Прежде чем обратиться к данному примеру, было бы целесообразно рассмотреть то, каким образом эволюционный подход помогает нам понять общество. В то время как одни социальные изменения могут представляться нам как разнонаправленные и хаотичные, подобные морским волнам, другие изменения четко попадают в рамки эволюционного процесса. И, прослеживая эти изменения, исследователь лучше схватывает суть социальной реальности, он узнает, что многие движения, которые с первого взгляда представлялись ему случайными событиями в историческом потоке, возникают под действием глубинных сил, имеющих постоянный характер. Говоря конкретнее, эволюционный подход, там, где его можно применить, имеет следующие преимущества.
Во-первых, мы яснее понимаем природу системы, когда она себя «разворачивает». Эволюция — это принцип внутреннего роста. Она показывает нам не только то, что происходит с вещью вовне, но и то, что происходит внутри нее. Так как в этом процессе обнаруживают себя скрытые характеристики или качества, мы можем сказать, что проявляется сама природа системы, что она, как сказал бы Аристотель, в большей степени становится собой.
Предположим, например, что мы пытаемся проникнуть в природу обычая (custom) или морали (morality) — институтов, которые мы до сих пор часто склонны путать. Каждый из них становится нам более понятен в результате рассмотрения того, как они, будучи слитыми воедино в примитивном обществе, стали все в большей мере различаться вместе с ограничением той области поведения, где правил обычай. И так происходит со многими другими различиями, как, например, между религией и магией, преступлением и грехом, правосудием и справедливостью, правом и привилегией, экономической властью и политической.
Далее. Эволюционный подход позволяет нам выстраивать множество фактов в логическом порядке, в виде последовательно сменяющих друг друга стадий, вместо того чтобы связывать их чисто внешней хронологической нитью. Дело в том, что история предстает перед нами в виде запутанного множества событий, настоящего хаоса изменений, поэтому требуется найти принцип их селекции. Мы поставлены перед необходимостью обнаружения типа или типической ситуации, с помощью которых данные события могут быть сгруппированы с учетом конкретного времени и места, а затем соотнесения этого типа с более ранними или более поздними типами. Мы можем решить эту задачу лишь в том случае, если мы выявим эволюционный характер серии изменений. Рассмотрим, например, бесконечные изменения, которые претерпела семья. Изучая эти изменения, мы обнаруживаем, что в определенном промежутке современной истории функции семьи стали более ограниченными и в большей мере приблизились к своим основаниям, которые состоят во взаимоотношении полов. Тем самым выявляется существенная временная зависимость. Биологическая наука упорядочила данные с помощью эволюционного подхода, точно также, по крайней мере, в данном случае, поступает наука социальная. Значение эволюционного принципа, там, где его удается нащупать, велико, поскольку он позволяет соотносить друг с другом целые ситуации временной последовательности вне зависимости от их масштабов. Этим объясняется возможность его
применения в различных областях науки. Этот универсальный подход должен помочь нам проникнуть в природу реальности глубже, чем какой-либо иной, имеющий частное значение. Очевидно, что глубинный порядок изменений одинаково проявляется и в истории Рима, и в истории Японии, и в истории Америки; он один и тот же для эволюции змей и птиц, лошади и человека; он такой же для короткой истории каждого органического существа и непостижимо огромной истории всего космоса.
И еще. Эволюционный принцип предоставляет нам доступные средства классификации и описания самых сложных социальных систем. Если мы попытаемся классифицировать все общества на основе обычаев, которым они следовали, или на основе верований, которые они исповедовали, или на основе различных способов изготовления глиняной посуды или украшений, которые они использовали, и т.д., то наши классификации будут чрезмерно детализированными, громоздкими, сложными для понимания и ограниченными. Но если мы классифицируем общества в соответствии со степенью и способом дифференциации, проявляющейся и в обычаях, и в верованиях, и в технологиях, то мы избираем в качестве основы классификации характер структуры, применимый к обществу в целом, что позволяет нам связать воедино бесконечный ряд разнообразных проявлений обычаев и верований.
Наконец, эволюционный ключ подталкивает нас к поиску причин. Мы знаем, что там, где обнаруживается направленность изменений, должны существовать постоянные силы, действующие кумулятивно. Некоторые из них вполне очевидны. Мы можем проследить, например, дифференциацию профессий. При этом нетрудно заметить, что этот процесс обусловлен применением принципа эффективности или экономичности, который является одной из форм проявления разумности. В свою очередь, дифференциация профессий ведет — при наличии соответствующих условий — к таким следствиям, как приумножение экономических ресурсов, расширение рынка и совершенствование технологий.
