Упрощение, стереотипизация

Сами СМИ ввиду их решающей роли в манипуляции сознанием быстро стали объектом изучения, и вскоре были обнаружены, и даже математически выражены связи между степенью сл ожности сообщения и его восприятием.

По результатам исследований были установлены жесткие ограничения на сложность и оригинальность сообщений (даже на мну слов, хотя два-три заумных слова допускаются в статье в качестве «приправы», т. к. они повышают привлекательность статьи в силу «гомеопатического» наукообразного эффекта), рыло сформулировано правило: «Сообщение должно иметь уровень понятности, соответствующий коэффициенту интеллектуаль­ности примерно на десять пунктов ниже среднего коэффициента того социального слоя, на который рассчитано сообщение» [166].

Психологической основой этого правила служит тот факт, что люди в большинстве своем подсознательно тяготеют к примитивным объяснениям сложных проблем. Концепцию упрощения выдвинул еще в начале 20-х годов прошлого века У. Липпман (будущий «журналист № 1» США). Он считал, что процесс восприятия — это всего-навсего механическая подгонка нового явления под устойчивую общую формулу (стереотип). Поэтому СМИ должны обеспечить стереотизацию явления, ставшего объектом сообщения. При этом, по его выражению, редактор должен опираться на стереотипы и рутинные мнения и «безжалостно игнорировать тонкости». Человек должен вос­принимать сообщение без усилий и безоговорочно, без внут­ренней борьбы и критического анализа. «Коммунизм упорно Цепляется за плохое. Давайте упорно держаться за хорошее» (Дж. Фостер Даллес) — вот типичный образец упрощения. На ^этой основе и сложилась практика современных СМИ — све­дение реальных общественных проблем и явлений к предельно Упрощенным и легким для восприятия утверждениям.

Мыслящие стереотипами люди утрачивают возможность опереться на устои даже своего собственного привычного порядка, которому они привержены, — за стереотипами эти устои

оказываются неразличимыми. Иллюстрацией может служить следующий пример. В 1951 году американская газета провела эксперимент.

Ее сотрудники «составили» петицию и обратились к представи-

телям среднего класса с просьбой ее подписать. Петиция гласи ла: «Если любая форма государственного управления становится вредной для достижения целей народа, то народ имеет право сменить или ликвидировать эту форму, создать новое правительство,

основав его на таких принципах и организовав его

в такой форме, какие ему кажутся наиболее подходящими для обеспечения его безопасности и счастья». Из 112 человек 111 казались подписать петицию, посчитав ее «красной», за которую их тут же уволят с работы. На деле это была выдержка из декларации независимости Соединенных Штатов.

За операцией упрощения следует семантизация, т. е. наиболее подходящих слов, в которые следует облечь созданную примитивную модель. Специалисты прессы, по выражению одного из них, «придумали целый ряд клише, лозунгов эпитетов, кратких, но расплывчатых фраз, при помощи кото­рых можно описать любую международную новость». Выработка готового сообщения становится чисто технической ра­ботой.

СМИ стали важнейшим фактором укрепления такого типа мышления, при котором человек мыслит стереотипами. Пос­тепенно снижая интеллектуальный уровень сообщений, они превратились в инструмент оглупления. Этому послужил глав­ный метод закрепления нужных стереотипов в сознании-повторение.

Утверждение и повторение Произведенное упрощение позволяет высказывать ную мысль, которую требуется внушить аудитории, в краткой, энергичной и впечатляющей форме — в форме утверждения (как приказ гипнотизера — приказ без возражения). Как пишет Московичи, «утверждение в любой речи означает отказ от обсуждения, поскольку власть человека или идеи, которая мо­жет подвергаться обсуждению, теряет всякое правдоподобие Это означает также просьбу к аудитории, к толпе принять идею без обсуждения такой, какой она есть, без взвешивания «за» и «против» и отвечать «да», не раздумывая».

Настойчивое повторение в СМИ одних и тех же слов, фраз, образов сразу бросалось в глаза, когда из СССР человек попадал на Запад. Это удивляло. Но это просто технология, и мы все ежедневно испытываем

ее действие сегодня. Московичи писал в «Учении о массах»: «грамматика убеждения основывается на утверждении и опвторении, на этих двух

главенствующих правилах». Он приводит слова Лебона: «В конце концов повторение внедряется в глубины подсознания, туда, где зарождаются мотивы наших действий» Этот прием постоянно используется в рекламе. " Повторение — один из психологических трюков, которые притупяют рассудок и воздействуют на бессознательные механизмы При злоупотреблении им стереотипы усиливаются до устой-

чивых предрассудков, человек тупеет.

Московичи пишет: «Таким образом, повторение является вторым условием пропаганды. Оно придает утверждениям вес дополнительного убеждения и превращает их в навязчивые идеи. Слыша их вновь и вновь, в различных версиях и по са­мому разному поводу, в конце концов начинаешь проникаться ими. Они, в свою очередь, незаметно повторяются, словно тики языка и мысли. В то же время повторение возводит обязатель­ный барьер против всякого иного утверждения, всякого проти­воположного убеждения с помощью возврата без рассуждений тех же слов, образов и позиций. Повторение придает им осязае­мость и очевидность, которые заставляют принять их целиком, с первого до последнего, как если бы речь шла о логике, в тер­минах которой то, что должно быть доказано, уже случилось...

Повторение становится барьером против отличающихся, а тем более противоположных мнений. Таким образом, оно сводит к минимуму рассуждения и быстро превращает мысль в действие, на которое у массы уже сформировался условный рефлекс, как у всем известных собак Павлова... С помощью повторения мысль отделяется от своего автора. Она превраща­ется в очевидность, не зависящую от времени, места, личности. Она не является более выражением человека, который говорит, по становится выражением предмета, о котором он говорит.

Повторение имеет также функцию связи мыслей. Соединяя подчас разнородные утверждения и идеи, оно создает видимость логической цепочки. Как только появляется эта видимость, облегчается захват аудитории, в том числе и из интеллигенции. Теперь интеллигент может с легким сердцем верить любому абсурду, потому что не протестует логика — «полиция нравов интеллигенции» [169].

Дробление информации

Одна из особых и важных сторон упрощения — разделение целостной проблемы на отдельные фрагменты, чтобы читатель или зритель не смог связать их воедино и осмыслить проблему. Это фундаментальный принцип мозаичной культуры. Дроблению служит множество технических приемов: статьи в газете разбиваются на части и помещаются на разных страницах, телепередачи разбиваются рекламой.

Г. Шиллер дает описание этой технологии: «Возьмем, пример, принцип составления обычной телевизионной ил_а радиопрограммы или компоновки первой страницы крупной ежедневной газеты. Общим для всех является полная разно­родность подаваемого материала и абсолютное отрицание вза­имосвязи освещаемых социальных явлений. Дискуссионные программы, преобладающие на радио и телевидении, пред­ставляют собой убедительные образцы фрагментации как фор­мы подачи материала. Что бы ни было сказано, оно полностью растворяется в последующих рекламных объявлениях, коми­ческих трюках, интимных сценах и сплетнях» [305].

П. Фрейре считает дробление «характерным приемом куль­турного подавления» [352], который принят как специфическая форма подачи информации в США. Из-за океана этот прием распространился на все системы СМИ, занятые манипуляцией. Г. Шиллер так объясняет эффективность этого приема: «Когда целостный характер социальной проблемы намеренно обходят стороной, а отрывочные сведения о ней предлагают в качест­ве достоверной «информации», то результаты такого подхода всегда одинаковы: непонимание, в лучшем случае неосведом­ленность, апатия и, как правило, безразличие». Разрывая на кусочки информацию о важном, быть может, даже трагическом событии, удается резко снизить отрезвляющее воздействие со­общения или вообще лишить его смысла.

