное оружие против себя или своих товарищей. Храбрость тут ни при чем. Я как-то читал руководство по выживанию британских САС, там говорилось о «личности воина». Дескать, его семья должна отличаться эмоциональной и финансовой стабильностью, а ему самому нельзя даже девушками интересоваться. (Фыркает). Все эти руководства по выживанию… (Жестом изображает мастурбацию). Но новые лица… они могли быть откуда угодно: ваш сосед, ваша тетя, чокнутый препод из колледжа или толстый ленивый хам из отдела транспортных средств. От бывших страховых агентов до, совершенно точно, Майкла Стайпа, хотя я так и не заставил его признаться, что это он. Любой, кто не мог выдержать, просто не доживал. Все были в каком-то смысле ветеранами. Моя напарница, сестра Монтойя, пятидесяти двух лет, раньше была монашкой, хотя и потом, наверно, ею осталась. Она защищала весь свой класс воскресной школы девять дней с одним шестифутовым железным подсвечником в руках. Не знаю, как сестра Монтойя умудрилась вытянуть, но она справилась. Добралась без жалоб от места сбора в Нидлз до самой точки встречи около Хоуп, штат Нью-Мексико.
Хоуп. Я не шучу, город и правда назывался Хоуп.[79]
Говорят, военные шишки выбрали его из-за местности, чистой и открытой: пустыня спереди, горы сзади. Идеально для первого столкновения, сказали они, и название тут ни при чем. И правда.
Шишки действительно хотели, чтобы пробная операция прошла гладко. Первая наземная схватка после Йонкерса. В тот раз, знаете, слишком много было поставлено на карту.
— Переломный момент?
— Да, наверное. Новые люди, новый тип обучения, новый план — все вроде как переплелось для большого старта.
По дороге мы встретили пару десятков упырей. Собаки-нюхачи их находили, а кинологи пристреливали из винтовок с глушителями. Мы не хотели привлекать внимания, пока не устроимся на месте. Хотели играть по нашим правилам.
Потом начали сажать «сад»: столбики для палаток с ярко-оранжевым скотчем, вряд, через каждые десять метров. Это были наши метки дальности, по которым мы могли точно определить расстояние до цели. Некоторые выполняли мелкие обязанности, вроде вырубки кустарника или подноски ящиков с боеприпасами.
Другим оставалось только ждать, пожевать чего-нибудь, перетрясти рюкзак или даже урвать момент и прилечь, если получится заснуть. Мы многому научились после Йонкерса. Начальство хотело, чтобы мы вступили в бой отдохнувшими. Проблема в том, что у нас было слишком много времени для раздумий.
Вы видели фильм, который снял о нас Элиот? Та сцена, где рядовые сидят вокруг костра и ведут такие умные разговоры, делятся планами на будущее и мечтами, да еще парень с губной гармоникой. Чушь, все было совсем не так. Во-первых — середина дня, ни костров, ни гармоники под звездами, и вообще все вели себя очень тихо. Но у каждого в голове крутилось одно: «Какого черта мы здесь делаем?» Теперь здесь дом зомби, и пусть бы так оно и оставалось. Нас всех подбадривали разговорами о будущем человеческого духа. Крутили речь президента, бог знает сколько раз, но президент не здесь, не у парадных дверей зомби. За Скалистыми горами спокойно. Так какого черта мы притащились сюда?
Где-то в час затрещало радио. Кинологи, их собаки встретили неприятеля. Мы вскочили, разобрали оружие и заняли места на линии огня.
Основа новой боевой доктрины — шаг в прошлое, как и во всем остальном. Мы выстроились в прямую линию в два ряда: один активный, один резервный. Резерв нужен, чтобы подменить кого-нибудь из первой линии, когда тот перезаряжает оружие. Теоретически, когда все либо стреляют, либо перезаряжают, мы могли укладывать зомби, пока не кончатся боеприпасы.
Мы услышали лай, собаки вели мертвяков к нам. На горизонте появились упыри, сотни упырей. Меня затрясло, хоть я не в первый раз встречал зомби лицом к лицу поел Йонкерса — участвовал в зачистках в Лос-Анджелесе, помогал в Скалистых горах летом, когда таял снег в ущельях. И каждый раз меня трясло чисто не по-детски.
