Психология допроса свидетелей и потерпевших

Ученые и юристы-практики издавна стремились выработать такие приемы получения, проверки и оценки показаний, которые покоились бы на объективных данных и заменяли собой безотчетное доверие или недоверие к допрашиваемому.

Как уже указывалось, итоги научных изысканий в этой области на первых порах дали повод к преувеличенной критике свидетельских показаний как источника доказательств. Некоторые юристы, опираясь на якобы научно доказанную непригодность свидетельских показаний в качестве источника судебных доказательств, требовали если не полного изгнания

свидетелей из процесса, то возможно более широкой замены их вещественными доказательствами и максимальной «технизации» уголовного судопроизводства.

Сказанное не означает, однако, что в зарубежных исследованиях по вопросам психологии свидетельских показаний нет ничего, заслуживающего внимания. В них имеются позитивные элементы и фактические данные, которые представляют интерес и могут быть использованы в нашей науке и практике.

Процесс формирования свидетельских показаний по традиции условно делят на три этапа: восприятие, запоминание и воспроизведение. Такое деление необходимо для научного рассмотрения явлений, наблюдаемых на каждом из этих этапов. Но указанные этапы (или стадии) объединяют весьма разнородные психические процессы. В результате многие из этих процессов, в том числе и оказывающие большое влияние на характер показаний, ускользают от внимания исследователя и не учитываются, что нередко является источником самых неожиданных ошибок.

Запоминание, например, само по себе есть сложный процесс, в котором различается первичное запечатление, последующая переработка воспринятого, стирание воспоминаний и их восстановление.

Воспроизведение также складывается из весьма разнородных процессов - главным образом воспоминания и словесного оформления. Но этим не завершается процесс свидетельство-вания. Все сказанное свидетелем в свою очередь воспринимается допрашивающим, который также перерабатывает этот материал в своем сознании, фиксирует его в установленной процессуальной форме. То же повторяется на последующих допросах, проводимых разными лицами, и в совершенно своеобразной обстановке на суде.

Таким образом, в каждом случае материал свидетельских показаний испытывает влияние множества психологических факторов, действующих на разных этапах, которые не укладываются в упомянутые традиционные стадии.

Существенным недостатком большинства исследований является еще и то, что при их проведении главное внимание уделяется рассмотрению чувственного познания, а роль мышления при формировании свидетельских показаний недооценивается.

Этим, видимо, объясняется то обстоятельство, что до последнего времени психологические вопросы рассматривались лишь применительно к простейшим случаям, когда речь шла о восприятии какого-то отдельного предмета, изолированного факта, одноактного события, происшествия, то есть, когда все ограничивалось лишь показаниями свидетелей-очевидцев.

Между тем известно, что значительную массу свидетелей составляют лица, чьи показания освещают различные факты, воспринимавшиеся неоднократно, длившиеся подолгу и связанные с другими фактами, образуя более или менее цельную картину либо фрагмент расследуемого события, человеческого поведения или взаимоотношений между людьми.

Конечно, и здесь можно выделить конкретные восприятия. Но чувственная сторона познания в подобных случаях не исчерпывает источников осведомленности свидетеля. Сведения, почерпнутые им из письменных документов и в результате общения с людьми, при помощи речи нельзя свести к одним лишь восприятиям. Вот почему, например, при допросе свидетеля об образе жизни обвиняемого по делу о хищении, попытка проследить процессы формирования показаний вплоть до ощущений зачастую лишена практического смысла. Такая необходимость возникает только в случае, если вызывает сомнение сама возможность восприятия того или иного факта.

Свидетельские показания - это исходящая от свидетеля информация о фактах, имеющих значение для дела. Поэтому психология свидетельских показаний и должна рассматривать пути прохождения такой информации от источников получения ее свидетелем до передачи для нужд уголовного процесса и закрепления в установленной законом форме.

Методически целесообразно рассматривать процесс формирования свидетельских показаний с точки зрения изменений, происходящих с этой информацией, применительно к следующим основным этапам:

- получение, накопление и обработка информации;

- запечатление, сохранение и переработка информации;

- воспроизведение, словесное оформление и передача информации;

- прием, переработка и процессуальное закрепление информации;

- повторное свидетельствование1.

Получение, накопление и обработка информации.

Первым и простейшим средством получения информации о явлениях реального мира служат ощущения, отражающие отдельные свойства и стороны этих явлений. Наши органы чувств в основном правильно отражают действительность и служат надежной основой жизнедеятельности человека. Особую остроту придает органам чувств человеческая мысль.

Мышление предостерегает нас от многих ошибок, которые, казалось бы, неизбежны в силу явлений обмана зрения, слуха и других органов чувств.

Конечно, чувственные возможности людей ограничены порогами, которые детально исследованы в психологии. Ограничена и разрешающая способность, то есть количество объектов, различаемых при помощи того или иного органа чувств, и минимальное время, потребное для раздельного восприятия определенных объектов.

Способность ощущать индивидуальна. Она может быть пониженной и повышенной, а также носить патологический характер. Острота отдельных органов чувств значительно возрастает под влиянием тренировки.

Величина порога ощущений зависит от привыкания к определенным условиям - адаптации, которая может иметь и положительное, и отрицательное значение для точности показаний. Так, привыкание к темноте повышает возможность различить слабоосвещенный предмет, а привыкание к душной атмосфере помещения может воспрепятствовать обнаружению запаха табака.

Восприимчивость к отдельным раздражителям у одних и тех же людей бывает переменной в зависимости от их физического и психического состояния, что необходимо учитывать при проверке показаний свидетеля, когда возникает сомнение в его способности видеть, слышать или иначе ощущать описываемое явление.

Экспериментально установлено, что чувствительность может быть обусловлена и чередованием, и взаимодействием ощуще

1 Здесь речь идет об изменении и искажении информации в показаниях добросовестных свидетелей. Об умышленном умолчании и лжи говорится применительно к показаниям обвиняемого и подозреваемого в следующем параграфе.

ний. Интенсивный раздражитель, воздействующий на один из органов чувств, снижает чувствительность к слабым сигналам, действующим на другие органы чувств; отдельные же ощущения, напротив, повышают их восприимчивость.