Г. Шиллер пишет: «Полное безразличие, с которым реклама относится к любым политическим или социальным событиям, врываясь в передачи независимо от того, о чем идет речь, низво­дит любые социальные явления до уровня ничего не значащих про­исшествий» [305].

Мы впервые испытали это, когда в 1992 году после кадров, на которых были показаны привезенные в рефрижераторе обнаженные тела

погибших от ракетного обстрела выпускников школы, была дана реклама шампуня«Видал Сасун». Точно так же поступило телевидение после репортажа о взрыве на Каширском шоссе в Москве в 1999году. К сожалению, и сейчас оно часто действует подобным образом. Поток сообщений только кажется хаотическим, в действительности же отбор освещаемых событий и очередность их производят владельцы и руководители СМИ. А. Моль пишет: «Задача этой группы деятелей заключается в том, чтобы из совокупности всего, что только есть нового (в самом широ­ком смысле слова, т. е. учитывая, что новизна может носить весьма относительный характер), выделить небольшое число таких элементов и фактов, которые отвечали бы известным четко сформулированным критериям... Фактически средства массовой коммуникации сами и определяют «значительность» фактов... ведь именно они подают факты в таком свете, что в сознании миллионов людей весть о замужестве иранской прин­цессы предстает как не менее важное событие, чем последнее крупное открытие в области атомной энергии» [166].

СМИ конструируют внешне хаотический поток сообщений таким образом, чтобы создать у читателя или зрителя нужный их владельцам (шире — господствующей элите) ложный образ реаль­ности —псевдореальность. Критерии отбора сообщений опирают­ся на достаточно развитые теории восприятия информации. Для каждого сообщения оценивается уровень трудности и дистанция до индивидуума (при этих расчетах в СМИ различают четыре-пять слоев глубины психики человека, на которые должны воздейство­вать сообщения). Из этих данных сообщению присваивается ранг значимости, исходя из которого формируется газета или програм­ма новостей. Опытные редакторы, конечно, расчетов не ведут, они владеют этими методами интуитивно (но, главное, они точно Улавливают сигналы, идущие от нанимателей — хозяев).

Срочность подачи информации

«Оправданием» фрагментации проблем является срочность, не­тленность подачи информации, придание ей характера незамедли­тельности и неотложности сообщения. Это один из самых главных ЧЩЩипов американских СМИ, распространившийся теперь повсеместно.

Нагнетаемое ощущение срочности резко усиливает манипу-

лятивные возможности подачи сообщений. Ежедневное, а то и ежечасное обновление информации лишает ее какой-либо постоянной структуры. Человек просто не имеет времени, чтобы осмыслить, понять сообщения: они вытесняются другими, более свежими. Г. Шиллер пишет: «Ложное чувство срочности, возникают в силу упора на немедленность, создает ощущение необычайной важности предмета информации, которое так же быстро рассеивается. Соответственно, ослабевает способность разграничивать информацию по степени важности. Быстро чередующиеся сообщения об авиационных катастрофах и наступлении национально-освободительных сил, растратах и забастовках, сильной жаре и т. д. мешают составлению оценок и суждений. При таком положении вещей умственный процесс сортирования, который в обычных условиях способствует осмыслению информации, не в состоянии выполнять эту функцию. Мозг превращается в решето, в которое ежечасно вываливается ворох иногда важных, но в основном пустых информационных сообщений... Полней­шая концентрация внимания на происходящих на данную мину­ту событиях разрушает необходимую связь с прошлым» [3

Сенсационность

Использование сенсаций позволяет обеспечивать фрагментацию проблем и дробить информацию так, чтобы человек ни­когда не получал осмысленного знания. Сенсации — это сооб­щения о событиях, которым придается столь высокая важность и уникальность, что на них концентрируется и в течение нуж­ного времени удерживается внимание аудитории. Под прикры­тием сенсации можно или умолчать о важных событиях, кото­рые публике «не положено» заметить, или прекратить скан или психоз, так, чтобы о нем не вспомнили.

Выработаны критерии подбора таких событий, которые i но превратить в сенсацию. Это выражено в известном афоризме. «Если собака кусает человека — это не новость, если человек ку­сает собаку — вот это новость». Рекламодатели, в том числе по­литические, заинтересованы в высокой запоминаемости их сиг­нала, хотя бы на подсознательной уровне. Поэтому они требуют от СМИ увязывать их рекламу с сообщением, которое врезалось бы в память. А. Моль пишет: «Понятно, что сообщение о рождении двухголового младенца в Чехословакии имеет много шансов

прижиться в памяти большинства читателей и читательниц.

Конкретные причины этого могут быть разными, но почти все они

Будут непосредственно связаны с глубинными слоями психики, составляющими область психоаналитического исследования»[1б6]. Поэтому передачи насыщаются сенсациями.

Непрерывная бомбардировка сознания действующими на чувства

сенсациями, особенно «плохими новостями», выполняет важную функцию поддержания необходимого уровня нервозности. Эта нервозность, ощущение непрерывного кризиса резко повышает вну­шаемость людей и снижает способность к критическому воспри­ятию. Нарушение привычной, стабильной социальной обстановки всегда повышает ситуативную внушаемость (в отличие от общей внушаемости так называют особые состояния, возникающие под действием аномальных ситуаций) [С. Кара-Мурза].

Манипулирование сознанием и власть

Технологии манипуляций СМИ необходимы политическим режимам как условие их относительно стабильного существова­ния. Этому способствуют и новые формы контроля за личностью и ее сознанием (базы данных, сотовые телефоны, SMS-сообщения и переписка по Интернету, кредитные карточки и т. д.).

Противостоять действию политических манипуляций ста­новится все труднее. Фактически в результате массированной атаки на сознание человека у него изменяются не только взгля­ды, но и сам характер мышления.

Если, к примеру, наиболее влиятельные СМИ, каковыми яв­ляются телеканалы, при освещении выборов сводят свою деятель­ность к очернению одной политической позиции и поддержке другой, их аудитории лишаются права на получение объективной информации. Человек, не имеющий сегодня возможности обхо­диться без информации, фактически становится рабом потребляемого им информационного ресурса и, следовательно, легкодоступпным объектом манипулятивных технологий СМИ. Методы политических манипуляций СМИ постоянно совершенствуются, их роль в современном обществе стала огромной. Действие политических манипуляций реализуется не только в том, люди голосуют за нужного кандидата, но и в том, что на данный момент население признает правила игры, установленные правящим режимом, даже если не признает легитимность

самого режима. Человек, идущий на выборы и искренне надеющийся своим решением повлиять на жизнь государства — жертва манипуляции, за кого бы он ни поставил свою галочку в бюллетене, поскольку обещание кандидатов, как правило носят популистский характер. В этом плане разговоры о свободе, демократии, возможности волеизъявления при выборах являются мистификацией. Выборы давно стали управляемым процессом, и доверие (или недоверие) групп населения к демократическим институтам, механизмам и ценностям не что иное' как результат тотального и направленного манипулирования сознанием, существующего в мире уже десятки лет.

Манипулирование является доминирующим методом работы СМИ и особенно широко используется в партийной про­паганде и в избирательных кампаниях. Сегодня ни одна пре­зидентская или парламентская избирательная кампания не обходится без использования приемов манипулирования, ко­торые, тесно переплетаясь между собой, создают у избирателей весьма далекие от реальности представления об определенном кандидате и партии.

