Дополнение 2: Курт о «The Breeders» и феминизме

 

Нижеследующее взято из расшифровки интервью, записанного во временном пристанище Курта в Лос‑Анджелесе, на той улице, где проходило лос‑анджелесское восстание Родни Кинг:

Интервью частично крутилось вокруг десятки любимых альбомов Курта. список начинался дебютным альбомом «The Breeder «Pod» – Курт скрупулезно делал в дневниках записи о каждом альбоме. Та, что о «The Breeders», гласила: «Эпично и не даст забыть свою бывшую девушку».

– В то время я вовсе не имел в виду, что альбом напоминал мне о бывшей девушке, – пояснял Курт. – Просто когда девчонки собираются вместе в «The Breeders», от них исходит такой… аромат их бывших парней.

– «The Breeders» – одна из твоих любимых групп. Что тебе в них нравится?

– Прежде всего, это их песни, то есть то, как они организованы, – это просто уникально, очень специфично. Надеюсь, Ким позволят написать еще песен для «Pixies», потому что их лучшая песня – это «Gigantic», а ее написала Ким. Мне близок их подход. Dое» [«Лань»] – песня про то, как девушка подставляет голову парню, а он ее гладит, как лань, очень забавно. Они сильные женщины, хотя это не так уж заметно. Они вовсе не хотят подчеркивать свою силу. Можно понять, однако, что они ничем не отличаются от мужчин.

– Но тебе больше нравятся люди женственного типа? То есть маскулинную фазу ты уже прошел?

– Да, я прошел через эту стадию лет пять назад. Я преодолевал ее большую часть своего юношества – хотел выглядеть самцом плевать на феминизм, но я сам всегда был более женственного типа. Мне больше нравилось общаться с девушками, а в детстве я любил более мягкую поп‑музыку, пока не стал подростком и не начал курить травку. Тут у меня в железах заиграли гормоны, появилась растительность на лице. Нужно было куда‑то девать самцовые наклонности, так что я стал слушать «Black Sabbath».

– Мне часто казалось, что проблема раннего панка состоит в том, что он в основном игнорировал женщин. Считалось, что так надо, но ведь это исключало половину потенциальной аудитории.

– Да, точно. И это я осознал много позже, потому что не успел застать панк‑движение семидесятых. Помнишь, на живой записи «Dead Boys» – «Night Of The Living Dead» – солист изрыгает что‑то про то, как девчонка сосала ему на сцене. Это общепринятая критика в панк‑роке.

– Когда переключаешься на MTV, то думаешь, что мир металла по‑прежнему привязан все к тем же набившим оскомину ценностям.

– Ситуация немного улучшается благодаря таким группам, как «Soundgarden». У них хороший имидж, здоровый феминистский – подход, но и металл никуда не исчезает. Возможно, другие последуют за ними. Даже «Pearl Jаm», которые еще в прошлом году на Сансет‑Стрип позиционировали себя как представители мачистского рока, теперь меняются.

– Что значит для тебя феминизм?

– А для тебя?

– Я первый спросил!

– Это не столько идеал, сколько чувство. Мне следовало бы быть феминистом в политическом смысле, говорить о сущности феминизма, поддерживать его. Но я не хочу пускаться в проповеди. Не думаю, что феминизм все еще существует, по крайне мере, как движение, которым был в семидесятых, но сейчас воспринимают его серьезно – и коллективно, и каждый по отдельности.

– Как ты думаешь, что стало в твоей жизни главным результатом твоих феминистских взглядов?

– э … ну, просто повседневная жизнь, я стараюсь не оскорблять женщин и не поддерживать сексистские действия, сам знаешь. Просто помнить об этом, а не так, чтобы подозрительно переходила в какую‑то манию, паранойю и навязчивый страх обидеть женщину. Над многими сексистскими шуточками смеюсь и я, в этом до какого‑то предела нет ничего страшного. Но я знаю, что есть люди, которые хвастаются богемным образом жизни, а при этом круглые сутки носят маску такого мачо из рабочего класса. Но я заметил, что стоит кому‑то такую маску немного поносить, как он превращается в быдло.

– Определенно согласен с тобой. Это одна из главных причин по которой пару лет назад я рассорился с «Sub Pop».

– Во‑во. Потому‑то я никогда особо не ладил с ребятами из «Sub Pop».

– Какое‑то время это забавно, а потом начинаешь гадать, действительно они так думают или нет – или, вообще, имеют ли какое‑то значение их настоящие убеждения. «Dwarves» – отличный пример тому: их солист умный и забавный, но по его поведению на сцене ни о чем таком не догадаешься.

– Есть еще такая позиция, которую я, типа, уважаю. Бывает, люди идут наперекор себе, все время ведут себя как мудаки или идиоты, хотя в действительности они умны. Позиция в том, что в таком поведении нет смысла. Это такой нигилистский жизненный путь. Нет смысла стараться быть человечным, потому что весь мир идет наперекосяк. Это такой классический панк‑роковый подход, но мне кажется, что очень скучно много лет быть Джонни Роттеном. Я не имею в виду, что Джонни Роттен когда‑либо был сексистом.. Я имею в виду отрицание, недопущение страсти как таковой, непризнание того, что мир может быть прекрасен.

– Да, в том и дело. Если убрать энтузиазм, то многое потеряешь. Феминизм, как мне кажется, заключается в том, что женщины берут все в свои руки, а я не мешаю им это делать. Женщины должны контролировать собственную жизнь, а мужчины не имеют права вмешиваться.

– Да, полностью с тобой согласен.

 

Глава 18

Территориальные конфликты

 

«Nirvana» очень по‑провинциальному верила, что можно спонтанно оказаться в самом сердце великой рок‑музыки. Конечно, Курт мог тратить недели – и даже годы – на подбор нужного аккорда или строки, но творчество являлось всего лишь базой, из которой должен был последовать взрыв. Спонтанность – это то, к чему часто стремится рок‑н‑ролл или, по крайней мере, старается, но она редко достижима. Большинство рок‑концертов такие же выхолощенные и педантичные, как воскресная заутреня в англиканской церкви или спортивный товарищеский матч – особенно когда шоу достигают известных масштабов. Нужно принимать в расчет слишком много факторов: продажу билетов, освещение, записывающие компании, дымовые машины … даже выходы на бис расписаны заранее. Обычно.

Но зачем выходить на сцену, если не представлять каждый раз что‑то новое? Эта дилемма, похоже, не беспокоит 99% рок‑музыкантов – тех, кто ставит во главу угла «профессионализм», способность представить свой товар так гладко, без сучка и задоринки, что концерт становится неотличим от тысячи других выступлений. Все, что их заботит, – убедиться, что осветитель точно знает, когда включать стробоскоп во время продолжительного соло на барабанах, второго от конца выступления; а рабочие сцены, находящиеся сбоку и спереди, в курсе, сколько будет выходов на бис. Гастролирующие по аренам группы возят с собой декорации и реквизит и похожи на небольшой табор, и из‑за этих хорошо смазанных «машин» места для импровизации остается очень мало. Зачем заботиться о ней, если и без нее получаешь по сто тысяч фунтов за концерт? Но Курт был не из таких. И то стеснение, которое он испытывал из‑за вынужденного успеха, стало в итоге причиной распада группы.