Поскольку разные стороны и свойства предмета (явления), воздействуя на органы чувств, вызывают систему различных ощущений, в человеческом сознании отражается более или менее целостный образ предмета. Такое отражение, называемое восприятием, служит наиболее богатым источником информации.

Известно, что на полноту и точность восприятий влияют прошлый опыт, знания, потребности, интересы и, что особенно важно, цели и задачи, которые ставит перед собой воспринимающий. С этим связана избирательность восприятии - преимущественное выделение определенных объектов и признаков. Порождая различия в восприятиях и последующих показаниях, она вызывается причинами объективными, к которым относятся особенности воспринимаемых объектов и условия восприятия, и субъективными, то есть индивидуальными особенностями свидетеля и его отношением к воспринимаемым объектам.

Полнота и точность чувственной информации зависит от объема и характера внимания, эмоциональной окраски восприятий, содержания деятельности воспринимающего, его установок. Короче говоря, нет ни одной психической закономерности, которая не оказывала бы какого-то влияния на материал будущих показаний, и наличие таких влияний должно выясняться и оцениваться следователем и судьей1.

Чрезвычайно большое и важное место в материале показаний принадлежит информации, извлекаемой свидетелем в результате общения с людьми при помощи речи. Правильность восприятия речи во многом зависит от знания свидетелем языка, его способности правильно понимать сказанное или написанное. Устная речь по сравнению с письменной может содержать дополнительную информацию. Тон, интонационные изменения и акценты, а также мимика и пантомимика говорящего позволяют точнее по

1 «Отражая объективную действительность, - пишет С.Л. Рубинштейн, -восприятие делает это не пассивно, не мертвенно зеркально, потому что в нее одновременно преломляется вся психологическая жизнь конкретной личности воспринимающего». (Основы общей психологии. М., 1940, стр. 198).

нять сказанное. Однако и устная речь зачастую допускает различное толкование. Этим объясняется возможность искажения в показаниях «со слов»1.

Характеризуя течение каждого процесса восприятия, следует различать начальный период, когда происходит непосредственное соприкосновение свидетеля с каким-то явлением, возникают ощущения, которые поглощаются мыслительным процессом и сопровождаются самым приблизительным, первичным пониманием ситуации.

Затем наступает следующий (аналитический) период. Здесь лица, сразу понявшие ситуацию, идут дедуктивным путем, отыскивая детали, подтверждающие правильность вывода. Не понявшие же идут к раскрытию содержания как бы индуктивно, производя поиски деталей, опираясь на которые можно понять общее.

Правильное понимание предмета невозможно без определенного минимума знаний о нем. Большую роль при этом играют непонятные детали, которые в зависимости от ситуации привлекают внимание или опускаются.

Процесс восприятия завершается синтетическим периодом. В ходе синтетического образования фантазия восполняет отсутствующие детали. Но из помощника она может превратиться и в серьезную помеху, если имеющиеся данные ненадежны и недостаточны, а воображение чрезмерно. Синтетическое образование завершается более или менее полным оформлением образов и понятий в мыслительной речи2.

Итак, воспринимая то или иное явление, будущий свидетель (подчас и сам того не замечая) истолковывает, осмысливает и постигает его, используя различные мыслительные операции и логические приемы. Полученная информация оказывает обратное влияние на наблюдение и восприятие.

При восприятии какого-либо отдельного эпизода, события или происшествия, получение информации завершается одной срав

1 Известен ряд экспериментов, проводившихся для изучения метода серийной репродукции. Рассказ одного лица через некоторое время воспроизводится другим, рассказ другого - третьим и т.д. В результате исходный материал изменялся подобно тому, как это бывает в игре, называемой «испорченный телефон».

2 Изложенная схема процесса восприятия освещается в работе В.А. Артемо-ва «Психология восприятия». Сборник, посвященный 35-летию научной деятельности академика Д.Н. Узнадзе. Тбилиси, 1948, стр. 21-30.

нительно кратковременной сценой, которая произошла в присутствии свидетеля. Но чаще всего материал будущих показаний является фрагментарным, многоэпизодным, относящимся к разновременным событиям. В таких случаях информация постепенно накапливается, а переработка ее в сознании бывает еще более длительной и сложной.

Эту краткую характеристику первого этапа формирования свидетельских показаний необходимо дополнить указаниями на те явления, которые чаще всего порождают искажения информации.

К ошибкам, возможным на этой стадии формирования показаний помимо оптических, слуховых и других искажений, относятся также неверные оценки размеров, расстояний, количества, неправильные суждения о соотношении, последовательности и других связях между предметами и явлениями.

Весьма пагубно на точность восприятия действует испуг, особенно, когда сам объект восприятия носит угрожающий характер.

Обычно люди склонны преувеличивать пережитые опасности. Кроме того, острые переживания суживают сознание и снижают полноту и точность отражения. Общеизвестно влияние аффектов на возникновение ошибочных представлений потерпевшего1.

Неправильное понимание может быть обусловлено и отношением свидетеля к происходящему. Так, очевидец нередко воспринимает какой-либо жест или движение как действие, связанное с нападением или защитой, в зависимости от принадлежности свидетеля к одной из сторон. Иногда восприятие может быть искажено вследствие симпатии или предубеждения. Доказано также, что мысль, противная убеждениям свидетеля, усваивается труднее, чем соответствующая этим убеждениям.

Нередко ошибки возникают при восполнении пробелов в воспринятом материале из-за «подмены действительного обычным». Стремясь к образованию логически цельной картины происшедшего, свидетель, если часть ее не была им воспринята, заполняет имеющиеся пробелы данными, почерпнутыми из своего опыта, и расценивает их как естественные, обязательные и для данного случая.

' В.В. Срезневский. Испуг и его влияние на некоторые физические и психические процессы. Спб., 1906.

Ошибочная интерпретация обусловливается тем, что в процессе осознания воспринятого свидетель, располагая данными, которые допускают различные истолкования, останавливается на одном из возможных вариантов, дорисовывая недостающие детали в своем воображении и проникаясь уверенностью в том, что эти воображаемые детали также наблюдались.

