Дополнение: «Мелоди мейкер», 25 июля 1992 года

 

Интервью с «Nirvana» проходит в раздевалке на берегу реки в Стокгольме. День облачный, с редкими лучами солнца. Все пьют кока‑колу, а Крист вино; некоторые курят. Крист и Дэйв сидят на одной кушетке, Курт на другой. На столе миска с острым жареным арахисом и немного фруктов.

Участники группы чувствуют себя неудобно в одном помещении, словно в чем‑то друг друга подозревают. Когда Крист говорит, глаза его смотрят куда угодно, только не на Курта. Когда говорит Курт, у него получается какое‑то оправдание, как будто он хочет очистить себя от обвинений Криста. По репликам Дэйва становится понятно, что он чувствует всю неловкость ситуации, но старается не обращать на нее внимания.

Если не считать краткого появления группы в этот же день на шведском телевидении, это первое интервью, которое «Nirvana» дает за очень долгое время. Вероятно, этим и объясняется напряженная атмосфера – хотя многие указывают на успех группы как на причину возникновения трений между музыкантами. Курт определенно стал с прошлого раза подозрительнее: сначала он довольно бессвязно ссылается на непричесанность, потом – на недавно покрашенные волосы, потом предлагает встретиться позже, но наконец разрешает Стиву Галлику фотографировать.

Я: Когда я смотрел ваш концерт в Осло два дня назад, я всё думал над тем, что Курт сказал мне в прошлом году: «Мы не собираемся гордиться тем фактом, что теперь нашу музыку будут слушать и фанаты „Guns N' Roses". Мы не считаем прогрессом то, что теперь придется играть при большем стечении народу».

– Действительно, – соглашается Крист. – Мы всегда относились к людям с подобной ментальностью с долей презрения и цинизма, а теперь они визжат, увидев нас… И чего они визжат, спрашивается? Что они в нас нашли? Это те же парни, которые любили поколачивать нас в школе.

– Играть на открытых выступлениях просто скучно, – объясняет солист. – Я наконец привык играть большие концерты. потому что по крайней мере звук терпимый. Но на открытом воздухе ветер так сильно дует, что музыку не слышно, и даже создается ощущение, что вообще не играешь. Кажется, что выступаешь под плюсовую фанеру. К тому же эти фестивали очень мейнстримовые – мы играем со всякими «Extreme» и «Pearl Jam», понимаешь?

Каждый вечер я стараюсь, – продолжает он, – но не могу себя обманывать. Я не могу улыбаться и позировать, как Эдди Ван Хален, хотя сам он просто жалкий алкоголик. Это не значит что в следующем месяце [в Рединге} всё будет так же, но сейчас дела обстоят именно так.

я: Ты не чувствуешь ответственности?

– За что? – спрашивает Курт.

я: За массы. За тех, кто покупает ваши записи.

– По мне, – неуверенно начинает Дэйв, – наша ответственность состоит в том, чтобы не притворяться кем‑то другим. Я не думаю, что нам поможет если мы решим притвориться профессиональной рок‑группой. Если наше шоу говно, то пусть оно и будет говно. Да, играть на крупных концертах – это большая ответственность, но какая еще может быть ответственность? Даже не знаю ….

– Быть безответственным – это по‑рок‑н‑ролльному, ‑ добавляет Крист.

я: Знаю.

– Когда начинаешь относиться к музыке как к ответственности, она становится бременем, – задумчиво говорит барабанщик.

Дэйв начинает рассказывать мне об интервью, которое они только что дали шведскому телевидению: «Нас благодарили как спасителей рок‑н‑ролла, ‑ смеется он. – За то, что мы закинули в мир дельцов от рока хорошенькую бомбу».

я: А вы так и сделали?

– Скорее надули бумажный пакет и хлопнули его, – хихикает Крист.

я: С моей точки зрения, случилось вот что: великий альбом разошелся в куче экземпляров, но это мало что изменило.

– Да, отстойные металлические группы не перестали существовать, – соглашается басист.

я: Что вам больше всего не нравится в славе?

– Что ко мне подходят ребятки в футболках с Брайаном Адамсом и Брюсом Спрингстином и просят автографы, – говорит Курт. – Что в толпе стоят люди с табличками, где на одной стороне написано «Even Flow» [песня «Pearl Jam ], а на другой «Negative Creep» [песня «Nirvana»] [312].

я: А что, наоборот больше всего нравится?

– Ты знаешь, вот это интересный вопрос, – иронически отвечает Курт.

– Я даже не думаю, что это слава, – добавляет Дэйв. – Вот Иэна Маккея можно считать знаменитым, если он из «Fugazi» и в Вашингтоне хотят от него детей? В детстве кажется, что знаменит тощ кто появляется в журналах или в новостях, но ведь это просто журнал, просто выпуск новостей.