Как показывает практика, средний избиратель обычно судит о кандидате в президенты или в парламент по имиджу (образу), который создает ему СМИ. В странах Запада, а в последние годы и в России, развилось целое направление политической рекламы— имиджмейкинг (создание привлекательных для избирателей образов политических деятелей). Профессиона­лы-имиджмейкеры и организаторы избирательных кампаний диктуют претендентам не только форму одежды и манеры по­ведения, но и содержание выступлений, которые наполнены множеством заманчивых обещаний, обычно забываемых сразу после победы на выборах.

За блестящей рекламной упаковкой, искусно изготовленное СМИ, избирателю бывает трудно различить истинные деловые и нравственные качества кандидатов, определить их политические позиции. Такого рода рекламно-манипулятивная деятельность СМИ превращает выбор граждан из свободного сознатель - ного решения в формальный акт, заранее запрограммирован специалистами по формированию массового сознания.

Подводя итог всего этого раздела, можно сделать вывод, что именно манипулятивные технологии средств массовой информации

являются самыми перспективными методами борьбы за власть. Тем самым можно признать центральную роль СМИ в манипулировании сознанием.

На сегодняшний день СМИ являются самостоятельным, (но не независимым) субъектом политического процесса и обладают достаточным манипулятивным потенциалом, чтобы конструировать объективную реальность по своему усмотрению. и создавать некую иллюзорную действительность в целях Действия на массовое сознание и формирования нужного власти общественного мнения[221,21—23].

Известный тележурналист Владимир Познер, работающий Первом канале телевидения, признался, что в России нет свободы слова. Эти слова журналист произнес, выступая на за­дании Общественной палаты, посвященном вопросам мора­ли и нравственности на отечественном телевидении.

«Закон о СМИ у нас не выполняется в главном: я утверж­даю, что у нас на телевидении, да и не только на телевидении, не существует свободы слова», — сказал Познер. По словам журналиста, во время проведения парламентских и президентских выборов «были вещи совершенно запрещенные: о том нельзя говорить, этого нельзя показывать, того нельзя пригла­шать». «Поэтому мы обсуждаем, не дать ли пациенту водички, а то, что он просто подыхает, об этом говорим потом. Если не говорить о главном, то все эти разговоры в пользу бедных», — отметил Познер.

Поддерживает эту точку зрения и президент Национальной ассоциации телерадиовещателей (HAT) Эдуард Сагалаев: «У час очень мало правды на телевидении и много пошлости». По его словам, информационная политика в России «де-факто не предполагает свободных дискуссий, де-факто не предполагает прямых эфиров». Располагая тотальным контролем над СМИ, власть объясняет нам на всех языках, что для народа стабильность заключается в том, чтобы стабильной оставалась действующая власть и ее неизменные блага.

Россия снова выбивается из общего движения истории на какой-то никому не ведомый и непонятный «свой путь». Российская власть сконцентрировала в с своих руках мощный информационный «кулак», подмяв под себя все влиятельные СМИ. Осуществлена государственная монополизация инфор-

мационного рынка. Теперь никто не собирается бегать за каждым конкретным избирателем. Власть получила возможность общаться с массой, толпой. Это подтвердили выборы президента РФ 2008 года — выборы без выбора.

Самое любопытное в ходе этих выборов и, пожалуй, единственное, что вызвало неподдельный интерес политических наблюдателей, это феномен «раскручивания» за два с половиноймесяца кандидата (Д. Медведева), не имевшего на старте серьезного рейтинга, до 70 % поддержки в день выборов. Что здесь сыграло решающую роль: феноменальные возможности монополизированных властью радиоэлектронных СМИ или огромный авторитет В. Путина, способный обеспечить электоральную поддержку любому политическому маргиналу? (Московские журналисты ехидно шутили, что вполне приемлемым выбором могла бы стать собака российского президента Лабрадор Кони.) Думается, здесь действовали оба фактора. А главная причина — состо­яние умов российского общества. Это состояние и есть результат манипулирования сознанием, ежедневно осуществляемого влас­тью с помощью СМИ.

На вопрос, есть ли в России свобода слова, квалифицирован ответ дали международные эксперты: в рейтинге свободы Россия занимает 170-е место в мире. Дальше ехать некуда.

9.2. ТЕЛЕВИДЕНИЕ - ГЛАВНЫЙ ПРОВОДНИК В МАНИПУЛЯЦИИ СОЗНАНИЕМ

Телевизор — пульт дистанционного управления телезрит

В. Пелевин

Насилие на телеэкране и на газетной полосе — вещи разные: газеты сообщают о насилии, телевидение его производит.

Неизвестный автор

Манипулятивное управление сознанием народа осуществляется всеми средствами массовой информации (СМИ):

телевидением, радио, газетами, журналами, Интернетом. Поскольку в последние годы годы люди, особенно молодые, читают все меньше, первом месте по степени влияния находится телевидение.

В современном обществе телевидение во многом обусловливает

знания, которые человек получает о мире. По данным независимого социологического агентства, в настоящее время примерно 84% населения черпает различную инфюрмацию из телепередач.

Отражением нынешнего влияния телевидения на населения являются зарплаты телеведущих. Если в советское время ведущий на телевидении получал приличную среднюю зарплату, (но меньше профессорской), то сегодня — в 50—100 раз больше профессора.

Из всех средств массовой информации телевидение пользу­ется наибольшей популярностью у населения, и, к сожалению, наибольшее число нареканий относится именно к телевидению.

Телевидение — это инструмент, который можно использо­вать как снотворное для одурачивания и манипуляции созна­нием масс или же как орган их просвещения, подобно тому, как расщепление атома может быть использовано как для со­здания атомной бомбы, для истребления человечества, так и для получения дешевой энергии для нужд людей. Телевизор стал необходимым элементом не только домашнего, но и на­шего духовного интерьера.

Являясь главным средством массовой коммуникации и ока­зывая огромное влияние на состояние общества, телевидение в настоящее время фактически контролирует всю нашу культуру, пропуская ее через свои фильтры и навязывая свои приорите­ты. То, что не попадает в каналы телевидения, в наше время почти не оказывает влияния на состояние общества.

Мы будем более категоричны, и покажем, что современное Телевидение является инструментом жесткого манипулятивного воздействия на массовое, групповое и индивидуальное сознание, осуществляемое в интересах различных политических и финан­совых групп. Небольшая профессиональная группа — творческие роботники телевидения— превратилась в особую спецслужбу,

ведущую войну против сознания и мышления всей массы соотечественников. Именно с позиций целенаправленного манипулирования ТВ мы будем рассматривать его и изучать.

Сила визуального воздействия

Через зрение человек получает до 80 % информации об окружающем мире. Это наглядно объясняет действенность го средства, как телевидение, пропагандистские возможно которого огромны. Ведь современный человек ежедневно проводит перед голубым экраном не один час, а дети сидят у телевизора от 15 до 25—30 часов в неделю.

Психологами установлено, что зрительные образы вызывают меньшее сопротивление у людей и потенциально более убедительны, чем словесные. Поскольку телевидение позволяет соединять визуальное и аудиальное воздействие, то, понятно что и политтехнологи, и рекламодатели максимально исполь­зуют этот вид вторжения в сознание людей. В

Глядя на экран телевизора, зрители получают значительно больше информации, нежели черпают из газет или радио.

Согласно результатам исследований, 69 % получаемой с те­леэкрана информации не дублируется словами. При этом на­блюдается и различие в запоминании. Половина аудитории за­поминает 16 % вербальной информации (т. е. воспринимаемой исключительно на слух) и 34 % визуальной. В пересказе первой из них 32 % опрошенных делают ошибки и только 15 % ошиба­ются, пересказывая визуальную информацию. Одновременно этот канал более эффективно использует информацию, донося до аудитории максимум возможных сведений.

