С широко открытыми глазами

 

Уильям декламирует стихотворение про какого‑то парень ка, который, глядите, на улице встречает, глядите; наркодилера, потом он в гостиничном номере, глядите, у него в чемодане спрятано расчлененное тело, глядите, ему очень нужно ширнуться, а у него только три доллара, глядите, Рождество, смотрите, унылый ветер снаружи, глядите, пацану плохо, все расплывается …

… и гитара нарушает тишину ночи, слушайте – завывает, как ветер на улице, звук – слушайте – идет кругами, как та веревка, на которой повесился пацан в гостиничном номере, зайдемся же криком, слушайте, как будто «священник» спорит с ублюдком …

Эта связка работает отменно.

Насколько вы готовы слушать почти смертельно монотонные диалоги Берроуза об упадке и разрушении и вместе с тем стенания гитары Курта Кобейна – зависит от вас.

Но в любом случае в этом есть нечто болезненно притягательное.

Обзор «Его называли "священник"», «Мелоди мейкер», 11 сентября 1993 года

 

2 мая 1993 года в службу спасения графства Кинг позвонили с Лейксайд‑эйв, 11301. В полицейском отчете было написано, что Курт Кобейн находился «за два часа до того в доме друзей, где сделал себе инъекцию героина стоимостью 30‑40 долларов. Потом он поехал домой, где и произошел инцидент». Когда Курт отказался открыть дверь, Кортни позвонила Венди и Ким, которые немедленно бросились на выручку из Абердина, но ко времени их приезда ситуация ухудшилась, Курта рвало, он находился в шоковом состоянии.

Такое случилось не в первый раз – по слухам, у Курта в течение 1993 года передозировки случались часто. Кортни пыталась обливать мужа холодной водой, пичкала его валиумом, бупренорфином, бенадрилом, кодеином, но ничего не помогало. Когда Курт стал синеть, приехали санитары. Его срочно доставили в больницу Харборвью, где он то приходил в сознание, то вновь проваливался в небытие, в промежутках цитируя своей сестре Шекспира.

– В тот раз у него случилась "хлопковая лихорадка", – объясняет Кали Де Вип. – Перед уколом шприц протирается ватой. И если тончайшее волокно ваты попадает на иглу, а потом в кровообращение, то начинается реакция на хлопок. Человек багровеет, его трясет, поднимается температура. Выглядит это куда хуже, чем передозировка.

Но не так опасно …

– Да, с настоящим передозом не сравнить, – соглашается Кали. ‑ Это был уже второй передоз подряд. У нас сидели Джеки [Фэрри] и, кажется, Нильс Бернстайн [президент фан‑клуба «Nirvana»]. Я оттащил Курта наверх и засунул его в джакузи, потом включил холодную воду, и Курт от этого очнулся. Я заставлял его ходить, а Кортни потом приготовила еду и пыталась покормить Курта. Я начал всерьез осознавать, насколько взрывоопасно жить в этом доме.

1 июня Кортни организовала собрание: она позвала Криста, Дженет Биллиг, Нильса, Венди и отчима Курта, Пэта О'Коннора. Все друзья и родственники назвали Курту кучу причин, по которым ему следует бросить наркотики, – среди них преобладали его собственное здоровье и благоденствие его дочери. Кортни подчеркнула, что стала посещать «Анонимных наркоманов» и даже пытается бросить курить[344], Курт отказался слушать и учинил наверху дебош: это стало поводом для перебранки между гостями о том, кто виноват.

Через три дня в доме снова оказалась служба спасения, и Курт на три часа попал в тюрьму округа по обвинению в домашнем насилии. За него внесли залог в 950 долларов, а обвинение позже было снято.

В полицейском рапорте была отражена ссора супругов из‑за коллекции оружия Курта. Кортни плеснула мужу в лицо апельсиновым соком, Курт толкнул ее, она не осталась в долгу, кто‑то кого‑то поцарапал … Позднее Курт решительно отрицал все намеки. В интервью «Спин» он заявил, что они с Кортни просто бегали по дому, в шутку кричали и боролись, когда вдруг «постучали в дверь, и там оказалось пятеро вооруженных копов».

