Философия познания французского Просвещения

 

 

Монтескье

Шарль Луи де Секонда барон де Ла Бред и де Монтескье (1689 — 1755 гг.) — был президентом парламента города Бордо. Автор сочинений: " О духе законов ", " Персидские письма ", " Размышления о всемирной монархии ", " Размышления о причинах величия и падения римлян ", др. Ему также принадлежит неопубликованная работа " Мысли ".

Монтескье верил в просветительскую миссию науки. Он писал: "Разница между великими нациями и дикими народами в том, что первые усердно занимаются искусствами и науками, а вторые их полностью игно­рируют". Науки — "крайне полезны, поскольку избавляют народы от па­губных предрассудков". Побудительнымипричинами к занятиям науками могут быть: 1) "внутреннее удовлетворение, испытываемое от ощущения возрастания достоинств собственной природы... расширения умственных способностей мыслящего существа"; 2) "определенная любознательность, присущая всем людям". Эта любознательность подпитывается ежедневными вестями "о новом расширении границ нашего знания, и сами ученые изумляются обширности знания, а грандиозность научных открытий за­ставляет их временами сомневаться в реальности этих успехов"; 3) надежда получить положительные результаты, опирающаяся на то, что "речь уже не идет об открытии простых истин, подтверждаемых одними и теми же методами; речь идет не о простом камне, а об инструментах и механизмах для сооружения целого здания"; 4) "наше собственное счастье": "Любовь к учению — единственная среди наших страстей, имеющая, так сказать, вечный характер"; 5) "польза, извлекаемая из них (наук — СХ) обществом": "Торговля, мореплавание, астрономия, география, медицина, физика получили мощнейший импульс благодаря трудам подвижников науки".

Монтескье попытался применить метод естественных наук для исследования исторических и социальных событий. Он исходил из того, что общественной жизнью управляют естественные закономер­ности. Следует вскрывать законы развития социальных явлений, выяснять причины различий в государственном строе, объяснять особенности законов и таким образом установить связь между различными сторонами общественной жизни.

Под духом законов (работа " О духе законов ") Монтескье понимает отношения, характеризующие совокупность позитивных и исторических законов, регулирующих человеческие отношения в различных обществах. "Закон вообще — это человеческий разум, поскольку он управляет всеми народами земли".

Вольтер

Франсуа Мари Аруэ ( псевдоним: Вольтер, 1694 — 1778 гг.) — автор саркастической прозы, острого и элегантного стиля, страстный борец за справедливость, своего рода эмблема культуры эпохи Просвещения (Дж. Реале и Д. Антисери). Сын богатого нотариуса, учащийся аристократической иезуитской коллегии Людовика Великого. Изучал право. Узник Бастилии. Автор многочисленных сочинений: трагедий " Эдип ", " Брут ", " Заира ", " Смерть Цезаря ", поэмы " Генриада ", " Философских писем " (или " Английских писем "), " Истории Карла XII ", др. Он автор " Мемуаров ", семитомного труда " Опыт о всеобщей истории и нравах и духе народов ", философской повести " Кандид, или Оптимизм ", " Трактата о веротерпимости ", " Философского словаря " (в 8 томах), " Философии истории ", работы " Наконец объясненная Библия " и мн. др.

Обличал религиозную нетерпимость и мракобесие.

О философии Декарта Вольтер писал, что это философия, похожая "на хороший роман: все кажется правдоподобным, но ничто не являете истинным". С огласно Вольтеру, "важен сам факт, что он (Декарт — СХ) учил различать истинное и ложное". Философию Ньютона считал "шедевром". Бэкона называл "отцом экспериментальной философии". О Локке говорил, что, возможно, "не существовало духа боле глубокого и методичного, более логически точного".

Вольтер исключал из истории любые религиозные мифы и предрас­судки, выдвигая на первый план изучение естественной среды, социальных отношений, культуры, истории торговли и изобретений. Он считал, что высокоодаренные образованные личности способны изменить к лучшему судьбы народов. Историю королей, династий и сражений Вольтер заменил историей развития цивилизаций, т. е. обычаев, нра­вов, государственного устройства, образа мысли и культурных тра­диций. Он исключал из исторических событий элемент сверхъестествен­ного. Отмечал, что во всеобщей истории человечества христианство играет весьма скромную роль.