Собак отозвали за линию огня. Мы переключились на «главный механизм заманивания». Теперь таким обзавелась каждая армия. Британцы использовали волынки, китайцы — горны, южноафриканцы звякали ассагаями и орали свои зулусские военные речевки. У нас был тяжелый металл. «Айрон Мэйден». Лично я не поклонник металла. Мне больше по душе классический рок. «Driving South» Хендрикса — самое тяжелое из всего, что я слушал. Но надо признаться: стоя там, на пустынном ветру, с «Тпе Тгоорег», отдающимся в груди, я проникся. Механизм заманивания предназначался, строго говоря, не для Зака. Он настраивал нас на бой, разрушал проклятие зомби, понимаете, не давал струхнуть, как говорят британцы. Я пришел в себя и, держа винтовку наготове, не спускал глаз с растущей, накатывающей орды. Мне хотелось кричать: «Ну, иди сюда, гребаный Зак, займемся делом!»
Как только они вплотную приблизились к столбикам, музыка начала стихать. Командиры групп закричали: «Первый ряд, готовсь!» Первый ряд встал на колено. Последовал приказ «целься!», а потом, когда мы затаили дыхание, когда заглохла музыка, прозвучало: «ОГОНЬ!».
По первому ряду пробежала рябь, загрохотали выстрелы, падал каждый упырь, зашедший за первые столбики. У нас был строгий приказ: валить только тех, что пересекают линию. Остальных — ждать. Мы тренировались месяцами и теперь действовали инстинктивно. Сестра Монтойя подняла оружие над головой — сигнал, что у нее пуст магазин. Мы поменялись местами, я снял винтовку с предохранителя и нашел первую цель. Нуб,[80]умерла не больше года назад. Грязные светлые волосы висели кусками на загрубевшей коже. Вздувшийся живот рвался из-под выцветшей черной майки с надписью «Г — от слова гангста». Я прицелился меж ее сморщенных, молочно-голубых глаз… знаете, это ведь не сам взгляд затуманенный, просто глазные яблоки покрываются крошечными ранками от пылинок, а у Зака не бывает слез. Эти исцарапанные по-детски голубые глаза смотрели прямо на меня, когда я жал на спуск. Очередь опрокинула ее на спину, из дырки во лбу вырвалась струйка дыма. Я вдохнул, нашел следующую цель — и все, начал работать на автомате.
Нас учили стрелять по разу каждую секунду. Медленно, уравновешенно, как машина. (Начинает щелкать пальцами).
— На практике мы тренировались с метрономами. Инструкторы не уставали повторять: «Они ведь не торопятся, а вам зачем?» Это способ успокоиться, задать себе темп. Мы должны быть такими же медлительными роботами, как они. «Переплюньте зомби», — говорили нам.
(Скова щелкает пальцами).
— Стреляешь, меняешься, перезаряжаешь, делаешь пару глотков из походной фляжки, подхватываешь обойму у сэндлеров.
— Сэндлеров?
— Да, перезаряжающие команды, специальные подразделения, единственной задачей которых было следить, чтобы у нас не кончились боеприпасы. Мы брали ограниченное число обойм, а чтобы перезарядить каждую, уходило слишком много времени. Сэндлеры бегали вдоль ряда, собирая пустые обоймы, набивали их патронами из ящиков, а потом передавали тому, кто подавал сигнал. История такая: когда мы начали практиковаться с перезаряжающими командами, один из парней начал копировать Адама Сэндлера. Понимаете, «Водонос» — «Снарядонос». Офицеры не были в восторге от прозвища, но перезаряжающим командам нравилось. Сэндлеры спасали жизни, вышколенные, как чертовы балерины. Не думаю, что в тот день или ночь кому-то не хватило пули.
— Ночь?
— Они все шли и шли, настоящая «цепная атака».
— Так вы называете крупномасштабную атаку?
— Хуже. Вас видит один упырь, он идет к вам и стонет. В километре от вас другой упырь слышит стон, идет на него и стонет сам, чтобы его услышал еще один и так далее. Черт, если в округе их довольно много, если цепь не прервется, кто знает, из какой дали они подтянутся. Мы сейчас говорили только об одном на километр. А если их десять, сто, тысяча?
Они стали накапливаться, образуя жутковатый частокол у первой метки дальности, гора трупов, которая росла с каждой минутой. Мы выстраивали крепость из мертвецов. Теперь нам приходилось всего лишь простреливать каждую голову, которая появлялась сверху. Офицеры это предусмотрели. У них была такая штуковина вроде перископа на башне,[81]которая позволяла заглянуть выше стены. Еще они пользовались передачами со спутников в реальном времени и данными с разведывательных самолетов, хотя мы, рядовые, понятия не имели, что там видит начальство. «Лэнд Уорри-ор» остался в прошлом, и нам надо было только сосредоточиться на том, что видим перед собой.
Зомби начали подбираться со всех сторон, просачивались через стену или с флангов, даже с тыла. И опять офицеры подумали обо всем заранее. Нам приказали построиться в PC.
— Укрепленный квадрат?