Кортни Лав служила отличным контрастом для Курта, заезженного индустрией. Она была сама спонтанность. У нее отсутствовал предохранитель, и потому все часто шло наперекосяк. Ей нравилось все портить, ей было по барабану, по чьим чувствам она прошлась, даже если это был кто‑то из ее многочисленных друзей, которых она любила и ненавидела одновременно и с одинаковой страстью. Курт любил провоцировать неприятности: все что угодно, чтобы сотрясти основы – в свое время он часто бросался сзади на охранников, открывал огнетушители, – но предпочитал сидеть и наблюдать, быть зрителем. И тут появилась Кортни. Ее было не удержать. И оставаться в стороне не получалось.

– Кэтлин тоже оказывала на него большое влияние, – спорит с этим Иэн Диксон, имея в виду столь же переменчивый характер певицы из «Bikini Kill». Между 1991‑м и 199З‑м, когда Кортни строила из себя феминистку, она вообразила себе, что Кэтлин Ханнаее соперница, и в итоге произошел известный случай, когда она ее ударила.

Представь себе двух супергероев – «хорошего» и «плохого»,предлагает Иэн. – Это И будут Кэтлин И Кортни. Кэтлин воплощает все феминистские идеалы и всегда очень тверда в их отстаивании. Кортни же присвоила себе многое из ее манеры поведения и использовала ее на пути к славе. Курту очень нравились эти идеи [Кэтлин], потому что он любил аутсайдерство. Он верил и глубоко чувствовал, что женщин и геев недооценивают и ущемляют их права. Это он видел и в Кортни, но там уж все смешалось.

Нарастающие отношения Курта и Кортни стали заслонять успех «Nirvana». Заявление Курта от 8 ноября в дурацкой британской программе о молодежной субкультуре «Слово» – о том, что «Кортни Лав лучше всех в мире трахается», довольно унылая и хвастливая рок‑н‑ролльная фраза, которая больше бы подошла барабанщику «Motley Сrue» Томми Ли или подобному типу, привлекло огромное внимание.

Из рок‑явления «Nirvana» стала героем первых полос таблоидов: успех и противоречивость – мощное сочетание.

Мэри‑Лу Лорд, конечно, помнит, что Курт.был все еще влюблен в нее, когда она вернулась в Англию, и что он ни разу не упомянул имени Кортни[273], но, несомненно, дикая лавина телефонных звонков и факсов в исполнении Кортни за ту пару недель, что он был в Европе, вскоре сделала свое дело.

«Никогда не встречал таких искренних и харизматичных людей, – сказал Курт, отражая то, о чем думали многие. – Она словно магнит, который притягивает все необычное». Он заявлял, что порой они трахались, стоя прямо у стены на рок‑концертах.

Их роман длился весь ноябрь: Кортни посылала Курту факсы, в которых писала, что он «пахнет вафлями и молоком». Он отвечал потоками сознания, которые выдавали его постоянные мысли об экскрементах, детях, иголках и панк‑роке.

– Курт так привязался к Кортни, потому что она была как раз тем, кем хотел быть он, – предполагает Дженет Биллиг. – И наркотики тут были ни при чем. Их они употребляли независимо друг от друга и еще до того, как познакомились.

Из них получилась отличная пара … уж явно лучше, чем была у Кортни с Билли Корганом! – смеется Дженет[274] ‑ Они так хорошо друг друга дополняли: у Кортни на языке было все, что у Курта на уме. Курт был тихоней, а хотел, наоборот, стать горлопаном. Людей он увлекал как музыкант, а она – как личность. В одном они были равны: он был рок‑звездой, а она – сумасшедшей. Собственно, оба они были чокнутые, но на творческий лад. Кортни один из величайших поэтов своего поколения. Она сказала многое из того, что девушкам нужно было услышать, а также, вероятно, и много лишнего.

Кортни была агрессивной и подвижной, и теперь ей выпал очередной шанс оказаться в центре внимания. Очередной? Давайте оглянемся. Она пыталась стать кинозвездой в 80‑х в фильме Алекса Кокса «Сид и Нэнси»: английский режиссер‑индивидуалист был одновременно очарован и устрашен ее неприкрытыми амбициями. Но на это требовалось слишком много времени. Тогда она начала продвигать в центр внимания своих парней – Роза Резабека‑Райта в Портленде, Фоллинга Джеймса в Лос‑Анджелесе, – но у нее не хватало терпения ждать, пока кто‑то из них оправдает ее ожидания. Хотя сама она некоторое время была солисткой в «Faith No More», потом сформировала «Sugar Baby Doll», ей не хватало нужной веры в себя, чтобы самой стать рок‑звездой, – но тут она решила сделать еще одну попытку, когда увидела в лос‑анджелесской газете объявление Эрика Эрландсона о приглашении вокалиста. С помощью напора и обаяния она уговорила пару лейблов – «Sympathy For The Record Industry» и «Sub Pop» – выпустить ее синглы и подружилась в Каролине с Дженет Биллиг.

Однако она все еще не была звездой. И тут на сцене появился я – известный журналист с определенными связями. Она поразила меня, смутила, и я влюбился в нее, чему способствовала и моя любовь К ее музыке, которая напоминала о «Sonic Youth и «Mudhoney». Моя задача была проста. Мне требовалось только записывать, что она сказала, и отражать это в печати. Я вернулся в Британию и превратил ее из периферийной фигуры в знаменитость, пускай и не первой величины. Также я познакомил ее с Куртом Кобейном, хотя это вышло случайно.

Она сама сделала все остальное.

Однако она допустила ошибку – по крайней мере, так считал ее доброжелатели вроде меня, Ким Гордон и Дженнифер Финч. Мы предупреждали ее, чтобы она не цеплялась за славу Кобейна. Мы считали, что таким образом ее несомненная харизма и артистический талант станут вторичными, отойдут в тень по сравнению с Куртом – потому что музыкальная индустрия по своей сущности сексистская, и Кортни будут считать присосавшейся к знаменитости подружкой.

Так оно и вышло.

 

я: Насколько тебя изменила встреча с Кортни?

– Совершенно, – со значением произносит Курт. – Я больше не такой невротик, куда более устойчив, чем раньше. Прежде я постоянно чувствовал себя одиноким, хотя у меня было полно друзейи группа, с которой мне действительно интересно. Но теперь я нашел человека, который близок мне, интересуется тем же, что и я, и других желаний у меня, в общем‑то, и нет.