Мировой порядок не случаен "прежде всего, потому, что во вселенной есть разумные существа, а вы не сможете доказать, что одно только движение способно создать разум; в конце концов, можно биться об заклад, что вселенную одухотворяет разумная сила. Когда мы видим великолепный механизм, то предполагаем, что есть и механик с выдающимися умственными способностями". Богсуществует. Вольтер — деист. Деистами, по Вольтеру, являются вообще все "ученые и мудрые люди". Сам Ньютон "доказывает Его (бога — СХ) существование ученым". Атеизм опасен, "он опасен также и в ученых". Однако, "сегодня среди ученых меньше атеистов, чем когда бы то ни было, ведь философы признали, что нет ни одного живого существа без зародыша, нет зародыша, не имеющего определенной цели и т. п., а зерно не рождается из гнили". Вольтер писал: "Для меня очевидно существование необходимого, вечного, высшего разумного Существа, и эта истина относится не к вере, а к здравому смыслу... Вера заклю­чается не в том, что кажется истинным, а в том, что нашему разуму представляется ложным... существует вера в чудеса, вера в вещи проти­воречивые и невозможные". Существование Бога — факт разума. Вера, напротив, всего лишь суеверие. Это суеверие господствует среди людей. Люди спорят из-за своих суеверий. Подобные споры, говорит Вольтер, скорее всего, будет разрешать сила, "и надо лишь ждать, пока разум появится в достаточно большом числе голов, которые сумеют обуздать силу". "Меньше суеверий — меньше фанатизма, мень­ше фанатизма — меньше несчастий и бед".

Человек, в действительности, — "во­все не вечная загадка, как вам нравится думать. Человеку отведено в природе место, более высокое по сравнению с животными... и более низкое по сравнению с иными существами, на которых он, может быть, похож мышлением".

Вольтер выступает против неоправданного оптимизма философов, в частности, Лейбница (наш мир является "наилучшим из всех возможных"). Такой оптимизм, по мнению Вольтера, стремится все оправдать, препятствуя, таким образом, пониманию вещей.

Вольтер выступал за веротерпимость, которая с необходимостью вытекает из положения: "мы своими силами не можем ничего знать о секретах Создателя". Нетерпимость проистекает от людей, которые присваивают себе божественное право всезнания. "Все мы слабы и полны заблуждений: взаимно прощать друг другу на­ши глупости является первым естественным законом". "Наше сознание ограничено, и мы все подвержены ошибкам — в этом коренится довод в пользу взаимной терпимости".

 

Руссо

Жан-Жак Руссо (1712 — 1778 гг.) — сын часовщика, ученик гравера, камердинер, музыкант, домашний секретарь, переписчик нот и т. п. Победитель конкурса сочинений на тему "Способствовало ли возрожде­ние наук и искусств улучшению нравов?" (сочинение " Рассуждение о науках и искусствах "). Руссо автор многочисленных работ: " Музыкаль­ный словарь " (составлен из статей в " Энциклопедии " Дидро), " Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми ", " Эмиль, или О воспитании ", " Новая Элоиза ", " Общественный договор ", " Исповедь ", " Диалоги: Руссо судит Жан-Жака ", " Прогулки одинокого мечтателя ", эссе " Опыт о происхождении языков ", др. Умер от солнечного удара во время послеобеденной прогулки.

Руссо стремился к построению такой модели общественных отноше­ний, при которой истинная сущность человека в условиях цивилизации не была бы искажена наслоениями ложных умствований, условностей и предрассудков. Он пишет: "случайные обстоятельства спосо­бствовали совершенствованию человеческого разума, но при этом ухуд­шили расу, сделав человека плохим из-за его тяги к общению". "Дикарям не позволяют поступать дурно не просвещение и не узда законов, а естественное отношение к страстям и незнание поро­ков". Дикари, по Руссо, как бы по ту сторону добра и зла. Предоставленная свободному развитию, природа ведет к полной победе чувств, а не рассудка, инстинкта, а не размышления, самосохранения, а не угнетения. Человек — это не только разум, но и чувства и страсти. Руссо считает, что "первые звуки голоса исторгнуты страстями". Так, дух восточных языков совершенно опровергает рассудочный ход их становления. В этих языках нет ничего методич­но рассудочного: они живые и образные. "Речь первых людей нам представляется как язык геометров, а мы видим, что то был язык поэтов". Руссо пишет: "все культурные языки изменили свой характер, по­теряв силу образности, приобретя взамен большую ясность; и чем бо­льше прилагается стараний для совершенствования грамматики и логичности языка, тем быстрее протекает это развитие. Для того чтобы сделать какой-нибудь язык холодным и монотонным, достаточно основать академию".

Дикий человек — "самодостаточный и подвержен­ный немногим страстям, обладал только чувствами и знаниями, приспо­собленными к подобному состоянию. Если случайно делал какое-то от­крытие, он никому не мог его сообщить, поскольку не знал даже своих детей. Искусство или ремесло умирало вместе с изобретателем. Не су­ществовало ни образования, ни прогресса...". Но именно такого мифического "доброго дикаря" Руссо противопоставлял современному ему человеку.

Руссо — против культуры в том виде, в каком она исторически сло­жилась. По мнению Руссо, культура привела к тому, что "мы видим лишь расплывчатые противоречия между страстями и маниакальными рас­суждениями". Успехи цивилизации куплены дорогой це­ной: благополучие и образованность привилегированного слоя людей основаны на нищете и страданиях народов. Отсюда его вывод о том, что науки и искусства только портят человека, не принося ему пользы. Руссо даже пытается доказать, что не со всяким невежеством надо бороться: есть вид незнания, который вообще следует культиви­ровать: "есть другой вид разумного, обоснованного невежества, заключающегося в ограничении собственной любознательности до пределов полученных от природы способностей".

