Мир Кафки подобен миру Босха; он оставлен Богом на произвол судьбы. В отсутствии благой силы, он оказался во власти зла. В нем тяжело и страшно жить.
В нем невозможно быть счастливым. Только русский писатель А. Платонов смог создать аналогичную по сути и конгениальную по художественным достоинствам модель мироздания. Человек, пребывающий внутри этой стихии абсолютного зла и тотального насилия, ничем не защищен. Зло разлилось по всему миру, насилием пропитан каждый атом социальности. Сам воздух «пахнет смертью». Нет места ни утешению, ни надежде на спасение. Психика людей пребывает во власти страха перед угрозой гибели. Существование человека крайне уязвимо, и достаточно самой малой причины, чтобы погубить его. Он погружен в социальную реальность, логика существования которой ему не ясна. Любой исходящий извне властный императив, даже самый абсурдный, способен парализовать его волю. Любое внешнее препятствие кажется ему непреодолимым. Таково поведение героя притчи «Закон», не решившегося в течение жизни войти в ворота, которые предназначались для него и сквозь которые стражи должны были пропустить только его. Обладатель инертной, пассивной души, лишенной возвышенных стремлений, он сам не знает, имеет ли право на существование или нет. В итоге его безблагодатное присутствие в безблагодатном мире оказывается обречено на безблагодатную, ужасную смерть либо в результате насилия («Процесс»), либо чудовищного превращения в паука («Метаморфоза»). Смерти такого рода могут быть только наказанием за грех безблагодатной жизни. Ведя ее, человек уже готовит себя в жертву. И Кафка разворачивает устрашающие картины метафизической виктимологии, которые, подобно картинам дан-товского ада, говорят языком символов о той социальной и духовной жизни, какую не должен вести человек, где бы он ни жил и кем бы он ни был. Философия наказаний без преступлений превращается в философию жертвенности.
Феномен экзекуции
Три новеллы «Приговор», «Превращение», «В исправительной колонии» объединены общей темой наказания и общим названием «Кары». Наказание в них имеет нечто сходное с действием карающего рока, и человек не
• 239 •
удивляется, не ропщет, не сопротивляется, а принимав! происходящее с ним как должное.
Новелла «В исправительной колонии» (1914) по-сво ему воспроизводит древнюю историю с изобретением орудия казни в виде медного быка, внутри которого должны были сгорать заживо преступники. Первым, кто был сожжен в нем, оказался сам изобретатель. Кафка придает сюжету еще большую остроту: офицер-экзекутор, один из изобретателей смертоносной машины, сам подвергает себя показательной экзекуции. Создатель новой эстетики наказаний, он любовно практиковал рациональную жестокость, лишенную видимых эмоций.
В его системе не было и намека на присутствие права. В ней отсутствовали следствие и суд. Вместо них преобладал единственный принцип: «Виновность всегда несомненна». При этом палачи полагали, что осуществляют правосудие, и считали каждую казнь торжеством справедливости. Строго регламентируемые процедуры изуверских убийств сопровождались нравоучительной наглядностью: железная борона выписывала в течение шести—двенадцати часов своими зубьями на теле жертвы некое моральное изречение, например «Чти начальника своего!» Человек должен постигнуть суть заповеди всем своим телом, и потому машина не дает ему возможности умереть слишком быстро. Ему не сообщают сформулированного приговора; он узнает его своим телом. Здесь образный мир Кафки перекликается с основоположениями культурно-исторической антропологии, для которой обретаемое и утрачиваемое человеком тело выступает подобием особого текста. Социальные воздействия оставляют на нем свои следы, которые и обязан прочесть антрополог. У Кафки эта метафора тела-текста предстала в буквальном воплощении. Его экзекутор считал, что это наиболее достойный человека метод наказания и что его система должна существовать вечно. А для этого необходимо использовать все средства. И когда возникла угроза отмены его системы, он пошел на символическое самоубийство-протест. Ложась под борону, он запрограммировал ей написать на его теле: «Будь справедлив!».
240'
Психосоциология страха
Феномен страха занимает в поэтике Кафки одно из ведущих мест и имеет вид ключевой психосоциологемы. Как инстинктивно-эмоциональная реакция личности на угрожающую ей опасность, страх может иметь и внутренние, психологические, и внешние, социальные, предпосылки. Естественная потребность в безопасности и самосохранении, вошедшая в противоречие с общим складом социальных обстоятельств, способна породить сложные переживания и привести к крайне неоднозначным поведенческим реакциям человека. Страх, которому подвластны в своем большинстве герои Кафки, не конструктивен, а деструктивен. Он не способствует активному противодействию угрозе и спасению своего достоинства и жизни, а напротив, деморализует личность, парализует ее волю, мыслительные способности, блокирует проявления высших нравственных чувств и творческих способностей. Чаще всего это страх перед монстром преступной государственности, перед гигантским социальным телом современного Левиафана, перед неодолимой силой созданных им обстоятельств, грозящих раздавить личность. У человека Кафки нет иммунитета против удушающей силы такого страха, как нет и опыта выживания в его атмосфере, поэтому он чувствует себя жалким, беспомощным насекомым, обреченным на неминуемую гибель, либо физическую, либо нравственную.
Мироощущение героев Кафки симптоматично для «маленького человека» перед беспощадной машиной авторитарно-полицейского или тоталитарного государства. Он весь состоит из страха. Характерно, что сам Кафка говорил о себе, будто он весь целиком состоит из страха и что это, вероятно, лучшее, что в нем есть. Этот социальный страх, переросший в метафизический ужас, стал доминантой в его философско-художественных построениях.