Видеоряд — набор картинок, визуализирующих сюжет и придающий ему большую достоверность. Если видеоряд быс­тро меняется, то у зрителя не остается времени для раздумий. У него, слушающего и быстро просматривающего иллюстрации, за счет этого создается иллюзия достоверности сообщения.

Телевизионное восприятие — главным образом пассивное, ибо быстро меняющееся изображение и быстро совершающе­еся действие, происходящее независимо от желания зрителя (чего не скажешь, например, о чтении книги), не дает зрителю времени осмыслить, одуматься; и сообщение, и его значение проходят во многом через бессознательное, минуя рациональные механизмы.

На впечатление от увиденного сюжета влияют мимика, жесты и позы героев демонстрируемых сюжетов. Психологам

известно воздействие на подсознание зрителя этих пантомимических проявлений, эмоциональное воздействие зависит от ракурса съемки, остальная съемка на уровне глаз персонажа вызывает апатию, создает впечатление его спокойствия, непринужденности. Показ его сверху (перспектива «птичьего полета») снизу (перспектива «лягушки») вызывает антипатию к персонажу.

Исследование влияния присутствия публики в студии по­казало, что и в этом случае решающую роль играет выбор со­ответствующего момента съемки и ракурса — своего рода «кар­тинки», посредством которой можно усилить или ослабить впечатление. Пример: эффект аплодирующей или, напротив, скучающей публики. Можно дать присутствующих общим планом, показать какую-то их часть, отдельную группу или лица. Чем больше людей в «картинке» (общий план съемки), тем сдержаннее впечатление от увиденного.

Установлено, что политики чаще всего производят неблаго­приятное впечатление, когда дают интервью журналистам про­тивоположной политической ориентации, поскольку в этом случае на экране демонстрируются невербальные проявления (взгляды, избегающие собеседника, перекрещенные руки и (или) ноги, позы откинувшись, выставленные вперед локти). Когда политика хотят показать с негативной стороны, камера оператора акцентирует внимание зрителя на враждебных пан­томимических его проявлениях.

Воздействие голосом и музыкой

Прежде всего необходимо подчеркнуть два элемента, при­сущих как телевидению, так и радио: эти средства предпола­гают использование изумительного инструмента, именуемого человеческим голосом, и оба позволяют прибегать к вырази­тельным возможностям музыки. Сообща голос и музыка от­крывают перед творцом вещательной «символической упаков­ки» внушительный набор вариантов композиции.

Голос. Многим из нас гораздо легче запомнить что-то услышанное, нежели прочитанное. Отчасти это объясняется выра­зительностью живой речи, когда меняется тон голоса, его эмо­циональная окраска, звучит смех.

О силе воздействия голоса на людей, способного выз сильнейшие чувства, повествует следующая история.

Однажды известного диктора Юрия Левитана пригласили телевизионный «Голубой огонек». По сценарию передачи он должен был выступить с воспоминаниями о войне. Рассказывая о тех до леких для зрителя днях, Левитан воспроизвел некоторые сообщи ния и приказы Главнокомандующего. И случилось непредвиденное-органами по поддержанию правопорядка была зафиксирована паника среди зрителей, о чем в Гостелерадио поступили сведения.

Некоторые зрители сам факт приглашения Левитана на «Огонек» приняли за некое предвестие войны. Не вдаваясь в нюансы телепередачи, они просто испугались. Другие поняли, что диктор приглашен как очевидец, как участник тех событий. Они отда­вали себе отчет в том, что речь идет о прошлом. Но забытые переживания ожили для них, обрели неожиданную эмоциональную конкретность. Эффект подлинности поднял со дна души тяже­лые воспоминания о войне.

Едва ли когда-нибудь в объявлениях, рекламе пели больше, чем в наши дни. Отчасти это связано с тем, что все мы выросли в окружении музыки.

Специалисты называют несколько причин использования музыки в теле- и радиосообщениях. Она:

— привлекает внимание;

— помогает запоминать услышанное;

— создает благоприятную атмосферу для восприятия ин­формации;

— способствует созданию необходимых образов у аудито­рии;

— связывает ролики в единое целое — компанию. Кроме перечисленных факторов, сила телевизионного

воздействия наиболее зримо проявляется в его внушающих возможностях (гипногенности) и в создании зависимости «от телевизора», подобной наркотической. Эти два важных обсто­ятельства мы обсудим более подробно.

Гипнотическое воздействие телеэкрана Состояние расслабленности организма (релаксации) У чело* века, расположившегося в кресле, на диване подле телевизора, создает благоприятные условия для введения в транс — промежуточное

состояние сознания между бодрствованием и сном, состоянии транса человек наиболее внушаем, хотя он этого и не осознает. Ему кажется, что он просто смотрит и слушает, но способность его критически воспринимать информацию при релаксации резко снижена, и та оседает в памяти, независимо от воли телезрителя.

Специалисты подметили большое сходство воздействия светящегося экрана телевизора и огня.

Состояние человека, взирающего на огонь, видный фран­цузский философ Гастон Башляр называет «зачарованным созерцанием», «состоянием легкого гипноза», возникающе­го самопроизвольно. Вероятно, огонь в очаге, — продолжает свою мысль автор, — впервые побудил человека к мечте, стал символом покоя, приглашением к отдыху. Но живительность тепла вполне осознаешь только при длительном созерцании огня. Возле огня полагается сидеть и предаваться отдыху, но не засыпая, а погружаясь в мечтательность объективно особого рода» [18,29-30].

Все, что здесь было сказано об огне в камине, можно в значи­тельной степени отнести к играющему красками экрану теле­визора. Последний стал таким же «символом жизни», центром притяжения внимания семейного круга и «генератором транса», каким был в далекие времена домашний очаг. И на этом ана­логия, пожалуй, и заканчивается. Коренное отличие состоит в том, что созерцание огня стимулирует собственные, глубоко личные грезы «огнепоклонника», тогда как «пылающий» телеэк­ран внедряет в его голову специально фабрикуемые, стандартные иллюзии, зачастую лишенные добрых намерений [73, 75].

Телевизионный гипноз может формировать и крайне отри­цательные поведенческие программы.

Так, в апреле 1959 года в США некий Норман Смит выстре­лом в открытое окно убил смотревшую телевизор женщину, которую он не знал. По его объяснениям, он сделал это под Сиянием сильного импульса, полученного от телефильма «Снайпер». Для того чтобы такого рода гипнотический импульс мог подвигнуть субъекта на преступление, он должен совпасть с определенной психической предрасположенностью индивидуума в данный период времени. Следователь-

но, во многих случаях внушенные телеэкраном установки реализуются лишь потому, что сам телезритель еще не созрел до этой формы поведения.

Формируемый телепередачей транс может служить предпосылкой и для фиксации неблагоприятных навязчивых реакций. Примером может быть следующий случай. Во время просмотра телепередачи женщина находилась в легком трансе. В это время ее сын уронил на пол чашку, и та со звоном разбилась Женщина вздрогнула и «пришла в себя». Однако после этого остались навязчивые подергивания плечом.

