Стефан Стране, основатель и редактор журнала

Харизма» Лейк Мэри, Флорида, 28 сентября 1992 года

Глава 1

Синий дорожный холодильник

Когда я увидел заголовки последнего выпуска «Нью-Йорк Дейли Нъюс», я замер. Крупным планом выде­лялся заголовок «Кто она?»

Под этими словами стоял портрет девочки с длинными черными волосами, набросок, сделанный от руки. У нее были темные глаза и морщинистый лоб.

Единственным определением ее личности служил но­мер ее камеры в морге: М91-5935. Она весила всего двад­цать пять фунтов (11,2 кг), ей было около 4 лет. Девочку нашли строители возле шоссе на углу Гарлема, ее уже сильно разложившееся тело находилось в дорожном хо­лодильнике. На ней не было никакой одежды, ее руки и ноги связаны шнуром, волосы заделаны в хвостик.

«Это ведь совсем недалеко от одной из наших тротуар­ных Воскресных школ», - сказал я себе, глядя на первую страницу газеты.

Ее жизнь и смерть остались загадкой. Говорят, что она была мертва уже по крайней мере неделю. Ее крохотное тело было положено в зеленый мусорный пакет и засуну­то в синий дорожный холодильник.

Глава детективов Нью-Йорка Джозеф Борели наверное знал только одно. «Ее лицо выражало слишком много горя и страдания для человека, прожившего всего четыре года», - сказал он.

«Чей же это ребенок?» — думал я.

Картина не из приятных

Девочка стала просто еще одним статистическим фак­том для этого ожесточенного преступлениями города. Но для меня она была реальным когда-то живым человеком, которому, наверное, нравилось играть со своими куклами и смотреть мультфильмы. Она также была символом полного отчаяния, которое темной тучей висит над гетто нашей страны.

Глаза мои наполнились слезами, когда я отложил газету. Именно из-за нее я пришел в этот забытый Богом город. Изо дня в день в течение уже более десяти лет я вкладывал каждую частичку моей жизни в спасение таких детей. Был ли шанс помочь этой маленькой девочке? Была ли она среди более чем десяти тысяч детей, которые приходили в нашу Воскресную школу на той неделе, когда она была убита?

«Господь, - подумал я, - мог пи я сделать что-нибудь больше того, что сделал, что-нибудь еще для нее?»

Я вышел из офиса и стал на углу улиц Эвергрин и Гроув в Бушвик или Бедфорд-Стуйвезант, одного из районов Бруклина, оглядываясь и видя вокруг себя мрачную жес­токую реальность жизни в гетто. Картина была не из приятных.

В квартале можно увидеть наполненные наркотиками кирпичные многоэтажные дома. Заржавелые остатки ма­шин стоят на свободных местах парковки. Огромные кучи мусора, битые бутылки и грязные пакеты, в которых когда-то находились наркотики, теперь рассыпаны на тротуаре. С этого самого места много лет я видел, как де­сятки людей убивали, ранили, вышвыривали. Всего за пол­метра отсюда были убиты два человека прямо на глазах у одного из наших сотрудников, который не мог помочь жертвам. Никого не арестовали, и ни одного слова о случившемся не появилось в газетах.

Меня продолжает поражать то, что я вижу. В канун прошлого Нового года я выглянул из окна и увидел, как несколько молодых людей легли посреди улицы и хотели, чтобы их переехали машины. На углу я видел отблески от выстрелов из пистолетов. Полицейский вертолет кружил над районом, освещая сцену еще одного преступления.

 

 

Организованный хаос

Прямо напротив расположена церковь «Метро», постро­енная на развалинах бывшей Рейнгольдской пивоварни, где я служу пастором. Думаю, что церковь можно назвать безопасным местом: стальные двери, крепкие замки и кольца проволоки.

В будни эта часть района может показаться остатками истории, которую многие люди предпочли бы забыть, но по субботам и воскресеньям она превращается в самое веселое место, которое только можно себе представить. Я бы не хотел находиться где-нибудь в другом месте. Огром­ные автобусы, у нас их больше пятидесяти, приезжают почти в одно и то же время. Каждый автобус переполнен детьми, которые всю неделю ждали этой встречи.