Из всего сказанного вытекает важный вывод: при получении и проверке свидетельских показаний необходимо исследовать не только соответствие действительности конечных оценок и суждений свидетеля, но и реальность их чувственной основы, проверяя в необходимых случаях, воспринимал ли свидетель те признаки, на которых основаны эти оценки и суждения.

Запечатленив, сохранение и переработка информации.

Среди явлений, характерных для следующего этапа прохождения информации, главная роль принадлежит памяти свидетеля, его способности удерживать в сознании воспринятый материал. Уже при переходе воспринятого образа в представление он подвергается определенной переработке. Эта переработка выражается в отборе материала, в выделении и обобщении главного, привнесении фантазией элементов из прошлого опыта, утрате части воспринятого. На формирование представления влияют интерес свидетеля к тем или иным сторонам происходящего, понимание им ситуации, объем и направленность внимания. Запоминание может быть преднамеренным и непроизвольным. Преднамеренное запоминание встречается в следственной и судебной практике, когда свидетель, понимая значение происходящего, предвидит возможность будущего допроса и сознательно стремится сохранить в памяти определенное событие. Показания таких свидетелей зачастую отличаются точностью и полнотой.

Но большей частью следователю приходится иметь дело со свидетелями, непроизвольно запомнившими факты. Непроизвольное запоминание отнюдь не обязательно должно быть неполно и неточно. Многочисленные исследования показали, что оно способно давать обильный и достоверный материал для свидетельских показаний, а при активной, содержательной и осмысленной деятельности свидетеля может быть даже надежнее произвольного.

Наилучшие условия для непроизвольного запоминания создаются при непосредственном участии свидетеля в исследуемом событии, выполнении им определенных действий с теми или иными лицами, предметами или документами.

Сознательность, осмысленность деятельности свидетеля повышает качество запоминания, а стереотипность, автоматизм, импульсивность снижают его. Трудно, например, ожидать, чтобы в памяти курильщика сохранились ничем не примечательные обстоятельства того, как им была погашена папироса, хотя это и может иметь серьезное значение для дела. Отклонения же от принятого порядка, необычность положения, возникновение каких-либо препятствий, вынуждающих свидетеля действовать непривычным образом, всегда лучше удерживаются в памяти.

Прочность запечатления значительно возрастает при словесном оформлении воспринятого и мыслей о нем, особенно, если свидетель делился ими с окружающими.

Своеобразно действует на запоминание повторяемость восприятий. Утверждение о том, что повторение способствует сохранению в памяти воспринятого, правильное в отношении усвоения учебного материала, оказывается неточным, когда речь идет о материале показаний свидетелей.

Исследованиями отечественных психологов установлено, что не механическая повторяемость явлений, а значимость их для воспринимающего служит основой точного запоминания. Обыденность происходящего глушит интерес свидетеля, мешает подметить и запомнить даже то, что было в данном случае необычным. Поэтому первое соприкосновение с предметом или явлением, пробуждающее у свидетеля определенный интерес, как правило, бывает наиболее продуктивным. Повторение же восприятий может иметь положительное значение лишь, если свидетель усматривает каждый раз что-то новое или в результате специального усилия мысли узнает ранее воспринимавшееся, постигает его связь с иными явлениями наблюдавшимися в прошлом.

Таким образом, сам процесс накопления информации способствует запечатлению отдельных ее элементов в памяти.

Надо иметь в виду, что на процессы памяти, особенно на непроизвольное запоминание, влияют эмоции свидетеля.

•т

То, что затрагивает не только ум, но и чувства, заставляет мысль постоянно возвращаться к пережитому, способствует закреплению воспоминаний. Однако бурно переживаемые события могут оказать отрицательное влияние на восприятия и препятствовать сохранению их в памяти. Так, иногда потерпевший в состоянии сильного испуга утрачивает способность запомнить, что с ним произошло.

На сохранении воспринятого в памяти сказываются и многие другие обстоятельства. Воспоминания бледнеют, стираются и вовсе утрачиваются под влиянием напряженной умственной работы, большого количества интересных событий и обилия новых восприятий. Когда их материал сходен или связан с расследуемым событием, возникает опасность смешения восприятий, подмены части информации, полученной из одного источника, сведениями, почерпнутыми иным путем (беседы с другими свидетелями, слухи, сообщения прессы и т.п.).

С течением времени опасность утраты или искажения имеющейся информации, естественно, возрастает, поэтому вопрос о сравнительной ценности немедленного и отсроченного воспроизведения постоянно привлекал к себе внимание исследователей. Попытки определить оптимальные условия для исчисления сроков наиболее эффективного допроса оказались несостоятельными1. По общему правилу промедление с допросом свидетелей нежелательно: чем меньше время, отделяющее показания от фактов, которые в них освещаются, тем менее вероятны ошибки.

Однако допрос, производящийся непосредственно вслед за происшествием (особенно допрос потерпевшего и очевидцев), может быть и недостаточно результативным; более полными иногда оказываются несколько отсроченные показания, когда переживания сгладились и память свидетеля обрела временно потерянную остроту.

Следует иметь в виду, что временное снижение памяти может быть обусловлено психическим и даже физическим состоянием

1 Речь идет о попытках основываться при решении этого вопроса на «кривой забывания», впервые разработанной в 1885 году Эббингаузом. Экспериментальные работы показали лишь примерную динамику потери информации. Так, через день забывается 25% механически запомненного материала. Однако известно, что продуктивность смысловой памяти неизмеримо выше. Для оценки показаний все эти данные носят ориентирующий характер.

свидетеля. Длительность сохранения информации зависит от индивидуальных различий и возрастных особенностей, от преобладания у свидетеля того или иного вида памяти (образной, двигательной, эмоциональной, словесно-логической), от склонности его к механическому или осмысленному запоминанию, от преимущественного запечатления зрительного, звукового, цифрового или какого-либо иного материала, что в значительной степени обусловлено интересами и профессиональными навыками.