Таким образом, телевидение выступает в качестве эффектив­нейшего средства формирования гипнотической пассивности зрите­ля, которая способствует прочному закреплению создаваемых пси­хологических установок. Именно поэтому телевизионная реклама считается наиболее действенным способом программирования поку­пателей и потребителей услуг. Информационное «семя» ни уличной, ни печатной рекламной продукции не попадает на такую благодат­ную психологическую почву, какую собой представляет погруженное в транс сознание телезрителя. В этом случае программирование субъекта осуществляется по типу известного специалистам пост­гипнотического внушения, т. е. когда данная установка осуществляется в назначенный срок после выхода из транса [73,77]

Кроме состояния транса телезрителя, еще одна причина гипнотизирующего действия телепередач кроется в том, что восприятие материалов приводит к большому расходу энер­гии. Именно поэтому некоторые авторы именуют телевизор энергетическим вампиром. Человеку кажется, что он сидит и физически отдыхает, однако быстро меняющиеся на экране картинки непрерывно активируют в его долговременной памя­ти множество образов, составляющих опыт его индивидуаль­ной жизни. Сам по себе зрительный ряд требует непрерывного осознания его, а порождаемые им ассоциативные образы тре­буют интеллектуальных и эмоциональных усилий для их оцен­ки. Нервная система (особенно у детей), будучи не в силах вы­держать такой интенсивный процесс осознавания, уже спустя 15—20 минут формирует защитную тормозную реакцию в виде гипноидного состояния, которое резко ограничивает переработку информации, но усиливает процессы ее запечатления программирования дальнейшего поведения индивида.

Телевидение создает психологические установки, порождает

„сознаваемое стремление к повторению однажды пережитых состояний. Такого рода влечения Зигмунд Фрейд назвал «вынужденными повторениями» и побуждающую их силу ставил выше приниипа удовольствия. Когда что-то делается легко и приятно, многих формируется потребность повторять это действие. Ука­занная закономерность лежит в основе популярности сериалов, расплодившихся на нашем телевидении. Даже единичное пере­живание сюжета формирует предрасположенность к повторному переживанию похожего состояния. У зрителя, испытывающего чувство удовлетворенной справедливости за трудную победу героя, подсознательно возникает потребность к повторению испытан­ных эмоций. Он с радостью воспримет вторую серию показанной истории, а затем все с большим возбуждением — и все остальные. Его затягивает телевизионное пристрастие, отличающееся от нар­котического лишь меньшей интенсивностью получаемого кайфа. Со временем такого рода привыкание становится устойчивым и сопровождается выраженным гипнотическим трансом.

В Эдинбургском зоопарке ученые провели двухмесячный экспе­римент над двенадцатью шимпанзе, проверяя их восприимчивость к телепередачам. Каждое утро в строго определенное время им показывали 15-минутные видеофильмы, представляющие собой монтаж отрывков из картин Дэвида Атенборо, самого извест­ного кинодокументалиста животного мира.

Уже в течение первой недели четыре самки в предвкушении кино заранее усаживались перед телевизором, несколько позже многие стали копировать действия обезьян и животных, кото­рых они видели на экране. Но удивила разница в поведении самок и самцов: первые становились «теленаркоманами», тогда как вто­рые мало уделяли внимания телевизору.

Здесь, несомненно, проявилось то обстоятельство, что в жи­вотном мире (как и в человеческом) особи женского пола самой природой созданы для прельщения, очарования и потому, Кстати, легче и более фундаментально поражаются различного рода наркотиками. Как видно, магия феномена «вынужденных повторений», отмеченного 3. Фрейдом у человека, проявляется и у животных [73, 79-80].

Характеризуя гипногенное свойство телепередач, американ-

ский психолог искусства Рудольф Арнхейм писал: «Совер-

шенно неважно, что показывают. Это может быть программа к иностранном языке или еще что-нибудь, не представляю] никакого интереса. И раздражитель, на который вы практически не реагируете, усыпляет вас. Это напоминает убаюкивание, оно не раздражает вас, не вынуждает реагировать, а освобождает от необходимости проявлять хоть какую-нибудь умственную активность. Ваш мозг работает в ни к чему не обязывающем направлении. Ваши чувства, которые в противном случае заставляли бы вас предпринимать какие-либо действия, полностью отвлечены» [322,16].

Телевидение как наркотик Телеэкран не только сохранил за собой, но и существен интенсифицировал гипногенную функцию, вплотную приблизив ее к наркотической. В этом плане стоит прислушаться к словам признанного авторитета в области наркопсихологии Теренса Маккенны. Вот как он характеризует силу телевизион­ного пристрастия: «Самой близкой аналогией силы пристрас­тия к телевидению и той трансформации ценностей, которая происходит в жизни тяжело пристрастившегося потребителя, будет, вероятно, героин... Иллюзия знания и контроля, какую дает героин, аналогична неосознанному допущению телевизи­онного потребителя, будто то, что он видит, где-то в мире яв­ляется «реальным». По сути, видимое является косметически улучшенным видом продуктов. Хоть телевидение и не являет­ся химическим вторжением, тем не менее оно в такой же мере способствует пристрастию и точно так же вредно физиологи­чески, как и любой другой наркотик» [155, 278].

Чисто психологическая сторона телевизионного пристрас­тия анализируется в работе американского теоретика инфор­мационных систем Марии Винн. «Совсем не отличаясь от нар­котиков или алкоголя, — отмечает автор, — телепереживание позволяет своему участнику вычеркнуть мир реальный и войти в приятное и пассивное состояние. С помощью поглощенности телепрограммой тревоги и заботы куда-то вдруг исчезают, так же как и при выходе в «путешествие», вызванное наркотиками или алкоголем. И точно так же, как алкоголики лишь смутив сознают свое пристрастие, чувствуя, будто контролируют свое состояние больше, чем на самом деле, телезритель подобным

образом переоценивает свой контроль, свое владение си-

туацией во время просмотра телепередачи. В конечном счете

именно это вредное влияние телевидения на жизнь огромного

числа людей определяет его как фактор серьезного пристрастия.

Привычка к телевизору нарушает чувство времени. Она

лает другие восприятия смутными и странно нереальными,

принимая за реальность какую-то более «значительную ре­альность». Эта привычка ослабляет отношения, сокращая, а иногда и устраняя нормальные возможности поговорить, по­общаться» [433, 24-25].

Повседневная психотерапевтическая практика показывает, что немалую часть населения уже сегодня составляют своеоб­разные видеоманы-интернетоманы. В эту группу входят в ос­новном две возрастные категории: дети до 16 лет и пожилые люди — пенсионеры. У последних проблема «свободного вре­мени» в связи с этим, нередко, стоит так остро, что им бывает некогда сходить за хлебом в соседний магазин.

На собрании Американской психологической ассоциации в Торонто говорилось о явлении «видеомании», напоминающем наркоманию. Доктор К. Юнг из Питсбургского университета детально проанализировала особенности видеоманского и интернетоманского поведения. Она привела случаи, когда в силу личной потребности люди проводили за видеоэкраном в сред­нем 38,5 часа в неделю. Некоторые видеоманы предпочитают созерцать «мерцающий экран» по ночам, чтобы избежать уп­реков со стороны родных; иные норовят сказаться больными, чтобы, оставшись дома, наедине вдоволь наслаждаться вожде­ленным занятием.

Что особенно опасно: становясь зависимым от телевизора как от наркотика, человек продолжает потреблять телепродукцию, даже отдавая себе отчет в ее пагубном воздействии.

В 1977 году одна американская газета провела эксперимент: она предложила выбранным наугад 120 семьям по 500 долларов за то, чтобы они в течение месяца не смотрели телевизор, и 93 семьи (78 %) отвергли это предложение.

