Нейропсихология восприятия 3 страница

Были проведены серии опытов после инъекции 10-процентного раствора кофеина (от 0,05 до 0,1 г). Контрольные опыты проводились до и после инъекции.

Опыты дали отчетливые результаты. Больной ут­верждал, что неожиданно все предстало перед ним «в более ярком свете». Он был способен выполнять новым, непосредственным способом многие зада­ния, которые обычно вызывали у него значитель­ные затруднения. Эти изменения проявлялись через 15—20 мин после инъекции и достигали максимума через 30—35 мин. Позже они постепенно уменьша­лись, через один-полтора часа продуктивность воз­вращалась на прежний уровень.

(1) Тахистоскопическое восприятие фигур

Опыты этого типа, описанные в первом разделе этой работы, через 20—25 мин после инъекции дава­ли отчетливо иные результаты. В опытах на одновре­менное предъявление двух рисунков восприятие двух элементов было зафиксировано почти в 50% предъяв­лений. Сравнение этих данных с данными, полу-

Таблица 1

Симультанное восприятие фигур до и после инъекции кофеина

 

 

Время исследования	Число предъяв­лений	Восприя­тие только одной фигуры	Восприятие фигур
полное	неполное
(1) До инъекции кофеина
(2) 25 мин после инъекции кофеина
(3) Спустя 1 ч после инъекции кофеина

ченными до и после инъекции, дано в табл. 1. (В этой таблице «неполное» восприятие двух рисунков со­ответствует тем случаям, когда одно изображение воспринималось отчетливо, но испытуемый созна­вал, что присутствовало также еще какое-то второе изображение.)

(2) Зрительно-моторная координация
Показатели выполнения простых проб на зри­
тельно-моторную координацию значительно улуч­
шились после инъекции кофеина.

Было обнаружено, что через 15—20 мин после инъекции больной мог без труда поставить точку в центр круга и установить кончик карандаша в центре креста. Далее, он мог выполнять эти задания непо­средственно, не прибегая к способам, использую­щим «обходной путь». Общее время, необходимое для выполнения этих двух заданий, значительно со­кратилось.

(3) Зрительный анализ узоров

Аналогичные результаты были получены и в про­бах на подсчет точек, сгруппированных в простые упорядоченные узоры. Как правило, больной был пол­ностью не способен сосчитать пять точек, сгруппиро­ванных в простой узор. Но, спустя 20 мин после введения кофеина, он выполнял задание легко и быст­ро, эффект сохранялся приблизительно в течение часа.

(4) Рисование плана

Наблюдалось удивительное улучшение способности рисовать планы и маршруты. Задание выполнялось го­раздо быстрее и уровень представления значительно улучшился. Число поворотов головы значительно со­кратилось: с 110 до 8 поворотов. Как и в предыдущих опытах, наилучшие показатели имели место 25— Зимин после введения кофеина, и эффект сохранялся 1—2 ч. Эти данные показывают, что затылочно-темен-ное ранение обусловливало уменьшение тонуса воз­буждения зрительной области коры. Увеличение уровня тонуса фармакологическими средствами при­водило к отчетливому, хотя и временному, улучше­нию зрительной и окуломоторной функции. (...)

резюме и выводы

Был описан случай, при котором отчетливые рас­стройства зрительного восприятия возникли вследствие двустороннего затылочно-теменного ранения. Были приведены аргументы в пользу того, что ключевым симптомом данного синдрома являлось сужение зри­тельного восприятия до одного объекта или конфигу­рации. Этот дефект может быть объяснен в терминах теории корковой деятельности И.П.Павлова. Согласно этой теории в данном случае имеет место общая фун­кциональная ослабленность (или уменьшение корти­кального тонуса) пораженных отделов мозга. Таким образом, любой участок возбуждения внутри данной области тормозит сохранные участки зрительной коры посредством отрицательной индукции. Следовательно, если предъявляется большое число стимулов симуль-танно, то вероятно, что только очень небольшое их число способно вызвать перцептивный ответ. Больной, следовательно, сможет воспринимать только отдель­ный элемент или отдельное свойство общего стимуль-ного паттерна.