Он прибавил, что двое из них еще спорили, кого же отправить в каталажку. Копы конфисковали оружие Курта – все три ствола, после того как Кортни сообщила их местонахождение.

– Не думаю, что он действительно ее бил, – говорит Кали. ‑ Они в самом деле страшно ругались, и она вела себя вызывающе. В драке Курт мог быть жестоким, но и она легко доводила его до взрыва.

я: Тебе не кажется, что Кортни нравилось провоцировать людей и потом изображать жертву?

– Да, – смеется экс‑няня. – Кортни обожает драмы. Она любит, когда на нее орут. Думаю, ей нравится, когда кто‑то доминирует над ней.

я: Это ведь, наверное, Кортни вызвала полицию.

– Уверен, что так и было, – соглашается Кали. – Думаю, они таким образом подстрекали друг друга. Одна: «я сейчас полицию вызову». А второй: «Давай зови этих сраных копов. Дай спокойно поесть. Можешь меня упрятать в тюрьму».

я: Как бы ты описал их как пару?

– Они были, думаю, взрывоопасной парочкой. Мне кажется, они друг другу не подходили. Из тех супругов, которые любят друг друга, не представляют себе жизни врозь, но вместе с тем готовы друг друга убить. Будь на их месте более адекватные люди, они бы это поняли и разошлись, ну или вообще держались бы друг от друга подальше. Казалось, что эти двое отчаянно пытаются починить неработающий механизм. Думаю, Курт очень ее любил и притом был гораздо более наивен, чем она.

я: Насколько я помню, менеджмент был от них в ужасе.

– Да, они не знали, как быть, – соглашается Кали. – Когда дело касалось продажи музыки, Кортни всегда занимала скорее позицию менеджеров. И в этом состояла причина множества ссор. Та ссора, в которую вмешались копы, разумеется, была далеко не единственной.

я: Ты знал о коллекции оружия Курта?

– Я не подозревал, что у него больше одного‑двух стволов,отвечает Кали, – но ведь почти любой может купить оружие. Это вовсе не значит, что человек собирается покончить жизнь самоубийством.

я: Это же Америка, боже мой.

– Да, это Америка.

я: Как‑то Курт рассказывал мне о том, что все его стволы названы в честь журналистов.

– Ну нет, это как‑то слишком интимно, – возражает экс‑няня. – Хотя такое точно говорилось. Однажды вечером Кортни спросила меня – и совершенно серьезно, – как я считаю, не согласится ли Рене убить собаку Линн Хиршберг. Предполагаю, что Линн Хиршберг любила свою собаку больше всего на свете. Пару дней Кортни талдычила мне: «Позвони Рене, пусть приедет. Я отправлю его в Нью‑Йорк и дам пять штук баксов. Пусть только убьет эту собаку». Я не стал звонить Рене – вдруг бы он согласился. Вряд ли, конечно, но мне вообще не хотелось его впутывать. Через несколько дней она все равно про это забыла.

я: А я хорошо помню разговор с Куртом, и он тогда говорил: «Если я помру, то сначала прихвачу с собой парочку этих ублюдков».

– Да, я слышал от него такие слова. Хорошо, что он этого не сделал. Это все изменило бы.

Споры об «In Utero» шли весь апрель и май.

Хотя «Nirvana» заявляла, что Геффен не оказывал на них никакого давления и менеджмент не пытался внести изменения в записи Альбини, в частном порядке все было иначе. В своем дневнике Курт описал возможные условия: сначала выпустить оригинальную версию – «бескомпромиссный восьмидорожечный вариант для винила и кассет», а через месяц издать набор ремиксов под названием «Verse, Chorus, Verse» («Куплет, припев, куплет») с предупреждающим стикером: «Компромиссная версия для радио». Жаль, что не случилось именно так.