Следует особо отметить влияние телевидения на детей. Один трагический случай приводит Д. Кросс: «Некоторые дети могут быть настолько поглощены телевидением, что теряют связь с реальным миром. Агентство «Юнайтед Пресс» сообщило, что

вор, который ворвался в один дом, убил отца троих детей в возрасте девяти, одиннадцати и двенадцати лет. Преступление было замечено до тех пор, пока десять часов спустя полицейские, вызванные соседями, не вошли в квартиру. Там они увидели такую картину: трое детей смотрели телевизор, а всего в несколь метрах от них лежал окровавленный труп отца.

После этого сообщения в университете штата Небраска было проведено национальное исследование, в ходе которого детям был задан вопрос: что бы они себе оставили, если бы им пришлось брать между своим отцом и телевизором?Более половины выбрали телевизор» [342, 221].

Манипулятивные возможности ТВ

Важнейшее свойство телевидения — его «убаюкивающий эффект», обеспечивающий пассивность восприятия. Сочетание домашней обстановки, текста, образов, музыки расслабляет мозг, чему способствует и умелое построение программ. Телевидение не раздражает вас, не вынуждает реагировать, просто освобождает от необходимости проявлять хоть какую-нибудь умственную активность. Мозг телезрителя работает вхолостую.

Насколько человек становится зависим от такого зрелища, говорит большая серия скандалов в США, связанных с разоблачением махинаций в популярных телевизионных шоу-викторинах. Тогда Институт Гэллапа провел опрос телезрителе выяснилось, что 92 % зрителей знало об этих махинациях, при этом 40 % хотели смотреть телевикторины, даже зная, они фальсифицированы.

Слушатель или зритель может контролировать, «фильтровать» сообщения, которые он получает по одному каналу, например, через слово и через зрительные образы. Когда же каналы соединяются, эффективность внедрения в сознание резко возрастает— «фильтры» рвутся. Текст, читаемый диктором, воспринимается как очевидная истина, если дается фоне видеоряда — образов, снятых «на месте событий». Критическое осмысление резко затрудняется, даже если видео не имеет никакой связи с текстом.

В одном из своих номеров журнал «Шпигель» сообщил данные крупного исследования психологов, заказанного Би-Би-Си. Англйский

политический комментатор Робин Дэн подготовил два варианта выступления на одну и ту же тему. Один вариант был абсолютно ложным, другой — правдивым. Оба варианта были переданы тремя видами сообщений: напечатаны в газете «Дейли телеграф», переда­ны по радио Би-Би-Си, показаны в телепрограмме «Мир завтра». Читателей, радиослушателей и телезрителей попросили отве­тить, какой вариант они считают правдой. Ответили 31,5 тысячи человек — для подобного исследования это огромное число. Различили правду и ложь 73,3 % радиослушателей, 63,2 % читателей газеты и только 51,8% телезрителей. Вывод: по самой своей природе ТВ та­ково, что правда и ложь в его сообщениях практически неразличимы. Как признался один руководитель телепроекта, «умелый лжец зна­ет, что надо всего лишь глядеть в глаза собеседника».

На самом деле разница между ТВ, газетой и радио гораздо больше, чем это видно из цифр. Эксперимент был поставлен так, чтобы испытуемые опирались исключительно на свой разум; они не получали никакой подсказки от ведущего телепрограм­мы, ни мимикой, ни интонацией. Однако большинство зрите­лей оценивает правдоподобность сообщения с ходу, соединяя информацию, полученную по всем каналам восприятия, — они «угадывают» правду и ложь, не рассуждая. В предельном слу­чае, если бы правда и ложь были бы абсолютно неразличимы, то число телезрителей, принявших сообщение за правду, было бы равно числу телезрителей, принявших его за ложь, — 50 % на 50 %. В эксперименте 48,2 % телезрителей приняли ложь за правду. Но это значит, что такое же число людей приняло прав­ду за правду не потому, что разобрались в сообщении, а случай­но — как орел или решка, т. е. правду сознательно различили 3,6 %. Практически никто. Напротив, среди радиослушателей «угадали — не угадали» 53,4 %, а сознательно различили правду ^6,6 %, то есть, практически половина Это большая величи­на (у читателей газет она несколько меньше, 28 % — но все¹ же больше четверти) [111,272].

Американские эксперименты также показали, что ТВ обла­дает свойством устранять из событий правду. Сам глаз телекамеры, передающий событие с максимальной правдоподобностью, превращает его в псевдособытие, в спектакль. Причем не только дети неспособны отличить этот спектакль от реальной жизни.

Во многих новостных программах используются видео, записи из архива. Иногда при монтаже даже не убирают съемки видеокадра, и тогда актуальный репортаж «из горячее точки» сопровождается видеозаписью многолетней давности. Когда между США и Китаем возникла напряженность в связи с Тайванем, антикитайские комментарии ведущих западною телевидения и кадры с мощными американскими авианосцам,, (защита тайваньской демократии) сопровождались кадрами сильно бьющими по чувствам, — зрелищем смерти. Ведущий предупреждает: сейчас мы покажем сцену, которая может быть слишком тяжелой для ваших нервов. Массы телезрителей при­никают к экрану. Да, сцена тяжелая — расстрел торговцев нар­котиками в КНР. Они стоят на коленях, им стреляют в затылок. В левом нижнем углу видна дата: 1992 год. Но зритель этого не замечает, он увязывает зрелище казни с последними события­ми и идущими «на выручку» авианосцами.

Одновременное использование нескольких каналов информации придает телевидению такую гибкость, что одно и то же слове может восприниматься по-разному, и одному и тому же тексту можно придавать разное содержание (это, кстати, позволяет об­ходить нормы законов о телевидении, объектом которых являет­ся прежде всего текст). Американский профессор О'Хара в книге «Средства информации для миллионов» пишет об умелом дикторе: «Его сообщение может выглядеть объективным в том смысле, что оно не содержит одобрения или неодобрения, но его вокальное дополнение, интонация и многозначительные паузы, а также выражение лица часто производят тот же эффект, что и редакторское мне­ние».

Возможности телевидения позволяют видоизменять образ человека, даже передаваемый в прямом эфире. Французский телекритик пишет: «С телевизионным изображением можно сделать все, как и со словом. Поставьте интервьюируемого так, чтобы камера смотрела на него снизу, и любой человек сразу примет спесивый, чванный вид. Смонтируйте кадры по свое­му усмотрению, вырежьте немного здесь, добавьте кое-что там, дайте соответствующий комментарий — и вы сможете доказать миллионам людей что угодно».

Нередки и прямые фальсификации. Вот характерный эпи­зод. Газета «Фигаро» пишет: «Би-Би-Си передавала прямой

Репортаж об одной забастовке. Кажется, что может выглядеть более безупречно правдиво? Так вот, всех забастовщиков представляли актеры-профессионалы» [111].

Весьма сильное свойство ТВ — иллюзия достоверности. У телезрителей наблюдается стремление подражать телевизион­ным персонажам, следовать не собственным, а их ценностным установкам. Эмоциональная сопричастность телегероям со­пряжена с идентификацией, отождествлением с персонажами. Сейчас телевизионные образы воспринимаются эталонными и действуют на социум и отдельного человека гораздо сильнее, чем образы, порождаемые в ситуации межличностного обще­ния.

Поэтому, исходя из всего сказанного, нетрудно понять, по­чему телевидение становится могучим распространителем и многократным усилителем господствующей системы ценнос­тей, господствующего мировоззрения.

