Общий обзор
После смерти двух последних представителей великого поколения доникейских богословов — Оригена и Киприана, которое характеризует первую половину III в. как высший пункт христианской духовной культуры в доникейский период, в дальнейшие десятилетия III в., до константиновскош времени, наступает поразительное затишье. За первым поколением богословов не последовало второго; скорее наступило даже заметное движение назад. В Риме богословские традиции продолжают жить только в лице Дионисия. Африка обладает единственным Арнобием. Весь остальной Запад может выставить только трех писателей — Ретиция, Викторина и Лактанция, по рождению африканца, в качестве писателя, действовавшего сначала в Никомидии, потом в Галлии, — это лучший латинский стилист доникейского времени. На Востоке Греция совершенно не представлена; собственно литературную жизнь мы замечаем только в Египте, Сирии и Палестине. Эта бедность в писателях стоит в связи, главным образом и ближе всего, с тем острым поворотом, который приняла борьба римской государственной власти против христианства, специально направленная при Декии и Валериане (249—260 гг.) против церковной организации. Эти преследования, действие которых достаточно обнаружилось в большом числе падших (lapsi), нанесли чувствительный вред и литературной деятельности Церкви и в значительной степени разрушили надежды на будущее; иначе трудно объяснить, почему, вопреки наступившим годам мира (260—303 гг.), выступило так мало писателей.
Это литературное состояние, без сомнения, имело еще и другую, более непосредственную причину. Яснее всего действие этой причины выступает в Египте и Палестине, где сильное влияние Оригена господствовало над всей литературной жизнью во второй половине III в. и именно в двояком направлении. Что такой выдающийся богослов дал толчок к образованию богословской школы, это понятно само собой; не менее определенно должно было ожидать, что такое своеобразное богословское умозрение, как оригеновское, вызовет противодействие. Случилось и то, и другое. В обоих местах деятельности Оригена — в Александрии и Кесарии (Палестинской) — образовались оригеновские школы. Александрийскую школу последователей Оригена составляют: Трифон, Дионисий, Пиерий и Феогност. Произведения их в значительной части потеряны.
С епископом Петром Александрийским (300—311 гг.) наступает поворот в отношении к богословской системе Оригена, — он предпринял первую критическую оценку ее. Около этого времени Ориген подвергся нападкам и в Малой Азии. Еще при жизни Оригена одним из воодушевленнейших последователей его сделался Григорий Чудотворец, епископ Кесарии Каппадокийской, Но литературная деятельность этого достопочтенного мужа приняла более практическое направление, и им богословское направление Оригена не было насаждено в Малой Азии,, Здесь даже принципиальная противоположность ей нашла своего решительного представителя в лице епископа Мефодия Олимпийского, который оригеновскому богословию мыслей противопоставил богословие фактов и Предания, и в своем оспаривании важнейших теорий Оригена пошел дальше Петра Александрийского. Против Мефодия и его сторонников Памфил и Евсевий, которые высоко держали знамя оригенизма в Кесарии Палестинской, направили «Апологию Оригена» в пяти книгах, из которых сохранилась только первая в переводе Руфина, впрочем, сомнительном в своей точности.*
Защита ведется большей частью посредством изречений из собственных произведений Оригена; но оба друга признали себя вынужденными во многих случаях ослаблять учение Оригена.
0 конце этого первого оригеновского спора мы не знаем. Вероятно, он прекратился вследствие мученической кончины Памфила и его противников Петра и Мефодия во время гонений Диоклетиана. В живых остался один Евсевий, и он восполнил составленную Памфилом «Апологию Оригена», к пяти книгам присоединив шестую, которую направил особенно против Мефодия. Примечательно, что Евсевий совершенно исключил Мефодия из своей «Церковной истории». Церковь в этом споре не принимала никакого участия.
Но влияние Оригена не ограничивалось доникейским периодом, который мы переходим вместе с Евсевием. Ориген был высоко почитаем великими богословами Церкви IV в., в особенности Каппадокийцами.
На повороте от III в. к IV обнаружилось противоположное оригенизму течение в Сирии, которое является новым элементом в богословском и литературном развитии последнего доникейского периода и которое для последующего времени имеет большее значение, чем первый оригенистический спор в Египте и Палестине. Разумею здесь основание антиохийской школы, которое означает не только новое направление в прежнем богословии, но и новое понимание самого научного богословия[957].