Вероятно, что подобное объяснение может быть применимо для многих описанных в литературе фено­менов, связанных со зрительной агнозией. В частности, «сужение зрительного внимания», «неспособность со­единить детали в связанное целое» и «поэлементное восприятие» являются не более чем психологически­ми последствиями лежащего в их основе нейрофизио­логического дефекта.

В то же время представляется маловероятным, чтобы подобное объяснение, по крайней мере в дан­ной форме, было применимо для всех форм агно­зии, особенно для тех из них, которые, как нам представляется, обладают понятийной и репрезен­тативной природой, например, для первичной то­пографической агнозии. Более адекватное объяснение этих синдромов на физиологическом уровне остает­ся в качестве задачи для будущих исследований.

Ж. ДЕ Ажуриагерра, Х.Экаэн агнозия на цвета¹

Нарушения узнавания цветов не представляют из себя гомогенную группу, и предложение класси­фикации этих расстройств применимы далеко не во всех случаях. (...) Помимо «истинной» агнозии на цвета мы опишем корковую слепоту на цвета, ам­незию на названия цветов и, наконец, нарушения классификации цветов.

Агнозия на цвета может быть констатирована только в том случае, если испытуемый не может ни выбрать из набора цветов цвета названных объектов, ни назы­вать объекты, соответствующие указанным цветам. В этих случаях страдает не различение цветов, а способ­ность координировать цвета и определенные объекты. Колориметрические тесты в этих случаях дефектов не выявляют. Во всех случаях агнозии на цвета должны существовать нарушения воображения цветов, боль­ные при этом не могут представить цвета ни по инст­рукции, ни самостоятельно.

Корковая слепота на цвета была подробно ис­следована Х.Вильбрантом и Г.Пётцлем. При этом нарушении колориметрические тесты выполняются неверно. Все объекты видятся серыми, но трудности представления цветов отсутствуют.

Хроматическая слабость, по Р.Крейсу, также примыкает к этим нарушениям и имеет следующие особенности: затуманенное поле зрения, замедлен­ность узнавания, трудности восприятия цветов как в середине, так и на периферии зрительного поля.

Теоретически между агнозией на цвета и корко­вой слепотой на цвета существует четкая граница: при агнозии на цвета имеют место трудности представления цветов и отсутствуют нарушения по колоримет­рическим тестам, при корковой слепоте имеет место обратное. В действительности же при корковой слепоте на цвета встречаются легкие трудности представления цветов, а в случаях агнозий на цвета могут иметь мес­то дефекты по колориметрическим тестам. (...)

Амнезия на названия цветов. Эта форма является вариантом синдрома амнестической афазии, но для нее характерны две особенные черты: затруднения касаются преимущественно забывания названий цветов, отмечаются также более или менее выра­женные расстройства представлений цветов.

Нарушения классификации цветов за счет де­фектов категориального поведения были описаны А.Гельбом и К.Голдштейном.

Необходимо отметить также еще одно расстрой­ство, которое отличается от агнозий на цвета, а
именно: дефекты восприятия «плоских» цветов, опи­санные А.Гельбом. Существуют больные, пишет этот автор, у кото­рых узнавание цветов сохранно, однако они не воспринимают их принадлежащими к данным объектам; цвета теряют связь с объектами, которые кажутся этим больным как бы губчатыми или покрытыми пеной, как будто бы твердое вещество, из которого они состоят, растворилось. Окрашенные поверхности иногдакажутся больным расположенными на более близком расстоянии, чем сами формы. Дефект связи цвета и объекта приводит к стиранию рельефа и контура и со- зает более упрощенные конфигурации. Можно понять эти расстройства, использовав классификацию цве­ тов М.Герринга и Ф.Катца, которые различают цвета поверхностей объектов, имеющие определенную локализацию, и цвета спектра (например, голубой цвет неба), которые представляют собой как бы плоские цвета. С этой точки зрения, данные патологические изменения объясняются тем, что цвета поверхностей объектов начинают восприниматься как «плоские» цвета, т.е. как окрашенные массы, не связанные с объектами...