Обращение к нездоровым инстинктам

В своей охоте за зрителем телевидение злоупотребляет пока­зом необычных, сенсационных событий. Уже одним этим теле­видение искажает образ реальности, создает псевдореальность (об этом мы еще поговорим). Однако важнее другое: самый легкий способ привлечения зрителя, а значит, и рекламодате­ля — обращение к скрытым, подавленным, нездоровым инстин­ктам и желаниям, которые гнездятся в подсознании. Если эти желания гнездятся слишком глубоко, зрителя надо развратить, искусственно обострить нездоровый интерес. Один западный телепродюсер сказал об этом откровенно: «Рынок заставляет меня искать и показывать мерзкие сенсации. Какой мне смысл показывать священника, который учит людей добру, — это ба­нально. А вот если где-то священник изнасиловал малолетнюю Девочку, а еще лучше мальчика, а еще лучше старушку, то это вызовет интерес, и я ищу такие сенсации по всему свету». А свет велик, и такого материала для не брезгующих ничем репортеров хватает.

Именно отвратительные с точки зрения морали образы оказываются наиболее выгодным для ТВ товаром. Простая порнография и насилие уже приелись, поиском оставшихся в культуре табу и художественных образов, которые их нарушали

бы, занята огромная масса талантливых (к сожалению) людей. Вот только один, но весьма показательный пример. Телесериал «Бруксайд», отснятый коммерческим четвертым каналом британского ТВ, получил замечание Совета по контролю качества телепрограмм (есть такой в Англии) за то, что ради привлечения зрителя режиссер без всякой необходимости показал сцену инцеста. Дело усугублялось еще и тем, что для этого были приглашены очень привлекательные актеры, играющие обычно положительных героев (Джон Сэндфорд и Элен Грейс). Как же оправдывался режиссер? Мы, сказал он, включили сюжет с инцестом потому, что это позволяет «атаковать последнее табу» Лучше не скажешь [111, 262].

Телевидение упорно формирует образ женщины как объс сексуального потребления. При этом за кадром постоянно присутствует мысль о легкодоступности всех женщин как сексуальных объектов, что у женщин только одна задача — соблазнять, что за деньги любая готова на «это».

НТВ в течение долгого времени предваряло и заканчивало рекламные блоки картинкой, как «ночная бабочка» занимает позицию на тротуаре...

Вопрос не в том, что можно, а чего нельзя, а в ответственности за формирование нормального отношения к «запретным плодам».

К сожалению, на российском телевидении, когда речь идет «об этом», о стандартах как-то забывают. Царят безвкусица пошлость. С экрана доносится даже не юмор «ниже пояса» какое-то козлиное блеяние. Вероятно, руководство телевидения считает, что по вечерам у голубого экрана собираются не граждане, а ватага опившихся пивом тупоголовых и похотливых «козлодоевых».

Можно представить, как разлагающе влияет все это на зрителей, особенно на подрастающее поколение. И результаты обстоятельных исследований не оставляют сомнений на этот счет.

В течение 10 лет, с 1986 по 1995 годы, в США проводил организованное Фондом Карнеги большое исследование подростков в возрасте от 10 до 14 лет. В докладе, опубликованном по результатам этого исследования, есть такой вывод: «Телевдение не использует своих возможностей в воспитании и дает примеры самых отрицательных моделей социального поведения…»

rill, 261]. К сожалению, это в не меньшей степени относится и к российскому телевидению. Но ведь телевидение показывает и что-то хорошее, позна­вательное (правда, обычно демонстрируемое глубокой ночью).Что же перевешивает? Оказывается, дело не только в объеме информации и во времени показа, а еще и в том, что, к сожалению, материалы негативного содержания производят на людей сильное впечатление.

Исследования, проведенные группой московских ученых, подтверждвют это. Изучалось психофизиологическое сопровождение телевизионной информации у телезрителей разного возраста и пола. Исследователей интересовало влияние эмоционального со­держания информации на состояние человека. Специально были смонтированы три двухминутных ролика, включающих сюжеты (нейтральным, положительным и отрицательным содержанием). Они были показаны 200 участникам эксперимента, и оказалось, что при просмотре видеороликов уровень физиологической акти­вации участников повышается в разной степени. Наибольший уровень был зафиксирован при просмотре видеоролика негативного содержания [228, 117].

Телевидение уводит от чтения

Этот факт сегодня вполне очевиден (Россия далеко уже не пая читающая страна на свете). Но, оказывается, отвыкание г чтения коснулось не только книг. Нелюбовь к чтению принимает подчас просто анекдотический характер. Автор ежедневно проходит мимо расположенного по соседству универсама. Над двумя рядом расположенными дверями аршинные надписи: ВЫХОД и ВХОД, на последней написано еще *НА СЕБЯ». В двери «выход» толкотня, т. к. через нее идут фактически все — туда и обратно. Дверь «вход» свободна. Вывод:^: надписи не читают.

Еще одна толчея — у внутренней двери. Она широкая, двухстворчатая, на правой ее половине крупно написано «НА СЕБЯ» — понятно, что это вход. Но ею практически не пользуются — все толкаются в левой створке.

И так изо дня в день. Но ведь контингент покупателей постоянный! За множество посещений можно было хоть раз прочесть написанное огромными буквами...

Разлюбили у нас читать!

Не читают даже инструкции по применению лекарств (вкладыши), хотя это и приводит к их неправильному применению и наносит вред здоровью. Не читают и договоры, которые подписывают. Потом, осознав в какую кабалу попали (с теми же банковскими кредитами), стенают и взывают к милосердию.

Это бытовое наблюдение подтверждается одним из исследований, из которого делается следующий вывод: большинство наших граждан умеет читать, но не любит и делает это только в случае крайней необходимости. Отсутствие практики приводит к тому, что люди плохо понимают прочитанное...

«Новояз» и стиль жизни Отчуждая человека от реальной жизни, ТВ создает и новый язык, за основу которого берутся слоганы телерекламы, выска­зывания героев телевизионных программ и клипов. Это может быть и перенимание речевого стиля рекламы: штампов, без­грамотных фраз, слов-паразитов («Скока вешать в граммах», «Сникерсни», «Сделай паузу» и др.). И если раньше аудитория усваивала модели поведения любимых героев художественных фильмов, то теперь берет пример с рекламных героев. Это мо­жет быть копирование стиля жизни, выполнение социальных ролей, взаимоотношений: если мужчины — друзья, то, встре­чаясь, они должны пить пиво да еще и определенной марки; если мать любит детей, то должна покупать им данную жева­тельную резинку; любимому человеку нужно дарить реклами­руемый подарок и т. д. Это и копирование невербального по­ведения: поз, жестов, оформления внешности, прически -^с целью сопричастности к определенной группе (например, «мы так одеты потому, что мы пьем наше пиво»). Копирование стиля жизни в итоге приводит и к изменению ценностного от­ношения к людям. Внешнее речевое и невербальное копиро­вание тоже не столь безобидно. В итоге оно может привести к изменению ценностных ориентации [228, 120] и моральны" принципов.

Показательным примером такого копирования являете* пришедшее в нашу молодежную среду из американских Ф^иЛЬ мов расхожая фраза «Это твои проблемы!». Подобные отношения,

характерные для индивидуалистического обшества,

Разрушают установки взаимопонимания и взаимопомощи, присущие славянскому менталитету, и определяют соответствующее поведение.