Руссо возлагает ответственность за социальные беды на литературу, науки и искусство. Клеймит науки, да и всю культуру, как порождение высокомерия. По Руссо: астрономия "зародилась из суеверия; красноречие — из честолюбия, ненависти, угодничества и лжи; геометрия — из скупости; физика — из пустого любопытства; все науки, включая этику, порождены человеческой гордыней. Науки и искус­ства обязаны своим появлением нашим порокам, если бы они появились благодаря нашим добродетелям, мы бы меньше сомневались в их пользе".

"Прогресс рода человеческого неуклонно отдаляет его от первобытного состояния; чем больше новых знаний мы приобретаем, тем сильнее преграждаем себе путь к достижению самого важного".

Руссо отвергает идею прогресса. Искусство у него — порожде­ние враждебной народу цивилизации, глубоко порочной и ложной. Но, как ни странно, сам Руссо — просветитель, ибо считает разум оптимальным инструментом. Это особенный просветительский подход: общество, по Руссо, все еще продолжает идти в русле суеверий и дег­радации, а искусства, науки и литература основываются все еще на ложных предпосылках. Общество не может измениться к лучше­му с помощью простых внутренних реформ или просто путем развития науки и техники. Для этого необходима трансформация духа народа, полный переворот, общее изменение всех учреждений, т. е. революция. Руссо обращается к имеющемуся, по его мнению, особому началу в виде потенциальной способности добра, которая себя еще до сих пор не проявила. Разбудить эту способность непросто: "Добродетель, возвышен­ная наука простых душ, чтобы тебя познать, сколько нужно усилий и исследований? разве твои принципы не выгравированы в наших сердцах? И разве, чтобы изучить твои законы, недостаточно поискать в самих себе и послушать в молчании страстей голос совести? Вот истинная философия". Руссо, оказывается, вовсе не против разума и культуры. Он против такого разума и таких достижений культуры, которые не замечают особенностей внутреннего мира человека. Он борется за торжество разума, но такого, который существует не для самого себя, а в качестве критического средства и связующего звена чувств, инстинктов, страстей, ведущего к целостности человека.

Выйдя из естественного состояния, человек, согласно Руссо, начи­нает "действовать на основе других принципов и, прежде чем следо­вать наклонностям, прислушиваться к голосу долга и рассудка". В но­вом состоянии человек обретает новое содержание: "его способности тренируются и развиваются, его представления расширяются, его чув­ства облагораживаются". Поэтому, человек должен "благословлять тот счастливый случай, который навсегда вывел его оттуда (из естествен­ного состояния — СХ), сделав из тупого ограниченного животного разумное существо". Затем в силу вступает коллективная воля, механизм общественного договора, требующий по-новому воспитывать подрастающее поколение.

Недопустимо оставлять человека на произвол инстин­ктов, а учить его подчинять инстинкты голосу разума. Своим " Эми­лем " Руссо наносит чувствительный удар по дворянской системе воспи­тания, как и по церковной. Согласно Руссо, в процессе воспитания инстинкты человека должны вызреть до такой степени, чтобы стать опорой разума, которому надлежит быть проводником человека в общест­венной жизни. Педагогический процесс должен быть постепенным и принимать во внимание уровень развития личности. Следу­ет принимать во внимание также необходимость разумной тренировки органов чувств детей: "Тренировать органы чувств означа­ет не только ими пользоваться, но и учиться правильно рассуждать с их помощью, учиться, так сказать, чувствовать, потому что мы уме­ем прикасаться, видеть и слышать только тем способом, каким этому научились". От двенадцати до пятнадцати лет следует развивать ин­теллект, ориентируя внимание подростка на науки, от физики до геометрии и астрономии, но посредством контакта с предметом в целях постижения им закономерностей природы. Это период, втечение которо­го инстинкты и страсти должны постепенно приспосабливаться к логи­ке природной разумности в самом широком смысле. Реальная действи­тельность здесь выступает проверкой качества воспитания.

От пятнадцати до двадцати двух лет, считает Руссо, внимание следует концентрировать на морально-нравственных аспектах жизни.

Всякий свободный человек также должен владеть различ­ными видами ремесла и сельскохозяйственного труда.

Руссо выступал за "истинно-естественную" религию. Он различает религию человека и религию гражданина. В религии признаются две непреложные истины: существование Бога и бессмертие души. Пер­вая — единственная, которая объясняет движение материи, упорядочен­ность и целесообразность вселенной. Вторая — требует не допустить торжества зла над добром. Христианство Руссо трактует как одну из причин разложения общественной жизни: "Христи­анство — это религия, занимающаяся лишь духовными проблемами и от­рывающая людей от земных дел". О христианстве Руссо также говорил, что он не знает "ничего более враждебного общественному духу". Не церковь, а государство является единственным органом индивидуального и коллективного спасения, потому что оно дает пол­ное развертывание потенциальных человеческих возможностей.

 

Ламетри

Жюльен Офре де Ламетри (1709 — 1751 гг.) — доктор медицины. Автор ряда произведений: " Естественная история души ", " Человек-растение ". " Животные — большее, чем машина ", " Физическая красота, или Опыт о происхождении человеческой души ", др.

