Да, философия — мировоззрение. Но это уже следствие того, что философия, прежде всего, познавательная традиция, которая, будучи рациональной, развиваясь параллельно с конкретными науками, кстати, способствуя их возникновению и развитию, сама, хотя бы отчасти, приобретает качество науки. Т.е. ориентации на чувственный, материально-предметный опыт как основу познания.
Ее, философии, первый, наивный, но и материалистический и диалектический порыв не мог не сказаться рано или поздно.
Да, философия никогда не отрывалась полностью от конкретно-исторического контекста, если угодно, приспосабливалась, но всегда стремилась к рациональному — в отчетливых понятиях и все более рафинированном языке — выражению своих результатов.
Всякие отклонения (именно!) от этой нормы философией преодолевались, нередко с трудом, но всегда вполне определенно.
Философия — вещь и интимная, и публичная (не путать с публичной девкой). Интимная — потому что вызревает в глубинах конкретных личностей. Публичная — потому что ее цель — стать общеизвестной, доступной каждому мыслящему человеку.
Философия – вечна. Философия — прекрасна. Философия — непреодолима и неизбывна. Философия — душа души человека. Философия — эстетична. Философия — этична. Философия — религиозна, в том смысле, что она имеет дело и с религией, преодолевая ее. Философия — индивидуальна, личностна. Философия — преодолевает все. Наконец, философия — это самое человеческое в человеке.
Философией не восторгаются. Философией живут. Философия преодолевает, не отказываясь, все — и самое радостное, и самое трагическое. Философией утешаются. Философией обретают смысл существования. Она эти смыслы строит. Философия и есть сам смысл человеческого бытия.
Но философию рождает человек. Вернее, человек, собственно, рождается, создавая философию.
Философии есть дело до всего. Она осваивает любой опыт индивида, личности, группы, народа, человечества, социума как такового.
Философия — неистребима. «Истребитель» философии сам исповедует философию, философию страшную, чудовищную, мироненавистническую, но — это так! — тоже философию — антифилософию, по крайней мере, в этическом измерении. «Хочешь жить — умей вертеться» — чем не философия, и подобных философий, как говорится, вагон и еще маленькая тележка.
Философия — само нутро человека, его база, основание.
А вообще-то философия — это способность мыслящего человека выйти к пределам своего бытия. Каков человек по жизни — таковы его пределы. А значит, такова и его философия. А поэтому философия — это область постоянной борьбы за человека, против человека, за и против человека, за саму жизнь человека как культурного существа.
«Не могу молчать!» — это не обо всех философах. Философы могут молчать, вынуждены молчать. Но рано или поздно молчальничество может и будет преодолено. Исихазм — лишь одна из преходящих форм, да и то внутри самой, т.н. религиозной философии. Главное в философии — говорить (не путать с дискурсом). Может быть тихо, шепотом, но говорить.
Не сначала было слово, и не всегда было слово. Послушание во всех его видах весьма распространено. Но слово появилось, слово было сказано, слово прорезало все человеческие горизонты, слово стало понятием и тем самым слово освободило человека. Освободило, конечно, сначала внутренне. Но затем это пробилось вовне. Раб, который сказал, что он ре раб (см. Гегель), произнес свое слово вслух и человечество пробудилось. Не в одночасье, не все сразу, как это видно еще и сегодня, но слово начинает говорить в каждом. Слово — это и есть сам человек!
Современная философия, тот же постмодернизм, в частности, не случайно увлечены словом, текстом, языком. Но они зачастую «не там ищут». Они частенько бредут по поверхности. В глубине же живет слово всего человечества, как то, что делает человека человеком во все времена — и далекого нашего предка-дикаря, и любого будущего нашего потомка.
Мы не знаем всего, что было сделано благодаря слову нашими предками. Еще менее мы прозреваем то, что сделают благодаря слову наши потомки. Но мы можем быть уверены — пока существует слово, пока мы руководствуемся понятиями, пока продолжается борьба доброго и злого слова в самой философии, человек, человечество существуют.
О скромности философии. Сама по себе философия и не скромна, и не нескромна, и не бесстыдна. Она есть констатация бытия человека. Скромным, или наоборот, может быть только отдельно взятый человек, личность. Давайте не путать высокого и низкого, возвышенного и низменного, ничтожного. И каждый в себе, в первую очередь, и друг в друге. Нам не нужны кукушки и петухи, хвалящие друг друга. Впрочем, доброе слово не только кошке приятно. Доброе слово — доброе в своей сущности — основа всей нашей совместной жизни. Бог есть любовь? — Не то. Человек есть любовь? — Тоже не то. Человек есть любовное понимание? — Вот это — то.