 

¹ Ajuriaguerra J. de, Hecaen H. Color agnosia // A/unaguerra j. ere, f-fccaen h. Le cortex cerebral. Etude neuro-psycho-patologique. Paris, 1960.

Ж. ДЕ Ажуриагерра, Х.Экаэн Амузия¹

Под амузией понимается потеря или дефекты восприятия, припоминания, исполнения или эмо­ционального переживания мелодий.

Существование нарушений музыкального чувст­ва, проявляющихся на фоне более или менее со­хранных речевых функций, было констатировано на основе определенного числа клинических случаев.

Амузия может проявляться независимо от труднос­тей различения тонов: например, у профессионально­го музыканта, описанного Ферстером, имелись грубые нарушения восприятия музыки (неспособность выде­лять звуки из гаммы, дефекты узнавания аккордов и оценки тактов, трудности узнавания песен — больной не мог сказать, пропевался текст или проговаривался). В то же время этот больной без труда различал тона и мог указывать, какой из них более высокий и какой более низкий. (...)

Вслед за Омбреданом можно выделить три типа музыкальной глухоты.

В случае тональной глухоты больной не спосо­бен воспринимать звуки, относящиеся к различным частям гаммы и оценивать различия между звуками по высоте в том случае, если различия между ними невелики. При глухоте на мелодии либо музыка не узнается в качестве музыки, либо отмечаются труд­ности узнавания мелодий. Повторение мелодии не приводит к ее узнаванию, но субъект иногда может сказать, что она ему знакома. Больной легко узнает изменения скорости проигрывания определенных частей мелодии, а также пропуски некоторых нот и неверное исполнение элементов мелодии, однако узнавание всегда оказывается невозможным. Нако­нец, в некоторых случаях мы можем наблюдать труд­ности восприятия ритмов. (...)

Для К.Кляйста различия между этими видами нарушений связаны с различными патогенными механизмами. Тональная глухота — скорее перцеп­тивный, чем гностический дефект, в то время как чистая глухота на мелодии возникает вследствие трудностей оценки интервалов между элементами музыкальной структуры. (...)

Описаны также случаи амузии, связанные с по­терей аффективных реакций на музыку, которые могут возникать на фоне сохранного восприятия музыкального тона и тембра (Р.Штумпф). Э.Фейхт­вангер рассматривает нарушения акустической функ­ции более глобально. Он выделяет центральные количественные изменения (выпадение участков звукового ряда, изменения интенсивности звуков) и качественные дефекты (лабильность порогов, ко­лебания слуховых ощущений, трудности восприя­тия тембра, нарушения симультанного восприятия созвучий). Чтобы мелодия была воспринята как ме­лодия, необходимо, чтобы ее звуки были восприня­ты на качественном уровне, в соответствии с их местом в заданной гамме. Напротив, для понимания вербального материала достаточно, чтобы звуки были восприняты изолированными. Музыкальная функ­ция — это мнестическая функция, которая органи­зует звуки в мелодии в соответствии с ритмом и темпом их чередования. Содержание музыки может быть воспринято только в качестве целого и только за счет интуитивных механизмов. При некоторых вариантах амузии можно наблюдать распад музыкаль­ных образов, при этом элементы воспринимаются изолированно и не могут, следовательно, воспри­ниматься в качестве музыки. (...)

При музыкальной глухоте часто, хотя и не все­гда, имеют место трудности восприятия ритмов. Не­обходимо также отметить, что моторный фактор также участвует в восприятии музыкальных форм, хотя он и не является детерминирующим.

 

¹ AjuriaguerraJ. de, HecaenH. Amusia // Ajuriaguerra J. de, Нёсаеп H. (eds.). Le cortex cerebral. Etude neuro-psycho-pathologique. Paris, 1960.