Он писал: "Все, что не добыто из лона самой природы, все, что не является феноменом, причиной, следствием — одним словом, наукой о вещах, — никакого отношения к философии не имеет и происходит из чуждого ей источника". О материализме он говорил: "А если материа­лизм хорошо обоснован, если он является очевидным результатом всех наблюдений и опыта самых крупных философов и медиков, если эта сис­тема была объявлена только после внимательного изучения природы, тщательнейшего обследования животного мира и глубокого исследования человека во всех его состояниях и на протяжении всей жизни?... Стоя перед самой истиной, неужели мы не пожелаем, сделав усилие, нагну­ться и поднять ее?"

"Природа души и человека, и животных, — писал Ламетри, — есть и навсегда останется такой же непознанной, как и природа материи и тел. Скажу больше: душа, абстрактно отделенная от тела, подобна материи, рассматриваемой без учета всякой формы; ее невозможно воспри­нять".

Априорные исследования человека Ламетри считал напрасными. "То­лько апостериорно можно, не говоря пока о раскрытии самой природы человека, добиться более высокого уровня понимания данного вопроса".

Тело, по Ламетри, — это "машина, сама по себе заводящая пружины, которые приводят ее в движение... Мы мыслим и даже совершаем нравственные поступки, так же как чувствуем радость или прилив отваги; все зависит от способа, каким настроена и подготовлена наша машина. Душа испытывает влияние воспитания и образования и ощущает изменение состояния тела". А "поскольку все способности души зависят исключительно от особенностей устройства мозга и всего тела, они должны отождествляться с этим устройством. Вот и получилась высокоинтеллектуальная машина!".

В действительности, душа — "всего лишь пустое слово, которому не соответствует никакого понятия и которым разумный человек должен пользоваться только для обозначения нашего мыслящего на­чала. Одушевленные тела имеют все необходимое для движения, чувств, мышления, раскаяния — одним словом, могут вести как физическую, так и зависящую от нее этическую жизнь".

Между животным и человеком Ламетри видел только количественное различие: человек обладает большей степенью чувственности.

Материализм и атеизм Ламетри характеризовал как избавление от религиозных суеве­рий: "Каждый, кто воздвигает в своей душе алтарь суевериям, обречен обожать идолов, а не почитать добродетель". «Если бы атеизм был распространен повсюду, то все религиозные конфессии развалились бы до основания, не стало бы теологических войн и борцов за рели­гию. Освобожденная от страшного яда природа снова обретает свою чи­стоту и свои права».

 

Дидро

Дени Дидро (1713 — 1784 гг.) — сын ремесленника. Учился в иезуитском колледже. Получил звание магистра искусств. Занимался перево­дами. Он автор многих работ: " Философские мысли ", " Письмо о слепых в назидание зрячим ", " Мысли об объяснении природы ", " Разговор Даламбера и Дидро ", " Сон Даламбера ", " Философские принципы относительно материи и движения ", " Опровержение Гельвеция ", др. Он — главный вдохновитель " Энциклопедии ".

В " Философских мыслях " Дидро полемизирует одновременно с атеизмом и с религиозными "суеверия м и", которые должны быть заменены естественной религией, основанной на вере в природу. Что касается Святого Писания: "Доказывать Евангелие с помощью чуда — значит доказывать нелепость с помощью противоестественного явления". Дидро ставит под сомнение не только чудеса, но и божественное вдох­новение как источник Святого Писания.

О страстях Дидро пишет возвышенно: "...лишь страсти, и страсти сильные, могут возвысить дух для великих дел. Без страстей не будет больше ничего возвышенного ни в обычаях, ни в делах и тво­рениях; искусства пойдут вспять к неискушенности, а добродетель ста­нет педантичной... Поставить себе целью подавление страстей — верх безумия".

Дидро порывает с идеализмом и религией, становится последовательным материалистом и атеистом. Он пишет: "Предположение о каком бы то ни было существе, находящемся вне материальной вселенной, невозможно. Гипотезы подобного рода не должны больше выдвигаться, потому что из них нельзя сделать никаких выводов". "Сколько абсурдных предположений, сколько ложных представлений, сколько иллюзорных понятий кроется в гимнах, которые отважились сложить во имя Творца безрассудные защитники конечных причин".

Дидро высказывает мысль о том, что ощущение является всеобщим свойством материи. Предвосхищает ряд положений эволюционно­го учения. Говоря о яйце, Дидро отмечает: "Это яйцо опрокидывает все теологические школы и все храмы земли". Он задает вопрос: "Каким же образом эта масса (яйцо — СХ) перейдет к другому устройству, к чувствительности, к жизни?" И отвечает: "Посредством воздействия теп­ла. Что производит тепло? Движение".

Мышление (суждения) и чувства нельзясво­дить к простейшей чувствительности, так как последняя составляет их условие, а не сущность, не является движущей силой. Дидро не разделял стремления Гельвеция сводить понятия, познание человека к сумме ощущений.