В 9:45 в субботу зал еще пуст. Но пятнадцать минут спус­тя он заполняется молодыми людьми от пяти до двенадца­ти лет, готовыми впитывать все, как губка. Я начинаю, беру микрофон и кричу или пою: «Скажите мне, на чьей вы сто­роне?» Они поют в ответ так громко, как только могут: «Я на стороне Господа!»

В течение следующих полутора часов малыши участву­ют в Воскресной школе, названной многими единственно хорошей и положительной вещью, что есть в жизни этих детей. Каждая минута внимательно продумана, чтобы как можно лучше представить какое-то понятие или истину - посредством живой музыки, мультипликационных героев, видеопроекторов, сценок, игр, соревнований, призов и прямым посланием. Сейчас здесь царит полнейший беспорядок, в следующее мгновенье в зале так тихо, что я могу говорить шепотом, и меня будет слышно в самых Дальних рядах.

В 11:30 улыбающиеся дети бегут назад к автобусам и с песнями разъезжаются по своим домам. В 13:00 и в 16:00 происходит то же самое. Мы также проводим еще два слу­жения по воскресеньям и тротуарные Воскресные школы, которые представляют собой то же, что и обычная одно­часовая насыщенная Воскресная школа, проводимая в будни в районах Гарлема и Южного Бронкса.

Мне все еще приходится щипать себя, чтобы поверить, что это место в гетто - одна из самых больших в Америке Воскресных школ, где работает более пятидесяти сотруд­ников и более двухсот помощников. Журнал «Гайдпостс» недавно назвал эту церковь Церковью года. Меня также поразило, что президент Буш пригласил меня работать в недавно сформированной Национальной комиссии по городским семьям Америки.

 

Согласно статистике

Если смотреть на факты, начинаешь понимать всю серьезность проблемы, которая стоит перед нами, в Брук­лине, Южном Бронксе, Гарлеме и областях, где мы прово­дим служение:

• в Нью-Йорке каждый год воруют более 100 000 машин в год

• уровень безработицы в пять раз выше, чем в среднем по всей стране

• восемьдесят пять процентов старшеклассников не заканчивают школу

• от шестидесяти до семидесяти процентов получают пособие

• семейный суд Нью-Йорка зарегистрировал более двадцати четырех тысяч заявлений о насилии над детьми в прошлом году и их увеличение на 70 процентов только за последнюю декаду.

Но возрастающие проблемы детей и молодежи не ограничиваются только Нью-Йорком. Они во всех городах:

• в городах Америки более 30 процентов населения живет за чертой бедности

• дети национальных меньшинств (45 процентов темнокожих и 39 процентов испаноговорящих детей) чаще попадают в разряд тех, которые живут за чертой бедности

• сейчас в Америке более 100 000 бездомных детей

• в среднем в день 135 000 учеников приносят в школу оружие

• в нашей стране более 4 000 000 подростков-алкоголиков

• алкоголь часто является причиной смерти среди подростков

• каждый год миллион девочек-подростков становятся беременными

• более 2,5 миллиона молодых людей заражены болезнями, которые передаются половым путем

• более миллиона молодых людей постоянно употребляют наркотики

• один из десяти новорожденных в Соединенных Штатах подвержен действию одного или более запрещенных наркотиков еще в утробе матери.

Когда я путешествую по стране, люди подходят ко мне и спрашивают: «Почему такие города, как Нью-Йорк, в та­ком беспорядке?»

Мне бы очень хотелось дать быстрый ответ, но в гетто такая ситуация сложилась не только из-за одной-двух проблем. Именно из-за сочетания различных факторов все складывается подобным образом, и это напоминает мне жонглера в китайском цирке, который вертит тарелки на конце палки. К тому времени, как он раскрутит их все, ему нужно бежать к началу линии, чтобы не дать упасть первой. Нас постоянно раскручивает то один кризис, то Другой. Это просто часть здешней жизни.

Но я знаю, что Нью-Йорк - это действительно город ве­ликих контрастов и противоречий. Более пяти частей го­рода, в свою очередь, разбиты на различные районы - как очень бедные, так и очень богатые.

Основная масса среднего класса прошла через все, от экономического давления до страха перед преступления­ми. Остров Стейтен, последнее место обитания среднего класса, изо всех сил пытается отмежеваться от остального города. Здешним жителям уже просто-напросто все надоело.