Философия — это слово, слово, выражающее самое главное, существенное, всеобщее. В поиске этого существенного и соответствующих ему слов и заключается философствование. Всякий человек, чем бы он ни занимался, коль скоро приходит к потребности найти подобное слово — философ, философствующая личность. Собственно, живая философия в своем естестве и есть поиск таких слов, понятий, выражающих и отражающих это главное, существенное, всеобщее. Все остальное — в лучшем случае — метафилософия, т.е. рассуждения о философии, но уже не сама философия (как, впрочем, и настоящие заметки). Но метафилософия — это очень даже неплохо, если занимающийся ею ценит, понимает саму философию. Чего, однако, нельзя ожидать даже от каждого т.н. профессионального философа.
Собственно, философствуют по-настоящему не сами профессиональные философы, а те, кто выходит на уровень поиска слов и понятий, выражающих вышеупомянутое главное–существенное–всеобщее. Профессиональные философы — это, скорее, регистраторы, учетчики результатов по-настоящему философствующих, возможно даже, не подозревающих этого личностей. Профессиональные философы — это, прежде всего, метафилософы. И очень важно для выживания действительно новых результатов именно философии, чтобы между собственно философствующими, а это практически все мыслящие личности, и метафилософами (= профессиональными философами) было бы согласие. Ибо такова философская жизнь, что бал в философии, например, в философских изданиях, правят профессиональные философы — метафилософы. И от того, как эти последние отреагируют, заметят, и заметят ли вообще, что-то действительно новое и важное, зависит выживание новых философских достижений, а через это и самой философии в целом.
Профессиональные философы (= метафилософы) — это и катализаторы, и ингибиторы подлинных философских инноваций. От их профессиональной пригодности, и что не менее важно, честности очень многое зависит в том, приживутся ли эти инновации или нет. К сожалению, зачастую, в частности, и в особенности в лице т.н. постмодернистов, профессиональные философы (= философы по положению) не только не способствуют росту живой философии, но наоборот, результатами своей собственной профессионально-цеховой жизнедеятельности наносят непоправимый гибельный ущерб собственно философии. Будучи внутри некоей специфической среды, ими самими же созданной, они оказываются невосприимчивыми и даже агрессивно настроенными в отношении естественных результатов естественного, живого философствования. И имя такой практике придумали сами же постмодернисты — СИМУЛЯКР. Это понятие и слово создано постмодернистами для выражения якобы сути текущей ситуации в философии. Ничего подобного до сих пор в истории философии не было. Была борьба слов, понятий, основанных на них традиций. Но не было попыток вытеснения из философии слов и понятий как таковых, не было покушений (не считая попыток низведения философии на положение, например, «служанки богословия») на саму философию (= разум) как таковую, как основание жизни культуры. А именно это, я уверен, мы имеем в таком феномене современной метафилософии, как постмодернизм. Это самая разрушительная инициатива в отношении философии за все время ее существования, да еще исходящая из сферы самой философии — метафилософии. Пора, видимо, разобраться в вопросе — что же такое метафилософия.
2008 г.
Каждому по философии?
В который раз за последнее время наталкиваюсь на утверждение, что философия это не наука. Правда, при этом она нередко трактуется как элемент культуры, наряду с собственно наукой, искусством и религией. Однако тут же можно встретить весь «джентльменский» набор аргументов в поддержку этой точки зрения, начиная с неокантианских различий естественных и гуманитарных наук по методу и кончая тем, что у философии вообще не может быть никакого единого метода, кроме некоего внутреннего усмотрения неких внутренних же смыслов.
Короче, налицо сильнейшая волна субъективизации, иррационализации философии под флагами с весьма гармонизирующими друг с другом оттенками. Как будто уже недостаточно всего исторического опыта философии, который, на мой внутренний взгляд, говорит о том, что философия с самого начала была исключительно рациональным предприятием и всегда оставалась действительной философией ровно настолько, насколько в ней это рациональное начало присутствовало. Это подтверждается даже тем фактом, что к так называемой религиозной философии относят обычно лишь те попытки, в которых так или иначе присутствуют, хотя бы в завуалированном виде, рациональные элементы, попытки рационального, в понятиях, представления того, о чем в том или ином случае идет речь (см., например, спор реалистов и номиналистов в средневековой христианской философии).