Дидро — философ-гуманист, верящий в разум: " Если я откажусь от разума, здравого смысла, то у меня больше не будет никакого настав­ника и проводника". Но Дидро не доводит дело до признания всемогущества разума. Он допускает сомнение и истинный скепти­цизм. Он сомневается во всем, во что верит даже сам, но при этом доверяет тому, что доказывают разум и чувства: "То, что никогда не ставилось под сомнение, нельзя считать проверенным и доказанным. То, что никогда не подвергалось непредубежденному рассмотрению, не было по-настоящему исследовано. Значит, скептицизм — первый шаг к истине".

 

Кондильяк

Этьен Бонно, аббат де Кондильяк (1714 — 1780 гг.) — самый последовательный эмпирист эпохи Просвещения. Автор теории познания, ставшей гносеологией Просвещения. Учился в иезуитском колледже, затем в семинарии, наконец, изучал теологию в Сорбонне.

Кондилъяк автор многих сочинений: " Диссертация о существовании Бога " (первая философская работа), «Опыт о происхождении человеческих знаний», " Трактат о системах ", " Трактат об ощущениях ", " Трактат о животных ", " Курс занятий " (включал: " Грамматику ", " Искусство гово­рить ", " Искусство мыслить ", " Искусство писать ", " Древнюю историю " и " Новую историю "), " О торговле и правительстве, рассмотренных в их взаимном отношении ", " Логика ", " Язык исчислений " (вышло посмертно).

Кондильяк поставил перед собойцель: "Наш главный предмет... — это изучение человеческого ума не для того, чтобы открыть его природу, а для того, чтобы познать его действия, проследить, посредством какого искусства они сочетаются и как мы должны ими управлять, чтобы достичь всего того умственного развития, на которое способны. Нужно доискаться происхождения наших идей, выяснить, как они обра­зуются, следовать за ними до границ, предначертанных им природой, установить этим путем объем и пределы наших знаний и возродить весь человеческий рассудок" (ср. Кант). "Успешно проводить эти исследования мы можем только путем наблюдения".

Кондильяк стремится разоблачить т.н. " обман систем " — "иллюзию приобретения благодаря системам истинных знаний, в то время как на­ши мысли вертятся вокруг слов, лишенных определенного смысла". Надежны только такие системы, которые основаны на точно установленных и подтвержденных фактах.

В " Трактате об ощущениях " Кондильяк приводит свой знаменитый при­мер со статуей.

Кондильяк считает, что душа отлична от тела, что источником по­знания является опыт, что причиной всего происходящего в душе являет­ся тело, что ощущение и рефлексия различаются между собой. Он пишет: "единственное начало, определяющее все познание, а вместе с ним и развитие человеческих способностей" — это ощущение. Однако, "еще не достаточно... изучить ощущения. Чтобы открыть путь к успеху всего нашего познания и всех способностей, крайне важно различать, чем мы обязаны каждому из органов чувств, а это иссле­дование до сих пор не проводилось". Нужно установить и доказать, что "именно из ощущений рождается вся система человека... Рассудок, рефлексия, страсти, все душевные процессы — одним словом, все является различным образом видоизмененными ощущениями".

Ощущение — это впечатление, основанное на действии органов чувств. Ощущение, которое в данный момент времени ненаблюдаемо, — проявление памяти. Память — "это всего лишь видоиз­мененное ощущение". Ощущение превращается во внимание. Далее обнаруживается сопоставление (или сравнение). В то же время "нельзя проводить сравнения, не воспринимая в них какого-либо различия либо сходства: воспринимать такие отношения означает судить"; "ощущение после­довательно становится вниманием, сравнением, суждением". В ходе рассуждения внимание проявляется в виде некоего "света", "который отра­жается от одного тела к другому, освещая их обоих". Такое внимание — "свет" — Кондильяк называет рефлексией, т.е. отражением. Рефлексией ощущение становится после того, как оно уже побывало вниманием, сравнением, суждением.

Внимание порождается удовольствием или болью, которые, "затрагивая нашу способность чувствовать, порождают вни­мание, от которого возникают память и суждение". Удовольствие и страдание управляют памятью, вниманием и рефлексией. Из способно­стей интеллекта возникает стремление. "Из стремления рождаются страсти, любовь, ненависть, надежда, страх, воля. Все это, еще раз не что иное, как видоизмененное ощущение"; "наши знания и наши страсти являются результатом удовольствия и боли, сопровождающих впечатления от чувств".

Кондильяк поясняет свои идеи на примере статуи, которая внутрен­не устроена как человек, одушевлена, но не имеет идей. Кондильяк начинает с того, что дает статуе чувство обоняния. Очень скоро после этого в статуе вырабатывается внимание. Затем появляется не только внимание, но и память. Далее статуя, почувствовав другие запахи, начинает их сравнивать, т.е. составлять суждения. Наконец она начинает воображать запахи.

Кондильяк утверждает, что посредством анализа всего одного чувства, причем являющегося «среди всех чувств наименее помогающим познанию», он доказал, что "ощущение содержит в себе все способности души".