Решение появилось сразу после мастеринга СО. Мастеринг имеет огромное значение: немногие группы, впервые входящие в студию, осознают, что мастеринг так важен для записи и настолько меняет звучание. И вот кто‑то просто сделал погромче вокал на записи Альбини и добавил компрессии – и нет проблемы. Через месяц Геффен нанял продюсера «R.E.M.» Скопа Липа для переделки «Heart‑Shape Box» и «All Apologies» (откуда было убрано большое количество шумов) в студии «Bad Animals» в Сиэтле; Курт добавил на «Heart‑Shape Box» акустическую гитару и бэк‑вокал, и все были счастливы. Разве что кроме Альбини или меня. Ну и черт с нами.

«Эту группу можно запереть в студии на целый год, но я не думаю, чтобы запись вышла лучше, – говорил в раздражении Альбини Майклу Азерраду. – Если она не подошла лейблу, то у лейбла, значит, какие‑то проблемы, и притом вовсе не с записью. Проблемы с группой. Чем быстрее все это поймут, тем легче будет для обеих сторон».

Это опровергает Дэнни Голдберг:

– Давление оказывала не звукозаписывающая компания, а сам Стив Альбини. Курт хотел поработать со Стивом, потом что ему нравился его стиль, к тому же Курт хотел сотрудничать с кем‑то из независимого мира, чтобы показать ядру своих слушателей, что он до сих пор один из них. Записано все было быстро. И миксы вышли очень грязные. Мы с Гэри [Герш] сразу сказали, что голоса не слышно, а ведь слова – важная составляющая. Курт согласился. Поэтому мы попросили Скопа Липа сделать синглы. А уже потом Альбини утверждал, что Геффен давил на Курта, что только он сам уважал цельность музыканта; но на деле Курт держал запись под своим полным контролем. Он выбрал человека для пересведения и одобрил получившиеся версии.

В мае Курт придумал название – «In Utero», позаимствовав его из поэзии Кортни, И разработал дизайн обложки альбома. Первая страница – полноразмерная прозрачная модель женщины со всеми внутренними органами, воздевающей руки в мольбе, с чуть наклоненной головой – взята из классической модели для школы под названием «Брунгильда: прозрачная женщина», которую используют американские школы, чтобы обучать школьников женской анатомии. Курт добавил пару крыльев‑. На задней странице обложки размещался тревожной розоватой расцветки коллаж из кукол, кишок, зародышей, пуповин и цветов: «Предположительные последствия убийства», как определил Курт.

– Как‑то днем в воскресенье Курт позвонил мне и говорит: «Надо сфотографировать кое‑что для альбома», – вспоминает Чарлз Питерсон. – Он говорил: «Приезжай скорее, а то всё помбнет». Я схватил первую попавшуюся пленку из холодильника выехал. Он разместил на полу столовой этот коллаж – гвоздики, тюльпаны и пластмассовые части тела.

В пустой гостиной всегда был включен большой телевизор, ‑ продолжает фотограф. – Весь дом напоминал какую‑то дыру, Курт и Кортни жили там каждый своей жизнью. Пока я фотографировал этот коллаж – что оказалось непросто, надо было быть осторожным, и вообще натюрморты – не моя сильная сторона, – Курт проигрывал «In Utero» на магнитофоне в кухне. Это был свежий микс, с секвенциями и всем таким. Отлично звучало. Курт спросил: «И что ты об этом думаешь?» Он действительно колебался. Если честно, то сейчас, на хорошем стерео, мне бы очень не понравилось. Пришлось бы настраивать басы и высокие частоты. Но тогда, на бумбоксе, это казалось настоящей классикой «Nirvana».

Жизнь шла своим чередом. Крист по‑прежнему выступал против гомофобских и цензурных законов. На поверхность продолжали всплывать слухи о распаде группы, Курт иногда публично заявлял о своем желании сформировать группу с Марком Армом или Марком Лэнеганом. Курт все еще принимал наркотики и теперь почти не скрывался, так что посетители поняли, что визиты следует наносить, принимая во внимание, под кайфом Курт или нет. Тот возмущался, считая себя полностью адекватным в любом случае. Кортни продолжала ходить по магазинам, изобретать план захвата мира и приглашать друзей.