я: До встречи с ней ты о ней что‑нибудь слышал?

– Честно говоря, нет, – отвечает он. – То есть какие‑то дебильные слухи доходили – например, что она точная коп Нэнси Спанген.

Тут Курт смеется.

– Это привлекло мое внимание, – ехидно говорит он. – Как и все, я любил Сида [Вишеса], потому что он был такой прикольный тупой парень. Мне часто казалось, что многие считают меня глупым и подверженным влиянию, так что я решил, что закрутить с девушкой типа Нэнси будет самым подходящим – ведь это последнее, чего они могли бы от меня ожидать: по их мнению, мне подошла бы какая‑нибудь серая мышка.

я: Я всегда считал, что вы больше похожи на Джона и Йоко [275], а не на Сида и Нэнси.

– Да, конечно. Думаю, тут ты прав.

Курт начинает листать комикс о «Nirvana» и тут останавливается, как будто ему внезапно пришла в голову какая‑то мысль.

– Кортни помогла мне определить перспективы группы,добавляет он,‑ понять, что я вовсе не привязан к группе навеки, что могу существовать и без нее. Это не значит, что я собираюсь распустить команду или что‑то в этом духе, но, по крайней мере, успех, за который я так боролся, теперь не так уж много для меня и значит.

Я так далек от мыслей о группе, – продолжает он, – что они меня больше вообще не беспокоят. Раньше я ужасно уставал, а сейчас могу просто получать удовольствие. Я знаю, что это есть во всех интервью, но мой протест как раз и вызван тем, что мне все время задают кучу вопросов. Меня считают унылым, а я думаю, что просто в сознании закрепилось всего два образа роклидера: либо тоскливый визионер типа Майкла Стайпа, либо безмозглый металлист, рубаха‑парень вроде Сэмми Хэгара.

я: Я попытался изобразить тебя как безмозглого рубаху‑парня, а тебе не понравилось.

– Ну ладно, ладно, – смеется Курт. – Думаю, лучше слыть унылым визионером, чем безмозглым быком. Хотя алкоголизм вполне приемлем. Над ним просто смеются.

я: Просто они не чувствуют в нем угрозы.

– Я хотел стать алкоголиком. Да и ты ведь тоже? И что ‑ не получилось?

я: Нет, я зашел довольно далеко, но...

‑ Да я помню.

Мы проходим через спальню, чтобы узнать, не встала.ли уже Кортни. Ну, точно. По ящику в углу все еще идет MTV. Разговор сбивается на то, как сейчас весь музыкальный мир в Америке контролируется MТV.

– С удовольствием избавился бы от своего кабельного телевидения, – заявляет Курт. – Я так часто делаю – решаю, что не стану больше смотреть телевизор, вроде целибата. Обычно это длится месяца четыре.

я: Как раз хотел тебя спросить, почему ты так любишь разбивать гитары? Тебе не надоедает?

– Нет, – отвечает Курт. – Я делаю это не так уж часто, как все думают. Только когда находит настроение – либо я разозлился, либо хочу повыделываться перед Кортни. Или когда выступаю по телевидению и хочу повыделываться перед зрителями. У меня в задней комнате специальное помещение, я там по четыре часа в день тренируюсь ломать гитары.

Пауза. Это Курт так пошутил.

– Знаешь, что я больше всего ненавижу в роке? – спрашивает он. – Всю эту околороковую продукцию. Я ненавижу Фила Коллинза и всех этих белых мачо. Ненавижу фанатские футболки. Знаешь, что уже есть пиратские футболки «Nirvana»? Отстой. Я надену фанатскую футболку, только если она окрашена мочой Фила Коллинза или кровью Джерри Гарсия.

Кортни в спальне слышит последнюю фразу.

– Господи, Курт, и давно ты так думаешь? – спрашивает она осуждающе.

– Ну, блин, – скулит он. – Все равно этого никто не напечатает.

– Это ж пятый класс! – кричит Кортни. – Ребячество!

– Ну из‑ви‑ни! – кричит Курт в ответ с сарказмом.

«Мелоди мейкер», 18 июля 1992 года

 

Если спросить несколько человек о том, что в то время происходило с «Nirvana», все ответят по‑разному.

Кто‑то акцентирует внимание на том, что «Nevermind» продолжал уверенно двигаться к вершинам чарта – с 35‑го места в ноябре он поднялся на 17‑е, а в декабре уже на 9‑е. MTV и двух минут нельзя было посмотреть без того, чтобы не увидеть «Teen Spirit». и группа совершенно не заботилась по этому поводу – все развивалось само по себе.

Кто‑то подчеркнет все усиливающиеся расправы над инструментами, дурачества на европейских телеконцертах, пьяные выходки и оскорбительное поведение. В Италии Шелли и Эд «Кинг» Резер из «Urge Overkill» вломились в винный погреб гостиницы; вскоре в результате этого все уже блевали, а Крист и Шелли держались за руки в позе жениха и невесты.

В тот вечер Крист взобрался на сцену после трех бутылок бордо, а также некоторого количества травки. У Курта окончательно разболелся желудок – ситуацию ухудшило то, что певец не привык курить самокрутки. Он постоянно пил сироп от кашля, а перед некоторыми концертами его рвало. Даже Дэйв – молодой, свежий и определенно в отличной форме – почувствовал признаки клаустрофобии.

«Мы сопротивлялись успеху и превратились в мудаков, – пояснял Курт Майклу Азерраду. – Напились и сломали больше техники, чем нужно. Решили стать настоящими агрессивными придурками, чтобы жизнь людям медом не казалась».

Немного о концертах того времени: группа выступала очень часто – в Англии (4‑9 ноября), Германии (10‑13 ноября), один раз в Вене, Австрия, с группой Джека Эндино «Skin Yard», и в Италии с «Urge Overkill» – но отличить один концерт от другого довольно трудно: одно безумное шоу следовало за другим, особенно в 1991 году, когда все происходило так быстро, что для того, чтобы остаться на месте, требовалось бежать еще быстрее.

– Мне позвонил Кори Раск из «Touch And Go», – говорит Кристоф Эллингхаус, – и сказал: «"Nirvana" пригласила "Urge Overkill" поехать с ними в турне, поможешь нам все уладить?» Я тут же выслал за «Urge» фургон, и вскоре они уже были у меня на кухне, а потом я пошел на очередной концерт «Nirvana». Он проходил в Берлине, в «The Loft» [10 ноября], зал был переполнен – 650 человек. Я не очень много запомнил – народу было полно, повернуться негде. Выступление показалось мне каким‑то отчужденным. Не было прежней теплоты.