 

«Рождество!»

Бруклин может вспомнить определенные исторические события, из-за которых порядочный район, где прожива­ли трудяги, превратился в район трущоб. Сначала были расовые мятежи в шестидесятых. Но то, что запомнилось многим людям, - это выключение электричества летом 1977 года, из-за чего Бруклин погрузился в темноту на сорок восемь часов.

Это стало равносильно зажиганию шнура обществен­ной бочки с порохом. И это даже послужило моделью для мятежей в Лос-Анджелесе. Мятежники проложили себе дорогу через более чем тысячу магазинов. Легионы граби­телей переходили от замороженных индюшек до телеви­зоров - все, что плохо лежало. Те, кто чувствовал, что им этого недостаточно, поливали пол бензином и поджига­ли. На совершенно новых машинах въезжали в витрины магазинов.

Толпы мужчин, женщин, подростков и детей бежали по улицам с руками, полными вещей, крича: «Рождество! Рождество наступило!»

Полицейские машины переворачивали и поджигали. Камни и мусор бросали в пожарников, тем самым вынуж­дая их отступить. Многие из опустошенных районов так никогда и не были восстановлены. Вместо этого их захва­тили распространители наркотиков и другие криминаль­ные элементы общества. Улицы стали такими мрачными, что Нью-Йорк начали называть «Калькутта без коров».

У нас более полумиллиона бездомных людей, кражи со­вершаются каждые шесть минут, постоянно растет забо­леваемость СПИДом. Многие говорят: «Все бесполезно. Зачем уже что-то делать?»

Многие люди смотрят на бедность в районах Нью-Йорка и на экономически подавленные области Америки и только пожимают плечами. «Если сравнить с остальны­ми странами мира, бедности в этой стране практически не существует, - они говорят. - У наших бедных есть теле­визор, телефон, квартира. Они находятся на социальном обеспечении».

Уровень финансовой бедности может быть выше в не­которых странах третьего мира, но в Америке действуют другие разрушающие факторы - факторы, атакующие об­щество у самого его основания и ведущие к насилию, ко­торое уникально и характерно только для центральных районов американских городов.

Бедные люди Соединенных Штатов очень отличаются от бедных в странах третьего мира из-за нашей развитой промышленной системы. Когда жители гетто нуждаются в еде, они не могут заколоть овцу или собрать урожай на по­лях. Им нужно найти супермаркет, где они смогут полу­чить еду в обмен на продуктовые талоны или деньги. Бед­ный житель гетто вынужден платить ту же цену, что и полицейский, ту, которая гарантирует доход производи­телю, дистрибьютору и владельцу магазина. В принципе, житель гетто платит больше. Владельцы магазинов могут устанавливать любую цену, пока им гарантирован успех. У большинства жителей гетто нет возможности торговаться при покупке, как нет и транспорта, чтобы выехать за пределы своего района.

Житель американского гетто, если ему нужно место пе­реночевать, не может поставить палатку в общественном парке или что-то соорудить из картонных коробок. Это то, что делают бедные во многих странах. Многие, включая и меня, пытались сделать это в Нью-Йорке и были либо выброшены, либо избиты полицейскими дубинками.

Бедный американец должен жить в квартире, что вклю­чает в себя много расходов. Огромных расходов. Цена за аренду обыкновенной квартиры в нашем районе прибли­зительно 350-800 долларов в месяц, что совершенно невыполнимо для большинства людей. Если бы урезали социальные или поместные субсидии на квартплату, началась бы всеобщая паника.

Сама природа системы приводит к непрекращающейся враждебности. Когда ты уже близок к тому, чтобы достичь чего-то, но знаешь, что все-таки не можешь этого сделать, чувство раздражения и безнадежности постоянно нарас­тает. Если несколько поколений в семье прожили так, то вся система ценностей у этих людей попросту разрушена.

Недавно на улице перед рестораном, где я часто завтра­каю, женщина была до смерти избита. Потом кто-то подо­шел и украл ее цепочку. За углом в молодого человека, с которым один из наших сотрудников три раза говорил о Господе, стреляли и убили без всякой видимой на то причины.