Впрочем, мы нисколько не оспариваем права каждого человека иметь свои представления, свои идеалы, свое понимание и себя, и окружающего мира. Тем более что сама философия в своем историческом развитии дает огромное, почти исчерпывающее многообразие возможных на этот счет точек зрения, среди которых встречались и весьма воинственно-радикально настроенные в отношении науки, и в отношении рациональной линии внутри самой философии.
Чаще всего. Проводя резкую грань между конкретными науками и тем, что при этом называют философией, последнюю жестко, на наш взгляд, чрезмерно жестко, увязывают с моральной, этической, шире — самопознавательной, самоопределительной, если можно так выразиться, проблематикой, в очередной раз, предпринимая попытку свести философию к этике, мудрости как искусству правильно жить и т.д. и т.п. Это действительно серьезный и решающий аргумент для сторонников такого подхода в пользу философии-не-науки. С чем мы, впрочем, вполне согласны: такая философия — действительно, на наш взгляд, не есть наука; в лучшем случае здесь можно говорить о некоем использовании знаний, полученных известным, вполне научным путем, да и то не всегда, поскольку вопрос о специфике философского знания пока не решен достаточно удовлетворительно.
Но что еще можно добавить при этом к подобной этизации, омудрствованию философского знания? Только то, думается, что этической, моральной, морализаторской стороной характеризуется любая человеческая деятельность. Вопрос только в том, как и в чем эта сторона в данной деятельности представлена: в одних видах деятельности больше и более явно, в других — меньше и, зачастую при этом, менее явно. Познание, научное познание в частности, в этом не исключение. В них тоже всегда есть и будет эта составляющая, если не сводить их только к готовому знанию, готовым методам и т.п., что нередко делается, а рассматривать именно в качестве живой деятельности живых людей. Даже крайний сциентизм имеет этическое, моральное измерение — это позиция антиэтизма в науке, аморализма научной деятельности, научного познания, как они видятся некоторым (!) представителям науки и околонаучных кругов, число которых, кстати, как мне думается, сегодня резко сократилось в силу внутренней реакции самой науки на чрезмерное усиление подобной, в общем-то, тоже имеющей формальное право на существование, точки зрения.
Поэтому только на этом основании — чрезмерной этической нагруженности — нельзя отказывать заранее, до решающей аргументации, философии в какой-либо научности. Иначе в число таких «отказников» должны попасть и многие другие отрасли человеческой деятельности, культуры, если хотите, для которых это уже будет явной натяжкой. И, прежде всего в научности пришлось бы отказать всему комплексу юридических дисциплин, ибо в них нагруженность, по-своему, конечно, объективистски, как сказали бы некоторые, этической, моральной проблематикой превосходит всяческое воображение. Если, конечно, не превращать их в антипода этического, морального аспекта жизни человека, что до сих пор не приходило еще никому в голову. В то же время юридические науки представляют собой известную противоположность морали, этике как таковым, диалектическую противоположность. Это область, стремящаяся к максимальной объективации своего предмета и своих знаний о нем, что есть, согласно обсуждаемой позиции, вернейший и главнейший признак всякой науки. Впрочем, о юридическом познании, юридической науке нужно говорить особо, здесь же обсуждается философское познание.
С точки зрения обсуждаемой позиции совсем уж непонятно отрицание научности философии применительно к такому ее разделу, как сама этика — наука о морали, нравственности, их законах и отражающих эти законы категориях. В самом деле, не есть ли это попросту самоубийственный аргумент, когда философии в целом (!) отказывают в научности, а одной из ее частей научность прямо приписывают?
Могут возразить, что, мол, этика — это уже почти самостоятельная наука, она почти уже выделилась (или отделилась?) из философии. Но это уже очевидные натяжки. Все когда-то выделилось из единого познания, именовавшегося нередко философией. Получается, что все выделившиеся — науки, а не выделившиеся, оставшиеся — не науки. Полноте, наука, философия, с самого начала были особыми наряду с религией и искусством элементами культуры. Но не вне друг друга. Наука и философия всегда тяготели к образованию настолько, насколько в них действительно сильно было рациональное начало, единого компонента культуры, для которого лучшего термина, чем термины «наука», «научное познание» (иногда с большой буквы «Наука», как например, у Гегеля: «Наука логики») и придумать-то невозможно.