На лондонских концертах расхаживали ребята в футболках высказываниями известных рок‑звезд обо мне[276]… Все торопились похвастать; как съездят мне по физиономии при первой же встрече. Но никто так и не выполнил свою угрозу – кроме Кэт Бьелланд и Дженнифер Финч, а уж Кэт умела драться о‑го‑го! Некоторые обливали меня пивом, но я плескал в ответ еще больше. Билли Корган во время всего британского тура был одет в клоунский костюм и, после того как я в печати назвал его клоуном, подошел ко мне в сортире в Рединге на пару с охранником. Но когда надо, я быстро бегаю. А, и еще однажды один менеджер десять минут вопил, держа кусок стекла у моего горла …

В Лондоне на концерте в «Астории» 5 ноября я видел гениальную группу бит‑поэтов «Television Personalities». Они умышленно испортили себе концерт, сыграв все свои болезненно честные песни в половинном темпе, а толпа «ценителей гранжа» смотрела на них с удивлением. Турне в основном проходило при поддержке довольно безликой группы Юджина Келли «Captain America».

Проект Дэна Триси «TV Personalities» начался как постшкольная тусовка в Челси, Лондон, где‑то в 1977 году и вскоре приобрел известность благодаря изображению нарастающего панк‑движения в «Part Time Punks», сингл вышел бескомпромиссным и полны юмористических зарисовок: «Они берут льготные билеты в автобусах и никогда не чистят зубы, но сегодня в 2.50 они поедут на "The Clash"». Песня представляла одну из сторон творчества «TVP» – веселую, светлую, населенную персонажами лондонских тусовок вроде поп‑художников Роя Лихтенштейна и Энди Уорхола, битгруппы 60‑х «Creation» и Дэвида Хокни. Ту стоPolly, где Дэн мечтал о том, чтобы встретиться со своими героями прессы и целлулоида, где все казалось просто и легко, где хеппенинги были окрашены приходами и странным искусством … тоска, какую могут испытывать только молодые: травма, усугубленная неопытностью, сожаление, растравленное долгим вожделением.

Когда, однако, Дэн пришел записывать свой четвертый альбом, «The Painted Word» (1983), он уже утратил ощущение наслаждения жизнью. Ничто не предвещало фанатам сложностей и ужасов его темной стороны, которая внезапно выдвинулась на передний план, – песни дикого желания и одиночества. Часто открыто психоделическая лирика с массой гитар на заднем фоне и замедленным вокалом была направлена внутрь себя и ранила, выставляя напоказ медленное загнивание. На альбоме было 60 минут без единой лишней ноты ‑ как определил диск магнат звукозаписи Алан Макги, «Sisters Lovers»[277]от Триси.

«Когда мы встречались с Куртом, он был просто прелесть, ‑ писал Триси в своем онлайн‑дневнике. – Он стоял у сцены и смотрел, как в заключение мы играли "Seasons In The Sun". Потом Крист подошел к нам и сказал: "Эй, чуваки, знаете, какая у Курта самая любимая песня?" Только тут Курт представился и сказал: "А что в версии Терри Джекса на стороне «В»?" Я ответил: "«Put The Bone In»". Он улыбнулся и пожал мне руку. Не припомню, чтобы хедлайнеры позволяли группе разогрева воспользоваться их оборудованием … очень славные ребята».

За сценой группа устроила засаду, поставив тарелку с холодным мясом с приправами на дверь раздевалки в ожидании меня – расплата за обложку «Мелоди мейкер», где несколько недель назад, по их мнению, их описали как животных от рок‑н‑ролла.

Но меня не пускали за сцену – пока посредником не выступила девушка Дэна, фотограф Элисон Вандерленд. Она объяснила Курту, что мне действительно очень жаль; что мои слова были так восприняты. «Привет, ребята, – начал я, открывая дверь. – Как вы … ой!» Меня заляпало с ног до головы, отовсюду свисали куски мяса и стекал плавленый сыр.

Потом Кортни целый час орала на Курта по телефону по поводу этого эпизода: она изрыгала проклятия за проклятиями по адресу рок‑звезд, которые думают, что очень смешно пугать чувствительных авторов. «Господи, Кортни, – пытался объяснить Курт. – Это же была шутка. Легенда не в обиде».

Помню, как очнулся за сценой, на одном колене у меня сидела Кортни, а на другом – девушка из отдела связей с общественностью, сражаясь за мое внимание, а вокруг сновали ребята из «Mudhoney» с фотоаппаратами и вопили: «Гляди, гляди! Знаменитость то попалась!» – но тогда ли это было? Кто знает? Потом тем вечером все пошли по клубам, и мы с Кортни подрались на кулачках с каким‑то редактором журнала. По крайней мере … это было примерно тогда.

23 ноября в Генте (Бельгия) «Nirvana» играла кавер песни Либелли «Where Did You Sleep Last Night?». Дэйв играл на басу, лежана полу пластом, Крист сидел на барабанах, а Курт – на гитаре ‑ которую уже воткнул в барабанную установку. По всей сцене валялись куски инструментов.

– Я помню! – восклицает Крэйг Монтгомери. – Они разбили бас, куски от него вылетели в зал и попали одному мальчику в лицо. Крист попытался успокоить паренька; когда фельдшеры привезли его на коляске, вся раздевалка была в крови.

– Ко времени того турне, – продолжает звуковик, – уже казалось, что Курт сам себе не нравится, а может, он был слишком занят Кортни, но очень часто случались срывы – особенно хреново было, когда в этого парня попало. Мы боялись, как бы не завели дела или вообще не арестовали …

И нас, конечно, очень заботило здоровье мальчика, – торопливо добавляет он. – Похоже, ему выбило зуб. Крист был удручен.

Кортни становилась невыносимой. «Hole» в тот вечер выступали на разогреве – они ненадолго пересеклись с «Nirvana» во время собственного европейского турне, и Кортни раззадоривала Курта из‑за сцены. Журналист «Оор» Виллем Йонгенеелен писал: «Крист играл на басу голый по пояс[278], и "Hole" вела себя с ним вызывающе. [На сцену вышел также гитарист Эрик Эрландсон и применил против Курта регбийный захват – любимый вид спорта тогдашних рок‑звезд.] Точно не знаю, когда у них родился ребенок, но я бы не удивился, узнав, что зачатие произошло той ночью. После шоу Курт и Кортни бегали и игрались, как жеребята».

«Nirvana» переехала в Амстердам и остановилась в «Музеумотеле». Тем временем «Hole» отыграла в Неймегене, где Кортни заявила, что влюблена в Курта, и прямо со сцены попросила отвезти ее в Амстердам. Сделать это вызвалась Натали Делисс, музыкант из тех мест.