Д. Кимура, М.Дернфорд исследование функции правого полушария в зрительном восприятии в норме1

Зрение в одной половине поля обеспечивается контралатеральной зрительной корой. Таким образом, зрительное восприятие в левом от точки фиксации зрительном поле опосредовано на первой стадии 17 полем правого полушария, а зрительное восприятие в правом зрительном поле — той же зоной левого полу­шария. При нормальных зрительных условиях голова и глаза постоянно движутся так, что стимулы редко на­ходятся только в одном зрительном поле. Тем не ме­нее, если стимулы экспонируются очень быстро, а именно за период меньший, чем требуется для уста­новления новой фиксации (приблизительно 200 мс), то тогда стимуляция может быть ограничена одним полем зрения. Для этой цели мы в наших исследова­ниях использовали тахистоскоп, при этом время экс­позиции составляло менее 150 мс. (...) Когда стимулы предъявляются тахистоскопически либо в левое, либо в правое поле зрения, то отчет бывает точнее о вер­бальном материале, предъявляемом в правое поле зрения (W.Heron, 1957 и др.). Эти данные сначала объяс­нялись привычкой сканирования, приобретаемой бла­годаря чтению, но теперь стало ясно, что по крайней мере часть эффекта обусловлена более активным уча­стием левого полушария в восприятии слов и букв. Следовательно, можно ожидать, что может обнару­житься параллельное превосходство левого поля зре­ния в восприятии материала, обработка которого главным образом зависит от правого полушария. Для того чтобы показать наличие эффекта левого поля, сначала была использована задача на подсчет числа точек, выполнение которой, как известно, ухудшает­ся, если поражена правая височная доля (D.Kimura, 1963). (...)

При первом сравнении показателей полей зрения нормальным испытуемым в правом либо в левом поле зрения на 80 мс предъявлялись карточки, содержащие от 3 до 10 точек. Во всех опытах показатели левого поля были статистически значимо большими, чем показа­тели правого поля (D.Kimura, 1966). При идентифика­ции букв обычно наблюдается превосходство правого поля. Когда для подсчета числа элементов предлага­лись другие стимулы, было обнаружено превосходство левого поля при предъявлении геометрических фигур, но не при предъявлении букв. Идентификация букв была отчетливо более успешной, если они предъявля­лись в правом зрительном поле, однако в задании на оценку числа элементов идентификация не требова­лась и процедура для букв и фигур была идентичной. Тем не менее особенности восприятия двух разновид­ностей стимулов были различными. Этот факт иллюс­трирует общий результат наших экспериментов:

¹ Kimura D., Durnford M. Normal studies of the function of the right hemisphere in vision // Dimond S.J., Braumend J.G. (eds.). Hemisphere function in the human brain. London, 1974.

 

природа стимульного материала — вербальная или
невербальная — всегда является обязательным фак­
тором,.влияющим на появление межполевых разли­
чий. (...) '

Представляется вероятным, что одним из воз­можных факторов, влияющих на оценку числа стиму­лов, может быть создание точного пространственного плана, объединяющего множество стимулов, что может облегчать постэкспозиционный подсчет. В этом случае возможно было бы показать, что стимулы локализуются точнее, если они предъявляются в левом зрительном поле, а не в правом.

В первом эксперименте на пространственную ло­кализацию преэкспозиционное поле состояло из двух квадратов со стороной 7,62 см и точки фиксации, находящийся на равном расстоянии от каждого из них. В одном из квадратов — правом или левом — в течение 100 мс предъявлялись три точки в трех из 25 возмож­ных положений. Результат этого исследования, полу­ченный на 25 испытуемых, выявил различие, которое не являлось статистически значимым. Однако возник­ло впечатление, что испытуемые выполняли задание, реконструируя схему, состоящую из трех точек и квад­рата, и выполнение теста поэтому могло быть осно­вано скорее на запоминании этой схемы, чем на собственно пространственных процессах. (...)

При попытке снизить число факторов, которые могут благоприятствовать скорее схематизации, чем локализации, в следующем эксперименте в качестве преэкспозиционного поля был использован круг с точкой фиксации в центре. Одиночная точка экспо­нировалась в течение 10 мс в одной из 48 позиций, половина которых располагалась в правом, а другая половина — в левом поле. При такой процедуре имело место полное превосходство левого поля. (...)