— Или Радж-Сингх. Наверное, по имени парня, который заново изобрел это построение. Мы стали плотным квадратом, также в два ряда, транспорт и все остальное — посредине. Довольно опасная игра, отрезающая пути к отступлению. Правда, в первый раз в Индии это не сработало только потому, что закончились боеприпасы. Но мы не могли гарантировать, что с нами не произойдет то же самое. Вдруг офицеры оплошали, взяли недостаточно патронов или недооценили силы зомби? Повторение Йонкерса. И даже хуже, потому что на этот раз никто не выбрался бы живым.
— Но у вас хватило боеприпасов.
— Более чем. Машины наполнили под завязку. У нас была вода, была подмена. Нужны пять минут — просто поднимаешь винтовку, и один из сэндлеров подбегает, чтобы занять твое место на линии огня. Ты перекусываешь И-рационом[82]умываешься, потягиваешься, отливаешь. По своей воле передышки никто не попросил, но у нас были команды ПУ,[83]военные психиатры, которые следили за поведением каждого. Они находились рядом с нами с первых дней учений, знали каждого по имени и в лицо, и понимали, даже не спрашивайте меня как, когда напряжение боя начинало сказываться. Сами-то мы не догоняли, я так точно нет… Пару раз пропускал выстрел или стрелял через полсекунды вместо одной. Меня тут же хлопали по плечу, и я соображал: пора на передышку. Это на самом деле работало. Тут же возвращался в строй — с облегченным мочевым пузырем, успокоенным желудком, с чуть утихшей болью в мышцах и без судорог. Разница огромная, и всякий, кто думает, что мы протянули бы и без этого, пусть попробует стрелять в яблочко каждую секунду на протяжении пятнадцати часов.
— Как насчет ночи?
— Нам светили фары наших машин, мощные, покрытые красной пленкой, чтобы не портить ночное зрение. Единственное, что смущает в ночном бою, кроме красного света, так это свечение, которое появляется, когда пули входят в голову мертвяков. Вот почему мы назвали их «Черри ПАИ»: если химические компоненты заряда смешаны не совсем правильно, он загорается так ярко, что глаза зомби начинают светиться красным. Такое вот лекарство от запора, особенно позже, когда стоишь ночью на часах, а на тебя выходит какой-нибудь из темноты. Эти светящиеся красные глаза застывшие во времени за секунду до падения зомби. (Передергивается).
— Как вы узнали, что бой окончен?
— Когда мы перестали стрелять. (Смеется). Нет, это на самом деле хороший вопрос. Где-то около четырех утра наплыв стал спадать. Головы высовывались все реже. Стон утихал. Офицеры не сказали нам, что атака почти закончилась, но мы видели, как они смотрели в свои перископы, говорили по рации. Видели облегчение на их лицах. Наверное, последний выстрел прозвучал как раз перед рассветом. Потом мы просто ждали первых лучей.
Странноватое зрелище: солнце, встающее из-за высокого кольца трупов. Нас словно обнесли стеной: со всех сторон — вал не меньше шести метров в высоту и тридцати в глубину. Не знаю точно, сколько мы убили в тот день, цифры всегда разнятся в зависимости от того, кто их озвучивает.
«Хаммерам» с бульдозерными ножами пришлось прокладывать дорогу сквозь кольцо трупов, чтобы выпустить нас наружу. Еще оставались живые упыри, одни не успели на вечеринку, другие пытались взобраться по головам своих мертвых друзей и соскальзывали обратно в кучу. Когда мы взялись хоронить тела, они притащились к нам. Тогда был единственный раз, когда мы пустили в ход сеньора Лобо.
Ну, нас хотя бы освободили от уборки. Наводить порядок осталось другое подразделение из резерва. Наверное, командиры решили, что со стрелков на сегодня хватит. Мы отошли на десять миль к востоку, разбили бивак со смотровыми вышками и габионными[84]стенами. Я вымотался до предела. Даже не помню, как принимал химический душ, отдавал форму на дезинфекцию и оружие на проверку: ни одной поломки, ни у одной винтовки. Не помню, как забрался в спальный мешок.
Нам позволили спать, сколько захотим. Было очень хорошо. Чуть позже меня разбудили голоса. Все трепались, хохотали, травили байки. Совершенно другой настрой, поворот на сто восемьдесят градусов от того, что было два дня назад. Я точно не понимал своих чувств… возможно, это было то самое, что президент назвал «возвращением утраченного будущего». Знаю только, что мне было хорошо лучше, чем за всю войну. Я понимал, что перед нами чертовски долгая и трудная дорога. Понимал, что наша кампания в Америке только начинается, но, эй, как сказал президент позже тем же вечером, это все-таки начало конца.