«Это был настоящий аукцион, – рассказывала она в 1994 году журналу "Оор". – Она предложила 150 гульденов, я подняла руку: договорились. Просто с ума сойти. Когда концерт закончился, в гостиницу несколько раз позвонили, чтобы предупредить о ее появлении. На следующий день ей нужно было уже выступать в Лионе, так что я вообще‑то сомневалась, но мы все же поехали в Амстердам в моем "ситроене‑2СV" в туман. На ней все еще было концертное платье, и она завела разговор о детских группах вроде "Babes In Toyland", о "Chili Peppers" и своей любви к Курту. Она на нем свихнулась. После концерта в Бельгии казалось, что у них действительно окончательно сдвинулась крыша. Она рассказывала, как они с Куртом ломали гитары, и заявила, что это был просто потрясающий опыт по высвобождению энергии. Она выглядела усталой и несколько хаотичной. В гостинице она пригласила нас зайти, но я решила, что не стоит. Остальному составу "Hole" отъезд Кортни пришелся не по нраву. Менеджер сильно злился».

Парочка затарилась героином и провела день в постели.

– То, что она пропустила свой концерт, было плохо, – сухо комментирует Крэйг. – Но Кортни ездила в нашем грузовике, и это было клево, с ней рядом всегда весело. С ее существованием уже все смирились.

Билеты на концерт следующим вечером – в легендарном клубе «Paradiso» – расхватывались как горячие пирожки.

– Они разошлись в десять минут, – воодушевленно рассказывает голландский промоутер Карлос ван Хийфте. – Мы, те, кто поддерживал американский гитарный андеграунд, очень волновались. Мы обнаружили, что одна из тех групп, которым мы обеспечивали клубные концерты, сажали в грузовики, вписывали переночевать, вдруг стала популярной в мире мейнстрима. Сьюзен Сасик [главный осветитель «Sonic Youth» и «Nirvana»] пригласила меня на ужин с группой и техническим персоналом. Мы пошли в хороший индонезийский ресторанчик – все, кроме Курта. Днем в Бельгии показали мальчика, травмированного на концерте. Хотели денег за ущерб.

Судебный исполнитель временно арестовал оборудование руппы.

– За четыре минуты до начала концерта было достигнуто солашение, – вспоминает Рууд Берендс из «Paperclip». – Вопрос денег не стоял.

На следующий день «Nirvana» вернулась в Великобританию еще на несколько концертов. Открывать их программу должна была группа «Shonen Knife»:

– Они были очень тихие, – говорит Крэйг. – И гораздо более воспитанные, чем «L7» [группа, работавшая на разогреве в прошлом турне]. Они не отказывались от пива, но разрушительством не занимались. Они играли прекрасно, да и пели как ангелы.«Shоnеn Knife» оказались как раз во вкусе Курта.

«Уверен, что, как бы они перед встречей с нами ни нервничали я волновался вдвойне, – рассказывал мне в 1993 году Курт. ‑ Я не хотел их напугать или как‑то оскорбить, потому что знаю за собой, что человек я неряшливый, грязный, а это может их отпугнуть … так и случилось. Они меня испугались. Собственно, в одну из первых встреч они заметили, что я иду к ним из‑за сцены, закричали что было силы и побежали от меня прочь, после чего и носу не казали из своей гримерки. Мне пришлось сказать: "Обещаю, я вам ничего не сделаю!" Мы общались с ними с помощью мертвого молчания и кучи улыбок».

26 ноября «Nirvana» играла в Брэдфорде, а потом в Бирмингеме и Шеффилде, причем шеффилдский концерт состоялся в тот же день, когда они ездили в Майда‑Вэйл, Лондон, чтобы появиться в легендарном выпуске чарта «Тор Of The Pops». Курт пел вживую, в огромных темных очках и голый по пояс, засунув микрофон почти в рот и понизив голос, так что выглядел пародией на бывшего вокалиста «Smiths» Моррисси. Тем временем Крист и Дэйв отчаянно отрывались, даже не притворяясь, что играют. В конце концов толпа 14‑летних любителей гранжа вскарабкалась потанцевать с группой – одно из самых неуклюжих вторжений на сцену в истории; однако ребятам, которые смотрели шоу по родительским ящикам, было приятно видеть, как такие же подростки, как они сами, в одну секунду оказались в центре внимания.

– Я бы заплатил любые деньги, чтобы посмотреть запись,улыбается Крэйг. – Мы смеялись до слез и не могли усидеть на месте. Они всегда были очень смешной группой. Все забывают, что «Nirvana» – это не только наркотики и аутсайдерство, это смешнейшая штука, и когда они играли на фестивалях с серьезными группами, то серьезные группы на их фоне выглядели глупо. У них было отличное чувство юмора – и у Курта тоже, хотя он его тщательно скрывал. Тот эпизод на «Тор Of The Pops», должно быть, стал одним из самых смешных на британском телевидении.

Выступление удалось. В то время появление в «Тор Of The Pops» гарантировало взлет в чартах. «Smells Like Teen Spirit» балансировала на границе топ‑10. На следующей неделе песня рванула вверх.

Дальнейшие британские концерты оказались очень странными.

Для начала странно было уже то, что «Nirvana» снова в Британии. Против всех правил индустрии они игнорировали крупнейший рынок, к тому же родную страну, особенно учитывая невероятную популярность «Nеvеrmind» в Штатах, – но уж тут‑то никто не жаловался. Турне заехало на три концерта в Шотландию, а потом через Ньюкасл, Ноттингем, Манчестер [4 ноября] вернулось в Лондон [«Kilburn National», 5 декабря]. Но становилось очевидно, что группа уже по горло сыта постоянным вниманием и непрекращающейся светской жизнью: Кристу и Дэйву все было уже без разницы, а Курту хотелось оказаться где угодно, только не в турне.

– К тому времени Крис перестал двигаться на сцене, – вспоминает фотограф Стив Галлик. – Ему было не очень интересно. Хотя группа по‑прежнему выглядела невероятно.

Но это не избавило от проблем.

«Мы решили нанять пару манчестерских мафиози, чтобы они что‑нибудь сделали с пиратскими футболками и их производителями[279]– рассказывал мне в 1993 году Курт. – Пока выступали "Captain America", я здорово нажрался и вышел со стаканом через боковую дверь, чтобы отлить. Парочка этих болванов не узнала во мне своего нанимателя и решила меня немного помять для устрашения. Я скинул личину рок‑звезды, бросил в них полупустым стаканом водки и утек на выход. Они гнались за мной по залу между танцующими фанатами, пока меня не спас наш шотландский менеджер турне [Алекс Маклеод].

Через два концерта, – продолжал Курт, – тех же тупиц наняли вышибалами, чтобы они держали на безопасном расстоянии чокнутых любителей потанцевать. Во время первой половины выступления я все время чувствовал, как в меня брызгается пивом один из этих болванов. Я отбросил гитару, прыгнул прямо на него и начал драться. Они с приятелем тут же стали меня избивать, но скоро меня снова спас мой шотландский менеджер турне».