– Ну, кое‑какие привилегии у нас появились, – решается возразить Крист. – Бесплатная выпивка, например.

я: У вас много поклонниц?

– Почему‑то думают, что я как единственный неженатый участник группы должен быть бабником, настоящим сексуальным монстром, – отвечает Дэйв. – Но это же глупость. Я хотел бы найти девушку, которую смогу полюбить, и провести с ней всю оставшуюся жизнь, но рок‑концерт – это никак не то место, где найдешь такого человека. Может всяким металлюгам это и льстит, но нам кажется скорее неприятным.

я: А как насчет выпивки?

– В это турне я поехал с новыми целями, – размышляет вслух Крист. – Раньше я снимал стресс тем, что очень много пил и реагировал на всё вокруг. А сейчас я просто двигаюсь вслед за потоком.

– А мне нравилось неожиданно расстроиться, разозлиться … – возражает Курт.

я: Внезапная слава изменила ваш стиль жизни?

– Еще бы, – горячо отвечает Курт.

– А мой так нет, – не соглашается басист. – я по‑прежнему могу прийти в «Сейфвей», купить там овощей и фруктов, погулять по городу. Мне не важно, если на меня пялятся, указывают пальцем, шепчутся вокруг.

– Да? – спрашивает Курт. ‑ Совсем?

– Совсем, – отвечает Крист. – Просто иду дальше. И чем больше они меня видят, особенно в Сиэтле, тем меньше …

– Ну да, наконец они устанут над тобой ржать и шушукаться у тебя за спиной, – заканчивает за него Курт. – Но я, бывает, имею дело с людьми, которые хотят меня побить – лишь из‑за того, что считают меня сраной рок‑звездой, которая не может справиться с собственной славой.

– Ну, мне‑то проще, – дипломатично вмешивается Дэйв, ‑ потому что такого явления, как знаменитый барабанщик, просто не существует.

я: А Ринго?

– Ну разве что …

– Как‑то я был в рок‑клубе, ‑ продолжает Курт, – и ко мне вдруг подходит какой‑то парень, хлопает по спине и говорит: «у тебя все клево, так ведь? Музыканты классные, ты пишешь крутые песни, ты повлиял на множество людей, но слушай, тебе надо разобраться со своими проблемами!» Потом подходит другой чувак: «Надеюсь, ты преодолеешь свои проблемыс наркотиками». И все это в то время, когда я просто смотрю концерт «Melvins» и никого не трогаю!

Рядом торчало пять‑шесть пацанов, они были очень пьяные и визжали: «Рок‑звезда, рок‑звезда! Смотрите, он может сдвинуться в любую минуту! Сейчас у него поедет крыша! Он сейчас заплачет!» Потом возвращается этот второй чувак, кладет мне руку на плечо и говорит: «Знаешь, у меня девушка ушла и забрала мой альбом " Nirvana ", так что дай мне четырнадцать баксов на новый диск, ты же теперь мегазвезда и можешь это себе позволить». А я говорю: «Вот как, очень умно. А почему бы тебе лучше не пойти на хер?»

– Мы однажды сидели с мамой и выпивали, – подключается Крист – и тут появились какие‑то парни, стали орать, что «Nirvana» сосет, и всячески меня оскорблять.

– Это было в Абердине? – спрашивает Курт.

– Да. Но обращать на них внимание нельзя, – предупреждает его Крист, – иначе подхватишь паранойю. Мне часто снится, что я появляюсь на людях голый, и я расцениваю это как боязнь высунуться. Да забудь об этом! А то действительно мания преследования будет. Я тоже был таким, когда видел какую‑то знаменитость.

– Да, – прерывает его Курт, – но неужели ты их так доставал?

– Вообще‑то нет, – отвечает Крист, – но тот инцидент о котором ты говоришь, по‑моему, просто случайность.

– Это не случайность, – рычит Курт. – Подобное происходит со мной постоянно – каждый раз, когда я выхожу в люди, кажды гребаный раз. Мне по‑прежнему нравится быть в группе и играть музыку с Кристом и Дэйвом, но если придется ограничиться студийными записями и не ездить больше на гастроли, то так тому и быть.

 

Глава 21

«Где же грязь, миленький?»

 

Фрзнсис Бин Кобейн родилась 18 августа 1992 года.

