А) Кризис как проявление отчужденного бытия (Н. И. Лапин, 1994)

...Главный вопрос, который ставится Н.И. Лапиным в его теории российского кризиса, состоит в следующем: почему прекратилось нормальное саморазвитие социума? Ответ на этот вопрос носит впол­не определенный, но вместе с тем достаточно общий характер: «само­развитие социума прекратилось благодаря тотальному отчуждению». Это отчуждение следует понимать как «определенный тип социокуль­турной связи между индивидами, которая вышла из-под их контроля и стала самостоятельной, господствующей над ними силой»². Иными словами, речь идет о господстве «превращенных форм сознания», оказавшихся свойственными раннесоциалистическому обществу: «восприняв вульгарные представления о социализме, тотально-поли­тическая система (выделено мною. —А.З.) провела огромную работу по усечению исторической многомерности человека и адаптации его к собственной одномерности. Необычайно разросшись, она сплющила социальную структуру, раздавила гражданское общество и подчинила экономику критериям политической целесообразности, превратив боль­шую часть материального производства в самопожирание богатейших природных и трудовых ресурсов страны»³.

¹ См.: Медведев Р. Капитализм в России? М., 1998. С. 170-191 ² Лапин Н.И. Кризисный социум. Наше общество в трех измерениях. М., 1994. С. 63. Впервые эта позиция излагалась автором в статье: Лапин Н.И. Тотальное отчуждение и общий кризис раннего социализма // Вестник АН СССР. 1990. № 5. — Прим. сост.

³ Там же. С. 71.

В этом последнем рассуждении важно отметить факт возник­новения субъекта, порождающего отчуждение человека от социума и сам патологический социокультурный кризис. В качестве такого субъекта выступает «тотально-политическая система»!

Как нам представляется, здесь произошло некоторое отступле­ние от принятой логики рассуждения. Ведь исходная задача теорети­ческого анализа состоит в том, чтобы объяснить факт возникновения тотально-политической системы в обществе, декларировавшем себя в качестве социалистического. Вместо этого автор объясняет отчуждение и кризис с помощью тотально-политической системы (т.е. системы политического тоталитаризма).

Далее автор конкретизирует изложенную выше общую теорию патологического кризиса и разрабатывает на ее основе своего рода теорию среднего уровня, позволяющую перейти к анализу данных эмпирических исследований.

Решая первую задачу, он выделяет на основе «анализа истори­ческого опыта СССР» семь уровней отчуждения, последовательно возникавших, наслаивающихся друга на друга и, наконец, зам­кнувшихся в тотальный комплекс. Исходным стало отчуждение по­давляющего большинства населения от участия в управлении страной, от власти, которое осуществилось благодаря уничтожению частной собственности на основные средства производства*. Стержнем этого отчуждения стала «номенклатура», которая рассматривается автором не как иерархическая пирамида, а как корпоративно организованная социальная общность с жесткими правилами игры....

Социокультурный кризис, по мнению Лапина, охватил все основ­ные сферы социального бытия советского общества: экономическую, политическую, структурно-производственную, собственно социаль­ную, духовно-нравственную, трудовую, этническую, экологическую. Следовательно, само общество изменилось до неузнаваемости. Более того, принятые в нем оценки превратились в собственную противо­положность.

Более или менее завершенная конструкция российского кризи­са, предложенная автором, оставляет в стороне некоторые важные вопросы. Прежде всего: был ли советский период истории формой модернизации российского общества? Как повлияла индустриали­зация российской экономики на социальную структуру общества? Каковы были способы социализации огромных масс сельского населения в урбанизированной среде, и в чем состояла мотивация

⁴ Там же. С. 64-65.

освоения новых промышленных профессий у людей, так или иначе вовлеченных в процессы социальной мобильности? Категория то­тального отчуждения не дает ответа на эти вопросы. Социологиче­ский анализ этих процессов⁵ показал...наличие активной и вместе с тем глубоко противоречивой мотивации участия во всех этих процессах, несомненное модернизационное содержание кампании по ликвидации безграмотности в отсталой деревенской стране или кампании, направленной на изменение положения женщины в обществе. Нельзя сбросить со счетов и победу советского оружия, т.е. советского солдата в Великой Отечественной войне, опиравшуюся на вполне «сознательную» поддержку народа, обладавшего весьма высоким культурным потенциалом...

Б) Системный кризис общества (Т.И. Заславская, 1993).

В 1993 г. к теме кризиса советской системы обращается Т.И. За­славская. Отправным пунктом ее рассуждений оказывается вопрос об отношении к труду... Разрыв между образом идеального работни­ка и реальным отсутствием заинтересованности в труде объяснялся теперь несколько иначе, чем 10 лет тому назад. В новой ситуации стало возможным утверждать следующее: «Условием успешного функционирования экономики советского общества было мало­образованное неквалифицированное социально неразвитое и по­литически пассивное население. Но работники этого типа были не способны к творческому труду, личности же инновационного типа в тоталитарном обществе не приживались и гибли, что за­медляло научно-технический прогресс. Вместе с тем социальное и техническое развитие общества способствовало росту образования и культуры, создавая тем самым противоречие между содержанием экономических отношений и социальным качеством их субъектов. В конечном счете углубление этого противоречия привело к упадку всех сфер общественной жизни — от экономики до нравственности. Многообразие возникших проблем свидетельствовало о системном характере кризиса»⁶.

...Приведенная оценка ситуации показывает неоднозначность и разнонаправленность социальных процессов. Ясно, что передовые отрасли промышленного производства — например, авиационная

⁵ См., напр.: Кабо О.Е. Очерки рабочего быта 1930.; Козлова Н.Н. Горизонты по­
вседневности советской эпохи. Голоса из хора. М., 1996; см. наст. изд. — Сост.

⁶ Заславская Т.И. Российское общество на социальном изломе: взгляд изнутри.
М., 1997. С. 191-192.

промышленность, космос, электроэнергетика, отрасли оборонной промышленности — требовали и обеспечивались достаточно обра­зованным контингентом работников соответствующих предприятий. И в то же время даже в этих отраслях производства применялась огромная масса неквалифицированного труда. Поэтому во многих отношениях предшествующая оценка десятилетней давности была более точной: незаинтересованность основной массы работников объяснялась прежде всего организацией экономики, ее социальными факторами, непродуманной политикой в области распределения и стимулирования труда, неумением и нежеланием государства вы­делить решающие направления технического прогресса и создать на этих направлениях ощутимые преимущества. Реальная политика в этой области диктовалась в гораздо большей степени заботой об уравнительности всех и вся, включая примерное равенство в усло­виях оплаты труда между академиком и уборщицей.

Что касается политики в области образования, то она ориен­тировалась на задачи, опережающие потребности производства. В результате сформировался значительный слой образованных людей, не находивших применения своим знаниям и способностям. Создание этого слоя, включенного в какой-то степени в рыночные отношения в системе государственного социализма, стало пред­посылкой политики перестройки⁷. Но оно не стимулировало раз­витие производства и технический прогресс. В рамках этого слоя накапливался значительный потенциал социального недовольства и неудовлетворенности.

Т.И. Заславская справедливо отмечает, что «представления инициаторов перестройки о целях предстоящей трансформации общества не были четкими и однозначными»⁸. Главный ориентир руководство увидело в общей демократизации социальной системы. Оно исходило из того, что ключ к развитию экономики лежит не

⁷ «Интеллигенция, принадлежность к которой определяется уровнем образова­
ния, привела к возникновению того слоя, который, я полагаю, должен быть охарак­
теризован как приобретательский класс». (Lane D. The Rise and Fall of State Socialism:
Industrial Society and the Socialist State. Cambridge: Polity press, 1966. P. 154.) Анализируя
социальную структуру позднего советского общества, этот автор полагает, что в своем
основании она имела два принципа — принцип государственной собственности,
порождавший бюрократию, и принцип рыночных отношений, порождавший «приоб­
ретательский класс» (acquisition (Erwerbsklasse) class), состоявший из интеллигенции
и профессионалов. Этот класс был заинтересован в развитии рынка, поскольку он
надеялся на повышение жизненных шансов в результате более выгодных условий
функционирования интеллектуального капитала. См. там же. С. 165—167.

⁸ Заславская Т.И. Ук. соч. С. 192.

столько в ней самой, сколько в политической, правовой и социаль­ной сферах. Именно этим объяснялась смена лозунгов «ускорения» на «перестройку». По мнению Т.И. Заславской, необходимы были три условия, обеспечивающие успех избранного политического курса: 1) сильная политическая власть, имеющая четкую цель и конкретную программу действий; 2) готовность большей части общества следовать этой цели; 3) наличие «критической массы» инновационных личностей.

На первых этапах перестройки эти условия имели место, но к концу 90-х годов они как бы растворились⁹.

