Кому не доводилось в теплый летний денек очутиться в деревне или за городом на лугу, на какой-нибудь лесной поляне? Раскинув руки, лежишь, вдыхаешь воздух, настоянный на травах, и смотришь в синее небо, пока не покажется, что это ты сам паришь среди белых задумчивых облаков. В губах зажата сладкая травинка, и думается тебе обо всем легко и светло. И даже если тебе все же грустно, грусть твоя светла, как это небо, как шум травы, склонившейся над тобой. Многое забывается в жизни. Но хоть одно утро летнего дня, когда ты шел босиком по росистой траве, ты запомнишь. Ты запомнишь встающее солнце, еще не раскаленное, еще бледно-желтое, когда на него можно смотреть не щурясь. Когда оно своими лучами высветит темную гряду дальнего леса и, медленно, как бы с трудом, поднимаясь, вспыхнет вдруг миллионом своих отражений в выпуклых каплях росы на влажных листьях. И если животное, например корову, интересует только вкус травы и много ли ее вокруг, то неистребимая любознательность человека привела его к тому, что он дал название каждой травинке и научился узнавать ее в лицо. Разумеется, кроме любознательности была и необходимость, так как знание окружающего мира помогало человеку выжить. Знакомясь с животными, человек называл всех, которых встречал. С тех пор так и остался заяц — зайцем, волк — волком, крокодил — крокодилом, корова — коровой, а бык — быком. Когда человек стал присматриваться к растениям, он подметил, что многие из них порою чем-то напоминают уже знакомых животных. Нетрудно себе представить, что человек даже радовался, найдя такое сходство, хлопал в ладоши и громко кричал: «Да это же медвежьи уши!» или «Да это же вороний глаз!» Шевелит ветер медвежьими ушами на полянах, у обочин дорог, на песчаных склонах. Встанешь рядом с этим растением в конце июня — и увидишь, что его уши-листья растут порой выше тебя. А само растение метра два будет — не меньше. Венчики цветов желтые, на очень коротких цветоножках, собраны пучками в длинную, густую и толстую колосовидную кисть. Ну прямо русая коса какой-нибудь Василисы Прекрасной! Однажды был я в поле, где паслись коровы. Трава вокруг вытоптана, съедена, и только мохнатые листья медвежьих ушей стоят нетронутыми, Сорвал я одно растение, протянул корове. Она взяла в рот и вдруг давай мотать головой и трясти. А потом ушла от меня подальше обиженная. «Странно, — подумал я, — если трава несъедобная, то зачем корова стала ее жевать?» Потом только узнал я: корова доверяет человеку больше, чем своему опыту. Выходит, что я просто обманул ее, и ей было за что обидеться на меня. Травы знают хорошо и звери и птицы. Одними они лечатся, других боятся и потому обходят стороной, как, например, вороний глаз. Бабочки, пчелы стороной облетают это растение, а вот медведи и лоси используют его как лекарство. Не менее загадочны и другие травы и растения. Просто надо их знать, интересоваться ими и изучать.
Река играет
Проснувшись, я долго не мог сообразить, где я. Надо мной расстилалось голубое небо, по которому тихо плыло и таяло сверкающее облако. Закинув несколько голову, я мог видеть в вышине темную деревянную церковку, наивно глядевшую на меня из-за зеленых деревьев. Вправо, в нескольких саженях от меня, стоял какой-то незнакомый шалаш. А у самых моих ног плескалась река. Этот-то плеск и разбудил меня от сладкого сна. Давно уже он прорывался к моему сознанию беспокоящим шепотом, точно ласкающий, но вместе беспощадный голос, который подымает на заре для неизбежного трудового дня. А вставать так не хочется… Я опять закрыл глаза, чтоб отдать себе, не двигаясь, отчет в том, как это я очутился здесь, под открытым небом, на берегу плещущей речки, в соседстве этого шалаша. Понемногу в уме моем восстановились предшествующие обстоятельства. Солнце встало уже над лесами и водами Ветлуги, когда я, пройдя около пятнадцати верст лесными тропами, вышел к реке и тотчас же свалился на песок, точно мертвый, от усталости и вынесенных из паломничества на Святое озеро, что у Китежа, суровых впечатлений. Вспомнив, что я уже далеко от них, я бодро отряхнулся от остатков дремоты и привстал на своем песчаном ложе. Дружеский шепот реки оказал мне настоящую услугу. Когда, часа три назад, я укладывался на берегу в ожидании парохода, вода была далеко, за старою лодкой, которая лежала