Она появилась на свет в 7.48 утра, весила полноценные 7 фунтов и одну унцию, глаза голубые, все функционирует нормально. Кортни – никогда не упускавшая возможности проявить свой драматический талант – в 4 утра схватила свою капельницу и выкатила ее по коридору в палату Курта. «Вылезай из кровати и пойдем со мной! – закричала она. – Не собираюсь рожать в одиночку, мать твою!» Муж отправился за ней, сам слабый от лечения и с собственной капельницей, и потерял сознание до того момента, когда Фрэнсис родилась. Это было нечто. «Я рожаю, ребенок выходит, Курт блюет, теряет сознание, а я держу его за руку и растираю ему живот, а ребенок тем временем выходит», – рассказывала Кортни Майклу Азерраду.

Курт вскоре очнулся и прижал к себе новорожденную. Фрэнсис вовсе не была каким‑то необычным ребенком, хотя и получала огромные дозы внимания прессы. Репортеры таблоидов «Инквайрер» и «Глоуб» осаждали палату Кортни в Сидарз‑Синай, другие репортеры рылись в ее мусоре и факсах. Согласно интервью, которое Кортни в 1994 году дала «Роллинг стоун» после смерти Курта, тот на следующий день вышел в город, купил героина и вернулся с револьвером 38‑го калибра, который передал Кортни, державшей Фрэнсис Бин, в напоминание о принятом ими решение совместно покончить жизнь самоубийством, если что‑то случится с их ребенком.

И вновь миф трудно отделить от реальности: может, это очередной при мер склонности Кортни к приукрашиванию? Я спрашиваю лишь потому, что Кортни упомянула при мне идею «пакта о совместном самоубийстве» только в гнетущие месяцы после смерти Курта. Это выглядит раздуванием сенсации, но Кортни, возможно, просто перепутала факты – я допускаю, что она действительно имела некоторую тягу к самоубийству, но в лучшем случае в конце 1994 года.

– Не помню такого, – комментирует Эрик Эрландсон, который также присутствовал при родах. – Я просто с ног сбился, присматривая в больнице за ними обоими и присутствуя при настоящих родах. Не спал. Пытался удержать эти бедные души в больничных палатах, хотя бы пока ребенок не появится на свет.

– Никогда не слышала об истории с револьвером, – комментирует Розмари Кэрролл. – При всех тогдашних несчастьях и сумятицах главной их задачей было не выбраться из задницы самим, а вытащить оттуда Фрэнсис.

Конечно, такое могло быть – Курт любил наркотики и оружие.

И его тогдашний страх отрицать тоже никто не будет.

«Настроения были самые суицидальные. Я решил: "Черт, я ухожу из группы, – рассказывал певец Майклу Азерраду в интервью для "Мьюзишн". – Я хочу убить ее [Хиршберг]. Как только я выберусь из этой сраной больницы, я убью эту бабу голыми руками. Я забью ее до смерти. Сначала возьму ее собачонку и на глазах этой бабы выпущу у нее кишки, потом обмажу ее ими и забью до смерти"».

Рождение Фрэнсис Бин явно было окружено истерией: через два дня появился социальный работник, размахивая экземпляром «Вэнити фэйр», который вышел 11 августа. Там указывалось, что Кортни все время курит, что Курт и Кортни – это Сид и Нэнси девяностых, а Кортни – это вообще чума: «Она ужасна, но от нее нельзя отвести глаз». Помимо прочих преувеличений, Кортни заявила Хиршберг, что встретила Kypтa восемь лет тому назад в Портленде – явная ложь, ведь тогда Курту было лет шестнадцать[313].

Линн делала прозрачные намеки на то, что Кортни принимает наркотики, цитируя «близких друзей»: «страшно подумать, что она принимала наркотики, когда уже знала, что беременна. Мы все беспокоимся о ребенке». Хуже того – Кортни сообщила Линн, что парочка была под кайфом, когда они появились в Нью‑Йорке на «В субботу вечером»: «Мы приняли кучу наркотиков. Сначала таблетки, а потом мы поехали в Алфабет‑сити и ширнулись. Потом пришел кайф, и мы поехали на шоу. После этого я пару месяцев принимала героин».

Позже Кортни рьяно отрицала все приписываемые ей слова, Но всё ли неправда в статье Линн? Конечно, кое‑какие фундаментальные положения неверны – например, общее мнение, что это Кортни подсадила Курта на героин, что британская музыкальная пресса заинтересовалась Кортни только из‑за ее мужа. Но неправильное цитирование – это серьезное дело, а Хиршберг все же профессионал. Так или иначе, но социальные службы Лос‑Анджелеса поверили в версию Хиршберг и 24 августа потребовали, чтобы Фрэнсис Бин была помещена под опеку сводной сестры Кортни Джейми Родригес пока Курт не закончит месячный курс детоксикации. Кортни даже не разрешили забрать Фрэнсис Бин, когда она через три дня вернулась домой.

– Статья в «Вэнити фэйр» была для Кортни большим ударом,говорит Кэрролл. – Кортни провела с Линн Хиршберг кучу времени и решила, что завоевала ее – что она понравилась Линн и что та так долго беседовала с ней, потому что наслаждалась ее обществом. Что получится прекрасная статья. Разумеется, в итоге Линн сделала то, что делает множество журналистов – пробралась в самый узкий круг друзей и затем распотрошила Кортни в прессе как могла. Думаю, что сама идея интервью выглядела смешно, но у Кортни было слишком много амбиций. Она всегда хотела примкнуть к мейнстриму, быть как Мадонна.

Дэнни Голдберг снял для Джейми квартиру по соседству с парочкой – еще до того как услышал, что она даже почти не разговаривает с Кортни, – И они наняли свою первую няню, Джеки Фэрри, менеджера турне и подругу Дженет Биллиг. Джеки присматривала за Фрэнсис следующие восемь месяцев, переехав в жилой комплекс «Оуквуд‑апартментс», где «Nirvana» некоторое время жила, пока записывался «Nevermind».

– Джеки хотелось перемен в жизни, – поясняет Дженет Биллиг. – Она работала в промо‑отделе «Epic» и была одной из моих лучших подруг. И это сработало. Им нужна была няня, а Джеки производила хорошее впечатление, ей можно было доверять, потому что все ее знали, и она умела обращаться с детьми.

Кортни заявляла, что ничего не принимала, с тех пор как узнала о беременности, но то был глас вопиющего в пустыне. Власти уже запустили в ход машину, пичкали моральными наставлениями и проповедовали об опасности приема наркотиков. Курт и Кортни были на виду; и штат поставил целью сделать из них наглядный пример, хотя доказательств практически не было, исключая публикацию в «Вэнити фэйр» и пару других грязных статеек, которые появились через пару недель (например, «Ребенок рок‑звезды родился наркоманом», опубликованная в «Глоуб» 8 сентября).

В статье «Вэнити фэйр» присутствовал и голос разума, но ему предпочли не внимать. «Только четверть из всего, что говорит Кортни, – правда, – сказала Кэт Бьелланд Линн Хиршберг. – Но никому обычно нет дела до того, где же здесь ложь. Кортни заботится только об имидже. И это интересно. Раздражает, но интересно».

Куртни пытались как‑то сократить нанесенный урон, давали совместные авторизованные интервью проверенным друзьям из музыкальной прессы – но было уже слишком поздно и недостаточно.

– Мы приехали в квартиру Стива Фиска в комплексе «Скад»,вспоминает Джонатан Поунмэн. – Они хотели сделать комплиментарное интервью. Но я на это не пошел. Я подумал: «Эй, я нервничаю,:но же мои друзья, в чем дело, расскажите мне вашу версию», и все прошло таким образом. В результате статью опубликовал «Спин», и Я, получается, остался в дураках.

у меня получилась подобная ситуация. Поунмэн делал второе совместное интервью (после «Сэсси» – то интервью было совсем не похоже на «Вэнити фэйр»). Я брал третье. Оба были направлены на смягчение вреда. Я не понимал, что происходит с ними и с ребенком. Я знал, что большинство из написанного в «Вэнити фэйр» – правда, потому что сразу после разговора с Линн Кортни позвонила мне, смеялась, рассказывала, какая Линн классная, как о а здорово все понимает, как эта статья поможет ей влиться в мейнстрим Америки. И потом Кортни хвастала, как снималась полуобнаженной с сигаретой, как искренне рассказывала об эмоциональных проблемах и употреблении наркотиков, как она почти открыла все сердце Линн и как та это оценила.

А я отвечал: «Знаешь, тебе, наверное, не стоило выкладывать все это профессиональной журналистке. Одно дело мне – я хорошо знаком с твоим чувством юмора, сарказмом, презрением к себе, твоей бестолковостью и агрессивностью, к тому же у меня есть стоп‑сигнал, и я не повторю некоторых твоих реплик, я понимаю, что это сказано не для Печати и должно остаться между нами, – но нельзя судить всех журналистов по мне и даже по моим коллегами из британской музыкальной прессы. Мы – любители, энтузиасты, фанаты: мы не стремимся получить сюжет любой ценой. Откуда ты знаешь, что можешь доверять этой женщине?»[314]

Кортни плевать хотела на мои возражения – то есть посчитала их настолько незначительными, что даже не заметила их и перешла к следующему фривольному анекдоту из тех, что она рассказала Линн.

Вершиной безумия стало то, что через четыре дня после судебного слушания, решавшего судьбу Фрэнсис Бин, «Nirvana» вылетела в Англию, чтобы возглавить список выступающих на Редингском фестивале 1992 года. Это было самое крупное шоу из всех, которые они играли в Британии, да к тому же последнее.