Решающим моментом стал... раскол политической элиты, неумелые действия по созданию социальной базы перестройки, консервативное сопротивление принятому политическому курсу в практике работы аппарата и всей государственно-партийной ма­шины, несогласованность политики центра с местными органами власти. Вскоре последовал и раскол в самом Политбюро и Секре­тариате ЦК КПСС, которые не сумели выработать новые формы политического руководства страной, соответствующие новой поли­тике. Т.И. Заславская отмечает вместе с тем, что важным фактором ослабления власти стало «нарастающее стремление республик к политическому суверенитету и экономической независимости»¹⁰.

Однако ей, как, впрочем, и другим авторитетным российским социологам, не удалось проанализировать развитие политического конфликта между Центром и Российской Федерацией, персони­фицированным в отношениях М. Горбачева и Б. Ельцина в конце 90-го — начале 91г., которые и стали спусковым крючком кризиса, за которым последовал распад СССР.

В) «Высокий критериальный кризис» (Ю.А. Левада, 1997)

Несколько иной подход к рассмотрению кризиса, в сравнении с двумя предшествующими авторами, предлагает Ю.А. Левада¹¹... Одну из главных задач социологического анализа на современном этапе он видит в выявлении социальных типов переходного периода, которые и выступают в качестве субъектов кризисного развития. Эти типы... не являются вечными продуктами неизменной советской (тотали-

⁹ Заславская Т.И. Ук. соч. С. 193.

¹⁰ Там же.

"Левада Ю.А. Социальные типы переходного периода: попытка характеристи­ки // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1997. № 2.

тарной) системы. Прежде всего, в силу того обстоятельства, что сама система не оставалась неизменной. Она неоднократно претерпевала преобразования... В первом приближении Ю.А. Левада выделяет четыре этапа истории российского общества:... раннесоветский период, позднесоветский период, период перестройки и постперестро­ечный период. В каждом из этих периодов общество оказывается структурировано по-своему. Автор... ограничивается выделением в каждом из них двух наиболее существенных слоев — «верхнего» и «нижнего», или сознания политической и культурной элиты и массового сознания.

Так, перестройка характеризуется тем, что изменилась полити­ческая и публичная сцена в стране, но изменения сцены оказалось недостаточным для того, чтобы выдвинулись новые актеры. Правя­щая политическая элита, провозгласившая себя, устами М. Горбаче­ва, инициатором обновления, наделе оказалась парализованной и все более расколотой, шаг за шагом теряющей бразды правления... Перестройка оказалась в значительной степени верхушечным пере­воротом, не получившим поддержки за пределами столиц и в мас­совом сознании. Трагедия ее в том, что она в принципе завершила советский период нашей истории, но не создала предпосылок для управляемых и постепенных перемен...

В постперестроечный период, вновь оказавшийся «господ­ством хаоса», выяснилось, что в результате всех преобразований в выигрыше оказались две социальные группы, интересы которых взаимно переплелись — административная верхушка и новый биз­нес. Союз этих двух сил стал складываться на предыдущем этапе, когда с помощью закона о кооперации были открыты шлюзы для коммерциализации хозяйственных кадров и сращивания государ­ственной бюрократии с приватизированным ею же самой бизнесом. Можно сказать, что именно этот союз стал доминирующей эконо­мической и политической реальностью российской жизни 90-х гг. На фасаде же общественной жизни были провозглашены лозунги демократии и рыночных отношений. Это несовпадение деклара­ции и реального положения дел и стало источником хаотического состояния. Эта коллизия привела к углублению кризиса, который стал, по словам Левады, кризисом "высокого" критериального по-рядка^п. Он породил атмосферу, в которой на поверхность всюду выходят переходные, химерные временные типажи, не способные к длительному существованию и воспроизводству... В этих условиях

¹² Левада Ю.А. Цит. соч. С. 13.

 

коридоры власти заполнились чиновниками на час, циничными дельцами и авантюристами, ориентированными на собственную выгоду и карьеру. Если для советских времен... было характерно универсальное «назначенчество сверху», то после распада правящей иерархии карьерное продвижение в самых различных сферах стало обеспечиваться личной ловкостью. Таково, по оценке Ю.А. Левады, положение в верхах.

Что же касается массовых слоев населения, то их сознание ха­рактеризуется тремя более или менее устойчивыми характеристи­ками — «терпением», «мобилизацией» (в период выборных кампаний) и «двоемыслием». Особенно важным представляется «потенциал двое­мыслия». «В условиях тотального отчуждения человека от государ­ственных институтов, — объясняет этот феномен Ю.А. Левада, — не­избежно возникает противопоставление критериев сделанного "для себя" и "для чужого" (чуждого, враждебного, по отношению к кото­рому оправданы любой обман и лукавство)... Место коллективного заложничества, характерного для времен тоталитаризма (все отвечают за одного), занимает механизм лукавого двоемыслия. Наиболее явное проявление этого сейчас — повсеместное и даже ставшее неизбежным укрывательство доходов и уклонение от уплаты налогов. Подобный механизм на время может служить средством защиты человека или фирмы от «всевидящего глаза» власти, прикрытием негласной сделки между ними. В перспективе же — средством разложения всех участ­ников сделки»¹³.