На шоу в «Kilburn» я опоздал и удивился, как, черт возьми,теперь пролезть через огромную очередь, которая выстроилась еще на улице. Потом была вечеринка по поводу выхода «Nevermind»в Америке; акулы шоу‑бизнеса меня задолбали, и я решил устроить хорошую свару с Кристом – бросил в басиста куском сельдерея.Крист с очень серьезным видом подошел ко мне и сказал: «Парень,не надо так делать. Нас за это выгнали с нашей собственной вечеринки в Сиэтле».

На следующий день, лежа в постели в гостинице, Курт и Корни решили, что им надо пожениться. Кортни, по традиции, скоро позвонила мне – а также еще тысяче приятелей – и сообщила хорошую новость. Особого энтузиазма она у меня, правда, не вызвала, в основном потому, что меня мучило похмелье. Правда, не меня одного снедало беспокойство. «Ким Гордон и Джули Кэфритц[280] предупреждали меня, когда у нас с Куртом все уже было серьезно, – рассказывала Кортни Дэвиду Фрику из «Роллинг стоун». ‑ Они подчеркивали: "Знаешь, чем все кончится? Вы станете торчками. Вы поженитесь. Случится передоз. Вам будет тридцать пять. Вы попытаетесь начать жизнь заново". А мне насрать. Я люблю этого парня».

Я солгал ей, сказав, что очень рад за них обоих – хотя тогда я ненавидел сам· институт брака, – но я не был уверен, что они будут жить такими уж панками. Кортни заглотила наживку, и мы радостно перешли к очередной язвительной перебранке. Но ей не хватало убежденности: она была слишком счастлива. Она похвастала обручальным кольцом 1900‑х годов с рубином.

Потом в тот же день «Nirvana» вызвала еще большее замешательство, сыграв блестящую версию «Territorial Pissings» вместо запланированной «Lithium» в ночном ток‑шоу Джонатана Росса на британском телевидении. В довершение всего группа раздолбала оборудование, отчего многоречивый обычно Росс ненадолго лишился дара речи.

«Так сложно играть вживую по телевидению, – говорил мне Курт. – Бесполезно пытаться хорошо делать свое дело, потому что отлично слышно, как не попадаешь в ноты. Слишком много внимания уделяется гитаре. Я склоняюсь к тому, чтобы просто послать всех П0дальше».

После короткой поездки во Францию на фестиваль «Transmusicales» «Nirvana» отменила остальные свои европейские концерты (шесть дней в Ирландии и Скандинавии). Курта опять мучили проблемы с желудком, да и стресс был уже слишком сильный. Группа вернулась домой. Крист и Шелли решили купить дом в Сиэтле и взяли ипотеку. Потом они купят дом за 265 000 долларов в один взнос, наличными.

В чарте «Биллборда» «Nevermind» был уже четвертым.

я: Помнишь, как Кортни познакомилась с Куртом?

– Ну, я слышала о Кортни до того от Марка [Арма], – отвечает Кэрри Монтгомери. – Он позвонил мне и сказал что‑то типа: «Да, эта девчонка из "Hole" очень … эээ … интересная. И компанейская. Она мне не дает скучать. Собственно, она сейчас у меня в номере». Но у меня не было никаких предубеждений против нее, когда мне о ней рассказал Курт. В то время я жила с мамой в Мэдисон‑парке, и он часто останавливался у меня в Сиэтле, и вот он дал ей телефон моей мамы, чтобы она ему звонила, пока была в Европе, – помню, как отвечала ей по телефону, так что, думаю, она что‑то про меня должна была знать … Впервые я ее увидела [22 декабря], когда мы пошли в тот модный французский ресторанчик, к Максимильену в Пайк‑Плейс‑маркет. Курт очень хотел, чтобы мы стали друзьями. Когда она вышла в туалет, он спросил: «И что ты о ней думаешь?» А я ответила что‑то вроде: «Не знаю; по мне, так она просто ходячее несчастье, но смотреть на нее, думаю, прикольно».

я: Что она делала?

– Просто во всю мощь легких разорялась, какая она знаменитая, приводила всё в беспорядок; чокнутая, но милая. Мы поладили. Я была для нее жертвой. Никогда никого вроде нее не встречала. Но Курту она нравилась. И мне понравилась. Он был тогда моим лучшим другом, так что я подумала: «Если она тебе нравится, я дам ей шанс». И мы действительно неплохо уживались. Кортни любит поговорить, а я могла сидеть и слушать ее часами, часами … Она просто гений. Она очень умная, воспитанная и образованная девушка – и очень драматичная и волнующая. Слишком много всего. Подожди‑ка … Курт заставил меня пойти с ними, когда представлял Кортни своей маме. Прямо‑таки заставил.

я: И как там все прошло?

– Ну … – Кэрри мешкает. – Мама Курта попросила нас с ним выйти. Поскольку мы были такими большими друзьями, то она не понимала, почему бы нам не стать парой. Она сопротивлялась …Тут она останавливается и смеется: – Можешь ты себе представить меня в Абердине, Эверетт? Это же просто не сочетается! И все поступили безрассудно и опрометчиво. Наверное, он просто хотели,чтобы я его отвезла и поработала буфером между Венди и Кортни. Я пыталась; но тут ничем помочь было нельзя.

В конце 1991 года «Nirvana» выехала еще на неделю концертов, на этот раз на 20‑тысячных площадках: 27 декабря в Лос‑анджелесском спорткомплексе, 28 декабря в «O'Brien Pavilion» в Дель‑Мар‑Фэрграундз, 29 декабря в Аризонском государственном университете, 31 декабря в «Сow Palace» в Сан‑Франциско и 2 я варя в салемском Арсенале, штат Орегон. Эти концерты неопровержимо доказывали, что музыкальная индустрия цепко держат группу в своих когтях. «Nirvana» была втиснута между двумя командами, с которыми не имела ничего общего ни в идеологии, ни в музыке: эмо‑металлической «Pearl Jam», которая сформировалась из осколков несчастной «Mother Love Bone» и уже двигалась к первым успехам, и ужасных задавак от фанк‑рока «Red Hot Сhili Peppers».

‑ В то время «Nirvana» была гораздо круче любой из этих групп. Хедлайнерами были «Сhili Peppers», – вспоминает Барретт Джонс, – но все пришли на «Nirvana» – толпы народа прыгал как сумасшедшие, они и впрямь сходили с ума по «Nirvana». Тогда там были я, техник «Sonic Youth» Ник, Алекс – кажется, Сьюзе [Сасик] еще не было. Как‑то во время выступления «Pearl Jam» в полночь на Новый год кто‑то попытался спрыгнуть с балкона на сцену, но промахнулся, разбил себе голову, и его унесли. Никогда не видел, чтобы столько народу существовало в таком единении с группой. Живые концерты у них были очень мощные, но большей частью это, я считаю, заслуга Дэйва.