– В Миннеаполисе по отношению ко мне вели себя странно, ‑ говорит Джессика Хоппер. – И Кортни попросила Дженет [Биллиг] купить мне билет, чтобы я смогла побыть недельку у них в Сиэтле под тем предлогом, что я выбираю себе колледж.

Тот дом им до странности не подходил, – продолжает она. ‑ Там был бежевый палас, в духе пригородного гнездышка. Симпатичный, новой постройки, нормальный дом, с кофейным столиком и всем прочим. Наверху была неприбранная комната, где хранились все записи и гитары Курта. С кухней было все в порядке, только повсюду валялись кучи писем и факсов, а по полу в столовой были в изобилии разбросаны медицинские модели зародышей. На стенах граффити – маркером и губной помадой; наверху, у комнаты Курта, Кортни нарисовала нечто под названием «Я, блин, тебя люблю» на чистенькой стене и чистеньком коврике. Они просто засрали этот прекрасный дом; казалось, что там никто не живет. На стенах ничего не висело. Пару дней я просто слонялась по дому, иногда общаясь с Фрэнсис и ее няней[345]. Курт и Кортни закрывались в спальне, откуда порой доносились поручения Кортни. Я взяла такси до Кэпитал‑хилл и купила несколько альбомов.

Однажды меня попросили подержать микрофон; когда они решили записать вместе несколько песен. Они пели «Pig Meat Рара», песню Лидбелли, я держала микрофон и Фрэнсис одновременно, и она начала плакать. В записи это слышно. Они пели вместе, а Курт играл. Они записали две песни Лидбелли – второй ту, которой заканчивается альбом «MTV Unplugged» [«Where Did You Sleep Last Night»], а потом Кортни стала уговаривать его сыграть еще что‑нибудь. Оба они были под кайфом. Все, что я увидела в то время, убедила меня, что, несмотря ни на какое утомление и напряжение, я никогда не прибегну к наркотикам: ведь я так любила и уважала этих людей, а они еле разговаривали, каждый в своем собственном мире.

 

1 июля, в день приезда Джессики Хоппер, «Hоle» проводила концерт в Сиэтле в клубе «Офф‑рамп». В тат же день в «Сиэтл тайме» вышла история ареста Курта. Кортни была в сваей лучшей форме ‑ пленительна, саркастична, вступала в перебранки, играла песни из «Live Through This» – в том числе «Doll Parts» на акустической гитаре[346]– и упоминала газетную статью, говоря: «Думаете, мой муж – классический любитель отколотить жену? Ну уж нет!» Курт и Крист появились уже после концерта – они ездили на выступление Леонарда Коэна.

– Мы пообщались с дочерью Леонарда Коэна, Лоркой, после его концерта в Сиэтле, – говорит Эрни Бейли. – Она оказалась очень милой.

– Кали встретил меня в аэропорту, – вспоминает Джессика. – Мы заходим поесть, немного тусуемся, она отвозит меня домой и уезжает по делам. Потом они с Куртом едут на Леонарда Коэна. По пути на концерт Курт отвозит меня и Кортни в Кэпитал‑хилл к Кэт [Бьелланд] и Стю [Спазм, солист «Lubricated Goat»[347]]. Кэт та нет, впрочем, она меня все равно ненавидит, и дверь открывает потный‑потный Стю в яркой ковбойке. Тут же я думаю: «Ага, понятно: поручение…» Меня оставляют в гостиной и говорят, что дел займет всего несколько минут.

Двадцать минут спустя я все еще сижу там и читаю журнал, и слышу, как в кухне творится что‑то странное. Меня зовут туда: Курт сидит на невидимом стуле и явно не в себе. У Кортни тем временем вспухла рука, она вся пошла пятнами и побледнела – так бывает, когда в кровь попадает вата, – она в жутком беспорядке и на грани паники. Стю потеет, под кайфом и в ужасе одновременно. Все они понимают, что находятся не в той форме, когда можно показаться на людях, и им нужна моя помощь.