Таким образом, можно заключить, что правое полушарие вносит значительный вклад в простран­ственную локализацию стимулов, по крайней мере в двумерной ситуации, описанной выше. Представ­ляется вероятным, что оно существенно участвует также и в восприятии глубины. Соответственно была предпринята серия исследований для того, чтобы сравнить точность восприятия глубины отдельно в левом и правом поле зрения.

В первом исследовании восприятия глубины (M.Dumford, D.Kimura, 1971) использовалась класси­ческая «камера глубины», которая прикреплялась за тахистоскопом. Конструкция была снабжена стерж­нями, расстояние до которых варьировалось. Фикси­рованный эталонный стержень находился в середине и совпадал с точкой фиксации. Подвижный стержень располагался в правом или левом зрительном поле на различных расстояниях от эталонного стержня, перед ним или за ним. И испытуемого просили определить, ближе или дальше по отношению к центральному стер­жню расположен подвижный стержень. (...)

Опыты показали, что положение подвижного стержня оценивалось точнее, когда тот находился в левом зрительном поле, а не в правом. Это исследо­вание, конечно, не говорит нам еще о том, какие из факторов восприятия глубины были преимущест­венно использованы правым полушарием. Очень важным фактором восприятия глубины является би­нокулярная диспаратность — тонкое различение об­разов, видимых разными глазами (R.S. Woorworth, H.Scholosberg, 1954). Для того чтобы показать, явля­ется ли бинокулярная информация необходимой или нет для появления эффекта левого поля, такое же задание предлагалось новой группе испытуемых, но только при монокулярном зрении, тем самым исклю­чались влияния бинокулярных факторов. (...) При та­ком задании не было выявлено различий между полями. По-видимому, для того, чтобы различным образом вовлекались механизмы правого и левого полушарий, необходим приток бинокулярной информации.

Следующий эксперимент был задуман для того, чтобы выяснить, могла ли быть вовлечена специа­лизированная функция восприятия глубины правого полушария в том случае, если бинокулярная диспа-ратность являлась единственным наличным факто­ром, т.е. является ли использование бинокулярной диспаратности достаточным условием для создания превосходства левого поля. В этом эксперименте ис­пользовалось предъявление двух двумерных изобра­жений, предъявлявшихся отдельно для каждого глаза и различавшихся таким образом, что возникало по­добие естественной диспаратности, которая бывает при заданном зрительном расстоянии. (...)

С этой точки зрения идеальными оказались слу­чайные точечные стереограммы, разработанные Б.Юлешом (...) (B.Julesz, 1968). Набор стереограмм случайных точек предъявлялся в правое или левое зрительное поле. (...)

Результаты снова выявили превосходство левого зрительного поля в восприятии глубины. В этом слу­чае единственным фактором являлась бинокулярная диспаратность. Это и предыдущее исследования вос­приятия глубины веско указывают на то, что имен­но при переработке бинокулярной информации проявляется специфический вклад правого полуша­рия в восприятии глубины. (...)

Клинические сообщения указывают на то, что при поражениях правого полушария в некоторых случаях наблюдается неточное восприятие горизонтали и вер­тикали (J.McFie et al., 1950). Был использован метод Ауберта, при котором стержень устанавливается в вер­тикальном или горизонтальном положении. Соответ­ственно в первом исследовании была использована модификация этого метода, который был изменен таким образом, чтобы быть пригодным для тахистос-копа (M.Dumford, 1971). Линии предъявлялись в левом или правом поле в течение 40 мс каждая. Наклон ли­ний варьировался от 15° до 165° с интервалами в 15°, угол в 90° был пропущ

ен. Результаты показали неболь­шое, но устойчивое превосходство левого зрительного поля при идентификации наклонов.

Р.К.Йин узнавание лиц у больных с поражением мозга:специфическая способность?

Руководствуясь объективными критериями, мож­но утверждать, что все человеческие лица в высо­кой степени сходны между собой. Однако, несмотря на это, у людей не возникает особых трудностей при различении одного лица от другого и при припоми­нании большого их числа спустя значительные про­межутки времени. (...)