Перед шоу в «Sports Arena» местный отраслевой журнальчик «БАМ» взял у Курта интервью, которое тут же стало знаменитым. В статье автор замечал, что певец «на середине вопросов уже начинает кивать» – черта, которую потом Курт будет объяснять нарколепсией, ‑ и описывал его «зрачки‑шпильки, впалые щеки и желтую, покрытую коростой кожу». Поплыли слухи о героине. Описание было достаточно точным: Курт сам признавался, что декабрь 1991 года провел в героиновом бреду; они с Кортни валялись на полу в квартире Эрйка Эрландсона, пока Эрик не вышиб их вместе с героином.

Именно в том турне Крист наконец‑то признал, что Курт сидит на героине: «Он выглядел как упырь, – говорил он. – Но что мне было делать? Это его жизнь, его проблемы, так что пусть сам думает».

 

«Я работал в "Jabberjaw", – объясняет Рене Наваррете. – Мы с Кали [Де Виттом] сбежали из дому, чтобы бесплатно там работать – подавать кофе. Кортни в том месте была важной персоной. у нас завязалась тайная дружба. Я ей добывал наркотики, а она за это рассказывала мне о Леонарде Коэне. Помню, как был у Кортни В номере, в котором она жила с Эриком, и тут начал звонить Куртона слушала сообщения и при этом жевала сэндвич. Она скрывала нашу дружбу, потому что я ассоциировался с наркотиками – а она‑то уже становилась звездой. С Кали она водилась побольше. Из нас двоих он был симпатичнее и вообще удачливее.

Курта я увидел, когда "Nirvana" играла в "Jabberjaw", – [29 мая 1991 года]. Сразу после этого началась вся эта ерунда, когда Кортни полетела в Чикаго к Билли, подралась там с ним и вместо этого встретила "Nirvana". И тут начался настоящий бедлам. Я надолго потерял с ней связь.

Впервые я более‑менее поговорил с Куртом в конце 1991 года.

Курт и Кортни были уже постоянно вместе и подумывали завести ребенка. Совершенно неожиданно она позвонила мне и сказала, что они с Куртом хотят при гласить меня в Сан‑Диего. Они обещали, что Гэри Дента [основателя "Jabberjaw"] и меня будет ждать автобус – видимо, она решила возобновить некоторые старые знакомства. Через 10 минут Кортни позвонила снова и сказала: "Это между нами, но, пожалуйста, купи нам на триста долларов наркотиков, и мы отдадим тебе восемьсот. Обделай это тихо и не обмани меня". Я пошел, занял денег и нашел наркотики, потому что знал, что на Кортни можно рассчитывать.

Я доехал до Сан‑Диего, и оказалось, что меня уже ищут: "Всем привет, но где же Рене, где же главный наш?" Они завели меня за сцену и все забрали. Никогда не видел Курта таким здоровым, как, тогда, – он все время ездил в турне, выглядел таким счастливым и влюбленным. Я его действительно очень заинтересовал – он не знал никого с улиц Лос‑Анджелеса и даже ни одного мексиканца. Он был скромный, но очень целеустремленный. Мы поболтали, укололись, и Я пошел смотреть на их большой концерт».

Интервью с автором, февраль 2006 года

 

Курт сообщил журналисту «БАМ», что собирается жениться, к большому удивлению тех, кто не входил в быстро образовавшийся узкий, интимный круг посвященных – Кортни исключила из него всех, кого посчитала «нелояльными» или представляющими угрозу их отношениям.

– Я виню в этом Кортни, – говорит Иэн Диксон, который раздружился с Куртом, как раз когда пара съехалась в начале 1992 гада, – но даже не знаю, стоит ли. Во многом это явилось результатом неспособности Курта справиться со своей славой. Она была устрашающей дамочкой. Такая умная и такая крикливая. И у нее поразительное, рентгеновское чутье: она может мгновенно оценить человека и поставить его на место. Она может ляпнуть такую ерунду, которую никто другой высказать не решился бы.

На концерте в «Cow Palace» «Pearl Jam» сыграли вступление к «Smells Like Teen Spirit» и остановились; этот поступок привел в раздражение лагерь «Nirvana». Вскоре две группы стали соперниками, по крайней мере в прессе: «Nirvana» посчитала нужным дистанцироваться от команды, которая, как они считали, пыталась запрыгнуть в вагон уходящего поезда гранжа. Вражда между группами – или, что точнее, между Куртом и Кортни (Куртни) и Джеффом Аментом / Стоуном Госсардом – восходила к моменту распада «Green River / Mudhoney». Курт и Кортни никогда не упускали случая облить грязью своих соседей по Сиэтлу, справедливо расценивая их как саб‑металлистов, которые ничего общего с панковскими корнями гранжа не имеют.

«Что ж, Я искренен, говорю всякие гадости про "Pearl Jam", и за это мне достается куча критики, – жаловался мне Курт в 1992 году, – а многие обвиняют меня, унижают, называют мудаком. Я нажил себе кучу врагов, потому что опускаю "Pearl Jam", но я во думаю: а какую роль все эти люди играют в моей жизни? Понимаешь? Я должен говорить правду, говорить то, что чувствую, я честен, а люди к этому не привыкли, особенно в мире коммерции».

Но не все в лагере «Nirvana» рассматривали «Pearl Jam» как врагов: Крист Новоселич выражал свой восторг по их поводу. Баррет Джонс, однако, считает, что в противостоянии больше виноваты некоторые журналисты, чем что‑либо серьезное.

– У них никогда не было особых проблем с «Pearl Jam»,утверждает Баррет. – Мы отыграли с ними кучу концертов за те два года, что я у них работал. Единственное, что Курт по их поводу говорил, так это то, что им не следует так прямо копировать «Nirvana». Мне же казалось, что просто смешно использовать термин «гранж» применительно к таким разным группам. Тут вы, журналисты, виноваты, знаешь ли?[281]

«Nirvana» отыграла в Лос‑Анджелесе минут тридцать пять, в том числе исполнив крайне непочтительную песню «The Who» «ВаЬа O’Riley». Курт был очарован «The Who», особенно когда осознал их превращение из авторов едких поп‑гимнов в раздутых богов рока 70‑х. «Надеюсь, что умру раньше, чем превращусь в Пита Тауншенда», – язвительно заметил Курт по поводу гитариста «The Who», обратившись к самым известным строкам английской группы.

Концерт в «Cow Palace» стал пиршеством индустрии. На нем присутствовали Ривер Феникс и Киану Ривз; посетить трущобы решили и мириады других звезд, помельче. Разумеется, были и знатоки рока. Курта, однако, все это совершенно не впечатлило. Потом он вывесил на двери их с Кортни номера табличку: «Никаких знаменитостей, пожалуйста. Мы трахаемся».

– Мы с Куртом и Кортни прыгнули в машину и поехали в «Kennel Club» на концерт «Melvins», – вспоминает Дебби Шейн. – Все мы зашли в раздевалку, там был Майк Пэттон [солист «Faith No More»]. Он взглянул на Кортни, что‑то сказал и засмеялся. Кортни схватила Курта, и они ушли. На следующий день мы встретились за завтраком – Курт, Крист и все остальные. Напротив нас за столом сидели какие‑то парни и любовались на то, как «Nirvana» завтракает в модном местечке.