Я сама в некоторой панике. Мне говорят, что я должна о них позаботиться и довезти до концерта, хотя я еще никогда не водила автомобили с ручной коробкой передач. Курт говорит: «Я тебя научу». Выбежав, я принимаюсь звонить с каждого телефона‑автомата домой, надеясь, что Кали меня выручит. Как ни странно, в одной из очередей за мной стоял Марк Арм …

На обратном пути я плакала и очень нервничала, но наконец поймала Кали, он приехал и все исправил. Это был мой первый день в Сиэтле с ними.

 

1 июля «TimjKerr records» выпустил ограниченным тиражом «Его называли "священник"» – 10‑дюймовую пластинку. На ней был записан монолог Уильяма С. Берроуза под гитару Курта. Это был односторонний сингл с автографами обоих исполнителей на другой стороне. Берроуз был для Курта своего рода наставником, музыкант даже предлагал этому мятежнику сняться в клипе на «Heart‑Shape Box». Сложно говорить, насколько позитивную роль сыграл для Курта Берроуз: воспевая наркотики и друзей‑наркоманов, он сделал героин привлекательным в глазах певца – к несчастью, подобное случается и в наши дни, когда упоминается пристрастие к наркотикам Курта. Однако запись была отличной. Гитарная партия была взята с сессий на студии «Loundry Room» в ноябре 1992 года.

– Наверное, Курт был очень польщен тем, что смог поработать с Берроузом, – комментирует Эрни. – Это был его герой.

Через три дня Дэйв Грол на время воссоединился со «Scream» и поехал с ними в турне по США из 10 концертов. «Dischord» выпустил каталог «Scream» на CD. «Лос‑Анджелес тайм» так писала о последнем концерте: «Дэйв Грол перегрузил обычный панкроковый ритм ураганом барабанных дробей и парадидлей». Да уж.

Держа в уме склонность «Scream» к распадам и возрождениям в зависимости от того, как складываются отношения между участниками группы, было соблазнительно рассматривать это как продолжение карьеры столичной группы. Грол отдалился от лагеря «Nirvana»: они с Кортни здорово поскандалили при записи «In Utero», группа в первой половине 1993 года сыграла только раз, к тому же Дэйв пытался выпустить на детройтском лейбле кое‑что из своих записей в «Loundry Room».

– Дэйв никогда не приходил в этот дом, – говорит Кали. ‑ Было очевидно, что Дэйв и Крист не любят Кортни, но Крист очень любил Курта и пытался остаться ему другом, не взирая на царящее в доме безумие. Курт относился к Дэйву несколько предвзято, как будто тот все еще новичок.

– Если мы с Куртом куда‑то ходили, – продолжает экс‑нянька, – например, на концерт Пи Джей Харви, то, значит, Кортни точно не было в городе. А когда ее не было, время шло куда веселее. Я в шутку весь вечер давал автографы от имени Дэйва Грола, потому что у меня были длинные черные волосы. Курт очень нервничал перед концертом Пи Джей Харви [«Under The Rail», Сиэтл, 9 июля], потому что она ему очень нравилась.

Да и всем нам. Первые записи Пи Джей Харви («Dry», «4 Track Demos») характеризуются живостью, злобой и силой. Английской исполнительнице удавалось проникать в самую глубь чувств, притом с той язвительностью, которая защищала ее саму. К тому же Полли – замечательный блюзовый гитарист: песни ее на вид просты, но ритмы оригинальны и очень сложны. Сначала она находилась под влиянием многих блюзовых гитаристов и героев контркультуры, таких как Папи Смит и Ник Кейв (из его образа готического распутника Полли многое почерпнула для себя), но вскоре утвердил ась как равная среди равных.