Одна из возможных интерпретаций этих фактов заключается в том, что люди избирательно наделены способностью к памяти на лица. Другая могла бы заключаться в том, что узнавание лиц отражает лишь один аспект более общей способности дифферен-цирорать и запоминать различные зрительные объек­ты. Относительная легкость узнавания лиц в этом случае отражала бы широкий опыт людей, а не ис­пользование особых навыков. (...)

Исследование больных с поражениями мозга представляет уникальную возможность для сравнения двух вышеупомянутых точек зрения. Если бы опре­деленные поражения селективно ухудшали узнава­ние лиц, не ухудшая узнавание других объектов, то это послужило бы аргументом в пользу предполо­жения о том, что узнавание лиц является особой способностью. Напротив, в том случае, если бы и узнавание лиц, и узнавание других объектов ухуд­шались при одном и том же поражении, то было бы подтверждено обратное предположение. Однако в действительности не так просто определить, явля­ется ли дефект узнавания лиц специфичным дефек­том или нет.

Во-первых, существует один редкий синдром, при котором больные отмечают, что они не в состо­янии узнавать хорошо знакомых им людей на осно­вании только одних лицевых характеристик. Этот синдром известен с тех пор, как он впервые был описан Шарко (цит. по: Н.Нёсаеп, R.Angelergues, 1962). Д.Бодамер (1947) назвал этот дефект «прозопагно-зией» с целью подчеркнуть, что при этом наруша­ется процесс восприятия, специфичный для лиц, причем более элементарный, чем тот, который ис­пользуется для узнавания других объектов. Другие утверждали тем не менее, что данный дефект не является специфичным для лиц, а представляет со­бой часть более общего дефекта зрительного узнава­ния. (...)

В последние годы разработаны более тонкие тес­ты на узнавание лиц, они были предложены широ­кому кругу больных и не только тем, кто спонтанно жаловался на трудности узнавания лиц. В результате было четко установлено, что у больных с пораже­ниями задних отделов правого полушария наблюда­ются характерные нарушения, проявляющиеся в том, что они справляются с этими заданиями хуже, чем больные с поражениями левого полушария и нормальные контрольные испытуемые (В.МПпег, 1968 и др.). Однако в этих более тонких тестах ис-

¹ Yin R.К. Face recognition by brain-injured patients. A dissociable ability? // Neuropsychologia. 1970. V. 8. № 4.

 

пользовалось, как правило, узнавание незнакомых лиц, предъявляемых только в одной тестовой ситуа­ции. Поскольку прозопагнозия наиболее отчетливо влечет за собой неспособность узнавания хорошо знакомых лиц, то оказалось трудным определить, в какой степени эти дефекты, возникающие при по­ражении задних отделов правого полушария, связа­ны с прозопагнозией.

Непосредственные попытки установить эту связь привели к различным результатам. Э. де Ренци и др. (1968) показали, что больной с прозопагнозией чрез­вычайно плохо справлялся с батареей тестов на уз­навание незнакомых лиц. Недавно, однако, Х.Экаэн и А.Тзавара (1970) сообщили, что один из их паци­ентов, 17 лет страдавший прозопагнозией, нормаль­но справлялся с набором тестов на подбор пар лиц. Е.К.Воррингтон и М.Джеймс (1967) при прямой по­пытке оценить возможную связь сравнили узнава­ние знакомых и незнакомых лиц, несмотря на то, что больные с поражениями задних отделов правого полушария плохо справлялись с обоими заданиями, между этими двумя тестами не удалось установить никакой корреляции. (...)

Тем не менее вопрос о том, является ли дефект узнавания незнакомых лиц специфичным или нет, остается до сих пор нерешенным. Между тем только Э. де Ренци и Х.Спиннлер (1966) сравнивали между собой узнавание лиц и объектов. Они выяснили, что поражения задних отделов правого полушария, в от­личие от других односторонних поражений, ведут к ухудшению показателей выполнения трех различных тестов на узнавание. Азторы сделали заключение о том, что трудности узнавания лиц отражают общий дефект способности к тонким различениям. (...)