После анализа обоняния Кондильяк проводит то же самое рассуждение для слуха, вкуса и зрения. Он говорит, что с помощью различных ощущений статуя "увеличивает число способов бытия". Но перечисленные выше чувства еще не дают статуе идеи внешней реальности, отличной от воспринимаемых ею ощущений. Такая идея приходит к ней с помощью лишь осязания. Именно осязание, считает Кондильяк, вызывает чувство взаимодействия частей тела. Он называет осязание основным чувством. Так Кондильяк решает проблему объективности нашего познания. Что касается природы мыслей статуи по поводу своих ощущений, то: "Она этого не знает, и мы об этом знаем столько же; все, что нам известно, — это объекты, называемые вещами".

Душа не только существует отдельно от те­ла, но она, убежден Кондильяк, еще и бессмертна. Признает он и бытие Бога. Он различает три вида систем: 1) основанные на принципах, представляющих собой общие, или абстрактные максимы, 2) принимающие в качестве принципов предположения, чтобы придать смысл фактам, необъясни­мым другим способом, 3) системы, основанные на установленных фактах. Кондильяк считает, что "абстрактные принципы бес­полезны и опасны". О философах-метафизиках он говорит: "Чем больше им хотелось говорить обо всем... тем более неточно и неверно они выражались. Остроумные, оригинальные, экстравагантные, непонятные, часто они, будто боясь показаться недостаточно умными, прикрывали туманом свои истинные либо мнимые знания. Поэтому на протяжении многих столетий язык философии больше напоминал жаргон". Кондильяк критикует принцип: нельзя спорить о принципах.

Кондильяк уделял большое внимание знакам, языку. По Кондильяку, "правильно направленная наука означает правильно составленный язык". "Анализ научит нас рассуждать лишь тогда, когда, научив нас определять общие и абстрактные понятия, поможет нам правильно построить наш язык: все искусство рассуждения сводится к умению хо­рошо говорить". Так, математика — "правильно направленная наука, ибо ее язык — алгебра".

Кондильяк разработал органическую теорию "я". Он писал: "Из ощущений родилась вся система человека — полная система, все части которой взаимосвязаны и поддерживают друг друга". Чувства человека следует воспитывать, передавая ему тот опыт, который человечество приобрело за свой долгий путь. Разум может постичь науки и искусства, потому что это — пункт прибы­тия всей истории человечества. По окончанию воспитания человек при­ходит к тому же заключению, что и статуя: "Наученная опытом, я про­веряю, думаю и решаю, перед тем как действовать... по мере того как приобретаю все больше знаний, все лучше пользуюсь своей свободой..."

Произведения Кондильяка получили широкое распространение даже в духовных семинариях, т.к., несмотря на свой сенсуализм, он мыслил в полном согласии с истинами религии.

Кондильяк критически относился к философам, утверждал: "Часто философ заявляет о своей приверженности истине, которую даже не познал".

 

Гельвеций

Клод Адриан Гельвеций (1715 — 1771 гг.) — сенсуалистический материалист. Сын придворного врача. Занимал должность генерального откупщика, от которой отказался в пользу научных занятий. Гельвеции автор сочинений: " Послания о любви к знанию ", " О человеке, его умственных способностях и его воспитании ", " Об уме " (самая известная), др.

Гельвеций исследовал проблему понимания. Для этого "следует узнать, как формируются идеи". Он был убеж­ден, что "физическая восприимчивость и память, или, говоря точнее, одна только чувственность вызывает формирование всех наших идей. Память в действительности — лишь один из органов физической воспри­имчивости; чувствующее начало в нас неизбежно должно быть также и началом памяти, потому что вспоминать означает... не что иное, как чувствовать". Ощущения — фундамент всей ментальной жизни. "Я считаю, — писал Гельвеций, — что ум — это совокупность более или менее многочис­ленных новых идей, представляющих интерес для общественности, а ре­путация умного человека зависит не столько от количества остроумных идей, сколько от их удачного подбора"; "интерес направляет все наши суждения". Иначе "на каких других весах... можно было бы взвешивать ценность наших идей?"

Число идей бесконечно, а критерий оценки их значения и выбора, по Гельвецию, является критерием прагматическим. Общественный инте­рес "является единственным раздатчиком уважения или презрения по поводу наших идей".

Идеи Гельвеций разделял на три класса: 1) полезные, т.е. идеи, способные "научить нас чему-либо или развлечь", 2) вредные, т.е. "такие, которые производят на нас противное впечатление", 3) безразличные — "все те, которые, малоприят­ные самипо себе или ставшие слишком привычными, почти не произво­дят на нас впечатления". По словам Гельвеция: "как в области этики, так и в сфере умозрений, именно личный интерес определяет отдельные суждения, а общественный интерес определяет суждения целых наций". "Именно благодаря самолюбию общество дос­тигло большей части успехов — это знание, хотя еще и не совершен­ное, помогло народам понять необходимость вооружить правителей вла­стью. Оно помогло законодателям понять необходимость установления на основе личных интересов принципов честности". Объединение частных и общественных интересов — это мудрое намерение.