на берегу кверху днищем; теперь ее уже взмывало и покачивало приливом. Вся река торопилась куда-то, пенилась по всей ширине и приплескивала почти к самым моим ногам. Еще полчаса — и я очутился бы в воде, как и эта опрокинутая лодка. Ветлуга, очевидно, взыграла. Несколько дней назад шли сильные дожди; теперь из лесных дебрей выкатился паводок, и вот река вздулась, заливая свои веселые зеленые берега. Резвые струи бежали, толкались, кружились, свертывались воронками, развивались опять и опять бежали дальше, отчего по всей реке вперегонку неслись клочья желтовато-белой пены. По берегам зеленый лопух, схваченный водою, тянулся из нее, тревожно размахивая не потонувшими еще верхушками, между тем как в нескольких шагах, на большой глубине, и лопух, и мать-мачеха, и вся зеленая братия стояли уже безропотно и тихо… Молодой ивняк, с зелеными нависшими ветвями, вздрагивал от ударов зыби. На том берегу весело кудрявились ракиты, молодой дубня-чок и ветлы. За ними темные ели рисовались зубчатою чертой; далее высились красивые осокори и величавые сосны. В одном месте, на вырубке, белели клади досок, свежие бревна и срубы, а в нескольких саженях от них торчала из воды верхушка затонувших перевозных мостков… И весь этот мирный пейзаж на моих глазах как будто оживал, переполняясь шорохом, плеском и звоном буйной реки. Плескались шаловливые струи на стрежне, звенела зыбь, ударяя в борта старой лодки, а шорох стоял по всей реке от лопавшихся то и дело пушистых клочьев пены, или, как ее называют на Ветлуге, речного «цвету». И казалось мне, что все это когда-то я уже видел, что все это такое родное, близкое, знакомое.
Охотники на тигров
В провинции Хан-зондо, в городе Кильчу, лет двадцать назад существовало общество охотников на тигров. Членами этого общества были все только очень богатые люди. Один бедный молодой человек напрасно старался проникнуть в это общество и стать его полноправным членом. — Куда ты лезешь? — сказал ему однажды председатель.— Разве ты не знаешь, что бедный человек — это не человек? Ступай себе прочь. Но тем не менее этот настойчивый молодой человек, отказывая себе во всем, изготовил такое же прекрасное острое стальное копье, а может быть, даже и лучше, какое было у всех других богачей-охотников. И когда они однажды отправились высоко в горы на очередную охоту за тиграми, пошел вслед за ними и молодой человек. На привале у оврага он подошел к ним и еще раз попросил их принять его в свое сообщество. Но они весело проводили свое время, и им нечего было делать с бедным человеком; они опять, насмеявшись, прогнали его. — Тогда,— сказал молодой человек,— вы себе пейте здесь и веселитесь, а я один пойду на тигра. — Иди, сумасшедший,— сказали ему,— если хочешь быть разорванным тиграми. — Смерть от тигра лучше, чем обида от вас. И он ушел в лес. Когда забрался он в самую чащу, то увидел громадного полосатого тигра. Тигр, как кошка, играл с ним: то прыгал ближе к нему, то отпрыгивал дальше, ложился и, смотря на него, весело качал из стороны в сторону своим громадным хвостом. Все это продолжалось до тех пор, пока охотник не крикнул презрительно тигру: — Принимай мое копье! И в то же мгновение тигр бросился на охотника и, встретив копье, зажал его в зубах. Но тут с нечеловеческой силой охотник просунул копье ему в горло, и тигр упал мертвый на землю. Это была тигрица, и тигр, ее муж, уже мчался на помощь к ней. Хищнику уже не надо было уже кричать: «Принимай копье», он сам страшным прыжком, лишь только увидел охотника, бросился на него. Охотник и этому успел подставить свое крепкое стальное копье и в свою очередь всадил ему его в горло. Двух мертвых тигров он стащил в кусты, а на дороге оставил их хвосты. А затем возвратился к пировавшим охотникам. — Ну что? Много набил тигров? — Я нашел двух, но не мог с ними справиться и пришел просить вашей помощи. — Это другое дело: веди и показывай. Они бросили пиршество и пошли за охотником. Дорогой они смеялись над ним:
— Что, не захотелось умирать, за нами пришел…
— Идите тише, — приказал бедный охотник, — тигры близко. Они должны были замолчать. Теперь он уже был старший среди них. — Вот тигры,— показал на хвосты тигров охотник. Тогда все выстроились и крикнули: — Принимай мое копье! Но мертвые тигры не двигались. Тогда бедный охотник сказал:
