Книга О. Шпенглера «Закат Европы» получила широкую известность и весьма противоречивую оценку как в отношении содержащихся в ней принципов анализа культуры и цивилизации, так и взглядов на судьбу западной культуры.
Так, Николай Александрович Бердяев – русский религиозный и политический философ и Семен Людвигович Франк – крупный философ, религиозный мыслитель и психолог, говорят о том, что «Закат Европы» это бесспорно самое замечательное, почти гениальное явление европейской литературы со времени после Ницше. Так было сказано в 1922 году, когда феноменальный успех книги Шпенглера (за 2 года, с 1918 года, вышло 32 издания I тома) сделал ее предметом пристального внимания выдающихся умов Европы.
Франк и Бердяев оценивали творчество Шпенглера (и вместе с тем Данилевского) с позиции христианских философ. Франк подчеркивал, что Шпенглер не смог убелить читателя в том, что христианство не было исторически значимым культурообразующим фактором.
Вместе с тем Франк полностью признавал идею перехода западной культуры в цивилизацию. Но в тоже время говорит о том, что мысли Шпенглера напоминают мысли Киреевского, Достоевского, Константина Леонтьева. Бердяев также как и Франк считал, что многие русские давно уже чувствовали кризис европейской культуры. В связи с этим им были написаны книги «Смысл творчества», «Смысл истории», статьи «Конец Европы», «Конец Ренессанса».
Различение культуры и цивилизации Бердяев отнес к самым большим достоинствам книги «Закат Европы». Он был согласен с тем, что философия и искусство существуют лишь в культуре, а в цивилизации они невозможны и ненужны. «Культура, - развивал он мысль Шпенглера – органична, цивилизация - механистична, культура опирается на неравенство людей, на их качество как творческих личностей. Цивилизация проникнута стремлением к равенству, она апеллирует к количеству. Культура – аристократична, цивилизация – демократична»[24].
К столетию О. Шпенглера в Мюнхене был издан сборник статей «Шпенглер сегодня». В нем подытоживается критическое осмысление шпенглеровского наследия, еще раз раскрывается та духовно-историческая традиция, воспреемником, а в какой-то степени и завершителем которой стал Шпенглер. Вместе с тем показан и творческий вклад ученого в расширение горизонтов исторической науки и теории цивилизации. Так С. С. Аверинцев довольно резко отозвался о взглядах Шпенглера: «описание первофеноменов производится у Шпенглера с грубоватой односложностью, дающей большую внешнюю четкость, но насилующий факты… Для схватывания внутренней формыкультуры Шпенглер требует специфической формы знания, не тождественной с систематическим научным знанием: «физиогномический такт», артистическая чуткость восприятия».[25]
Но тем не менее, как отмечают авторы этого сборника Г. Люббе и А. Демант, эта метафоричность имеет свое оправдание и прежде всего как выражение творческого воображения, столь важного для выхода за круг накопленных фактов.
Как отмечает Питирим Александрович Сорокин, что осталось сугубо «шпенглерианским» противопоставление культуры как творческого начала и цивилизации как губительного окостенения культуры, умирающей в технике, избытке интеллектуализма и рациональности. Также он отмечает, что Шпенглер, как и Н. Данилевский, А. Тойнби и др., не дает ясного ответа на вопросы: Какого рода единство представляет собой цивилизация? Являются ли цивилизации всего лишь пространственными скоплениями или же это причинно-смысловые системы? «В их работах отсутствует различение между скоплениями и полускоплениями, причинными, смысловыми и причинно-смысловыми единицами», - пишет Сорокин. Также он отмечает, что ошибка Шпенглера (как Данилевского и Тойнби) состоит в утверждении, что все цивилизации проходят один и тот же одновариантный «органический» цикл: они рождаются, развиваются, а в конечном счете распадаются и гибнут. Цивилизация не может погибнуть целиком, так как не представляла собой реального целого. «Даже самый беглый анализ смысла рождения, роста, зрелости, надлома и гибели показывает бессмысленность и ошибочность этих терминов в применении к совокупному конгломерату культурных систем и скоплений, содержащихся в каждой «цивилизации». Ни одна из этих теорий не в состоянии точно указать, ни когда зародилась та или иная «цивилизация» и каковы признаки ее зарождения, никогда она погибает и каковы критерии ее гибели».[26]
Почти одновременно с «Закатом Европы» Альберт Швейцер, великий гуманист ХХ века, опубликовал свою статью «Распад и возрождение культуры», в которой упадок европейской культуры осмысливался тоже как трагедия мирового масштаба, а не как эпизод в истории падения мировой буржуазии. Если, согласно О. Шпенглеру, «закат» вообще невозможно конвертировать в «восход», то А. Швейцер верил в этот «восход». Для этого, говорит Швейцер, необходимо было, чтобы европейская культура обрела вновь прочную этическую основу.
А. Швейцер оценил теорию Шпенглера как попытку узаконить право на существование цивилизации, свободной от нравственных норм, цивилизации, свободной от гуманистических духовных принципов. По мнению Швейцера, распространение в обществе идеи о неизбежности бездушной механической цивилизации способно только внести в общество пессимизм и ослабить роль моральных факторов культуры.
Н. Бердяев назвал ошибкой Шпенглера то, что тот придал «чисто хронологический смысл словам цивилизация и культура и увидел в них смену эпох». С точки зрения Бердяева, в эпоху цивилизации существует культура, как и в эпоху культуры существует цивилизация.
В 1920 году вышла в свет знаменитая книга Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». С его точки зрения о «падении Запада» и речи быть не может. «Ядро европейской культуры (теории государства и права, музыки, архитектуры, литературы) – универсальный рационализм, порожденный ею давно, но получивший универсальное значение как раз в ХХ веке».[27]
Таким образом в 1920-е гг. были сформулированы три идеи будущего западноевропейской культуры. Шпенглер утверждал, что Запад обречен на гибель, Швейцер – культуру можно спасти, а Вебер в свою очередь считает, что гибель западной культуры невозможна.