– Дело было во время турне «Rid Of Me» [третий альбом Пи Джей Харви], и зал был заполнен только наполовину, – продолжает Кали. – Полли была великолепна. Курт хотел попросить ее поехать в турне с «Nirvana». После концерта мы прошли за сцену, и я знаю, чего ему стоило обратиться к ней с просьбой. Она вежливо, но решительно отказала. И благодаря этому, наверное, стала нравиться ему еще сильнее.

– Я слышал, что Кортни очень беспокоилась по поводу интереса Курта к Пи Джей Харви, – комментирует Эрни.

Кортни беспокоилась по поводу любой девушки, к которой Кур испытывал интерес в любом виде, – но тут, надо сказать, Полли как раз подходила под стереотип Олимпии, который нравился Курту: темноволосая, эмоциональная, с перепадами настроения, талантливый музыкант и притом очень умная девушка.

 

17 июля «Nevermind» наконец‑то выпал из топ‑200 «Биллборда» после 92 недель нахождения в чарте.

Через шесть дней «Nirvana» отыграла второй концерт в сезоне в Нью‑Йорке, в «Roseland Ballroom», вмещавшем 4000 зрителей. Это было частью Нового музыкального семинара – ежегодного значимого события в шоу‑бизнесе. Вокруг здания змеилась очередь. Пораженные участники семинара, сверкая беджиками, пытались войти: не тут‑то было. Внутри группа разогрева, «Jesus Lizard», исполняла свой типичный анархический вуду‑блюз: солист Дэвид Йоу прыгнул со сцены еще до того, как прозвучал первый аккорд.

– Зал был большой, там была огороженная полотном VIР‑зона, и все мое панковское нутро противилось этому, – замечает немецкий промоутер Кристоф Эллингхаус. – Мне это показалось хамством. В VIР‑зоне было полно накачанных гопников, которых Курт боялся, спортивных болельщиков.

– Шоу было закрытое, но о закрытыx шоу обычно знают все, ‑ вспоминает Кали. – Они решили попробовать взять еще одного гитариста [им выступил второй гитарный техник Курта, Большой Джон Данкан] и виолончелистку [Лори Голдстон].

Большой Джон ранее попал в шоу «Тор Of The Pops», сверкнув там ярким ирокезом, – это было в 1980 году, когда он играл на гитаре в типичной панк‑группе «The Exploited». Большой Джон ‑ классный парень, телосложением напоминающий бочку; явно не из тех, кого спокойно встретишь в темном переулке, – играл на гитаре и в ужасной шотландской команде «Goodbye Mr. McKenzie» вместе с будущей вокалисткой «Garbage» Ширли Мэнсон.

Лори была настоящей, опытной виолончелисткой, опорой угрюмого сиэтлского «The Black Cat Orchestra», на который большое влияние оказал джаз. «Nirvana» познакомилась с Лори, когда та приняла участие в концерте, посвященном событиям в Сараеве.

Голдстон вспоминает:

– Они сказали, что им нужны виолончелист на турне и запись «МТV Unplugged». Курт хотел расширить спектр инструментов. Он считал свою манеру пения не очень удачной. Полагал, что голос у него пропадает. Поэтому он решил приглушить инструменты и играть причудливую камерную музыку. Хотел еще гобой. Курт был очень проницателен. Он мог обозначить, что играть дальше, просто повернувшись. Он любил говорить кратко. Для меня, выходца с Лонг‑Айленда, где все говорят прямо, это был какой‑то тайный код.

На первом концерте я очень волновалась и даже начала курить, – продолжает она. – Концерт прошел удачно. Несколько сюрреалистично.

Так все и было. «Nirvana» начала с «Serve The Servants» и «Scentless Apprentice» с «In Utero» – двух песен, незнакомых публике, но полных адреналина – после чего рванула по полной, перейдя на «Breed» и «Lithium». Все как с ума посходили, безудержно и с энтузиазмом подпевая группе. На Курте были темные очки от «Оеуо» и его красный полосатый «шмелиный» свитер – практически тортовая марка. («Но мне обязательно нужно надеть именно его, у меня же фанаты!», ‑ взмолился вокалист, когда Кортни пыталась вразумить его перед концертом.) Крист, в черной рубашке с жестким воротничком и с короткими волосами, выглядел аккуратно и опрятно. Дэйв яростно барабанил, ухмыляясь, как Чеширский кот.