Потеря информации под воздействием времени, то есть забывание, носит избирательный характер. Иногда этот процесс бывает обратим. Известно, что при благоприятном стечении обстоятельств, то, что казалось бы навсегда утрачено памятью, оживает, приобретает новые связи и закрепляется. В результате этого явления (реминисценция) в повторных показаниях появляются данные, которые свидетель не мог вспомнить на первом допросе, и это не должно порождать огульного недоверия.

Хотя известная потеря и искажение информации неизбежны, однако психологической наукой и повседневной практикой установлено, что человеческая память при обычном ходе событий обладает точностью, достаточной для достижения многих целей, в том числе и целей, преследуемых при допросе свидетелей.

Воспроизведение, словесное оформление и передача информации.

Даче показаний всегда предшествует воспоминание свидетелем или потерпевшим фактических обстоятельств, имеющих значение для дела. Воспоминания о воспринятом и пережитом появляются и на более ранних этапах формирования показаний по мере накопления информации, восприятия новых фактов, распознавания их связи с предыдущим. Уже в этом заложены элементы воссоздания в мыслях событий прошлого, которое может носить и непроизвольный и преднамеренный характер. В последнем случае, испытывая определенные трудности в воспроизведении тех или иных фактов, люди прилагают специальные усилия, чтобы восстановить забытое. Процесс припоминания имеет место уже при получении свидетелем вызова на допрос. Однако это не механическое возобновление ранее воспринятого материала.

Думая о предстоящем допросе, свидетель мысленно возвращается к прошлому, стремясь наиболее точно вспомнить, как было

дело, рассказывает об этом своим близким. Замечая пробелы в своих воспоминаниях, он часть из них оставляет невосполненными или вспоминает забытое позднее. Известная часть пробелов памяти неосознанно восполняется иными представлениями, на основе опыта и знаний свидетеля, подобно тому, как происходит заполнение пробелов в восприятиях. Иногда отдельные детали совмещаются во времени и пространстве, их действительная последовательность или взаиморасположение нарушается, происходит замена одной части воспоминаний другой, объединение того, что произошло раздельно, и разъединение того, что фактически было связано между собой.

Такая работа мысли приводит свидетеля к построению суждений и умозаключений, которые сам он расценивает как информацию якобы воспринятую им непосредственно. На самом же деле она зачастую является производной1.

Многие зарубежные исследователи видели в указанном влиянии мыслительных процессов лишь отрицательную сторону и требовали, чтобы свидетель воспроизводил только непосредственно воспринятые им факты, а не свои мнения, суждения и выводы. Но ведь, если следовать этой точке зрения, нужно признать за свидетелем право воспроизводить только элементарные ощущения, что является абсурдным.

Попытка исключить элементы рационального сделала бы невозможными свидетельские показания, ибо всякое воспроизведение, речевое оформление и передача информации происходит в форме суждений и умозаключений. Среди отечественных процессуалистов общепризнана неосуществимость этого требования, но считается, что «доказательственную силу имеют только сообщения свидетеля о фактах, а не его мнения и умозаключения». Ряд авторов признают доказательственное значение за теми вы

1 О типичных случаях потери и искажения информации в процессе воспроизведения говорится в работах А.А. Смирнова. Психология запоминания. Изд. АПН РСФСР, 1943; А. Г. Комм. Реконструкция в воспроизведении. Ученые записки института им. Герцена. Л., 1940, т. XXXIV. Применительно к свидетельским показаниям этот вопрос обстоятельно рассмотрен в упоминавшихся работах П. Хорошевского и И. Кертеса.

2 М.С. Строгович. Материальная истина в советском уголовном процессе. М, 1948, стр. 229.

водами, которые носят характер непосредственной оценки наблюдаемых фактов (то есть оценочными суждениями) 1.

Мы считаем, что не следует полностью отрицать доказательственного значения умозаключений свидетеля. Ведь нередки случаи, когда свидетель в силу автоматизма восприятий, неуловимости мыслительных процессов или в результате забывания не может «предъявить» исходных данных, послуживших основой сообщаемого вывода. Он, например, мог судить о длительности какого-либо события, основываясь на своем опыте и умении определять те или иные отрезки времени, или мог заключить об этом, учитывая проделанную им работу. Так, у педагогов вырабатывается «чувство времени», позволяющее довольно точно определять отрезки времени, близкие к длительности урока. Такую же природу имеют многие спортивные и профессиональные навыки (глазомер и т.п.).

Однако доказательственное значение следует признавать не за всеми оценками и умозаключениями, а лишь за теми из них, которые прямо вытекают из восприятий, имеют непосредственную чувственную основу. При более отдаленных связях, при наличии посредствующих звеньев выводы утрачивают самостоятельную роль и представляют ценность лишь постольку, поскольку они покоятся на фактических данных, которые и рассматриваются как доказательства. Сами по себе такие выводы свидетелей полезны для собирания и оценки доказательств. Посылка и вывод корректируют друг друга, служат средством взаимного контроля и указателем для отыскания новых фактов2.

В связи с тем, что при восприятии внимание концентрируется на смысле происходящего, а чувственная основа, как правило, отходит на задний план, свидетель при воспроизведении зачастую вспоминает лишь значение события, а исходные данные остаются в глубине его памяти. И из того, что свидетель помнит, он далеко не все воспроизводит на допросе, полагая, что для осве

1 М.А. Чельцов. Советский уголовный процесс. Госюриздат, 1955, стр. 164; А.Н. Васильев, Г.Н. Мудьюгин, Н.А. Якубович. Планирование расследования преступлений. Госюриздат, 1958, стр. 132-134, и другие.

2 Тем более не имеют значения доказательств нравственные и юридические оценки, даваемые свидетелем, равно как голословные утверждения и впечатления, лишенные фактической основы.

щения поставленного вопроса достаточно сообщить свой вывод, рассказать-о смысле воспринятого. Значительную часть информации он не передает, считая ее несущественной.

Поэтому всегда следует побуждать свидетеля к исчерпывающему воспроизведению всего, что может относиться к расследуемому событию или иметь значение для проверки и оценки показаний. С целью контроля, выявления имеющейся информации и облегчения припоминания забытых фактов бывает необходимо прослеживать весь процесс образования понятий, суждений и умозаключений свидетеля до их истоков, добиваться, чтобы свидетель восстановил в своей памяти и описал первичные образы людей, вещей, событий и по возможности текстуально воспроизвел содержание и конкретные формы устной речи и письменных документов1.