Программирование псевдореальностью

Телевидение не отражает реальности, а создает псевдореальность, т. е. его никак нельзя сравнивать с безобидным зеркалом_, на которое «неча пенять». ТВ деформирует нас самих, как искажает кривое зеркало. Пресса полна сообщений о прямом воздействии ТВ на реальные события, на «создание» чело­веческих трагедий. На Западе ТВ стало оказывать всепроникающее влияние раньше, чем у нас, поэтому там раньше стали отслеживаться негативные результаты этого влияния, которые сейчас ощущаются и у нас. При этом самый сильный удар «телевизионное насилие» наносит по детям. Более 70 исследований в США показали, что все большее чис­ло людей, особенно детей и подростков, неспособны различить видеокартинки и реальную жизнь. Это эмоционально неустой­чивые дети, продукт городского стресса и нездорового досуга.)США 1,5 млн школьников — «пограничные» дети, которые не могут сосредоточиться на объяснении учителя. Так вот, эти дети отвечают на сигналы ТВ, как лунатики. ТВ прямо ведет к насилию, к которому они вовсе не предрасположены ни духовно, ни социально. Но и вполне нормальные дети и подростки не могут устоять против программирующего действия телевидения

В программирующем действии ТВ мы можем убедиться, приводя лишь несколько газетных сообщений, более доступных

нам, нежели западное телевидение. Примеры диких выходок

публикуются в газетах практически ежедневно, поэтому речь

идет именно о массовом явлении.

В Барселоне трое подростков, посмотрев ТВ, воспроизвели

восхитивший их трюк. Поздно вечером они натянули через улицу

пластиковую ленту и наблюдали, как она перерезала

горло мотоциклисту. Он умер на месте.

В Лондоне два шестилетних мальчугана полностью разру­шили

Дом своих соседей, чтобы повторить телепередачу и получить

премию. В детской передаче был показан построенный

в телестудии дом, который требуется разрушить самым небанальным способом. Дети-победители в студии получали ценные призы.

В Осло группа пяти-шестилетних детей на лужайке недалеко от дома забила насмерть одну из подружек. Девочка представляла в игре ту черепашку-ниндзя, которую в передаче все били.

В Валенсии двадцатилетний юноша, переодевшись черепашкой-ниндзя, ворвался в соседний дом и зарезал супружескую пару и их дочь.

В Нью-Йорке малолетние приятели, посмотрев вместе некий боевик, наказали своего сверстника, сына хозяев квартиры, за то, что тот отказался стащить для них конфеты из шкафа. Они держали его за руки за окном 12-го этажа, требуя уступить. Поскольку мальчик не отвечал (наверное, был уже в шоке) они разжали руки. Его маленький брат прыгал и плакал рядом но помочь ничем не мог.

Таких сообщений поступает все больше и больше. И во всех случаях идет речь о совершенно нормальных детях из среднего класса. Просто они уже живут в «обществе спектакля» и не мо­гут отличить жизнь от того, что видят на телеэкране. Они жертвы свободы телевидения.

В середине 70-х годов на американском телевидении сцены лия показывались со средней интенсивностью восемь эпизодов в час. Но это именно в среднем, а самая высокая частота показа такт сцен обнаружена в детских мультфильмах. Кстати, о «демокра­тичности» рынка телевидения: опросы Института Гэллапа в сере­дине 70-х годов показали, что две трети американцев выступают против «телевизионного насилия», но они были бессильны преодолеть интересы рекламодателей и фирм, производящих телевизоры-

Разумеется, не только дети поддаются прямому воздейс­твию телевидения на поведение. В одном исследовании в СШ^ 63 % осужденных заявили, что совершили преступление, ПОД' ражая телевизионным героям, а 22 % переняли из передачи телевидения «технику преступления». Однако дети и порой оказались наименее защищенными перед воздействием телевидения группами. Социальному «заражению» под действием телеэкрана дети подвергаются уже с дошкольного возраста [Ш, 267—269]. «Заражению насилием» посвящены получившие большой

резонанс исследования психологов Стэнфордского университета под руководством А. Бандуры, о которых расскажем позднее.

Все возрастающие объемы демонстрируемых телевидением реальностей привели известного специалиста Теренса Маккенну к следующему пессимистическому выводу: «Подобно рыбе в воде, люди в той или иной культуре плавают в фактически незримой среде культурно-санкционированных, но

искусственных состояний сознания».

Провоцирование насилия

Люди учатся не только через последствия собственных пос­тупков, но и посредством наблюдения (викарное научение): мы учимся косвенно, наблюдая за тем, что делают другие и что с ними происходит вследствие их действий.

Ранее (см. раздел 4.3) я описал серию классических экспе­риментов, предметом которых было викарное научение агрес­сивному поведению [327; 325; 326].

Эти эксперименты показали, что научение тому, как, когда и что можно делать, происходит через наблюдение. Применение же приобретенных навыков зависит от ожиданий, связанных с наказанием или наградой в данных или похожих условиях. Если избиение Бобо в самых разных ситуациях неизбежно вле­чет за собой наказание, ребенок может сделать выводы о том, что лучше воздержаться от подобной формы насилия, несмот­ря на то что он знает, как это делается.

Большинство детей ежедневно видит по телевизору агрес­сивные модели для подражания — модели, которые остаются безнаказанными или даже получают награды за проявленную жестокость. Учатся ли дети агрессии при просмотре жестких телепередач и фильмов про суперменов, полицейских и грабителей, а также кровавых триллеров? Длительные исследования го волнующего вопроса позволяют утверждать, что рост агрессивности у детей тесно связан с частой демонстрацией насилия на экране [435].

Как пишет профессор Корнелльского университета психолог У.Фенбреннер, «после наблюдения сцен насилия без всякого к тому побуждения абсолютно нормальные, хорошо адаптированные дошкольники ведут себя агрессивно. Причем

они не только проделывают все, что увидели, но и дополняют «комплекс активности» собственной фантазией» [41].

А. Бандура в продолжении своих исследований подстроенные сцены насилия сценами, увиденными по видению (в специально сделанных «лабораторных» филь также в художественных или документальных). Было j огромное количество экспериментов с людьми разного возраста (детьми, подростками, студентами и взрослыми) и сделан однозначный вывод: сцены насилия на телеэкране вызывают сильные агрессивные импульсы. При этом вид страданий жертв насилия лишь усиливает интенсивность агрессивной реакции телезрителя. Иными словами, эти эксперименты опровергли имеющую хождение «гипотезу катарсиса», согласно котогхи виртуальные сцены насилия вытесняют агрессивные импульсы

По поводу выводов А. Бандуры телевизионщики сделали коллективное заявление с попыткой поставить эти выводы под сомнение. Но этим только подлили масла в огонь и стимули­ровали много новых исследовательских проектов, которые эти выводы подтвердили (так, большие исследования были прове­дены B'80-e годы XX века в Англии).

Провоцирование насилия поражает массированностыо, На Западе это началось раньше, но, к сожалению, докатилось и нас.

Еще в 50-е годы было подсчитано, что всего за одну минуту по Нью-Йоркскому телевидению было показано боле 7 тысяч актов насилия. Если в конце 60-х в США показывались в среднем семь актов насилия в час, то в 80-е этот показатель увеличился до двадцати актов насилия в час [62, 196]. Еше хуже, что к насилию привыкли, смирились с ним, многим даже нравятся «фильмы не для слабонервных». С сожалением при­ходится отметить, что к таким зрелищам сегодня привыкают и зрители бывшего СССР, которым показывают самые плохие экземпляры этого жанра. К примеру, телесериал о сыщике с Майком Хаммером, который демонстрировали по субботние вечерам (когда самая большая аудитория) по Первому каналу российского телевидения в середине 90-х годов, даже по западным меркам, является одним из рекордсменов в этом роДе: он демонстрировал в среднем 55 актов насилия в каждой из сер [62, 197]. По подсчетам Американской медицинской ассоциации,

средний американский ребенок до совершеннолетия смотрит по телевидению 18 тысяч убийств [342].