Если он усвоит все как должно, тогда пусть братья по праву примут его в братство

Когда человек решает остаться в монастыре, я не сразу принимаю его. Я смотрю, по праву ли он желает стать монахом или его решение остаться в монасты­ре не оправданно? Не все вмещают слово сие, — гово­рит Евангелие. Все могут восхищаться Христом и Его словами, но не все их понимают. Все радуются словам Христа, верят им, но, когда приходит время исполнить их, отступают, потому что не могут, не хотят, не знают, как их исполнить, превратно истолковывают их. Та­ким людям нужно деликатно подсказать, что для них более оправданна жизнь в миру.

Вполне вероятно, что слов «тогда пусть братья по праву примут его в братство» не было в первоначаль­ном тексте устава. Но если они и были, понимать их нужно в правильном ключе, потому что права есть как у монастыря, так и у человека. Не должно быть ни эксплуатации человека, ни его отвержения — и то и другое ведет к беде. Мы должны понять, что имен­но спасительно для души этого конкретного человека. Он — овца Христова стада и желает спастись. Но где он спасется, в монастыре или в миру? Для некоторых лучше спастись в миру, каясь в своих грехах, чем по­гибнуть в монастыре, пусть и не совершив при этом грехов, свойственных миру.

Конечно, монастырь принимает всех и не делает различий между девственниками и потерявшими дев­ство, состоявшими в браке и безбрачными. Церковь истово заботится о нравственности и самосознании своих членов, но в то же время проявляет гибкость, чтобы сохранить свое единство. В монастырь может вступить и непорочный юноша, и грешница, и страш­ный убийца. Истории известно немало случаев, ког­да разбойничьи атаманы становились монахами, по­рой со всей своей шайкой. В чине пострига, особенно великосхимнического, все именуются грешниками. Между вступающими в монашество не делается ника­кого различия. Неважно, бедный ты или богатый, мо­лодой или старый. Десятилетних детей, мальчиков и девочек, постригали в монашество тем же чином, что и взрослых. Внутри Церкви все едины, как и в раю. Даже святой человек, становясь монахом, чувствует себя великим грешником.

Слова из чина пострига: «...оставил отца, матерь, братьев, сестер, жену, детей» — относятся к каждому монаху, потому что даже если человек принял постриг в нежной юности, он оставил того, кого мог бы в бу­дущем назвать своей женой или мужем. Женатый или неженатый — оба покинули жену, один — ту, что у него была, другой -— ту, что могла у него быть.

Если он хочет принести в монастырь ка­кое-либо имущество, пусть положит его на святой престол в присутствии всех братьев, как предписывает устав. (24)

Монашеские одежды перед постригом полагаются на святой престол. Само таинство пострига соверша­ется вне алтаря, но монашеские одежды и обувь кла­дутся с вечера на индитию святого престола, туда, где пребывает Христос. Потом мы выносим их из алтаря и кладем на Евангелие, с которого игумен подает их постригаемому.

На святой престол мы возлагаем и имущество, ко­торое приносим в монастырь. Если мы не положим его на святой престол, то не получим права взять с престо­ла ризу спасения, хитон правды, архангельский образ. Если монах не возложит все на святой престол, но удер­жит у себя что-то мирское, душевное, духовное, чув­ственное, что-то из области пожеланий или собствен­ных представлений, то его духовная жизнь не состоится. Удержанная им малость возьмет верх над устремлени­ем и силой его души, и он вернет монашескую одежду, которую принял со святого престола, и тем самым ее обесчестит. Он не сможет исполнить своего обещания, приступит к делу, но не совершит его. А в последова­нии пострига говорится: «...если исполнишь подвиг до конца». Но если он и исполнит до конца, то исполнит это из рук вон плохо, настрадавшись, намаявшись,

измучившись, изроптавшись, тогда как мог бы летать, поддерживаемый ангельскими крылами.

Когда мы приносим свое имущество, то полагаем его на святой престол «в присутствии всех братьев». В некоторых монастырях из крайнего снисхождения этого не требуют: вдруг послушник передумает и по­просит свое имущество назад. Вещи послушника хра­нятся в специальном месте в игуменской, так чтобы, уходя из монастыря, человек мог их забрать. Тем не менее сознание должно быть таким: я оставляю все на святом престоле перед лицом свидетелей, если не на глазах братьев, то пред очами ангелов, святых и Лиц Святой Троицы.

Видите, какая высота духа сокрыта в монашестве? Монашеское жительство исключительное, совершен­ное. Нет ничего совершеннее под небесами. Жизнь в миру крайне сурова, полна трудностей, поэтому там Бог дает человеку простор, не требует от него многого, чтобы он мог существовать. Но это приволье порожда­ет другие трудности и еще более обременяет человека.

В монастыре Бог учреждает жизнь совершенней­шую, настолько возвышенную, что ограничений для совершенства нет. Монашеская жизнь в высшей сте­пени естественна, полноценна и легка, и при этом она дает человеку возможность летать, словно на хе­рувимской колеснице. Как беспрепятственно носился в небесах Фаэтон, так может делать это и монах. По­этому Бог так много и требует от монаха, тогда как женатому — сколь праведен Бог! — послабляет, пото­му что тот борется за жизнь, проливает пот и кровь, чтобы содержать семью, терпит несправедливости в обществе и на работе. Впрочем, эти послабления че­ловек часто обращает в препятствия для своей духов­ной жизни, и они становятся поводами для падения.

А в монастыре, наоборот, жизнь проста, лишь бы монах всегда уступал ближнему, всегда с ним согла­шался. В противном случае ему не устоять.