Нередко эмоции, испытываемые свидетелем в связи с допросом, отрицательно влияют на его память и мешают вспомнить факты, которые в другой обстановке воспроизводятся без особого труда. «Поэтому, во-первых, вся обстановка, в которой идет следствие, должна быть так организована, чтобы по возможности свидетель не испытывал волнения. Во-вторых, если есть основания думать, что волнение помешало свидетелю вспомнить что-либо существенное, желательно через некоторое время провести

повторный опрос»2.

Обстановка, в которой протекает допрос, влияет и на качество словесного оформления свидетельских показаний.

Сохранившиеся в памяти образы и представления служат как бы сырым материалом для воспроизведения. В ходе формулирования определенной мысли она развивается, осознается и облекается в словесную форму.

Точность передачи информации зависит от того, насколько хорошо владеет свидетель устной и письменной речью, от богатства его языка, способности правильно выражать свои мысли. Но даже при высокой культуре речи нередко наблюдается значительная разница между тем, что думал свидетель, и тем, что он сказал.

1 Положение усугубляется в тех случаях, когда свидетель утомлен. В результате утомления может наблюдаться навязчивость определенных воспоминаний и неспособность свидетеля от них отойти (так называемая персеверацация).

2 П.А. Шеварев. Психология, Изд. ВЮА, 1964, стр. 165.

Искажения могут быть результатом ускоренного темпа рассказа (ошибки, оговорки) или затруднений в подборе слов, особенно в случаях трудности припоминания или слабого понимания свидетелем предмета допроса, а также при даче показаний на неродном языке. Поэтому темпы ведения допроса не должны мешать свидетелю обстоятельно излагать свои мысли.

Словесное оформление помимо содержания информации включает в себя оценку допрашиваемым точности и достоверности своих показаний. Уверенность или неуверенность в правильности сообщенного свидетель выражает словами «по-видимому», «смутно припоминаю», «кажется», «ясно помню». Эти речевые оттенки могут свидетельствовать о возможности ошибок, о большей или меньшей степени точности показаний, что должно учитываться при определении пределов их проверки.

Нужно, однако, иметь в виду, что субъективное отношение свидетеля к сообщаемой информации далеко не всегда отвечает действительному положению вещей и очень часто определяется свойствами его личности (самоуверенность, застенчивость и пр.).

Запасы знаний и жизненных наблюдений не представляют собой хаотического нагромождения. При восприятии они увязываются нитями ассоциаций, и эти связи вольно или невольно используются при воспроизведении.

Теорией и практикой разработаны специальные приемы оказания помощи допрашиваемому в припоминании забытых фактов. Они заключаются в постановке вопросов и словесных описаниях, активизирующих у свидетеля ассоциативные связи, применении на допросе планов, схем, рисунков, фотоснимков, моделей и макетов, а также предъявлении свидетелю различных объектов в расчете на пробуждение ассоциаций и оживление памяти. В тех же целях с участием свидетеля могут проводиться и специальные следственные действия (осмотр вещественных доказательств или места происшествия, выход на место, предъявление для опознания и др.).

Однако помощь свидетелю в припоминании забытых фактов не должна содержать никаких элементов внушения. В педагогической практике для оживления памяти учащегося используются подсказки, наводящие вопросы и так далее. В следственной и судебной практике эти методы неприемлемы, ибо в отличие от пе

дагога, который заранее знает, какой ответ является правильным, допрашивающий зачастую не располагает такими точными данными и всегда рискует внушить свидетелю неверный ответ.

Следует отметить, что искажение информации под влиянием внушения может произойти и на ранних стадиях формирования показаний, при уяснении смысла воспринятого и в результате воздействия дополнительной информации (например, слухов или газетных сообщений, влияния заинтересованных лиц, общения с другими свидетелями и пр.). Но особенно велика опасность внушения на допросе.

Опасность внушения тем больше, чем более фрагментарным и неполным было восприятие, чем многочисленнее пробелы в памяти допрашиваемого, чем слабее его воспоминания и чем доступней свидетель для посторонних влияний, в силу индивидуальных особенностей личности или неблагоприятной обстановки допроса.

Наиболее интенсивно действуют прямые утверждения допрашивающего, сопровождаемые требованием или увещеванием подтвердить или опровергнуть тот или иной факт. Не случайно закон специально указывает на то, что допрос начинается свободным рассказом свидетеля обо всем известном ему по делу.

Внушение может быть результатом вольных или невольных подсказок и поправок по ходу изложения, которые, по мнению лица, производящего допрос, помогают свидетелю приблизить его к наиболее точному описанию событий. Доверяя авторитету следователя, допрашиваемый нередко старается оценить свои показания его глазами, корректирует и приноравливает свои ответы к тому, что уже установлено по делу.

Правильно или ложно истолкованные реплики, замечания, жесты, интонации и выражение лица следователя (одобрение или неудовольствие, разочарование или недоверие) действуют на добросовестного свидетеля и нередко побуждают к определенному ответу, который представляется ему наиболее желательным для допрашивающего. А при допросе заинтересованного свидетеля это может вызвать и обратную реакцию.

Польский криминалист П. Хорошевский справедливо отмечает, что нередко сам факт допроса вызывает у свидетеля «тенденцию дать конкретную информацию даже тогда, когда ближе все

го к истине было бы заявить «не знаю»1.

Иногда и настойчивость, с которой в ходе.следствия возвращаются к выяснению какого-либо обстоятельства, внушает свидетелю мысль о том, что его показания не удовлетворяют допрашивающего и от него требуется какое-то иное освещение события. Во избежание такого превратного толкования, причина постановки повторных вопросов, как правило, должна объясняться свидетелю.

Наконец, внушающее воздействие могут оказывать вопросы, наводящие свидетеля на определенный ответ. Закон прямо указывает на их недопустимость.

