Глава 14. Философия революционно-демократического движения 1 страница

В. Г. Белинский: путь от материализма к идеализму; формирование революционно-демократической идеологии. Эстетические взгляды. А. И. Герцен. Обоснование необходимости союза философии и естествознания. Природа и мышление. Диалектический метод. Проблемы общественного развития. Теория «русского социализма». Н. П. Огарев — сподвижник А. И. Герцена. Петрашевцы. Н. Г. Чернышевский. Разработка материалистической эстетики. Антропологический принцип. Диалектическое понимание природы, материи, познания. Концепции развития общества. Н. А. Добролюбов. А. И. Писарев. Диалектические и материалистические взгляды в понимании природы, познания, общества. Роль «мыслящих реалистов» («нигилистов») в развитии общества. М. А. Антонович. Зашита материалистических традиций в философии и эстетике.

 

Виссарион Григорьевич Белинский (1811-1848) был идейным вождем револю­ционной демократии 40-х гг. XIX в. Родился он в Свеаборге, в семье флотского ле­каря. Детство Белинского прошло в г. Чембаре (ныне Белинский) Пензенской гу­бернии, где его отец был уездным лекарем. Учился сначала в Чембарском уездном училище, затем в Пензенской гимназии. Мальчик много читал; среди его люби­мых авторов Пушкин, Грибоедов, Рылеев, Радищев, Вольтер, Байрон, Шиллер, Гёте, Вальтер Скотт. Осенью 1829 г. Белинский поступил в Московский универси­тет.

В 1830 г. он написал драму «Дмитрий Калинин», в которой проводил антикре­постнические, просветительские идеи. Чиновники из университетского комитета квалифицировали драму как «безнравственное» и опасное произведение. В 1832 г. Белинский был исключен из университета с мотивировкой: по «ограниченности способностей» и «слабости здоровья». Во все университеты было сообщено, «что­бы этого неблагонамеренного студента никуда не принимали». Материальные за­труднения Белинского не мешали активной литературно-критической деятельно­сти.

На начальном этапе своего творчества Белинский разделял идеи объективного идеализма, был последователем Гегеля. Это видно, например, из следующего рас­суждения: «Поэзия есть истина в форме созерцания; ее создания — воплотившиеся идеи, видимые, созерцаемые идеи. Следовательно, поэзия есть та же философия, то же мышление, потому что имеет то же содержание — абсолютную истину, но только не в форме диалектического развития идеи из самой себя, а в форме непо­средственного явления идеи в образе». В ряде ранних статей Белинский ратовал за примирение с действительностью, исходя из гегелевского тезиса о том, что «все действительное разумно, все разумное действительное». Он даже высоко оцени­вал самодержавие: у нас царская власть «всегда таинственно сливалась с волею Провидения — с разумной действительностью», «у нас правительство всегда шло впереди народа, всегда было звездою путеводною к его высокому назначению».

Но жизненный опыт приводит Белинского к отказу от идеи примирения и пе­реходу к демократизму и материализму. Высоко оценивая творчество Гегеля, Бе­линский отмечает распад «гегелизма» на три направления: правое, центральное и левое. Он сочувствует левому крылу, «которое отложилось от Гегеля и свой про­гресс полагает в живом примирении философии с жизнью, теории с практикой... Оно хочет идти дальше, и при всем уважении к великому философу, авторитет ду­ха человеческого ставит выше духа авторитета Гегеля». Философия, считает Бе­линский, — это исторически развивающая наука. Между философскими система­ми существует преемственность, последующие учения опираются на предыдущие и идут дальше.

Если Гегель понимает диалектику как «саморазвитие абсолютной идеи», то Белинский приходит к выводу, что диалектически развиваются природа, общест­во и познание. Важнейшим требованием диалектики является объективное рас­смотрение действительности в ее развитии. Так, например, великие исторические события, приводящие к коренным изменениям в обществе, всегда бывают необхо­димым результатом предшествующих изменений. «В том и состоится жизнен­ность развития, что последующему поколению есть что отрицать в предшество­вавшем. Но это отрицание было бы пустым, мертвым и бесплодным актом, если б оно состояло только в уничтожении старого». «Закон развития человечества та­ков, что все пережитое человечеством, не возвращается назад, тем не менее и не исчезает без следов в пучине времени».

В основе развития действительности лежат присущие ей внутренние противо­речия. Возражая Киреевскому, который отвергал как «не истинную» действитель­ность, поскольку ей присущи противоречия, Белинский писал: «Он не способен понять, что добро и зло идут обок и что без борьбы добра со злом не было бы дви­жения, развития, прогресса, словом — жизни».

Диалектика способствовала переходу Белинского на материалистические по­зиции. В середине 40-х гг. он решительно выступает против идеализма. Он приходит к выводу, что для современного мышления характерно стремление «к дейст­вительности, реальности, истине», «отвращение от фантазий и призраков». Он призывает «освободить науку от призраков трансцендентализма», оторвать навсе­гда человеческий разум «от всего фантастического и мистического». «В науке от­влеченные теории, априорные построения, доверие к системам со дня на день те­ряют свой кредит и уступают место направлению практическому, основанному на знании фактов».

Одним из важнейших философских вопросов является вопрос о том, как раз­вивающаяся материя порождает мышление, как соотносятся мышление и приро­да. Ответ на этот вопрос может дать только наука. Белинский исходит из того, что духовную природу человека нельзя отделять от его физической природы как что-то независимое от нее.

В философии Белинского больше всего интересовали гносеологические во­просы. Будучи литературным критиком и теоретиком искусства, он считал искус­ство одной из форм человеческого сознания и познания. Проблема объяснения специфики познания через искусство ставила задачу раскрытия характера позна­ния вообще.

Белинский выступал против агностицизма, осуждал сомнение в познаватель­ных силах человеческого разума. Он стоял на позиции сенсуализма, но (как и Гер­цен) выступал против плоского эмпиризма. «Одно изучение фактов без философ­ского взгляда на них ведет только к их знанию, но не к их разумению». С другой стороны, «философские взгляды, не основывающиеся на изучении и значении фактов или насилующие факты для своего оправдания», ведут только к «фантази­ям и болтовне», которые «бесполезнее знакомства с фактами». Полное знание достигается в единстве эмпирического и рационального.

Человек — существо деятельное и мыслящее; в отношении к нему всякий пред­мет существует как объект воздействия и объект познания, т. е. «практически» и «теоретически». «Поэтому человек только тогда владеет предметом, когда охва­тывает его с обеих сторон». При этом Белинский отдает предпочтение практиче­скому в жизни человека.

Белинский считал неверным односторонне-натуралистический подход к чело­веку и утверждал, что «человеческий» образ чувствования и мышления видоиз­меняется сообразно с общественностью и национальностью, к которым он при­надлежит, с историческим состоянием его отечества и всего человеческого рода. Белинский высказал ряд интересных замечаний о роли общения, языка в развитии человеческого познания.

«Вы, конечно, очень цените в человеке чувство? — Прекрасно! — Так цените же и этот кусок мяса, который бьется в его груди, который вы называете сердцем и которого замедленное или ускоренное биение верно соответствует каждому дви­жению вашей души. — Вы, конечно, очень уважаете в человеке ум? — Прекрасно! — Так останавливайтесь же в благоговейном изумлении и перед массой его мозга, где происходят все умственные отправления: иначе вы будете удивляться в человеке следствию мимо причины или — еще хуже — сочините свои небывалые в природе причины и удовлетворитесь ими. Психология, не опирающаяся на фи­зиологию, так же не состоятельна, как и физиология, не знающая о существовании анатомии».

Белинский неоднократно говорит об истине. Без познания истины наука, фи­лософия, искусство теряют смысл существования. Настоящий ученый находит «в науке один интерес — объективную истину». «Вне объективной истины пред­мета нет науки, нет учености, а есть только ученые мечты, фантазии, мечтатели и фантазеры».

Истина не может быть изначально «совсем готовой», законченной суммой зна­ний. Сама «истина развивается исторически». Истину добывают люди, несущие на себе печать времени. Всякий человек, как бы он ни был велик, есть «существо ограниченное», «глубоко проницающее в одном» и менее способное понимать дру­гое. «Да, ограничен разум человека, но зато безграничен разум человеческий, т. е. разум человечества. И между тем все постигнутое человечеством — этою идеаль­ною личностью, постигнуто ею через личности реальные».

Истина всегда берет свое. Она непременно побеждает ложь и предрассудки: во лжи с момента ее возникновения заключена смерть. А «истина остается». В ходе познания «ложное и ограниченное» исчезает почти без следа, но при этом накап­ливается «истинное и разумное». Процесс познания осуществляется противоре­чиво. «Из борьбы мнений является всякая истина». В борьбе истины с заблужде­нием заключается сущность и источник общественного развития; в этой борьбе проявляются интересы людей.

Белинский выступает против догматиков, которые признают только безуслов­ные, абстрактные истины; тем самым они на деле отрицают истину. Всякая «жи­вая истина» носит на себе отпечаток временного, условного. Догматик игнорирует важный и непреложный принцип: «Всему свое место и время». Поэтому Белин­ский полемизировал со славянофилами. «По недостатку исторического такта эти умы не могут понять, что истина развивается исторически. Что она сеется, поли­вается потом и потом жнется, молотится и что много шелухи должно отвеяться, чтобы добраться до зерен».

Он неоднократно подчеркивал, что достоинство любой теории определяется тем, насколько она служит жизни, практике. Отрыв от практики — это стремление «жить мимо жизни». Но, с другой стороны, он не одобрял людей, удовлетворяю­щихся самыми простыми и положительными житейскими целями. От таких лю­дей, погрязших в эмпиризме, нельзя ожидать преобразовательных, прогрессив­ных действий, поскольку они всегда довольствуются существующим.

Белинский первым из русских философов поставил вопрос о зависимости ученых, в частности историков, от их общественного положения и социальной ориентации. Этим он, в частности, объясняет, почему «до сих пор нет двух истори­ческий сочинений, сколько-нибудь замечательных, которые были бы вполне со­гласны между собой в изложении одних и тех же событий». В идеале ученый дол­жен быть «рыцарем истины», практически же это невозможно, потому что к науке всегда примешиваются «посторонние интересы». Но тем не менее благодаря борьбе мнений наука движется вперед к истине.

Белинский стоял у истоков революционно-демократического движения в Рос­сии. В 1839 г. он переехал в Петербург, начал публиковать литературно-критические статьи в журнале «Отечественные записки». В Петербурге он познал все проявле­ния деспотизма и бюрократизма. «Меня убило это зрелище общества, в котором действуют и играют роли подлецы и дюжинные посредственности, а все благород­ное и даровитое лежит в позорном бездействии».

Революционное отрицание стало принципом социологических взглядов Бе­линского. «Что же делать при виде этой ужасающей действительности? Не любо­ваться же на нее, сложа руки, а действовать елико возможно, чтобы другие потом лучше могли жить, если нам никак нельзя было жить». Он говорит: «В истории мои герои — разрушители старого». Наиболее выдающимися героями истории Белинский считал Робеспьера и Марата. Он исходил из того, что революционный переворот не может обойтись без крови. «Люди так глупы, что их насильно надо вести к счастью. Да и что кровь тысячей в сравнение с унижением и страданием миллионов». Установление нового справедливого порядка невозможно без народ­ной революции.

Основной вопрос для России — уничтожение крепостничества. Белинский не был склонен к идеализации сельской общины; он не рассчитывал на нее в раз­мышлениях о социалистическом преобразовании России. В то же время он осуждал пришедшую к власти в Западной Европе «торжествующую буржуазию». Вместе с тем Белинский указывал, что развитие промышленности — не только источник великих зол, но и источник благ для общества. Он говорил, что «внутренний про­цесс гражданского развития в России начнется не прежде как с той минуты, когда русское общество обратится в буржуазию».

Деление общества на классы и борьба между ними ясно осознавались Белинским. Носителями общественного прогресса, ведущего к социализму, являются трудящиеся классы и представители «образованного общества», которые стали друзьями народа, добровольно отреклись от всякого участия на «рынке власти и денег».

Белинский верил в социализм, «золотой век» в истории человечества: «И на­станет время, я горячо верю этому, настанет время, когда никого не будут жечь, никому не будут рубить головы... Когда не будет бессмысленных форм и обрядов... Женщина не будет рабою общества и мужчины... Не будет богатых, не будет бед­ных, ни царей и подданных, но будут братья, будут люди». Социализм — общест­во, основанное на «праве и доблести», не знающее частной собственности и экс­плуатации.

В основе общесоциологической концепции Белинского лежит мысль, что совершенствование общества в целом и его частные изменения происходят благода­ря все возрастающим достижениям человеческого ума, благодаря выработке но­вых знаний. «Источник прогресса есть сам же дух человеческий». Новые идеи, более соответствующие потребностям людей, вступают в противоречие со стары­ми представлениями и преодолевают их. «Разрушение старого всегда совершает­ся через появление новых идей».

Белинский рассматривает общество как сложный организм, где все стороны связаны друг с другом. В нем нравственная жизнь «тесно слита» с практической и «интересы духовные — с выгодами материальными». Считая, что определяющей является духовная сторона, Белинский, однако, иногда отдает первенство стороне материальной. Так, он говорит, что «историк должен показать, что исходный пункт нравственного совершенства есть прежде всего материальная потребность и что материальная нужда есть великий рычаг нравственной деятельности. Если бы че­ловек не нуждался в пище, в одежде, в удобствах жизни — он всегда остался бы в животном состоянии». Материальные средства необходимы также для распро­странения идей, так как «идеи не летают по воздуху».

Большое значение Белинский придавал просвещению, т. е. распространению в массах правильных идей, которые, утвердившись в головах людей, станут стиму­лировать движение вперед. Он подчеркивал огромное влияние искусства, литера­туры, журналистики на умы людей.

В этике Белинский утверждал главенство общественных интересов над лич­ными. «Человек не есть сам себе цель, он живет среди других, так же как и другие живут для него... Как бы ни был велик человек, народ всегда выше его, и соединен­ные усилия многих людей всегда превзойдут в своих результатах его усилия». Общество влияет на людей. «Человек родится не на зло, а на добро, не на преступ­ление, а не разумно-законное наслаждение благами бытия... его стремления спра­ведливы, инстинкты благородны. Зло скрывается не в человеке, но в обществе».

Белинский выступал против теории «официальной народности» и славянофилов из-за их приверженности религиозной морали, пропаганды идей смирения и покорности.

Он отмечал связь нравственности с материальным бытом, указывая на то, что нормы нравственности относительны и меняются от века к веку, от народа к наро­ду. Критерий нравственности складывается в действительных отношениях между людьми. «Так как сфера нравственности есть по преимуществу сфера практиче­ская, а практическая сфера образуется преимущественно из взаимных отношений людей к друг другу, то здесь-то, в этих отношениях, — и больше нигде должно ис­кать пример нравственного или безнравственного человека, а не в том, как чело­век рассуждает о нравственности или какой системы, какого учения и какой кате­гории нравственности он держится».

Белинский настаивал на необходимости единства убеждений и действий. Если человек верно понял закономерности истории, но при этом ничего не делает, чтобы способствовать развитию общества, то он безнравственен. «Не делать — не жить». Для «нравственно развитого человека» личное счастье неотделимо от борьбы за высокие общественные идеалы. Узкий эгоизм и индивидуализм безнравственны. Но — в зависимости от общественных условий — человек вынужден руководство­ваться то альтруистическими, то эгоистическими побуждениями. Неправильно всегда, при всех обстоятельствах осуждать эгоизм; большинство людей являются «эгоистами поневоле», т. е. жертвами неразумной общественной среды.

Отношения между полами, по его мнению, должны основываться на равенстве и взаимном уважении. «Видеть и уважать в женщине человека, — не только необходимое, но и главное условие возможности любви для порядочного человека на­шего времени».

Переходя к рассмотрению эстетических взглядов Белинского, нужно отметить, что в 40-е гг. основная масса произведений искусства была далека от жизни, часто привязана к «охранительным началам». Под влиянием Гофмана сложилась склон­ность к мистицизму. Идеалистическая эстетика рассматривала искусство как од­ну из форм проявления абсолюта, а эстетику — как науку, в которой через пре­красное познается абсолютная идея. Задача эстетики в том, чтобы диктовать свои законы искусству.

Белинский стремился доказать, что в художественном творчестве выражается не абсолютная идея, а сама жизнь, действительность. Так, смысл и назначение ли­тературы состоит в том, чтобы отражать «внутреннюю жизнь народа». Соответст­венно эстетика должна ответить на главные вопросы: в каком отношении искусство находится к действительности, как оно отражает действительность и какую роль играет в жизни общества.

Белинский выступает за реализм в искусстве. Реальная действительность рас­сматривается им как первичное, а искусство — как вторичное, специфическое отра­жение действительности. Искусство — продукт общества, оно отражает и раскрывает его развитие. Белинский стремится применить принцип историзма к объяснению и оценке произведений искусства. Он считает, что каждое произведение нужно непременно рассматривать в отношении к исторической эпохе; у каждого века и каждого времени свои представления о жизни и свои цели. Критикуя суждения К. Астахова о «Мертвых душах» Гоголя как истинном восстановлении гомеров­ского эпоса, Белинский писал: «Думать, что в наше время возможен древний эпос — это так же нелепо, как и думать, чтоб в наше время человечество могло вновь сде­латься из взрослого человека ребенком». Гоголь не возрождает гомеровский эпос, а дает картину русской действительности. Гоголевское направление в литерату­ре — закономерное явление, вызванное историческими условиями. Но и это на­правление не вечно, оно уступит место более высокому искусству будущего.

Изображение жизни в искусстве должно быть верным, правдивым. Жизнь — это поприще труда, борьбы, лишений и страданий, а не веселое пиршество, не праздное ликование. Именно это содержание, затрагивающее интересы большин­ства представителей общества, т. е. людей труда, должно привлекать внимание ху­дожника. Содержание произведений искусства является «мерилом для всякого поэта — и гениального, и просто даровитого».

Содержание искусства и объективно (как отражение действительности), и субъ­ективно, так как всякое произведение создается художником и опосредуется его мировоззрением. Художник вносит в свои произведения личную мысль, которая дает им цель и смысл. При этом Белинский отрицает абсолютную свободу творче­ства: «Свобода творчества легко согласуется с служением современности: для это­го не нужно принуждать себя, писать на темы, насиловать фантазию; для этого только нужно быть гражданином, сыном своего общества и своей эпохи, усвоить себе его интересы, слить свои стремления с его стремлениями; для этого нужны симпатия, любовь, здоровое практическое чувство истины, которое не отделяет убеждения от тела, сочинения от жизни».

Искусство не просто копирует жизнь, а отбирает лишь те явления, которые не­обходимы для раскрытия ее существенного, типического содержания. Белинский сопоставляет искусство с наукой — они имеют один предмет: действительность, бытие, но различаются по форме отражения; художник отражает бытие в образах, а ученый — с помощью логических категорий и других научных средств: «Один доказывает, другой показывает, и оба убеждают, только один логическими доводами, другой — картинами».

Типическое выражается в художественном образе. Образ — типическое, обле­ченное в конкретно-чувствительную форму; образ — единство конкретного и об­щего. Белинский критикует две крайности — бездумное копирование и символизм. Он против натурализма; воспроизведение действительности — не механическое ее копирование, бездумное списывание того, что попадется под руку; искусство призвано раскрывать необходимое, общее, типичное в жизни. С другой стороны, он против символизма, который использует мысль в чистом виде, не облеченную в конкретную индивидуальность.

Белинский считает, что без красоты не может быть искусства, но он выступает против эстетов-идеалистов, которые полагают, что искусство должно изображать только «изящное» и сторониться повседневной жизни. Искусство призвано изо­бражать действительность такой, какая она есть.

Перед русской литературой Белинский ставит две задачи: отрицательную, кри­тическую, и положительную, утверждающую. По его мнению, современная лите­ратура должна подчеркивать отрицательные стороны жизни (их больше), чтобы их устранить.

Реалистическое искусство народно. В понятие народности искусства Белин­ский вкладывал не только отражение быта и мыслей народа; искусство и литера­тура должны служить народу, просвещать его и вовлекать в общественную жизнь. Белинский считал, что существуют объективные законы искусства, открыть кото­рые должна эстетика. Не претендуя на бесспорность своих выводов, к законам ис­кусства он относил отражение красоты, соотношение объективного и субъективно­го в искусстве, единство содержания и формы в художественном образе, единство идейности и художественности и т. д. Белинский оказал сильное влияние на со­временников и последующие поколения деятелей искусства и литературы.

В заключение коснемся вопроса об отношении Белинского и религии. По при­чине существования цензуры он почти до конца жизни не касался религии в своих публикациях. Но из переписки с друзьями видно, что он был непримиримым вра­гом религии, мистики и мракобесия.

Одним из крупнейших представителей демократического движения был Александр Иванович Герцен.

Александр Иванович Герцен (1812-1870). Отец его — И. Я. Яковлев, богатый помешик, мать — уроженка Штутгар­а Генриетта-Луиза Гааг, увезенная Яковлевым из Германии в 1811 г. Как незаконнорожденный ребенок получил фами­лию Герцен и был оставлен в семье Яковлева в качестве «вос­питанника». Он получил хорошее домашнее воспитание, овладел французским и немецким языками. Молодой Герцен много читал. Сильное влияние на формирование его взгля­дов оказало восстание декабристов.

С 1829 по 1833 г. Герцен был студентом физико-математи­ческого отделения Московского университета. Тема его кан­дидатской работы — «Аналитическое изложение Солнечной системы Коперника». Затем он служил в Московской экспеди­ции кремлевских строений. В июле 1834 г. Герцен был аресто­ван по ложному обвинению в участии в распевании «пасквильных» песен, порочащих членов царской фамилии. Следственная комиссия характеризует его как «смелого вольнодумца, весьма опасного для общества». В апреле 1835 г. его ссылают — снача­ла на службу в Пермь, затем в Вятку. В конце 1 837 г. благодаря ходатайству В. А. Жу­ковского Герцен получает разрешение на переезд во Владимир. В феврале 1840 г. за­числен на службу в канцелярию Министерства внутренних дел, в мае переселяется в Петербург. В 1 841 -1842 гг. он был сослан вторично, на этот раз в Новгород. После этого Герцен ушел с государственной службы.

Для Герцена начинается период плодотворного философского творчества. В журна­ле «Отечественные записки» публикуются два цикла статей «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы», выходит в свет роман «Кто виноват?», повести «Со­рока-воровка», «Доктор Крупов». Вместе с Белинским, Грановским и другими запад­никами Герцен вступает в полемику со славянофилами, главный порок которых он усматривает в непонимании общих закономерностей истории. После смерти отца Герцен в 1846 г. добивается получения заграничного паспорта и 31 января 1947 г. вместе с семьей выезжает за границу (официальная версия — на лечение в Германии и в Италии). В Париже Герцен вступает в контакте Н. И. Сазоно­вым, М. А. Бакуниным, П. В. Анненковым, Г. Гервегом, П. Ж. Прудоном и др. После поражения революции 1848 г. впадает в пессимизм относительно возможных перспектив социального переворота на Западе. Приступает к разработке концепции «русского социализма».

В сентябре 1850 г. Герцен отказывается выполнить повеление Николая I о немедленном возвращении в Россию. В 1852 г. решает обосноваться в Англии, где в 1853 г. ос­новывает Вольную русскую типографию. Герцен начал выпуск альманаха «Полярная звезда» (всего вышло 8 книг), опубликовал запрещенные стихотворения Пушкина, Рылеева, Лермонтова, «Философические письма» Чаадаева, материалы о царство­вании Павла I и др. В 1857-1867 гг. совместно с Н. П. Огаревым (одно время с уча­стием М. Бакунина) Герцен издавал газету «Колокол». (Об объеме газеты можно судить по тому, например, что в 1862 г. было выпущено 35 номеров общим объемом 288 с.) В 1 865 г. Герцен покинул Англию; он скончался в Париже от воспаления лег­ких.