Первым известным представителем ее, если не самым основателем, был Лукиан Антиохийский. Как ни мало мы знаем о деятельности этого мужа и о начале антиохийской школы, однако бесспорно то, что исходный пункт ее составляло новое понимание Священного Писания. Признаком его считается историко-грамматический метод истолкования антиохийцев в противоположность аллегорическому методу александрийцев. Но если эту противоположность возводить к ее последним основаниям, то обнаружится, что эти основания те же, какие во время расцвета греческой философии вызвали противоположность между философией Аристотеля и Платона: рассудочный исторический реализм и воодушевленный мистический идеализм. Чтобы объяснить возникновение этой противоположности в христианском богословии, нет необходимости предполагать, что антиохийская школа сознательно примкнула к философии Аристотеля,, о которой из времени возникновения антиохийской школы нам ничего неизвестно; если даже о такой связи заключать на основании последующей истории школы, то все-таки необходимо будет объяснить, почему антиохийцы примкнули к философии Аристотеля. Но объяснение этого заключается в том факте, что противоположность между идеализмом и реализмом является господствующей во все периоды богословской и философской мысли, что имеет глубочайшее основание во всеобщих законах духовной жизни человечества; в них находит свое объяснение как то, что эта противоположность проявилась в период возникновения христианского богословия, так и то, что сначала вступает в свои права идеалистически-мистический образ мышления, и только позднее, как реакция против него, реалистически-исторический. Последний достигает развития только во вторую эпоху, и борьба между обоими составляет основную почву великих догматических споров IV—VI вв. Но ее возникновение существенно принадлежит к характеристике того литературного периода, о котором у нас идет речь. В это же время развивался и неоплатонизм, но тогда он не оказал положительного влияния на богословие и церковную литературу, — оно [(влияние)] развивается только в IV и V вв., но уже тогда, когда существенные пункты греческого богословия получили свое окончательное утверждение. Поэтому неоплатонизм теперь не составляет никакого элемента в богословском развитии и не должен быть привлекаем к характеристике четвертого периода первой эпохи.
Если, далее, присмотреться к современной западно-латинской литературе, то ясно будет, что из нее нельзя извлечь никаких существенных моментов для характеристики рассматриваемого периода. Незначительная литературная деятельность Дионисия Римского имеет своим предметом опровержение модалистического монархианства и, следовательно, вращается в тех же догматических вопросах, которые господствовали и в предшествующий период. Прочие латинские церковные писатели, за исключением Лактанция, делают даже шаг назад, в особенности Арнобий, семь книг которого Adversus nationes [Против язычников] не выдаются ни в литературном, ни в богословском отношениях. Ретиций был хороший экзегет; Викторин, по-латыни пишущий грек, стоял в зависимости от Оригена. Лактанций, христианский Цицерон, без сомнения был хорошим писателем и в своем главном труде Divinae institutiones [Божественные установления] сделал опыт систематического изложения христианского учения, в котором сильно обнаруживается западное свойство в господстве практическирелигиозной точки зрения. Но недостаток богословской школы помешал ему оказать надлежащее влияние на писателей последующего времени. Дальнейшее развитие западной литературы и богословия во вторую эпоху, поскольку оно не находится под влиянием современного греческого богословия, как у Илария, Амвросия и Иеронима, примыкает к двум великим, истинно западным богословам доникейского времени — Тертуллиану и Киприану, при совершенном почти игнорировании латинских богословбв четвертого периода. Для оценки дальнейших успехов в развитии отдельных ветвей богословской литературы может быть принята во внимание только греческая литература. К сожалению, потери и здесь так велики, что нет возможности получить ясное представление о ней. Апологетическая литература увеличилась только одним произведением Мефодия Олимпийского Κατά Πορφυρίου [Против Порфирия], которое, по словам Иеронима, было обширное, но потеряно все, за исключением незначительных фрагментов. Библейская текстуальная критика представлена рецензиями LXX и, может быть, Нового Завета, которые дали Исихий в Египте и Лукиан Антиохийский. Экзегетикой занимались Трифон, Дионисий Александрийский, Пиерий, Иеракл[958], Аммоний, Григорий Чудотворец и Мефодий Олимпийский. Большинство из них писали также догматические и антиеретические произведения, в первую очередь Дионисий и Петр Александрийские и Мефодий Олимпийский. Особенно были любимы трактаты о душе (Περί ψυχής: Петр Александрийский, Александр Александрийский, Григорий Чудотворец) и о воскресении (Шр! αναστάσεως: Петр Александрийский и Мефодий Олимпийский). Против гностицизма еще направлен анонимный Dialogus de recta in Deum fide [Диалог о правильной вере в Бога]. Дионисий Александрийский, большая часть произведений которого падает еще на время жизни Оригена, участвовал в борьбе с Савеллием, в спорах об отношении к падшим, в вопросах о новатианском расколе, в споре о крещении еретиков и против Павла Самосатского. Вообще он — многосторонний писатель этого периода. У него мы находим древнейшее опровержение атомистики с христианской точки зрения. Он трудится над разрешением практически-религиозных вопросов и полагает начало пасхальным посланиям александрийских епископов. Практическими вопросами занимается также и Мефодий Олимпийский.
Из сказанного ясно, что церковная литература и этого периода, несмотря на то, что она уступает литературе предшествующего периода, в своем первоначальном объезде занимала довольно почтенное место, а в некоторых областях, особенно в области библейского и догматического богословия, обнаруживает последовательное дальнейшее развитие.
Еретическая литература теперь отступает назад еще больше, чем прежде. Последние гностические произведения, может быть, возникли во второй половине III в. Павел Самосатский, учение которого представляет дальнейшее развитие динамистического монархианства, был единственным формальным еретиком этого периода. Его произведения не сохранились. Кроме него можно назвать только египетского епископа Непота как крайнего противника аллегорического направления александрийской школы, находившегося под влиянием древнего хилиазма. Дионисий опровергал оставленную Непотом книгу "Έλεγχος άλληγορ ιστών [Обличение аллегористов], которая не сохранилась. Но и из произведений Дионисия сохранилось только несколько отрывков.
На основании изложенного четвертый период можно обозначить как период оригенистов и первых антиохийцев; он обнимает время от 260 до 325 г.
Св. Дионисий, епископ Александрийский [959]