Некоторые процессуалисты противопоставляют наводящим вопросам вопросы, дополняющие, уточняющие, детализирующие, напоминающие, контрольные, постановка которых правомерна и необходима2. Нужно, однако, иметь в виду, что каждый из этих вопросов, в определенной ситуации также может стать наводящим. Так, невинный на первый взгляд вопрос «В какое время вы встретили обвиняемого?» примет характер явной подсказки, если свидетель ничего о такой встрече не говорил. Следовательно, при постановке вопросов необходимо учитывать не только их содержание и формулировки, но и соотношение их с той информацией, которая до этого воспроизведена свидетелем.

Не безразлична с точки зрения внушаемости и «словесная оболочка» вопроса. Зарубежные исследования в этой области показывают, что так называемая объективная форма вопроса («Был ли в данном месте N», при условии, что его там не было) порождает большее количество ошибок, чем субъективная («Видели ли вы там N»), а негативная конструкция вопроса («Не было ли там N») действует более внушающе, чем позитивная («Был ли там N») 3.

1 П. Хорошевский. Криминалистика. Варшава, 1956, стр. 86.

2 М.С. Строгович. Курс советского уголовного процесса. Госюриздат, 1956, стр. 310-315.

3 Эти данные приводят, например, Г. Бертт в работе «Прикладная психология»; Ф. Берриен. «Практическая психология» и др. Заметим попутно, что зарубежные авторы считают внушающими все вопросы, на которые можно ответить только «да» или «нет». Это признание особенно знаменательно в связи с тем, что при допросе с помощью полиграфа ставятся только такие вопросы, и это должно служить одним из серьезнейших аргументов против применения указанной аппаратуры в следственной и судебной практике.

В любых случаях вопрос должен быть сформулирован и поставлен так, чтобы свидетель не мог извлечь из него никакой информации для своего ответа и вынужден был обращаться только к своей памяти. Лишь после того, как свидетель исчерпал этот источник, ему могут быть сообщены дополнительные данные (например, предъявлены какие-либо предметы или документы, перечислены какие-либо понятия, оглашены показания и т.п.), если это необходимо для устранения противоречий или освежения памяти.

Однако и здесь во избежание подсказки по возможности предъявляется не один, а несколько объектов, перечисляется несколько понятий, способных напомнить забытое, оглашается часть документа с тем, чтобы последующее показание было свободным от определенного внушения. Иными словами, любой вопрос должен побуждать свидетеля к «свободному рассказу», но, в отличие от первоначального изложения всего, что ему известно по делу, он должен освещать только одно или несколько обстоятельств.

В пользу этого положения говорят результаты многочисленных экспериментов, проведенных с целью сравнительного исследования достоинств и недостатков основных форм получения показаний: свободного рассказа, прямого и перекрестного допроса.

Приведем один из таких экспериментов. Одетый в восточный костюм человек вошел в класс с несколькими книгами в руках и вручил преподавателю письмо, который, прочтя его, сделал заметки и вернул пришедшему. Участники этой сцены совершили и некоторые иные действия, которые наряду с другими деталями могли иметь значение для инсценируемого события.

В результате последующего свободного изложения, прямого и перекрестного допроса было получено от присутствовавших около 150 ответов, анализ которых дал следующие результаты (в

	Способ получения показания
свободное изложение	прямой допрос	перекрестный допрос
Полнота Точность Осторожность	23 94	31 83 40	29 76

Из приведенной таблицы видно, что свободное изложение фактов является более точным, но полнота его крайне низкая. Полученные в результате прямого допроса данные являются более полными, однако их точность уступает свободному изложению. Перекрестный допрос имеет примерно ту же полноту, что и прямой, но является наименее точным. При перекрестном допросе заметно увеличивается число ответов «не знаю». Опыт был повторен в условиях, когда испытуемые знали, что их будут спрашивать о наблюдаемом событии. Его результаты совпали с результатами описанного эксперимента. Это лишний раз свидетельствует об отрицательных последствиях внушения, порождаемого допросами1.

Казалось бы, детальное исследование проблемы внушения должно было привести к выводу о категорической недопустимости таких приемов допроса, которые хотя бы в малейшей степени оказывали внушающее воздействие на свидетеля. Однако зарубежные психологи, декларируя на словах необходимость всячески избегать внушения, тут же высказывают рекомендации, которые по существу сводят на нет ранее сделанные правильные выводы.

Несостоятельность таких рекомендаций очевидна. Какова бы ни была цель наводящих вопросов, все они таят серьезную угрозу искажения истины, опасность того, что свидетель даст показания о деталях и подробностях, которых он в действительности не наблюдал. На свидетелей, настроенных неприязненно по отношению к следователю, наводящие вопросы могут производить и противоположное воздействие, возбуждать психическое явление негативизма, выражающееся в стремлении отрицательно реагировать на поставленный вопрос, утверждать противоположное.

Особую осторожность надо соблюдать при допросе несовершеннолетних, которые чрезвычайно легко подвергаются внушению.

В подтверждение этого сошлемся на психологический эксперимент, проведенный по одному делу в связи с проверкой показаний двух девочек. Восемнадцати детям было предложено сказать, какого цвета борода у одного из учителей (на самом деле этот учитель никогда не носил бороды). Шестнадцать детей ответили, что борода черного цвета. В другой части эксперимента от

1 Журнал уголовного права и криминалистики Балтимора, 1924, № 15.

8-летних учеников потребовали, чтобы они дали письменные ответы на заданные им вопросы: «Когда вы стояли в ряд во дворе, к вам подошел мужчина, не так ли? Вы, несомненно, узнали, кто это? Напишите на своих листочках его фамилию» (на самом деле к детям никто не подходил). 7 из 22 детей написали на своих листках фамилию. Далее в вопроснике говорилось: «Это был г-н М., не так ли?» Семнадцать из 22 детей ответили на этот вопрос «да», а при индивидуальном устном их опросе дали полное описание внешнего вида этого человека и его одежды1.

В связи со сказанным несомненный интерес представляет рекомендуемый одним из авторов метод допроса, при котором внушение может быть сведено к минимуму. Его сущность легко понять из следующего диалога:

«Свидетель: Я ненавижу своего отца.