О значении чувственного начала, страстей Гельвеции говорит так: "Разрушьте в человеке воодушевляющую его страсть, и в тот же миг вы лишите его света разума... Полное отсутствие страстей вызвало бы у нас полное отупение". Страсти — это "тот небесный огонь, ко­торый оживляет мир нравственности, а именно с ним душа возвышает­ся, а науки и искусства делают свои открытия". Страсти нельзя считать "просто сумасбродством": "Возвышенная добродетель и просвещен­ная мудрость — тоже плоды такого сумасбродства".

 

Д´Аламбер

Жан Батист Лерон Д´Аламбер (Даламбер) (1717 — 1783 гг.) — незаконнорожденный ребенок офицера и аристократки. Воспитывался простолюдинкой, благо­даря пенсии отца получил образование. Даламбер автор многих сочи­нений: " Трактат о динамике ", " Рассуждения об общей причине ветров ", " Равновесие и движение жидкостей ", " Исследования колебаний струны ", " Размышления о поэзии ", " История уничтожения ордена иезуитов ", " Размышления о различных важных аспектах мировой системы ", " Поясне­ния" к "Элементарной философии ". Сотрудничал с Дидро при издании " Энциклопедии ", в которой написал ряд статей, в частности, вступи­тельную статью и статью " Элементы философии ". Был постоянным Ученым секретарем Французской академии наук.

В трактовке познания Даламбер исходил из того, что разум должен принимать во внимание факты. Склонялся к сенсуализму. Говорил, что в великой мировой загадке мы лишь "угадываем некоторые слоги", точный смысл которых нам пока неизвестен. Он писал: "все науки, на­сколько возможно, содержат факты и не принимают какой-либо точки зрения без веских доказательств".

Даламбер разделял знания на «прямые» и " отраженные ". "Прямыми являются такие, которые мы получаем непосредственно, без вмешатель­ства нашей воли... Отраженные познания приобретает наш дух путем воздействия на прямые, различным способом соединяя и комбинируя их. Все прямые знания мы получаем от органов чувств; из этого можно сделать вывод, что всеми идеями мы обязаны ощущениям". Существова­ние ощущения — неопровержимая истина. Также "истиной опыта" является тот факт, что идеи — это начало нашего познания, а ощущения дают начало самим идеям. Истинные начала всякой науки — "в простых и общеизвестных фактах", засвидетельство­ванных ощущениями, "в фактах, не допускающих иного, и которые нельзя ни объяснить, ни оспорить".

Факты "в физике представляют собой явления, ежедневно наблюдаемые нами; в геометрии — ощущаемые свойства протяженности; в механике — непроницаемость тел, являющуюся источником их взаимодействия; в метафизике — это результат наших ощущений; в морали — элементарные действия, общие для всех людей. Философия не должна ограничиваться общими свойствами бытия и природы, бесполез­ными вопросами об абстрактных понятиях; либо она — наука о фактах, либо — химера".

Главная задача и цель философии — учить, а не создавать системы: "времена изменились, и сегодня пристрастие к системе покажется без­надежно отставшим от жизни". Не следует путать философию и со схола­стикой, составлявшей "всю псевдонауку темных веков". Новая, истинная философия — это наука Бэкона, Локка и Ньютона, при определенном вкладе Декарта и Лейбница. О философии Даламбер также говорит, что, став "господствующей страстью... эпохи", она "хочет вернуть потерянное время с помощью успеха в нашем обществе и отомстить за то презре­ние, с которым к ней относились наши отцы".

Сомневаясь в существовании Бога, Даламбер не становится на пози­ции атеизма. Иногда он даже дает повод считать, что признает зна­чение откровения: оно " могло иметь цель собрать воедино естественное знание обо всем, что нам необходимо знать: остальное для нас закрыто и, похоже, навсегда. Неко­торые истины, в которые мы должны верить, немногие практические предписания — к этому сводится естественная религия". " Религия, слабая на ранних этапах формирования человеческого общест­ва, была предназначена для сплочения людей, можно сказать, главным образом она ориентирована на человека "как такового". В самом деле, принцип и основа единения (между людьми) — это сообщение идей, неизбежно требующее изобретения знаков: таким образом происходило формирование человеческого общества (в разных местах и в разные эпохи), складывающегося вместе с языком".

Идеи связаны с ощущениями и вытекают из них. "Поэтому, — пи­шет Даламбер, — очевидно, что чисто рассудочные понятия о доброде­тели и пороке, о принципе и необходимости законов, о существовании Бога и наших по отношению к нему обязанностях, — одним словом, ис­тины, в которых мы испытываем самую непосредственную необходимость, являются результатом первых рефлексий, вызванных нашими ощущениями".