Достаточно трезвый анализ ситуации высокого критериального кризиса Ю.А. Левада завершает следующим выводом. "Из действую­щих в настоящее время на российской общественной сцене социальных типов нет ни одного, который бы обладал устойчивостью и мог бы жить перспективными интересами. Безоговорочно доминируют краткосрочные ориентации — выжить, сохранить статус, получить немедленный выигрыш и др. Поэтому нет и стабильных, институ­ционализированных социально-антропологических типов"¹⁴ <...>

Рассмотрев три варианта объяснения российского кризиса ведущими социологами страны, заметим, что, несмотря на сугубо индивидуальный подход к анализу соответствующей проблематики каждым из авторов, можно отметить некоторые результаты коллек­тивной работы мысли. Прежде всего, как явствует из приведенных материалов, каждый из авторов имеет дело с разными этапами раз-

³ Левада Ю.А. Цит. соч. С. 13. ¹⁴ Там же. С. 15.

вития кризиса. То, что лишь намечалось в 1983 г., в виде некоторой тенденции (Т. И. Заславская), обнаружилось гораздо явственнее в 90-е годы. Можно сказать, что главным достижением работы кол­лективной мысли в этом направлении является преодоление общих генерализирующих суждений о природе кризиса вообще. Все более отчетливо выявляется важнейшая методологическая предпосылка анализа масштабных социальных процессов: предварительное рас­членение проблемы и выяснение специфики ситуации на каждом из этапов развития кризиса. В то же время, выявляя специфику кризисной ситуации в каждый данный момент, необходимо видеть преемственность происходящего: корни нынешнего состояния за­ложены в предшествующем историческом материале. Но это отнюдь не означает, будто предшествующее полностью детерминирует на­стоящее. Задача поиска субъекта конкретных социальных действий, который обладает собственными намерениями и представлениями о происходящем и должном, о своей роли в политике и экономике, о возможностях риска, содействует более углубленному пониманию как самого кризиса, так и перспектив выхода из него.

Приведенные выше концепции вскрывают одну важную осо­бенность российского кризиса, обнаруживающуюся на разных его этапах. Это готовность политической элиты к крайностям, к шара­ханью от одной точки зрения к другой — от ниспровержения опыта 70-летней истории Советской власти к апологетике либерального капитализма. Главный урок практического свойства, следовательно, состоит в необходимости научиться преодолевать крайности, на­учиться находить срединную линию при решении каждого вопроса политического и экономического характера. Это связано с повы­шением роли культуры именно как стабилизирующего фактора...

Общие черты рассмотренных концепций кризиса состоят в том, что корни кризисных явлений усматриваются не в свойствах российского национального характера, а в специфической ситуации, сложившейся в СССР в 70-е гг.

О.И. Шкаратан

Шкаратан Овсей Ирмович (род. в 1931 г.) — известный россий­ский социолог, доктор исторических наук (1968), профессор (1976); заслуженный деятель науки РФ, организатор и главный редактор журнала «Мир России. Социология. Этнология» (с 1992 г.); вице-президент Советской социологической ассоциации (1986—1991) и Российского общества социологов (1989—1994). Внес значительный

»5 3033

вклад в восстановление социологии как самостоятельной науки в СССР и ее развитие в современной России.

О.И. Шкаратан окончил исторический факультет ЛГУ (1954) и его аспирантуру (1957). Руководил межинститутской социологи­ческой лабораторией Ленинградского финансово-экономического института (1967—1979); результаты серии исследований этого пери­ода отражены в его монографиях «Проблемы социальной структуры рабочего класса СССР (Историко-социологическое исследование)» (1970), «НТР. Рабочий класс. Интеллигенция» (1973, в соавторстве), «Город. Методологические проблемы комплексного социального и экономического планирования» (1975, в соавторстве), «Промышлен­ное предприятие. Социологические очерки» (1978), книге «Рабочий и инженер. Социальные факторы эффективности труда» (под ред. О.И. Шкаратана, 1985). Одновременно принял активное участие в подготовке и реализации проекта ИКСИ РАН «Социальная органи­зация промышленного предприятия» (1969— 1973), в рамках которого руководил программой исследования социально-экологических факторов деятельности предприятия.