Следователь: Вы очень не любите своего отца?

Свидетель: Да, он заставляет меня работать и отбирает деньги.

Следователь: Он не разрешает сохранить то, что вы заработали?

Свидетель: Ну, да! Он все забирает, чтобы пить виски и бьет маму.

Следователь: Вы говорите, что отец плохо относится к вашей

матери?

Свидетель: Да, и к тому же он еще украл деньги.

Следователь: Ваш отец украл деньги?

Свидетель: Ну, конечно! И хочет пришить это другим»2.

Допрашивающий не осуждал, не удивлялся, не задавал вопросов. Он просто пересказывал то, что говорил подросток.

Этот метод приводит к тому, что допрашиваемый развивает свое изложение без вопросов и толчков со стороны следователя, как это происходит при обычном прямом допросе. Маловероятно, чтобы при таком допросе свидетель говорил «да» или «нет». Он по собственному почину высказывает все новые и новые положения.

Прием, переработка и процессуальное закрепление информации. Мы уже отмечали, что недопонимание и ошибочное понимание сказанного на допросе встречается очень часто. Допраши

1 Приводится по работе Г. Тоха «Правовая и криминальная психология». Нью-Йорк, 1961, стр. 17-18.

2 Г. Дудич. Психология для работников следственных судебных и исправительных органов. Спрингфильд, 1955, стр. 77-78.

ваемый неправильно понял следователя и дал объективно неверный ответ. Допрашивающий неправильно понял свидетеля и записал в протокол искаженную мысль. Источники подобных ошибок уже были рассмотрены в связи с требованиями, которые предъявляются к языку и речи следователя. Поэтому здесь мы остановимся только на протоколировании допроса. Прежде всего отметим особенность, которая принципиально отличает протоколирование допроса от фиксации иных следственных действий. Протокол осмотра, эксперимента, обыска и так далее отражает не только конечные результаты, но и сам ход следственного действия. В показаниях же, как правило, бывают запечатлены лишь конечные объяснения свидетеля, а не весь процесс взаимодействия допрашивающего и допрашиваемого. По ознакомлении с протоколом свидетель вправе потребовать удаления той записи, которую он считает ошибочной, или внести любые желательные ему изменения и дополнения.

В результате протокол допроса чаще всего не отражает самого допроса, а лишь фиксирует его итог. Между тем для оценки показаний бывает необходимо уяснение самого процесса их возникновения. Но традиционные методы фиксации и существующие формы документирования процессуальных действий в очень малой степени обеспечивают это.

Обычно при протоколировании запись ведется по окончании устного допроса, или одновременно с допросом, или же по отдельным этапам допроса.

Первый метод хорош тем, что допрос идет непрерывно, следователь не отвлекается от собеседования с допрашиваемым. Но он требует отличной памяти, большого опыта и связан с риском упустить что-то важное, утратить отдельные существенные моменты следственного действия.

Фиксация параллельно с устным изложением повышает полноту и точность записи. Протокол при этом бывает лучше, но допрос хуже. Запись неблаготворно влияет на допрашиваемого, нарушает контакт его со следователем.

Запись по стадиям, по отдельным этапам и эпизодам позволяет использовать достоинства первого и второго метода, избежать части свойственных им недостатков. Однако и этот метод далек от совершенства: в протоколе все-таки не вполне

отражаются перипетии допроса, приемы, при помощи которых получены показания; ответы свидетеля нередко «причесываются», излагаются в форме свободного рассказа, что искажает картину допроса.

Сказанное служит серьезным доводом в пользу таких дополнительных средств фиксации, как стенография и, особенно, звукозапись. Уступая протоколу в смысле процессуальных гарантий, звукозапись имеет и определенные преимущества, ибо дает возможность полностью отразить все своеобразие содержания, характера, темпа, последовательности, интонаций, подтекста состоявшегося разговора, а также методы, тон и особенности допроса.

Можно быть уверенным, что использование средств звукозаписи сведет к минимуму опасность искажения свидетельской информации в стадии ее переработки и процессуального запечатления.

Повторное свидетвльствование.

Известно, что показания обычно даются по крайней мере два раза: на предварительном следствии и в суде. Кроме того, свидетель участвует в таких следственных действиях, как очная ставка, предъявление для опознания и проверка показаний на месте, психологическая природа которых близка к свидетельствованию.

Между первым и последующими допросами действие описанных выше факторов, влияющих на формирование свидетельских показаний, не прекращается, в связи с чем продолжается и переработка материала последних. Однако первый допрос оказывает положительное влияние на последующие показания, которое состоит в том, что воспроизведенный материал лучше закрепляется в памяти свидетеля и забывание происходит намного медленней. Это необходимо учитывать при ссылке допрашиваемого на то, что он забыл ранее описанные им факты.

Привлекая внимание свидетеля к определенным обстоятельствам и мобилизуя его память, первый допрос служит стимулом для последующего воспоминания забытых фактов и восполнения пробелов при повторном свидетельствовании.

Дополнения в повторных показаниях могут быть вызваны и тем, что часть информации, сообщенной на первом допросе, не была воспринята и зафиксирована допрашивающим.

Но дополнения и изменения показаний требуют осторожного к себе отношения, поскольку в процессе расследования свидетель обычно начинает проявлять больший интерес к делу и получает много посторонней информации, которая накладывается на его показания. Может сказаться на содержании показаний и сознательное внушение со стороны заинтересованных лиц.

Ошибки, допущенные на первом допросе (искажения, порожденные внушением, неверная интерпретация показаний и их фиксация допрашивающим), легко переносятся в последующие показания и с трудом могут быть устранены. Исходя из этого и учитывая преимущества немедленного воспроизведения, иногда полагают, что при прочих равных условиях первый допрос является более ценным, а первые показания свидетеля всегда более правильны, чем последующие.

Зарубежные юристы даже иногда утверждают, что картина, установленная на предварительном следствии, точнее и лучше той, что удается воспроизвести в суде1.

Однако это утверждение явно тенденциозно. Возможности всестороннего исследования и правильной оценки обстоятельств дела у суда больше, чем у следователя, и этому не препятствует большая давность исследуемого события.