Даламбер питал огромное доверие к разуму, контролируемому опы­том. В отличие от материалистов, он считал, что существуют неиз­менные, не зависящие от общественной среды нравственные принципы, присущие человеку. Существуют, однако, вопросы, в отношении которых разум бессилен и решение которых "находится за пределами наших спо­собностей". Это, в частности вопросы о том, каким образом ощущения производят представления? Какова природа души? А также вопросы: "В чем состоит единство тела с душой и их взаимовлияние? Привычки присущи телу и душе или только душе? В чем заключается неодинако­вость духовного мира людей?" Он писал: "Врожденные идеи — это химера, отвергнутая опытом, но способ, которым мы получаем ощу­щения и идеи, несмотря на то, что он основан на том же самом опыте, не становится от этого более понятным".

"Мы должны, — утверждал Даламбер, — прежде всего, сделать вывод, что системы, вернее, мечты философов, связанные с большей частью метафизических вопросов, при обобщении реальных завоеваний человеческого духа оказываются не у дел"; "высший разум поставил перед нашим слабым зрением завесу, через которую мы напрасно пытаемся про­рваться. Такова печальная участь нашей любознательности и самолю­бия,... это — судьба человечества".

Гольбах

Поль Анри Дитрих, барон Гольбах (1723 — 1789 гг.) — унаcледовав огромное состояние, посвятил себя занятиям науками. Был деятельным сотрудником " Энциклопедии " Дидро. Среди сочинений Гольбаха самыми известными являются: " Система природы ", " Естественная политика ", " Социальная система ", " Всеобщая мораль ". Ему также принадлежат ра­боты: " О религиозной жестокости ", " Лицемерие священников ", " Критическая история Иисуса Христа ", " Здравый смысл, или Естественные идеи, противопоставленные идеям сверхъестественным ", др.

По Гольбаху: "Человек — творение природы, существует как часть природы и подчинен ее законам, от которых не может освободиться даже в мыслях; тщетно его разум пытается перейти границы видимо­го мира: он постоянно вынужден возвращаться в свои пределы... пред­полагаемые существа над природой или, во всяком случае, отличные от нее — всего только химеры, о которых мы никогда не обретем точ­ных знаний, равно как и о занимаемых ими пространствах и их спосо­бе действия".

Различия между физическим человеком и человеком духовным нет: "Человек является чисто физическим существом; духовное существо — всего лишь то же самое физическое существо, рассматриваемое с особой точки зрения... Его видимые поступки и действия, равно как и невидимые движения, возникающие внутри него, вызванные волей или мышлением, одинаково являются естественными действиями, необходимыми следствиями его специфического механизма и импульсов, получаемых им от окружающих его существ. Короче говоря, физический человек действует под влиянием причин, познаваемых с помощью органов чувств; духовный человек — это человек, действую­щий по физическим причинам, которые нам мешают познать наши же предрассудки. Вследствие этого человек по всем своим потребностям всегда должен прибегать к физике и опыту. Это относится также к религии, морали и политике. Именно с помощью опыта он должен и мо­жет понять такие вещи. Ведь по причине своего невежества относи­тельно природы человек придумал себе богов, которые стали единственными объектами его надежд и страхов. Люди не отдавали себе ни малейшего отчета в том, что природа, чуждая и добру, и злу, лишь подчиняется необходимым и неизменным законам".

Теологическиепонятия "не обладают никакой реаль­ностью, представляя собой всего лишь пустые слова, призраки, соз­данные невежеством и искаженные больным воображением". Но поско­льку теологические понятия — не просто иллюзии, они были и оста­ются вредными для человечества идеями. "Теология и ее концепции, – пишет Гольбах, – ... стали источником бедствий, опустошающих землю, парализующих предрассудков, невежества и пороков... Сверхъес­тественные и божественные представления, которые нам внушают с детства, сделали нас неспособными рассуждать здраво о религиозных разногласиях и самых бесчеловечных представлениях. И, наконец, мы признаем, что пагубные представления сделали неясными представление о нравственности, развратили политику, задержали прогресс наук, разрушили мир и счастье в сердце самого человека".

Гольбах дает человеку следующие советы: "Ищите в природе и в своих собственных силах те средства и ту помощь, которых вам никог­да не дадут глухие божества... изучайте природу и цели общества — и вы больше не будете рабом; проверяйте все опытом — и вы найдете истину и признаете, что заблуждение никогда не сделает вас счаст­ливым".

Бессмысленно говорить о душе, отделенной от тела. Что касается свободы, то поступки людей "никогда не бывают свободными: они всегда суть неизбежные следствия темперамента, приобретенных идей, верных или сложных понятий о счастье — одним словом, их точки зрения, опирающейся на воспита­ние, на примеры, на жизненный опыт". Законы общества, по Гольбаху, основаны "на природе чувствующего, стремящегося к добру и избегаю­щего зла мыслящего, рассуждающего и неустанно желающего благо­получия существа".

Человек должен понять, что все связано с природой и, постигая ее законы и воздействуя на определенные условия, он может сам удовлетворить свои насущные требования: "Если заблуж­дения и невежество выковали цепи для целых народов, если предрас­судки их закрепили, то наука, разум и истина могут их порвать". Как подмечает Гольбах, даже "принцы, устав от праздности, ищут в разуме средство против зла, которое сами же сотворили".