В 80-е — начале 90-х гг. О.И. Шкаратан работал в Институте этнографии АН СССР, где проводил этносоциологические и этно-экономические исследования. Являлся советником Правительства РФ (1992), членом коллегии Госкомитета РФ по национальной по­литике. С 1995 г. по настоящее время работает в Государственном университете — Высшей школе экономики: ординарный профессор (1996), зав. кафедрой и руководитель направления экономической социологии (1995—1999) социологического факультета, зав. кафе­дрой социально-экономических систем и социальной политики эко­номического факультета (1999—2004), руководитель магистерской программы по экономической социологии (1996 — по настоящее время).

Исследования последних лет О.И. Шкаратан подытожил в монографиях: «Work and Welfare in the New Russia» (Ashgate, 2000, в соавторстве), «Государственная социальная политика и стратегии выживания домохозяйств» (под общ. ред. О.И. Шкаратана, 2003), «Российский порядок: вектор перемен» (2004), «Социальная стра­тификация России и Восточной Европы. Сравнительный анализ» (2006, в соавторстве). Ниже приведена, с сокращениями, статья (2004), в которой он изложил свое понимание особенностей рос­сийского общества как социетальной системы.

Н.Л.

ЭТАКРАТИЗМ И РОССИЙСКАЯ СОЦИЕТАЛЬНАЯ СИСТЕМА*

Теоретические конструкты социологов и экономистов, изучав­ших советское общество... не раскрывали сущностные черты этой со­циальной системы и ее последующих преобразований. Дело в том, что науки об обществе по своему происхождению и содержанию и поныне носят европоцентристский характер... Даже терминология (тотали­тарное общество, авторитаризм, демократия, правовое государство, общественное мнение) не отражает сущностных свойств обществ, обладающих другими (то есть не европейскими, не атлантическими) институциональными структурами и ценностными системами.

Европоцентристский подход тесно увязан с принятием идеи унитарности исторического процесса. И на марксистское, и на либеральное отрицание мультилинеиности развития конкретных обществ решающее влияние оказала гегелевская схема «ступенча­того» развития истории к единому для всего человечества идеалу. Это относится прежде всего к марксизму с его теорией сменяющихся социально-экономических формаций. Ничем в данном отношении не отличается и либерализм... Представляется, что такие представ­ления далеко не бесспорны.

Это не чисто академический вопрос. В основу переустроения и экономики, и общества во всех странах Центральной и Восточной Европы, включая Россию, были положены одни и те же принципы, одни и те же универсальные способы реформирования экономики, именуемые «Вашингтонским консенсусом», который появился на свет в 1990 г. как рецепт лечения экономики развивающихся стран, не выплачивающих свои долги. Важно, что принципы Вашингтон­ского консенсуса были пригодны для стран, уже имевших рыночную экономику и не находившихся в состоянии перехода, что позднее под­твердил тогдашний вице-президент и главный экономист Мирового банка, лауреат Нобелевской премии Дж. Стиглиц [Стиглиц, 1998; Стиглиц, 1999; Stiglitz, 2002]. Но их стали применять ко всем странам с переходной экономикой, что сыграло едва ли не определяющую роль в выборе стратегии экономических реформ в сильно различа­ющихся друг от друга постсоциалистических государствах...

* Цит. по: Шкаратан О.И. Этакратизм и российская социетальная система // Общественные науки и современность. М., 2004. № 4. Цитируемый текст иллюстри­рует сложность проблем, рассматриваемых в разделе 7 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

Однако последствия такой стратегии по-разному сказались на развитии государств Центральной и Восточной Европы, а также бывшего СССР. Через сравнительно короткий промежуток време­ни стали очевидными и убедительными успехи в экономическом росте и становлении либеральной демократии стран европейской культурной традиции, западного христианства, многовековой тра­диции частной собственности и определенного опыта гражданских отношений и правовой государственности — Чехии, Словении, Польши, Венгрии, Словакии. В тоже время восточно-христианские общества (Россия, Украина, Болгария, Румыния, Грузия) оказались далеко не в лучшем положении.

На разных исторических этапах и тем более в наше время одно­временно существовали и существуют разнообразные социально-экономические формы, развивавшиеся в контексте различных культур. Советский тип общества, так же как и современное рос­сийское общество, — некая данность, с особой институциональной структурой и системой ценностей, относящихся...к другому типу цивилизации (евразийской), чем западная...