Принципиально недопустимо начинать повторный допрос с вопроса, подтверждает ли свидетель ранее данные показания или с предложения повторить их. Такой порядок толкает допрашиваемого на то, чтобы ограничиться точным воспроизведением ранее сказанного, избегая дополнений и коррективов, даже когда они совершенно необходимы. Недопустим подобный образ действий и при проведении очной ставки и проверки показаний на месте.

Во избежание механического повторения прежних показаний, закон допускает их оглашение лишь после дачи новых показаний и их фиксации2.

1 Такая мысль наиболее ясно выражена в работе А. Гельвига «Психология и техника допроса при расследовании уголовных дел» (Берлин, 1927), в которой специально рассматриваются психологические особенности повторных свидетельских показаний.

2 Это правило предусмотрено ст. 163 У ПК лишь для очной ставки, но представляется необходимым распространить его и на проверку показаний при выходе на место, а также на оглашение показаний свидетеля и обвиняемого в ходе судебного следствия (ст.ст. 281, 286 УПК).

В повторных показаниях нередко наблюдается явление, именуемое «репродукцией воспроизведения». Речь идет о том, что свидетель иногда воспроизводит не первичную информацию, не то, что он в свое время воспринял, а свои суждения, высказанные на первом допросе, свои первоначальные показания. Зная о необходимости в дальнейшем повторить показания, допрашиваемый старается не забыть сказанного. При этом действительное событие отодвигается на задний план. Чтобы отделить повторное воспоминание факта от того, как он вспоминался и описывался в первых показаниях, прибегают к допросу «в разбивку» или в последовательности, обратной первоначальному описанию, и другим подобным приемам.

Некоторые свидетели даже стремятся заучить то, что говорилось на предыдущих допросах, чему может способствовать неправильно понятое предупреждение об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. О стремлении свидетеля сохранить прошлые показания неизменными говорят текстуальные повторения, нежелание выйти за рамки сказанного, осветить обстоятельства, которые не затрагивались на первом допросе.

На практике при получении повторных показаний отмечаются

две тенденции.

Первая состоит в том, что допрашивающий сам стремится (особенно, когда прошлые показания ему кажутся предпочтительными) достигнуть буквального повторения свидетелем прошлых показаний и чуть ли не переписывает их заново, забывая о необходимости проверки и расширения имеющейся информации. Поэтому при оценке повторных показаний наличие подобной репродукции всегда должно настораживать.

Другая тенденция заключается в том, что следователь полностью игнорирует прошлые показания, не сопоставляет их с последующими и не устраняет имеющиеся противоречия. В результате каждый последующий л эпрос вносит свою долю искажений, которые сводят на нет доказательственную ценность показаний.

Исходя из того, что любой допрос способен исказить картину, имеющуюся в памяти свидетеля, некоторые авторы рекомендуют по возможности сократить число допросов, допуская повторные показания лишь тогда, когда необходимо устранить дефекты первого допроса, выяснить новые обстоятельства, разрешить возникшие противоречия или сомнения в правильности ранее дан

ных показаний (в том числе и путем очной ставки) 1.

Вряд ли следует разрешать этот вопрос с такой категоричностью. Конечно, следует избегать не вызываемых необходимостью повторных допросов, как и всякой другой бесполезной работы. Однако нельзя забывать о том, что иной раз бывает целесообразно убедиться в правильности показаний, данных другому лицу, и проверить, исчерпывается ли этими показаниями осведомленность свидетеля.

Нередко процесс вспоминания протекает медленно и постепенно. Может потребоваться несколько допросов, чтобы в сложных случаях восстановить все существенные обстоятельства, выявить необнаруженные на первом допросе «сбережения памяти». Повторные показания могут быть использованы и как средства контроля и проверки сообщаемой свидетелем информации (но, конечно, без всякого запутывания свидетеля и давления на него).

Ограничение повторных показаний тем более неприменимо в ходе судебного разбирательства, когда допрос производится разными лицами, с разных позиций, в свете разных материалов, рассмотренных на том или ином этапе судебного следствия. При получении и оценке показаний в суде не следует игнорировать и влияния обстановки судебного заседания, в которой подчас теряются даже привыкшие к большой аудитории люди.

При повторном расследовании и рассмотрении дела исследование свидетельских показаний нередко представляет большие трудности. Свидетель, уже участвовавший в судебном процессе, после общения с другими участниками и прослушивания части судебного следствия бывает в значительной мере осведомлен обо всех обстоятельствах преступления. Это накладывает отпечаток на его последующие показания. На них сказываются судебные прения, отношение аудитории, впечатление, произведенное показаниями других лиц. Свидетель проникается уверенностью или сомнениями в правильности своих слов, сочувствием или антипатией к обвиняемому или потерпевшему, и все это непроизвольно деформирует его последующие объяснения (не говоря уже об искажениях информации в результате сознательно принятого решения, например по наущению заинтересованных лиц).

Весьма критически нужно относиться к изменениям показаний потерпевших, ибо, как показывает практика, в силу своего поло

1 Тактика допроса на предварительном следствии. М., 1958, стр. 45.

жения, они особенно подвержены внушению и самовнушению. Стремясь убедить других в правоте своих слов, потерпевший несознательно усиливает аргументацию, подчеркивает отдельные положения, переходя, например, от неуверенного узнавания к категорическому опознанию.

Для правильной оценки повторных показаний целесообразно бывает проследить их историю, процесс становления от допроса к допросу в обратном порядке.

Установлено, что определенный вид ошибок проявляется иногда у нескольких свидетелей, в силу чего совпадение показаний не всегда служит бесспорным признаком их достоверности. Совпадение ошибок может быть результатом единообразия психических процессов и действия общих для этих свидетелей причин (сходство восприятий, аналогичная их интерпретация, наличие внушения и т.п.).

Возможность непроизвольного искажения истины в свидетельских показаниях не обесценивает этот источник судебных доказательств, а обязывает учитывать описанные выше закономерности при получении, проверке и оценке показаний, принимая меры к нейтрализации и преодолению нежелательных влияний.