Свет как частицы или волны. Гюйгенс

.<…>Другие явления, порождающие цвет, приводили к иному выводу. Гримальди (1618 - 1663) задолго до Ньютона изучал цвета, обнаруживаемые по краям теней, в частности по краям узких щелей или волос. Он также обнаружил, что при прохождении вблизи какого-либо предмета лучи света были не абсолютно прямыми, а слегка изогнутыми - дифрагированными. Он приписал оба эти явления волновым колебаниям, подобным хорошо всем знакомой ряби на поверхности воды, или звуковым колебаниям, причем различные цвета имели различную длину волн, подобно музыкальным звукам.

Гюйгенс развил эту идею математически и показал, каким образом волновая теория света объясняет как диффракцню, так и цвета тонких пластинок. Кроме того, он объяснил, гораздо лучше Ньютона, любопытное свойство исландского шпата (кальцита), который, если смотреть через него, удваивает предметы. Однако и в этом случае победил авторитет Ньютона, и волновая теория света должна была ожидать своей реабилитации более чем сто лет.

<…>

Ложная заря рациональной химии

Открытие пустоты дало тот первый ключ, который мог бы привести к развитию рациональной химии уже в XVII веке, а не столетием позже..<…>Химия никогда не входила в классический канон, и элементы Аристотеля - земля, вода, воздух и огонь - всегда имели скорее метеорологический и физический, чем химический аспект <…>

В XVII веке химия не достигла еще такого состояния, когда было бы возможным применение корпускулярного анализа. Для этого ей необходимо было упорно накапливать новые, добытые опытным путем факты, что должно было осуществиться в следующем столетии. В отличие от физики, химия требует многократного экспериментирования и не содержит самоочевидных начал. Без таких начал она должна оставаться «оккультной» наукой, зависящей от реальных, но необъяснимых тайн.

…после XV века химический мир быстро расширялся. Случайно получали новые вещества с замечательными свойствами, такие, как, например, фосфор; в странах Старого и Нового Света открывали новые металлы, как, например, висмут и платину. Для того чтобы объяснить их свойства, необходимы были новые теории, постоянно проверявшиеся новой практикой. В первое время эти теории были по необходимости качественными и туманными, но они образовали существенную основу для более точных теорий. Потребности все более специализировавшихся ремесел и промышленности вызывали постоянную нужду в определенных химикалиях - селитре, квасцах, железном купоросе (сульфате железа), купоросном масле (серной кислоте), соде, что породило химическую промышленность, из опыта и проблем которой должна была вырасти рациональная химия позднейших времен.

Биология XVII века

Объяснить мир живых вещей, неизмеримо более сложный, было, конечно, значительно труднее, чем мир химических преобразований. Поэтому не удивительно, что новая механическая, корпускулярная философия, несмотря на ее претензии, приносила мало реальной пользы… Представление Декарта о животном-машине и человеке-машине, отличавшихся друг от друга только наличием у последнего особого приспособления в виде разумной души, управляющей им через шишковидную железу, мало сделало для того, чтобы продвинуть вперед физиологию. Борелли (1608-3678) еще продолжил эту аналогию, создав механистическую теорию объяснения движения конечностей людей и животных. Гидравлика была хороша для сердца и крови, однако оказалась бесполезной для мозга и нервной жидкости.

В чем XVII век действительно сделал решающий шаг вперед, так это в области наблюдения, в особенности в использовании микроскопа … который впервые показал человеку, что сперматозоиды - источник зарождения жизни. Более непосредственное и серьезное значение имела, однако, работа НеемииГрю (1641—1712), заложившего основы физиологии растений, и Джона Рэя (1627—1705), сына кузнеца, сделавшего первые шаги для научной классификации растений и, с меньшим успехом, животных.

<…>