Затем последовала «Rape Me», мучительная и поразительно уместная. Большой Джон вышел на сцену, с длинными волосами и подстриженной светлой бородой, и добавил огня четырем следующим песням: «Aneurysm», «Territorial Pissings», элегического звучания «Heart‑Shaped Box» и столь же прекрасной «All Apologies»; размашистая игра Голдстон на виолончели добавляла плотности музыке.

«Бывают звуки, которые берут шоу‑бизнес штурмом, – выкрикнул Крист. – И они называются … альтернативный рок!»

После «All Apologies» толпа загудела в ожидании: они были готовы начать танцевать под ту музыку, какую они привыкли слышать и видеть на MTV. Вместо этого они получили … акустическую «Nirvana»! «Nirvana Unplugged». Казалось, что происходит какое‑то недоразумение. Кто‑то смеялся, кто‑то хлопал, кто‑то удивительно быстро потерял интерес к происходящему и начал громко разговаривать – не верилось, что это те же дикие фанаты, которые так жаждали увидеть святого Курта Кобейна всего несколькими минутами раньше. Позор: ведь средняя часть получилась трогательной и одновременно являлась смелым экспериментом со стороны Курта для улучшения звучания группы.

– Никто не врубился, ведь первая часть концерта была настолько мощной, ‑ предполагает Эрни. – Казалось, Крист вознесся над землей. Я и представить себе не мог, насколько здорово может звучать ритм‑секция. Окончание же вышло смазанным, хотя бы потому, что я слышал, как во время акустического сета люди разговаривали. Не могу сказать, отвлеклись они или напугались. В нише у боковой стены толпилось множество деятелей шоу‑бизнеса, и казалось, что шум исходил oттудa, по крайней мере частично.[348]

И тут... «Nirvana» оборвала выступление, собрала инструменты и покинула сцену. Они просто ушли. Никто не знал, что теперь делать. Никто не хлопал, не‑кричал. Молчание. Даже разговоры прекратились. Вдруг группа вернулась, чтобы небрежно пробежаться по «Smells Like Teen Spirit», и Курт упал на колени перед пультом.

После этого настроение за сценой было cтpaннo сдержанным. На то были причины: как Кортни объяснила мне, выцепив меня перед концертом из заполнявшейся народом VIР‑зоны, где я тусовался с «Sonic Youth», Беком, «The Beastie Boys», «Girls Against Boys», «Urge Overkill», «Babes In Toyland», «Melvins» … (и это только те, кто со мной еще разговаривал!) – всего за несколько часов до выхода «Nirvana» она обнаружила своего мужа бездыханным на полу их гостиничного номера.

– Приехал в Нью‑Йорк – значит, приехал в гостиницу, – говорит Кали. – Конечно, все наркоманы хотят достать героин. Известно, что в Нью‑Йорке героин белый, в отличие от бурого на Западном побережье. Тут он цвета дегтя, а на Восточном побережье фарфоровой белизны. Если вы наркоман с Востока и употребляете все время черный, то белый героин почти не окажет на вас воздействия. Белый более безобиден. Это не та липкая штука, которую приходится долго обрабатывать. Он продается в симпатичных маленьких пакетиках.

