Стремление человека к развитию

 

[1] Смысл (пафос, мотив) исследования.

Данный пункт совпадает с аналогичным пунктом схемы предыдущего фрагмента исследования.

 

[2] Конституирование сущности.

В исследуемом явлении – стремлении человека к развитию – мы обнаруживаем в человеческой деятельности следующие качества:

· Развитие деятельности субъекта есть в своей сущности исключительно автономное дело самого субъекта деятельности.

· Стремление субъекта к смыслу сопровождает развитие деятельности и обеспечивает некое внутреннее единство развития.

· Сложность и смысл деятельности соотносятся друг с другом подобно соотношению категорий часть и целое.

· Развитие субъекта диалектично в том смысле, что оно осуществляется как преодоление напряжения, возникающего из-за несбалансированности инструментальной вооруженности субъекта и сложности (хаоса) среды.

· Развитие принимает либо характер исследования непонятных (сложных, не охваченных порядком) явлений среды – в случае избыточности инструментальной вооруженности субъекта к освоенному пространству среды (это дисбаланс из-за примитивного взгляда, неспособного внести порядок в происходящие в среде явления и тем самым расширить доступное пространство среды), либо характер конструирования и создания более совершенного инструментального вооружения – в случае неадекватности инструментальной вооруженности субъекта порядку явлений среды (это дисбаланс из-за невозможности субъектом инструментально обработать в принципе доступный, освоенный в понимании материал).

 

[3] Материал исследования.

· Леонтьев К. «Избранное»

· Мамардашвили М. «Лекции по античной философии»

· Марсель Г. «Метафизический дневник»

· Полани М. «Личностное знание. На пути к посткритической философии»

· Шестов Л. «Власть ключей», «На весах Иова».

 

[4] Комментарий.

Следуя К. Леонтьеву, развитие мы понимаем следующим образом /86, 69/: «развитие есть постепенное восхождение от простейшего к сложнейшему, постепенная индивидуализация, обособление – с одной стороны, от окружающего мира, с другой стороны, от сходных и родственных организмов, от всех сходных и родственных явлений.... увеличение богатства внутреннего, постепенное укрепление единства.... высшая точка развития есть высшая степень сложности, объединенная внутренним деспотическим единством».

Мы будем следовать данному определению, в котором особенно выделим характеристику развития – обособление, индивидуализацию человека. Жизнь, деятельность, развитие человека индивидуальны. Жизнь конкретного человека «больше» любой философии, истины, то есть чего-то общего. «Не хотят люди, всеми силами своего существа не хотят поклоняться даже самым прекрасным идеалам» /Л. Шестов/. В то же время следует признать, что история философии, наук и мировоззрений наполнена борьбой людей за глобализацию, признание общезначимости своих идей. Обнаруживая трагичность судеб многих философов, мыслителей (Сократа, Платона, Конфуция, Сенеки, Кампанеллы, Вольтераи многих других), можно заметить общность их жизненных ситуаций, возникающих из желания повлиять на деятельность первых лиц государств, церкви, на судьбы целых народов. Но это невозможно не в силу недостаточной мудрости их идей и предложений (почти все созданное перечисленными философами пережило столетия и действительно повлияло на человеческую историю), но в силу противоречивости их попыток «наставить», «указать», «вразумить» именно конкретное лицо. Такие попытки вступают в противоречие с самой человеческой природой этого лица. Каждый человек проживает свою жизнь, которая есть нечто принципиально непостижимое для других, кто бы они ни были.

 

Платон полагал, что именно философ должен осуществлять управление государством; Аристотельсчитал, что философ должен только советовать, а управление – дело правителя. Обе ситуации оказались нереальными, и это мы объясняем тем, что они не учитывают неизмеримо большее богатство деятельности правителя (практика) даже в сравнении с философствованием. Философ никогда не сможет понять поступок практика, за которым всегда стоит и «слезинка ребенка», и «тайная страсть», и многое другое, что как раз и не дает быть действенным совету, невостребованному со стороны самого правителя или просто неадекватному.

 

Мы полагаем возможным включение «философа» в осуществление всегда уникальной деятельности какого-либо лица (в том числе первого лица) только в том случае, когда этим лицом явно выражена конкретная неудовлетворенность в осуществлении своей деятельности (например – востребованность в совете «философа»). В отличие от попыток «общего вразумления», отклик философа на конкретно выраженную неудовлетворенность (востребованность) практика всегда будет адекватным (но и локальным), а поэтому неразрушающим практика, как целостного субъекта.

Таким образом, развитие всегда есть саморазвитие, как образование всегда – самообразование. Извне развитие в деятельность субъекта привнести невозможно.