Курту несколько досаждало внимание новых фанатов – как знаменитых, так и безвестных. Ему вообще претило постоянное внимание, он хотел хоть немного то‑ избавиться от контроля своей жизни и проводить дни, как всего несколько коротких месяцев назад – принимать наркотики да трахаться.

Но не только у Курта в то время были проблемы – взгляните на интервью Криста Новоселича середины 1992 года.

Крист, в отличие от Курта, смотрел своим демонам в лицо, хотя …

 

– Я слышал, ты бросил пить …

– Я бросил пить первого января, – смеется Крист. – Перед Новым годом я был в Сан‑Франциско. Я уже две недели в турне бухал до чертиков. Как‑то я шлялся вокруг гостиницы и стукнулся головой о батарею отопления. Бам! Голову разбил, вся 8 крови была, и на следующее утро я проснулся и подумал: «Боже, пора бросать эту херню». Я уехал в Австралию, Японию и на Гавайи и НЕ пил три месяца. Потом приехал домой – и тут на меня стал оказывать дурное влияние окружение типа Мэтта [Люкина и Курта Дэниелсона. Сейчас я не пью, когда играю. Раньше я приходил на концерты совершенно пьяный, но сейчас довольно трезв. Я стал более воздержан.

– Может быть, ты стал больше пить из‑за давления успеха.

– Да, все так и было. Пришлось научиться с этим жить; либо наплевать на славу, либо относиться к ней как взрослый мужчина, а не искать спасения. Бегство к выпивке – это старая история. Все люди одинаковы, и реакции у них почти одни и те же.

– Полагают, что «Nirvana» закончит самораспадом.

– Я тут ехал по Сиэтлу и слушал радио. Играли песню «Nirvana». Наверное, нужно было переключиться, но я решил по‑ слушать, – смеется он. – И тут диджей заявил: «Вы слышали группу, которую через пять лет не будут звать даже в самые занюханные местные клубы». И я думаю так же. У нас было та много всего. Вышел наш альбом, мы пили, взлетали в чартах, летали в стратосфере, а я, думаю, стал законченным алкоголиком. Но мы отдохнули три месяца, остыли, и все сразу стало нормально.

– Как ты думаешь, успех сильно повредил вашему творчеству?

– Да нет, сейчас всё как раз проще. У меня куча времени, и ничто не отвлекает, потому что об остальном заботятся другие. Менеджеры беспокоятся о группе, бухгалтеры – о деньгах, а я сижу дома и делаю что хочу. Как ни странно, сейчас я чувствую себя свободным. Интересно, это деньги сделали меня свободнее или я просто стал старше, раскрылся и отдохнул?

– Возможно, помогло то, что ты стал меньше пить.

– Да, но иногда вдохновение находило на меня и по пьяни. Оно шло от сердца, и порой получалось неплохо.

Авторская расшифровка интервью Криста Новоселича 1992 года

 

 

Дополнение: Эрни Бейли

 

– У меня много лет была мастерская по ремонту гитар в Спокане, – рассказывает гитарный техник, – а потом я стал менеджером в эспрессо‑баре в Сиэтле. Мне не хватало моих гитар, но коллекция рабочих инструментов все еще была при мне, так что решил вернуться в этот бизнес.

В январе 1992 года я случайно и по отдельности познакомился со всеми тремя участниками «Nirvana». Сначала я наткнулся на Курта – в «The Vogue», я стоял на входе в «Sub Pop», когда играли «Earth». Кажется, дело было вечером в воскресенье. На парковке случилась какая‑то неразбериха – там появился какой‑то парень с обесцвеченной блондинкой, она очень громко и оживленно разваривала, и я удивился, потому что в Сиэтле большинство людей совсем не такие. Она приковывала к себе внимание. Вроде бы с ней была Кэт [Бьелланд из «Babes In Toyland»], и Курт тоже был, но Курт тогда покрасился в рыжий цвет, так что я его не опознал. Они прошли прямо передо мной, и когда он предъявил удостоверение, я увидел фотографию Курта со светлыми волосами и здоровым видом. А сам он выглядел ужасно. Кожа у него была просто кошмарного оттенка, и еще он был жутко косматый. Я поздоровался. Кажется, я поздравил его с тем, что они уделали Майкла Джексона. [«Nevermind» 11 января 1992 года поднялся на первую строчку США, сместив самопровозглашенного Короля поп‑музыки.] Я сказал, что я друг Роба [Кейдера], и мы немного повспоминали старые денечки. У меня был черный «Stratocaster» прямиком из семидесятых под левшу, только что его сделал, и я сказал: «Если тебе понадобится "страт", то у меня вот есть». Но раз я сказал, что гитара из семидесятых, Курт ответил: «Да зачем она мне?» А ведь она была из клена – но он по этому поводу не особенно восторгался.

Крист и Шелли купили дом рядом со мной, в Гринлейке. Мы заходили по утрам в кондитерскую «Хани бир» выпить кофе. От дома было совсем недалеко, и мы проходили мимо, когда Крист и Шелли работали во дворе. Как‑то мы остановились поговорить, и я спросил Криста: «А кто чинит все то, что вы разламываете?» Он закатил глаза и сказал: «Господи, да никто», – и начал жаловаться. что местные мастерские вечно их подводят. Я подумал, что это забавно: я часто заходил в гитарные магазины, и там постоянно крутили «Soungarden» или «Pearl Jam», но никогда – «Nirvana». В таких местах панк особенно не ценится. А я уже десять лет чинил гитары и усилки и не мог понять, почему к группе нельзя относиться как к важным клиентам, вот и сказал Кристу: «Если хочешь, я заберу всю эту херню и починю к завтрашнему утру». Кажется, он сказал: «Ты спятил, но давай!» Так я и сделал: сел в машину и отправился по всем мастерским, забрал их сломанное оборудование и всю ночь ремонтировал его сам.

Выждав, пока Крист проснется, я позвонил. Он удивился, что Я со всем справился, и мы начали вместе тусить. Они были вегетарианцами и вообще новенькими в районе, а мы открыли вегетарианское кафе, к тому же в ожидании утренних электричек мы могли поболтать о политике, рок‑группах и электрогитарах. Мы с Кристом починили почти все, что у них дома не работало. Как‑то мы ехал по Уоллингфордскому мосту В Кристовом фургоне «фольксваген» и он тут и говорит: «Слышь, парень, а как насчет того чтобы кататься с нами и чинить нам аппаратуру?» Я согласился, а он ответил: «Отлично, а теперь поедем индейки поедим». Вот и все собеседование при приеме на работу.

 

 

Часть III

ВНИЗ

 

 

Глава 19