Для констатации материальной специфичности дефектов узнавания необходимо по крайней мере два теста, подобных по процедуре, но использующих различный материал. Если дефект материально-спе­цифичен, то один тип мозгового поражения будет избирательно ухудшать выполнение одного из двух тестов, тогда как второй тип мозгового поражения будет оказывать противоположное действие. (...)

Однако, если изучать дефекты лицевого узнава­ния вышеописанным образом, то его материально-специфическая природа может оказаться вновь под вопросом. Лица, например, в принципе очень схо­жи между собой, их различия очень тонки, так что найдется немного аналогичных тестов на узнавание объектов; всякий демонстрируемый дефект узнава­ния лиц не обязательно должен быть материально-специфическим, он мог бы оказаться следствием проявления различий в уровнях сходства. Один из возможных способов избежания этой дилеммы мо­жет заключаться в использовании двух заданий на лица, включающих схожий материал и процедуру, но тестирующий узнавание лиц в двух различных условиях. Четкая диссоциация результатов выпол­нения этих заданий ослабила бы силу гипотезы, апеллирующей к уровням сходства или различимос­ти объектов.

Были проведены эксперименты с нормальными взрослыми испытуемыми, в которых использовались два подобных задания на узнавание лиц (R.K.Yin, 1969). В этих экспериментах узнавание лиц сравни­валось с узнаванием трех других классов знакомых объектов, которые, как и лица, обычно присутст­вуют в окружающем человека зрительном прост­ранстве: фотографии зданий, рисунки силуэтов самолетов, изображения палочек. Выполнение этих заданий группой нормальных взрослых испытуемых

исследовалось в двух условиях: в условиях прямого и

перевернутого предъявления материала.

Переворачивание изображения затрудняло узна­вание обоих видов экспериментального материала. Однако узнавание лиц при переворачивании ухудша­лось непропорционально: в условиях прямого предъяв­ления материала запоминание лиц представляло собой легкое задание сравнительно с запоминанием объек­тов, однако при перевернутом предъявлении оно оказывалось более сложным. Кроме того, анализ ин­дивидуальных различий испытуемых выявил любо­пытный факт: у всех людей наблюдались большие затруднения с перевернутыми лицами, но те, кто лучше справлялись с запоминанием лиц, располо­женных прямо, как правило, особенно плохо справ­лялись с запоминанием перевернутых лиц, тогда как те, кто хуже справлялись с прямо предъявленными лицами, показывали лучшие результаты при запо­минании перевернутых лиц. Такую отрицательную корреляцию не удалось установить для другого мате­риала — испытуемые, лучше других выполнявшие задание в прямом условии, оказывались лучшими и при выполнении задания в условии предъявления ма­териала в перевернутом положении.

Этот результат говорит о том, что лица отличают­ся от любого другого материала. Некоторый процесс, специфичный для лиц, возможно, облегчает узнава­ние прямо расположенных лиц, но не играет никакой роли при узнавании другого материала, включая и перевернутые лица. Эти тесты на узнавание прямых и перевернутых стимулов могли бы быть теми двумя тестами на узнавание лиц, которые удовлетворяют требованиям исследования больных с мозговыми по­ражениями. Для подтверждения предположения о процессе узнавания, специфичном для лиц, были выд­винуты две гипотезы относительно выполнения этих тестов больными с мозговыми поражениями: 1) пора­жения задних отделов правого полушария, вероятно, ведут к ухудшению узнавания нормально предъявлен­ных лиц, т.е. лиц в прямом положении сравнительно с другими односторонними поражениями, и в то же время будут приводить к меньшему ухудшению узна­вания лиц в перевернутом положении; 2) подобное соотношение, если оно будет найдено для узнавания лиц, не будет сохраняться при узнавании другого зна­комого и значимого материала. (...)

Все 37 пациентов с проникающими мозговыми ранениями были разделены на 5 категорий: пациенты с билатеральными поражениями, пациенты с од­носторонними (правыми и левыми лобными пора­жениями) и пациенты с односторонними (правыми или левыми) поражениями других нефронтальных областей. (...)

Использованная методика была аналогичной ме­тодике из предыдущего исследования (R.K.Yin, 1969). Она состояла из 64 черно-белых фотографий лиц и 64 фотографий зданий.