Все наши гостиничные номера были на одном этаже, но, наверное, через добрых восемь‑девять дверей друг от друга. В день концерта я услышал, как Кортни зовет меня через весь этаж. Я промчался по коридору, открыл дверь, а Курт лежит на полу в трусах с иглой в руке, и глаза у него широко открытые, и он не дышит. Как хорошо известно, он был довольно щуплым, так что я вынул у него из руки иглу, поднял с пола и начал бить в грудь, прямо в область грудины, и как можно сильнее. После второго‑третьего удара из него вышел весь воздух и он начал снова дышать. Он закрыл глаза, потом вновь открыл их и огляделся в недоумении. Крики взбудоражили множество людей на этаже, к нам бежали другие с вопросами «Что происходит?». Появилась охрана. Я сказал: «Давай его оденем». Курт спросил, в чем дело, и Кортни ответила: «Ты был мертв, ты был мертв!» Я провел его мимо всех, запихал немного еды, и мы прогулялись по Таймс‑сквер. Потом я был просто в ужасе. Я совершенно не разбираюсь в кардиостимуляции, так что просто чудо, что я ударил его в нужную точку.

я: Это особенно интересно, потому что Антона Брукса поразили ваши с Кортни действия – как у «опытных санитаров». У него сложилось впечатление, что ты очень часто этим занимаешься.

– Если все время употреблять тяжелые наркотики, в итоге придется это делать довольно часто, – поясняет Кали. – Под «часто» я имею в виду раз в месяц. И я не только про Курта, могу насчитать человек восемь‑девять, которым мне приходилось это проделывать. Раз уж я «опытный санитар», то всегда сравниваю это с тем, что человек обретает сверхъестественную силу, если на него летит автомобиль. Адреналин зашкаливает, бояться нет времени. В голове мель‑кают образы. Образ твоего друга, который лежит в одних трусах с иглой в руке и открытыми закатившимися глазами и не дышит, словно вспышка запечатлен 8 душе. В тот же вечер Курт играл концерт перед множеством людей, и это была отличная работа, но я все время думал: «Он был мертв четыре часа назад, и никто из этих людей ничего об этом не знает». Это было ужасно. Думаю, он и сам испугался.

Через пару недель после Нового музыкального семинара «Nirvana» сыграла еще один закрытый концерт. На сей раз это было благотворительное мероприятие в поддержку Фонда расследования убийства Мии Запаты, в Кинг‑театре, в Сиэтле, б августа. Также играли Тэд и бывшая группа Патти Шемель, «Kill Sybil». Запата была популярной местной певицей с потрясающе эмоциональным голосом, которая возглавляла местную панк‑группу «The Gits» и была найдена изнасилованной и задушенной в центре Сиэтла ранним утром 7 июля.

– «Nirvana» стала хедлайнером в последний момент, – вспоминает Джиллиан Дж. Гаар. – И поэтому никто не был уверен в том, что они и впрямь будут выступать. Они начали с «Seasons In The Sun». Голос Курта звучал скрипуче и жестко, так и прошла вся песня. Было круто.

За сценой состоял ась крупная потасовка между Кортни и женой Тэда, Барбарой Беймер – по сплетням, размерами она не уступала самому Тэду Дойлу.

– С ней Кортни точно не стоило связываться, – комментирует Пейдж Хэмилтон. – Она разбила ее по всем статьям.

– Можно с уверенностью сказать, что большинство тех, кто долго жил в Сиэтле, не любили Кортни, ‑ мудро вещает Кали.

я: Кали, по‑моему, это и так не тайна.

– Это Кортни не терпит побоев, – предполагает он. – Думаю, Курт очень рассердился на Тэда из‑за этого. Как муж, который защищает свою побитую жену.

я: По крайней мере, он говорил мне, что Тэда приглашали играть в турне «In Utero», но после этого инцидента все было отменено. Помню, как Курт сказал: «Что поделать? Тэд мой друг, но его жена напала на мою. Не игнорировать же это?»

– Это была такая неохотная ярость, типа «от меня ждут, что я вступлюсь за свою жену», так ведь? – спрашивает Кали. – Даже если он знает, что та неправа. Наверное, она сама нарвалась. Когда живешь с человеком, которого ненавидят все твои друзья, это не очень‑то приятно. Ты хочешь, чтобы друзья оставались друзьями, но если они охаивают твою жену, то приходится что‑то делать. Это стало еще одной причиной его одиночества.