С идеей обособления Леонтьевасозвучно следующее наблюдение Шопенгауэра/154, 322/: «Как в начале весны все листья имеют одинаковую окраску и почти одинаковую форму, точно так же и мы в раннем детстве все похожи друг на друга и поэтому отлично между собой сходимся. Но с наступлением зрелости мы начинаем взаимно отдаляться, притом все больше и больше, подобно радиусам круга», а также интуиция французского философа Г. Марселя об автономии, которая одновременно показывает важный для нас признак демаркации деятельности (нашего предмета, а Марсельсюда относит дисциплинарное мышление) и духовности (у Марселяэто философское мышление) /92, 111/: «Мне кажется, что можно законно говорить об автономии лишь в плане управления. Может ли познание – акт познания или его результат быть уподоблен управлению?... Управление родовым имением, состоянием. Сама жизнь уподобляется имуществу и рассматривается как подлежащая управлению. Здесь есть место для автономии; но чем ближе мы подходим к творчеству, тем меньше можно говорить об автономии, или о ней можно говорить только на низшем уровне, связанном с использованием: художник, пользующийся своим дарованием, например. Идея автономных дисциплин; она также интерпретируется в связи с управлением.... Эта идея теряет всякий смысл по мере восхождения к понятию философского мышления». Так и в развитии человека, его обособление – обретение все большего числа и большей глубины индивидуальных свойств – возрастает именно в плане осуществляемой им деятельности, в духовном же плане мы подозреваем (только подозреваем, хотя интуиция Марселянам и кажется понятной, но все же это не наш предмет) ситуация обратная – по мере развития человек стремится к некоему «единому».

Замечание. То, что Г. Марсельиспользовал в своей работе понятие управления, с одной стороны, можно считать случайным совпадением с предметом нашего интереса, поскольку речь у него все же о понятии автономии, а управление выступает лишь понятием из приведенной Марселемиллюстрации, метафоры. Но, с другой стороны, интуиция, которая (пусть косвенно) срабатывает у Марселяи по отношению к понятию управления: «жизнь – как предмет управления», а также тесное увязывание управления и обладания (что является моментом и нашего исследования) позволяет предположить существенное пересечение наших представлений об управлении.

 

Внутреннее единство, о котором говорит Леонтьев, обеспечивается в нашем случае смыслом деятельности, устремленностью человека к этому смыслу, в этом проявляется связь двух рассматриваемых явлений. Забегая вперед, можно отметить, что в этой «увязанности» присутствует также и стремление человека к целостности. Обнаружение намеченной формулы составляет одну из праксеологических проблем.

Сложность деятельности субъекта по Леонтьевуследует отличать от сложности ситуации (среды), в которой разворачивается его деятельность, последняя как раз преодолевается, упрощается субъектом (см. содержание предыдущего раздела). Сложность деятельности мы понимаем здесь как сложность (мощность) ее понятийного, инструментального оснащения – это позитивная, достигаемая сложность, это сложность порядка, а не преодолеваемая сложность среды – сложность хаоса.

Так определенная сложность деятельности может быть соотнесена смыслу деятельности аналогично тому, как соотносятся категории часть (количество и разнообразие частей определяет сложность объекта) и целое (смысл определяет объект как целое).

По отмеченному свойству также можно предположить определенную увязанность (наличие формулы) двух рассматриваемых нами явлений – стремления человека к устранению сложности из возникающей ситуации (то есть к устранению сложности среды, сложности хаоса) и стремления человека к развитию (к обретению сложности порядка в собственной деятельности). Эта связь осуществляется в процессе преодоления сложности среды сложностью деятельности человека. Сложность среды (хаос), с одной стороны, преодолевается за счет абстрагирования (формализации, нормирования и т.п.) субъектом своих представлений о среде, а, с другой стороны, за счет принятия субъектом «вызова» среды, вхождения им в соприкосновение со средой, «ввязывания» в процессы среды, когда за счет разворачивания субъектом неформализованных, лишь интуитивно постигаемых и спонтанно выстраиваемых процессов собственной деятельности, они, даже не будучи артикулированными, становятся соизмеримыми по сложности (мощности) с процессами среды. В таких процессах формируется интуиция, навыки, латентное знание.

Схема начинает напоминать диалектическую при определенном уточнении последней. И это соотнесение довольно важно, поскольку наше западное мировоззрение в значительной степени диалектично по образовательным и культурным традициям (а для России характерна также и длительная догматизация материалистической философии марксизма и популяризация немецкого идеализма). Уточнение же следующее.

