Почему цивилизация, которая несет человеку социальное и техническое благоустройство жизни, вызывает у Шпенглера ощущение гибели культуры? По этому поводу философ пишет, что цивилизация – это крайнее и искусственное состояние, это завершение, как смерть за жизнью, как неподвижность за развитием, как умственная старость и окаменевший мировой город за деревней. Цивилизация – это неизбежный конец.
«Переоценка ценностей – таков внутренний характер всякой цивилизации» - пишет Шпенглер в пятой главе «Картина души и чувство жизни» в разделе II «Буддизм, стоицизм, социализм». «Она начинает с того, что переделывает все формы предшествовавшей культуры, иначе понимает их, иначе ими пользуется». Иными словами она ничего не создает, она только перетолковывает, в этом негативная сторона цивилизации, которая значит лишь одно – гибель культуры. Именно буддизм, стоицизм, социализм, по Шпенглеру, суть проявления мироощущения людей не цветущей культуры, а времени ее заката, падения, перехода к цивилизации. Культуру философ сравнивает с живым телом души, а цивилизацию – с мумией. «В этом различие западноевропейской жизни до 1800 и после 1800 года, жизни в избытке и самоочевидности, чей образ изнутри вырос и возник, притом в одном мощном порыве от детских дней готики вплоть до Гете и Наполеона, и той поздней, искусственной, лишенной корней жизни наших больших городов, формы которой строятся интеллектом»[20]. Культура рождается почвой в виде организма, говорит Шпенглер, а цивилизация образуется при первом остывании механизма культуры. «Культурный человек живет, углубляясь внутрь, цивилизованный живет, обращаясь во внешнее, в пространстве, среди тел и «фактов». Что один воспринимает как судьбу, другому кажется соотношением причины и действия».[21]
Почему же еще Шпенглер считает цивилизацию гибелью культуры? Сущность всякой культуры, говорит он, является религия, следовательно, сущность всякой цивилизации – иррелигиозность. Это можно видеть в творчестве Мане по сравнению с Веласкесом, Вагнера – с Глюком, Лисиппа – с Фидием. Религиозна архитектура рококо даже в ее самых светских созданиях, иррелигиозны римские постройки, в том числе и храмы богов. «Мировые города в противоположность старым городам культуры, Александрия в противоположность Афинам, Берлин – Нюрнбергу, иррелигиозны во всех своих подробностях включительно до картины улиц, до языка и сухих интеллигентных черт лиц».[22] Именно угасание живой внутренней религиозности равносильно, по мнению Шпенглера, превращением культуры в цивилизацию.
Под всем выше сказанным философ подводит итог: «С началом цивилизации нравственность превращается из сердечного образа в головной принцип, из непосредственно наличествующего феномена – в средство и объект, которым оперируют. Она уже не вскрывается в каждой черте жизни, а обосновывается и приводится в исполнение». Иными словами в цивилизации в отличие от культуры нет ничего живого, нравственного, созидающего, нового. Поэтому цивилизация – это гибель культуры.
Таким образом, раскрывая данные три постулата, О. Шпенглер приходит к выводу, что культура и цивилизация это совершенно два разных явления. Культура не есть развитие цивилизации. Цивилизация зарождается как только наступает надлом в развитии культуры, и пути назад не существует, поскольку как у любого живого организма концом культуры будет смерть. Зарождение цивилизации – это и есть та самая гибель, которая постигает любую культуру. Это явление Шпенглер связывает и с Западной культурой. «Античность тоже умерла, но ничего не знала об этом. Она верила в вечное бытие. Она переживала свою последнюю пору все еще с тем же откровенным счастьем, день за днем, как подарок богов. Мы знаем нашу историю. Мы умрем сознательно и проследим все стадии собственного разложения острым взглядом опытного врача. Нас ожидает еще последний духовный кризис, который охватит весь Запад»2.
В каком образе придет конец? Об этом Шпенглер пишет в последней главе «Фаустовское и аполлоновское познание природы». Первый том заканчивается описанием симптомов конца западной науки, один из которых «утончение интеллекта». Это значит то, что наука превращается в чистую игру функциональными числами. Физика и химия сто лет назад были чужды друг другу, а теперь их нельзя трактовать раздельно. «Пятьдесят лет назад существенную часть химии можно было излагать почти без математики: теперь химические элементы готовы превратиться в математические постоянные величины переменных комплексов отношений.<…> Молекулярная теория давно уже сделалась областью чистой математики. Физиология стоит на пороге того, чтобы стать главой органической химии и пользоваться средствами счисления бесконечно малых величин. Строго разделенные по органам чувств части старой физики – акустика, оптика, учение о теплоте – растворились в динамике материи и динамике эфира, чисто математическое разграничение которых оказывается почти невозможным».[23] Иными словами все в науке становится подчинено числу. Цикл западного природопознания, говорит Шпенглер, - приходит к своему завершению.
Вспомним, что первая глава первого тома названа «О смысле чисел», и в ней показано, что число является прасимволом любой культуры. Путь к числу «есть возвращение духа к собственной тайне». «Под этим сплетением вновь обнаруживается самое раннее и глубокое: миф, непосредственное становление, жизнь». Иными словами западная культура возвращается вновь к своему началу, к своей чистой природе.