Маршалл Салит
Маршалл Салинз (род. в 1930 г.) — известный современный американский антрополог. Ученую степень получил в 1954 г. в Колумбийском университете. Работал в Колумбийском и Мичиганском университетах, в Парижском университете в Нантене. Преподаватель антропологии в Чикагском университете.
Его обширный вклад в антропологию представлен такими книгами, как «Общественная стратификация в Полинезии», «Мо-ала: культура и природа островов Фиджи», «Кочевники», а также многочисленными статьями в профессиональных журналах. Самая известная книга «Экономика каменного века» подводит некоторый итог неоэволюционистского этапа его научных исследований. Ниже приводятся фрагменты из этой книги. Они позволяют составить более конкретное представление о возникновении и эволюции исторически ранних малых обществ, изложенной в базовом пособии учебного комплекса (раздел 3).
Н.Л.
ОБЩЕСТВО ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ИЗОБИЛИЯ*
Если экономика в целом — это «мрачная наука», то изучение экономики охотников и собирателей должно быть самой мрачной ее отраслью. Почти все без исключения учебники, безоговорочно принимая априорную установку, что жизнь в палеолите была чрезвычайно тяжелой, как будто соревнуются в стремлении создать у читателя ощущение неминуемой гибели, заставляя его задаваться вопросом не только о том, как охотники умудрялись выживать, но и о том, было ли это вообще жизнью. Призрак голода охотится за охотником на страницах этих книг. Несовершенство его технических средств, как утверждается, вынуждает его трудиться, не покладая рук, чтобы попросту выжить, не позволяя ему ни сделать передышку, ни накопить какой-нибудь запас и, следовательно, не оставляя «свободного времени» для «создания культуры». И даже при этом, несмотря на все свои усилия, охотник дотягивает лишь до низших уровней термодинамики — считается, что при таком способе производства на душу населения в год приходится меньше энергии, чем при любом другом. И в трактатах по экономическому развитию охотник обречен играть роль плохого примера — так называемой «экономики выживания».
Расхожие истины всегда упрямы, и противостоять им приходится полемически, формулируя необходимость ревизии в духе диалектики: на самом деле это было — если обратиться к его из-
* Цит. по: Саллинз М. Экономика каменного века. / Пер. с англ. О. Ю. Артемьевой идр. М., 1999. С. 19—46,170—210. Цитируемый текст иллюстрирует содержание раздела 3 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.
учению — общество первоначального изобилия. Как это ни парадоксально, подобная формулировка ведет к другому плодотворному и неожиданному заключению. В обычном понимании общество изобилия — это такое общество, в котором все материальные потребности людей легко удовлетворяются. Утверждать, что охотники живут в условиях изобилия, значит отрицать, что исходная ситуация в эволюции человечества была предопределенной трагедией: тогда человек был пленником тяжелого труда, обусловленного постоянным несоответствием между его неограниченными потребностями и недостаточными средствами для их удовлетворения.
А ведь существуют два реальных пути к изобилию. Потребности можно «легко удовлетворять» либо много производя, либо немногого желая. Распространенные концепции в духе Гелбрейта склонны к утверждениям, особенно подходящим для рыночных экономик: потребности человека велики, чтобы не сказать беспредельны, в то время как средства их удовлетворения ограничены, хотя и поддаются усовершенствованию, поэтому разрыв между средствами и целями может быть сокращен повышением продуктивности производства, по крайней мере, настолько, чтобы «насущные товары» имелись в изобилии. Но существует и иной путь к изобилию — путь, указываемый дзен-буддизмом. В основе его лежат предпосылки, весьма отличные от наших: материальные потребности человека ограничены и немногочисленны и технические средства для их удовлетворения не изменяются, но в целом они вполне достаточны. Приняв стратегию дзен-буддизма, люди могут наслаждаться не имеющим аналогов изобилием — при низком уровне жизни.
Так же, я думаю, можно описать и образ жизни охотников. И это поможет объяснить некоторые наиболее, казалось бы, странные особенности их хозяйственного поведения: их «расточительность», например, склонность истреблять единовременно всю недь, имеющуюся под рукой, как будто они сами ее производят, вободные от рыночной одержимости дефицитом, экономические ^пристрастия» охотников более последовательно сориентированы а изобилие, чем наши. Дестют де Траси, хотя, быть может, и был «буржуазным доктринером с рыбьей кровью», но все же заставил Маркса согласиться с наблюдением, что «у бедных наций люди ощущают довольство», в то время как у богатых наций «они в большинстве своем бедны».
Все это говорится не для того, чтобы отрицать, что доземледель-ческая экономика испытывает давление серьезных сдерживающих факторов, но для того, чтобы настоять, опираясь на данные по
19-3033
современным охотникам и собирателям, на том, что человеческое существование ею обычно обеспечивается успешно. <...>