Обычно диалектическую схему определяют как «восхождение» по триаде: тезис, антитезис, синтез. Где /117/: «Сначала – некая идея, теория или движение, – «тезис». Тезис, скорее всего, вызовет противоположение, оппозицию, поскольку, как и большинство вещей в этом мире, он, вероятно, будет небесспорен, то есть не лишен слабых мест. Противоположная ему идея (или движение) называется «антитезисом», так как она направлена против первого – тезиса. Борьба между тезисом и антитезисом продолжается до тех пор, пока не находится такое решение, которое выходит за рамки и тезиса, и антитезиса, признавая, однако, их относительную ценность и пытаясь сохранить их достоинства и избежать недостатков. Это решение, которое является третьим диалектическим шагом, называется синтезом».

В отличие от представленной схемы, мы считаем тезис в момент его декларации необходимо бесспорным, то есть, с одной стороны, тезис обязан быть логически непротиворечивым, с другой стороны, он должен удовлетворять (не должен противоречить) наличествующим эмпирическим фактам – иначе первый диалектический шаг не может быть зафиксирован. В то же время можно считать, что одновременно с тезисом (Т) уже существует и его антитезис – как его логическое отрицание (Ø Т). Однако, антитезис в силу противоречия фактам неактуален, и только в силу этого. Когда же обнаруживаются новые и такие эмпирические факты, которым исходный тезис не удовлетворяет, то это момент второго диалектического шага – актуализируется антитезис. Таким образом, второй шаг осуществляется всецело в силу расширения эмпирического базиса, в силу расширения сферы деятельности субъекта, расширения его жизненного горизонта. Второй диалектический шаг не логический, не теоретический –это не обнаружение альтернативной идеи или теории как антитезиса, но чисто эмпирический ход. После актуализации антитезиса начинается поиск альтернативной теории, которая бы удовлетворяла уже расширенному множеству эмпирических фактов. При этом никто не снимает с «повестки дня» исходную теорию (тезис) – она продолжает работать, хотя и с ограничениями. То есть, следует подчеркнуть «нормальность» складывающейся ситуации – это ситуация, когда «эмпирический субъект» опередил свои теоретические возможности, но он вовсе не сдерживает себя в своем развитии – идет на преодоление возросшей сложности новой практики. Это одновременно стимулирует его в поиске новых идей, в построении новых теорий. Когда новая теория построена, то этим осуществился третий диалектический шаг – синтез.

Обнаружение диалектической схемы для нас очень важно, поскольку с ней мы во многом связываем позитивное развитие деятельности, ее поступательное движение. М. Мамардашвилипо этому поводу пишет /88, 178-179/: «Диалектика прокладывает путь к началам всех учений. В каком смысле? В том, что даже если диалогические обсуждения часто оканчиваются безрезультатно, только они могут возвысить нас до рода познания, которому открыты высшие истины. Это познание есть ум, умозрение, это не интеллект в смысле формально или логически устроенного мышления, а именно Ум. … Только он может возникать и существовать как состояние, в которое нас ввергла диалектика. Таким образом, Аристотельвозобновляет древний смысл диалектики – как индукции или акушерства состояний, в которых мы видим истину. Сама истина не может быть получена как конечное звено вывода или доказательств. … Образно говоря, она может быть навеяна – так заморочить голову человеку, что он просто как бы сам «перескакивает» в истину. Высшие истины открыты уму, а не мышлению. И только ум схватывает непосредственное начало. … Аристотель говорит: это возможно только потому, что сам ум и есть начало науки или единица науки. Сам ум и есть изначальная истина, ибо ум и его предмет – одно и то же. … Вспомним Парменида: мысль тождественна тому, что ею узнается в качестве бытия». Вскользь отмеченное Мамардашвилипротивопоставление (восстановление) диалектики Аристотелясовременному пониманию диалектики мы не считаем затрагивающим существо этого понятия. В том, что диалектику со временем «нагружали» большей схематизацией, есть лишь демонстрация попыток ее практического употребления. Это делали и мы, что, однако, не лишает диалектику отмеченного «нерва» – прорыва к истине.

Таким образом, в процессе такого диалектического развития субъекта сложность как бы постоянно меняет свою «природу», перемещаясь из сложности хаоса расширяющейся практики, среды субъекта (в которой он – как первооткрыватель – вполне сознательно оказывается) в более высокий порядок сложности (теоретической вооруженности) собственной деятельности. А достигнутый новый уровень теоретического (инструментального, методического) оснащения открывает перед субъектом новые перспективы расширения своей практики, горизонты среды. И так далее. Если степень хаоса [сложности ситуации практики] – это одновременно и степень человеческого бессилия, то степень сложности деятельности субъекта [сложности порядка] – это степень человеческих возможностей, своеобразная степень силы, мощности субъекта.