Нельзя сказать, что Герцен создал законченную фи­лософскую систему. Многие его произведения носят противоречивый характер. В серии статей «Дилетантизм в науке» (1842-1843) Герцен рассматривает вопрос о том, что такое философия, каковы ее цели и задачи, какова ее роль в обществен­ной жизни. Он характеризует философию как науку о всеобщих законах бытия, подчеркивая, что законы и категории философии имеют объективное значение. Философия как наука — это живой организм, в котором раскрывается истина. Герцен говорит о связи философии и жизни, критикует попытки отгородить фи­лософию и науку от потребностей жизненной практики, замкнуть ее в узком кру­гу ученых-специалистов. Истинный ученый должен быть активным участником современной общественной жизни, ученым-гражданином. Философское знание — не самоцель, а средство для общественно-преобразующей деятельности. Назначе­ние философии — сделать эту деятельность сознательной, дать ей теоретическое основание. Остановиться на одном лишь познании, не используя его результатов для преобразования существующей действительности, — значит фактически при­мириться с этой действительностью.

Герцен довольно скептически относится к возможности овладения философией широкими массами людей: «Массами философия теперь принята быть не может. Философия как наука предполагает известную степень развития самомышления, без которого нельзя подняться в ее сферу. Массам вовсе недоступны бестелесные умозрения; ими принимается имеющее плоть». Однако Герцен довольно оптимистически смотрит в будущее: «В истории поздно приходящим — не кости, а сочные плоды. В самом деле, в нашем характере есть нечто, соединяющее лучшую сторону французов с лучшей стороной германцев. Мы несравненно способнее к наукообразному мышлению, нежели французы, и нам решительно невозможна мещански-филистерская жизнь немцев».

Основной философский труд Герцена «Письма об изучении природы» (1844— 1846). Он говорит о необходимости установления прочного союза между филосо­фией и естествознанием. Эта задача обусловливает своеобразную логику работы. «Мне хотелось... по мере возможности показать, что антагонизм между философией и естествоведением становится со всяким днем нелепее и невозможнее... Для достижения предположенной цели мне казалось необходимым раскрыть, от­куда развивался антагонизм естествознания с философией, а это само собой вело к определению науки вообще и к историческому очерку ее».

Сила естественных наук в том, что они опираются на опыт, на факты, исходят из признания объективности природы. Но естествознание имеет и слабую сторону — ему не хватает правильного метода. Нужно понять, что «философия без есте­ствознания так же невозможна, как естествознание без философии», и установить союз философии и естествознания. Для этого нужно, чтобы естествознание овла­дело методом, разработанным философией, а философия победила в себе «дуа­лизм, идеализм, метафизическую отвлеченность». Для союза между философией и естествознанием необходимо верное решение вопроса об отношении мышления и бытия. Эту проблему Герцен рассматривает в онтологическом, гносеологиче­ском и историко-философском аспектах.

Рассматривая взгляды Гегеля на соотношение мышления и бытия, Герцен ви­дит основную заслугу Гегеля в том, что он показал единство законов мышления и законов бытия. Но Герцен отвергает гегелевский взгляд на природу как на «при­кладную логику». Гегель начинает с «отвлеченных сфер» и идет к конкретному, не считаясь с тем, что сами по себе «отвлеченные сферы предполагают конкретное, от которого они отвлечены». Искусственным и затянутым является у Гегеля переход от логики к природе.

Герцен выступает против резкого разграничения мышления и природы. Нужно «понять, что разумение человека не вне природы, а есть разумение природы о себе, что... законы мышления — осознанные законы бытия». Взгляд, отрывающий мысль от природы, — результат того, что природа рассматривается как нечто не­подвижное и мертвое, материя считается неспособной к развитию.