Все попытки отказать философии как рациональному познанию в научности, на наш взгляд, обречены на неудачу, впрочем, речь идет о серьезной философии, стремящейся к сохранению исторической преемственности, накоплению (кумулятивности) результатов предшествующих поколений философов, передаче их новым поколениям посредством специального обучения (образования), обсуждению проблем через специальные институты (книги, журналы, конференции и т.п.), выработке и использованию специфического языка, пусть и более близкого к обычному литературному, даже повседневному языку, чем языки других видов специализированного познания и т.д. и т.п. И предмет у философии свой имеется — это действительность в целом, но в том виде, как она дана человеку во всей совокупности его опыта. Специфический предмет, как видно, но на то это и философия, чтобы иметь свой особый предмет, который невозможно спутать с предметом никакой другой науки или деятельности человека вообще. И все это признаки именно научной деятельности и, прежде всего научной деятельности. А все то, что представляет собой результат индивидуальных усилий разума, что обнаруживается в каждом разумном человеке, задумывающемся о своей жизни, хотя и очень важно само по себе, бесценно применительно к конкретной личности, но в сферу серьезного, то есть научного философского познания непосредственно включено быть не может. В лучшем случае оно может, как говорится, дождаться своего часа и войти рано или поздно в сферу организованного, социализированного, объективированного философского познания. В худшем — умереть вместе с данным человеком, личностью. Впрочем, это тоже подтверждает скорее научную, в смысле социальной организации, природу философии, чем ненаучную, так как подобное происходит и со знанием любых видов, научного в том числе: трудно даже представить, что унес невозвратно с собой такой гений человечества, например, как А. Эйнштейн, или, если хотите, К. Маркс.
Да, каждый из нас философ («Кто над морем не философствовал?» — В. Маяковский), но ровно настолько, насколько каждый из нас физик, химик, юрист, экономист, художник, священник и т.д. и т.п. Отказывать на этом основании тем или иным областям специализированной профессиональной деятельности человека в особом сущностном качестве просто глупо.
Но более всего, что меня поражает в попытках «вывести» философию, включая специализированные ее части, из сферы науки, это совершенно неоправданные, нередко притянутые за уши, просто ругательные доводы в адрес науки, в аргументации сторонников обсуждаемого подхода. Создается впечатление, что элементарная безграмотность, то есть, просто невежество в вопросах истории и теории познания, отсутствие знаний почти общеизвестных в философской сфере (могу привести в пример книгу Т. Куна «Структура научных революций», дважды издававшуюся у нас еще в советское время, где он детально разбирает ценностный аспект профессиональной науки как ее органическую часть), возводится сторонниками «денаукоизации» философии чуть ли не в особую добродетель, правда, сомнительную добродетель. И при этом делаются ссылки на особую гуманистическую значимость философии, как будто у других наук ничего подобного вообще нет. Хороши бы мы были, если бы отказали в гуманистической направленности, например, медицинским наукам, а что последние без физических, химических, биологических и иных знаний!
Очень часто в аргументации, подобной обсуждаемой, приводится ссылка на слова Ф. Ницше о том, что всякая философская система определяется моральной установкой, лежащей в ее основе. Вполне согласен. Но это положение нужно применять и к своей собственной философской позиции.
В заключение я хот ел бы в самом примирительном тоне сказать о том, что мы, имеющие дело с философией профессионально, касаясь различных наук о природе, о человеке, о смысле человеческого существования, должны быть хотя бы элементарно тактичны, объективны, справедливы, наконец, чтобы не получалось так, что мы последовательно, объективно, систематически, с использованием разнообразного методологического инструментария доказывали бы ненаучность собственной исследовательской деятельности, попросту рубили сук, на котором сами же сидим, не говоря уже о том огромном общественном вреде, который наносится философии, ее авторитету в глазах общественного сознания. И это тогда, когда весьма сомнительные начинания стремятся навесить на себя ярлык «науки», именно ярлык.
Серьезной философии не нужно ярлыка «науки». Она была, есть и останется по природе своей последовательно рациональным познанием, то есть наукой. А все разговоры о ее интуитивности, невыразимости — это, скорее, вопрос о природе человеческой психики, вне которой никакой науки, никакой человеческой деятельности вообще быть не может. И психику должна изучать соответствующая наука, имя которой — психология, тоже, кстати, сравнительно недавно выделившаяся из философии, точнее из той единой науки, которая именовалась и именуется философией.
1998 г.
